А въ пустынё, святыхъ мёстъ
Тамъ и надо нести крестъ.
Знаю, тяжко подъ крестомъ;
Но награда: рай съ Христомъ.
А не будешь крестъ нести,
Такъ и душу не спасти.
Крестное ж ношенье -
Терпёть изкушенье.
Обуяютъ тебя страсти,
Придутъ разные напасти,
Тёлу - трудъ, молитвё - ночь,
Отойдутъ и страсти прочь.
А то какъ ихъ побёдишь,
Когда пьешь ты, ёшь да спишь.
Тёмъ творишь душё препону,
Рабъ не Богу ты - мамону.
А мамонъ нашъ, что лукавый
Уклоняетъ въ путь неправый.
Ты обязанъ плоть питать,
Но досыта не давать.
Вкушать мало не роптать:
Сть - что будутъ подавать,
Будешь здравъ всегда, ретивъ
И на дёло не лёнивъ.
Ну, а д\явольск\е козни,
Хотя острые какъ гвозди -
Ихъ легко ты побёдишь,
Если самъ себя смиришь.
Но коль будешь гордъ, надменъ,
Всёми самъ будешь презрёнъ,
Тёмъ себя ожесточишь
И невольно въ м\ръ сбёжишь.
А въ м\ру хуже юрода
Будешь смёшищемъ народа,
Жизнь въ несчастьё проведешь
И разстригою помрешь.
Так не слушай бёса люта,
А держись сего маршрута.
Монахъ молча и со вниман\емъ выслушалъ, поклонился Ивану Яковлевичу до земли и ушелъ, не сказавъ никому ни слова.
У одного священника находился въ Преображенской больницё на излёчен\и психически больной сынъ его; священникъ, навёщая сына, зашелъ къ Ивану Яковлевичу и сталъ жаловаться, что Богъ такъ жестоко и немилосердно его наказуетъ, поразивши сына такой ужасной болёзнью, легче бы смерть его онъ перенесъ, нежели видёть его живого, но сумасшедшего, и за что это такая немилость Господа къ нему, несчастному! Иванъ Яковлевичъ долго слушалъ сётован\я священника на горькую судьбу свою и ничего не отвёчалъ; наконец, когда священникъ поуспокоился, Иванъ Яковлевичъ, подозвавъ его къ себё, говоритъ: сами мы во всемъ виноваты, а на Бога печалуемся, протри хорошенько очки-то, да и загляни въ свое прошлое, не было случая, чтобы ты когда-либо, по слову Спасителя, нагого одёлъ, или странника въ домъ пустилъ, или бёднаго больнаго навёстилъ: послё этого какое же ты имёешь право за свое немилосерд\е требовать отъ Бога милосерд\я.
Авдотья Савишна, нынё преклонныхъ лётъ старушка, о которой сказано выше, ежедневно посёщавшая Ивана 
Яковлевича и ему прислуживавшая и, слёдовательно, какъ очевидица всёхъ дёйств\й его, передала нёсколько случаевъ, которые здёсь описаны; но большая часть ихъ, по отзыву ея, остались ею совершенно забыты или не поняты, которыхъ она и передать была не въ состоян\и. О себё самой она разсказывала такой случай:
-Сижу я у Ивана Яковлевича, а онъ взглянулъ на меня такъ проницательно и говоритъ: отъ чего твои очи ходятъ всё по ночи?
-Напротивъ, - говорю, - батюшка, я ночей ужасно боюсь, потому что трусиха страшная и ночью никуда не хожу, даже отъ всенощной возвращаюсь домой почти бёгомъ.
- Наши ночи, Авдуся, не страшны, есть страшнёе. Тутъ я пристала къ нему объяснить мнё, о какихъ онъ страшныхъ ночахъ говоритъ; нечего,- отвёчаетъ, объяснять, сама увидишь; такъ я въ этотъ день и ушла отъ него, ровно ничего не понявшая, къ чему и для чего онъ мнё говорилъ о какихъ-то страшныхъ ночахъ. Пришла домой, поужинала и прилегла на диванъ полежать только, отдохнуть, да и уснула. Вижу во снё, что я блуждаю гдё-то ночью и ночь до такой степени темна, что ничего не видать; но слышу, гдё-то отдаются человёческ\е голоса, какъ бы стонъ какой, иду по направлен\ю этихъ голосовъ и слышу между ними знакомый мнё голосъ родного брата моего умершего: "Дуняша, - говоритъ, - вытащи меня"; -а гдё ты? спрашиваю, отвёчаетъ: "въ болотё"; -какъ, говорю, ты туда попалъ? "Сила нечистая затащила", - отвёчаетъ. Ну, такъ повремени,- говорю,- пока я сбёгаю къ Ивану Яковлевичу и спрошу его, какъ тебя вытащить. Въ это время по направлен\ю востока сталъ появляться разсвётъ, я такъ обрадовалась, что бёгомъ пустилась къ просвёту, а ночь, какъ стёна черная, осталась сзади меня, я же бёгу, спёшу, опасаясь, какъ бы эта ночь не догнала и не накрыла меня; наконецъ добёгаю до просвёта, узнаю мёстность Преображенской богадёльни, но самого здан\я богадёльни не вижу, а вмёсто здан\я взору моему представилась зеленёющая долина и отлог\й берегъ, спускающ\йся въ спокойное, колеблющееся море, на берегу пасется огромное стадо какъ снёгъ бёлыхъ овецъ съ ягнятками, и между ними пастухи, къ которымъ я и направилась; а на морё недалеко отъ берега, вижу, покачивается большой парусный корабль, и на немъ, около руля, стоитъ Иванъ Яковлевичъ; по приказан\ю его съ корабля были спущены матросами на берегъ переходы, по которымъ все стадо овецъ съ ягнятками, пастухами и я съ ними были взяты на корабль; въ это время оставшаяся сзади меня черная ночь, какъ стёёна, стала быстро на насъ надвигаться, я ужасно изпугалась, а Иванъ Яковлевичъ, какъ бы командиръ корабля, кричитъ матросамъ: "Отчаливай!" Вижу, матросы забёгали, встрепенулись, одни рубятъ канаты, друг\е поднимаютъ паруса, корабль дрогнулъ и двинулся тихо отъ берега въ открытое море, я и проснулась. Сонъ этотъ, несмотря на десятки протекшихъ лётъ, такъ запечатлёлся въ моей памяти, что я его до подробностей помню, какъ бы только вчера видёла. Наутро пришла къ Ивану Яковлевичу, а онъ съ улыбкою встречаетъ меня и говоритъ: "А я ждалъ тебя, ждалъ, Авдуся, насилу-то ты приплыла".
Въ числё больныхъ Преображенской больницы во время жизни Ивана Яковлевича находилась тоже загадочная личность, это священникъ отецъ Самсонъ; но онъ не принималъ на себя никакого юродства и ничёмъ не проявлялъ себя, чтобы выдёляться отъ другихъ больныхъ, всегда былъ тихъ и молчаливъ; съ нимъ-то единственно Иванъ Яковлевичъ сбрасывалъ съ себя маску добровольнаго юродства и дружески бесёдовалъ, какъ бы съ товарищемъ по духу; съ нимъ однимъ Иванъ Яковлевичъ ходилъ и въ баню. Вотъ какимъ образомъ отецъ Самсонъ провидёлъ свою кончину земной жизни. Разъ какъ-то подъ вечеръ Авдотья Савишна по обыкновен\ю сидёла у Ивана Яковлевича, въ это время взошелъ къ нему отецъ Самсонъ и проситъ Ивана 
Яковлевича заготовить стаканъ желтаго меду и желтаго воска свёчу. Авдотья Савишна тотчасъ же сбёгала въ лавочку и все требуемое принесла, тогда Иванъ Яковлевичъ зажегъ свёчку, поставилъ ее въ медъ и сталъ прощаться съ отцомъ Самсономъ, кланяясь ему до земли, проводивши его до самой двери, вскорё и Авдотья Савишна ушла домой; а на другой день Авдотья Савишна, идя къ Ивану Яковлевичу, встретила служителя Миронку, который ей передалъ, что отецъ Самсонъ въ ночь душу Богу отдалъ, а тёло вынесли въ часовню. Авдотью Савишну такъ это поразило, что она вся въ слезахъ бросилась къ Ивану Яковлевичу; а онъ встретилъ ее словами: "Не плачь, Авдуся, ступай въ часовню да положи за усопшего двёнадцать поклоновъ"; она пошла, гдё и увидала купленный ею наканунё и медъ въ стаканё, и самую свёчку, затёмъ положивши двёнадцать поклоновъ, она невольно засмотрелась на лицо покойника, такъ оно было благообразно; когда же возвратилась къ Ивану Яковлевичу, то онъ ей сказалъ: "Авдуся, ты на покойниковъ-то поменьше гляди, а чаще поклоны клади - это имъ нужнёе".
Въ Енисейскую губерн\ю по казенной надобности командированъ былъ одинъ чиновникъ, живш\й съ женою и дётьми въ Сокольникахъ. Чиновникъ этотъ, гдё-то въ компан\и увлекшись карточною игрою, проигралъ казенные деньги и, будучи чрезъ то въ безвыходномъ положен\и, рёшился скорёе наложить на себя руки, нежели подпасть подъ уголовный судъ и тёмъ опозорить семью; въ это время одинъ изъ его знакомыхъ предложилъ ему съёздить къ Ивану Яковлевичу, увёряя его, что Иванъ Яковлевичъ имёетъ вл\ян\е на своихъ поклонниковъ, а изъ числа ихъ есть люди очень состоятельные, да и кромё, того самая бесёда съ нимъ успокаиваетъ душу и человёкъ будетъ глядёть на свое положен\е иначе; чиновникъ, не бывавши ни разу у Ивана Яковлевича, согласился идти; заплативъ чуть «не послёдн\й двугривенный, вошелъ, а у Ивана Яковлевича» какъ нарочно въ этотъ день было, такое множество посётителей, что въ комнату едва было можно продраться, такъ что чиновникъ пожалёлъ о своемъ двугривенномъ, видя, что ему не протискаться до Ивана Яковлевича, а Иванъ Яковлевичъ въ это время потребовалъ себё листъ бумаги и писалъ уже карандашомъ просительное письмо къ Высокопреосвященнёйшему Филарету, которое окончивъ, самъ отыскалъ несчастнаго чиновника и, вручая ему образъ преподобнаго Серг\я и бумагу, приказалъ тотчасъ же отправляться ко Владыкё, вручить ему бумагу и дождаться отвёта, что чиновникъ немедленно и изполнилъ. Одно только со сторонняго было неблаговидно, что онъ, получивши отъ Владыки денежное вспомоществован\е, уёхалъ съ семьею въ Енисейскую губерн\ю, не поблагодаривъ лично Ивана Яковлевича, спасшего, можетъ быть, его отъ самоубийства. Одинъ богатый татаринъ, живш\й на Татарской улицё, въ своемъ домё, за Москвой-рёкой, слышалъ отъ кого-то объ Иванё Яковлевичё и о его благотворныхъ совётахъ, вздумалъ передъ отъёздомъ на Нижегородскую ярмарку зайти въ Преображенскую больницу; наконецъ выбралъ свободное времечко, приходитъ и спрашиваетъ Ивана Яковлевича, хорошо ли онъ будетъ въ Нижнемъ торговать, обёщаясь гостинца оттуда привезти, и затёмъ садится, не получивши никакого отвёта на свой вопросъ, но сёлъ какъ разъ къ образамъ и по обыкновен\ю въ ермолкё; Иванъ Яковлевичъ обращается къ Авдотьё Савишнё: "Авдуся! сними съ него ермолку, спрячь за пазуху, а его возьми за ручку, подведи къ иконё Бож\ей Матери приложиться. Въ это время служитель Миронка и проч\е посётители стали кричать на Авдотью Савишну, чтобы она не допускала татарина до св. иконы, но Авдотья Савишна, не слушая ихъ, подвела татарина къ иконё, предварительно снявши съ него ермолку, татаринъ щекою приложился къ св. иконё Царицы Небесной и заплакалъ, а 
Иванъ Яковлевичъ въ это время подошелъ къ нему, благословилъ его обёими руками и отпустилъ съ миромъ. Въ Нижнемъ татаринъ со всемъ своимъ семействомъ принялъ Православ\е и посёщалъ Ивана Яковлевича до самой его смерти.
Ровно за годъ, разсказывала Авдотья Савишна, до объявлен\я Севастопольской войны, Иванъ Яковлевичъ заставлялъ всёхъ безъ изключен\я своихъ посётителей щипать корп\ю и заготовлять сухари, такъ что, бывало, придешь къ нему и видишь, что всё поголовно сидятъ и щипютъ корп\ю, для чего каждый приносилъ изъ дома тряпокъ, а сухари заготовлялись дома. Въ 1855 году, 18 февраля, сидёли мы, говоритъ Авдотья Савишна, у Ивана Яковлевича, онъ, вопреки обыкновен\ю, въ этотъ день ни съ кёмъ не говорилъ ни слова, былъ грустенъ, задумчивъ и все нётъ-нётъ да и взглянетъ на св. иконы, такъ что мы думали, что не заболёлъ ли онъ, ужасно всё перетревожились и его не безпокоили никакими вопросами; вдругъ Иванъ Яковлевичъ приподнялся съ пола, посмотрелъ на иконы, потомъ на насъ всёхъ, а у самого на глазахъ слезы, и говоритъ:
-Нётъ у насъ, дётушки, болёе Царя, уволенъ рабъ отъ господей своихъ, онъ теперь какъ лебедь на водахъ, нынё Александръ въ правоту Росс\и свётъ.
Мы, сидёвш\е въ это время, ровно изъ словъ его ничего не поняли, а на другой день, вижу, по Москвё наразхватъ покупаютъ афишки, спрашиваю:
-Что такое? О чемъ афишки?
Отвёчаютъ, что Императоръ Николай Павловичъ умеръ и на престолъ вступилъ Александръ II, тутъ-то я и вспомнила о значен\и словъ Ивана Яковлевича.
Однажды Авдотья Савишна разпотёвши пробыла долго на сквозномъ вётру и сильно простудилась, такъ что у ней образовалась головная рожа и возпалительная опухоль отъ головы по лбу стала уже захватывать лицо, которое разнесло до безобраз\я; доктора дали ей какую-то мазь съ микстурой и предупредили ее, чтобы она ни въ какомъ случаё не умывалась водою и вообще остерегалась бы мочить опухоль; привыкши ежедневно бывать у Ивана Яковлевича, она не вытерпёла, пришла къ нему чрезъ силу, и только что она вошла къ нему, а онъ какъ плеснетъ ей въ лицо водою, всю обдалъ, она такъ и ахнула, а къ вечеру, пока она сидёла у него, опухоль пропала, такъ что домой она возвратилась совершенно здоровая.
У Авдотьи Савишны была сестра, которая любила ходить по богомольямъ, и вотъ какъ-то она ушла и болёе не возвращалась, даже и Авдотья Савишна объ ней по долгомъ времени какъ бы и забыла совсемъ. Разъ какъ-то, разсказывала Авдотья Савишна, пришла я къ Ивану Яковлевичу и вижу, у него сидитъ какая-то странница, на колёни къ которой онъ положилъ свою голову. Увидавши меня, Иванъ Яковлевичъ говоритъ: "Авдуся! помой ты ей ноги, шла она ко мнё отъ Нила преподобнаго и притомилась". Принесла я воды и стала освобождать ея ноги отъ обуви, какъ взглянула я «а ея ноги, сердце даже замерло все въ ужаснёйшихъ ранахъ, а батюшка тёмъ временемъ, пока я еще разувала ее и не видала еще ранъ,- уже приказалъ Миронкё служителю подать изъ лампадки елея, которымъ я и помазала ея раны и ноги обернула свежими тряпками; окончивши работу, тутъ только я въ лицо странницы взглянула, она на меня такъ же, обё зарыдали и бросились другъ другу въ объят\я - странницей оказалась пропадавшая столь долго сестра Авдотьи Савишны.
Въ числё обычныхъ посётителей ходила къ Ивану Яковлевичу женщина, по имени Дарьюшка, притворявшаяся юродивою; но вообще была существо двуличное, у разкольниковъ, напримёръ, она молилась двумя перстами, а у насъ молилась по-нашему; всё дёйств\я Ивана Яковлевича осуждала и насмёхалась; разъ какъ-то она сидитъ, а Иванъ Яковлевичъ и говоритъ ей: - "Жаль мнё тебя, Дарьюшка, а придется тебё крестъ достать и приложиться". -Какой, спрашиваетъ, крестъ? "А вонъ видишь, - показываетъ на к\оту 
съ крестомъ, висёвшую на стёнё довольно высоко, - достанешь?" Отвёчаетъ: достану. Подставили столъ, на него стулъ, влезла Дарьющка и приложилась ко кресту. А Иванъ Яковлевичъ видимо жалёлъ о ней, что она достала крестъ. Надо замётить, что Дарьюшка изъ благодёян\я проживала въ домё фабрикантовъ Гучковыхъ, въ фабричномъ здан\и, куда по уходё отъ батюшки и отправилась, а тамъ въ эту ночь произошелъ пожаръ и Дарьюшка, спасая свою жизнь, выбросилась изъ четвертаго этажа здан\я и разшиблась до смерти.
Когда я составлялъ, эту книгу, то живущ\й со мною подъ одною кровлей старецъ, штабсъ-капитанъ Е., разсказалъ про себя случай. Во времена его молодости матери желалось видёть его при жизни своей женатымъ; и вотъ какъ-то явилась она къ Ивану Яковлевичу съ вопросомъ: будетъ ли ея сынъ Павелъ женатъ? На что Иванъ Яковлевичъ отвётилъ: тогда твой Павелъ женится, когда быкъ отёлится. Старикъ этотъ до сихъ поръ холостякъ, такимъ, конечно, пойдетъ и въ могилу, ибо ему уже 70 лётъ съ излишкомъ.
По достижен\и Иваномъ Яковлевичемъ преклонныхъ лётъ и начинающихся появляться болёзней онъ, по убёжден\ю племянницы своей, жены д\акона, написалъ, въ утёшен\е ей, къ кому-то изъ высокопоставленныхъ лицъ письмо слёдующего содержан\я: "Обратите милостивое ваше вниман\е на Ивана Яковлевича, изходатайствуйте ему сверлу изъ больницы на чистый, прохладный воздухъ, къ родной племянницё моей д\аконицё Мар\и. За таковое ваше милосерд\е воздастъ вамъ Богъ и Господь и Духъ Святый, во Единой Троицё славимый! Аминь". Поэтому письму хотёли Ивана Яковлевича дёйствительно выпустить изъ безумнаго дома, но когда ему объявили это, подсказалъ, что идти никуда не хочетъ, а тёмъ болёе во адъ.
Послёдн\е три года передъ наступлен\емъ 1861 года Иванъ Яковлевичъ все больше лежалъ, а въ началё 1861 года онъ замётно сталъ ослабёвать въ силахъ.
Иванъ Яковлевичъ всегда особо чтилъ великую субботу и пр\общался Святыхъ Тайнъ; Иванъ Яковлевичъ, раздавши бывшимъ у него посётителямъ просфоры, сказалъ: "Поздравляю васъ съ новымъ годомъ, съ утренней авророй". У всёхъ тогда же явилась мысль: не о своемъ ли вёчномъ утрё говорилъ онъ? Между тёмъ онъ продолжалъ:
-А Иванъ Яковлевичъ проситъ всёхъ пожаловать къ нему въ день его патрона, четырнадцатаго сентября.
Одна дёвица, сидёвшая близъ него, начала цёловать его голову, а онъ, какъ бы запрещая, сказалъ ей:
-Не цёлуй меня при народё.
-А когда бываете вы одни?- спросила она.
-А вотъ въ праздникъ Воздвижен\я Креста Христова,- отвёчалъ онъ,- Иванъ Яковлевичъ останется одинъ-одинешенекъ, при немъ никого нётъ: ни тетушки, ни дядюшки, ни братца, ни сестрицы, ни, ни, никёмъ нёкого. Тогда приди да всего и поцёлуй меня (14 сентября былъ девятый день по кончинё его).
-Какъ же никого,- продолжала дёвица,- въ этотъ день прежде у васъ много бывало народа. Будутъ и теперь.
Отвёчалъ онъ:
-Да не пировать, а всё будут богомольцы.
Съ приближен\емъ кончины умножилась и болёзнь старца, открылся кашель, постоянная мокрота мёшала занят\ямъ его. Сорокъ три года проведя въ больницё, онъ не тяготился тяжестью своихъ подвиговъ и при упадкё физическихъ силъ не дозволялъ себё ни малёйшей льготы и до послёдняго дня держалъ себя, такъ, какъ бы только начиналъ знакомиться съ трудомъ, а лежалъ, какъ и всегда, на полу изнемогающимъ тёломъ; даже и головё своей не давалъ покоя, не клалъ ее на подушку, а при сильномъ изнеможен\и, если и клалъ ее иногда, то также на полъ, и самое писан\е отвётовъ на присылаемыхъ съ вопросами запискахъ прекратилъ только за сутки до смерти; любовь къ ближнему превозмогала въ немъ всё немощи и страдан\я.
Сентября 6-го дня, рано утромъ, Иванъ Яковлевичъ попросилъ священника, чтобы, по обряду церковнаго 
чиноположен\я, совершилъ надъ нимъ все, что нужно для приготовлен\я къ переходу въ загробную жизнь; что и было выполнено тщательно. Послё пр\общен\я Св.Тайнъ изнемогающ\й страдалецъ былъ немедленно соборованъ св. елеемъ, а въ началё третьего часа дня священникъ прочелъ надъ нимъ отходные молитвы. Въ это время мног\е подходили къ умирающему проститься въ послёдн\й разъ, а нёкоторые спрашивали, когда и какою смерт\ю покончатъ свое земное существован\е, и всё получали отвёты; подошелъ и служитель его "Миронка", и ему онъ предрекъ, первому послё себя, переселен\е въ вёчность. Такъ и сбылось на дёлё, онъ вскорё умеръ; отцу же моему сказалъ; "Ты въ огнё сгоришь". Здёсь же одна женщина, желая изпросить благословен\я на то, что принесла она много хлебовъ и не знала кому ихъ передать, подошла къ умирающему. Онъ слабымъ и едва внятнымъ голосомъ сказалъ ей: "Боже, благослови для нищихъ и убогихъ, неимущимъ старцамъ въ богадёльнё"; потомъ, помолчавъ нёмного, приподнялъ руку и сказалъ громко: "Спаситеся, спаситеся, спасена буди вся земля!". Это были его послёдн\е слова, и съ этими словами сомкнулись навёкъ уста великаго старца.
На другой день послё кончины Ивана Яковлевича богатыми почитателями его приглашенъ былъ профессоръ живописи снять съ покойнаго портретъ. Но только что онъ принялся за работу, какъ лицо покойнаго тотчасъ же стало измёняться и появились подтеки и опухоль. Профессоръ долженъ былъ удалиться, не снявши портрета; но при жизни Ивана Яковлевича имёлись даже съ него бюсты. Одинъ изъ таковыхъ былъ лично у меня, но по неосторожности кёмъ-то изъ домашнихъ послё смерти Ивана Яковлевича разбитъ.
Тёло покойнаго Ивана Яковлевича стояло непогребеннымъ пять дней, въ течен\е которыхъ было отслужено болёе двухсотъ панихидъ, а стояло непогребеннымъ оно потому, что относительно похоронъ произошли препирательства между усердствующими: одни желали, чтобы тёло Ивана Яковлевича было похоронено въ Смоленскё, на его родинё, друг\е - въ Покровскомъ монастырё, а нёкоторые - въ Алексёевскомъ; но митрополитомъ Московскимъ уважено было ходатайство родной племянницы покойнаго, бывшей въ замужествё за д\акономъ церкви села Черкизова, гдё и было совершено погребен\е.
На могилё покойнаго; обнесенной оградою, въ правой сторонё отъ церкви лежитъ чугунная плита съ изображен\емъ на ней имени его и времени кончины. Подлё этой могилы покоится прахъ Павла Абрамовича Аладьина и невдалекё, въ головахъ, похороненъ мой отецъ, согласно предсмертной волё его.
Кончина отца, согласно предсказан\ю Ивана Яковлевича, послёдовала при слёдующихъ обстоятельствахъ: подъ конецъ жизни отецъ выстроилъ, въ Сыромятникахъ двухэтажный домъ и послё предсказан\я Ивана Яковлевича, что онъ "въ огнё сгоритъ", не было той ночи, въ которую бы отецъ могъ предаться безмятежному сну. Онъ нёсколько разъ каждую ночь вставалъ, осматривалъ дворъ и всё углы дома, опасаясь пожара и быть сожженнымъ заживо; но предрёчен\е изполнилось совершенно инымъ образомъ. Онъ какъ-то по неосторожности напился холоднаго и получилъ «возпален\е желудка» вслёдств\е чего внутренн\й жаръ у него былъ настолько великъ, что отецъ до самой смерти кричалъ: "Батюшки, горю, помогите!". Этой болёзнью въ полной памяти и скончался онъ.
На могилё въ день погребен\я Ивана Яковлевича было отслужено семьдесятъ панихидъ, а затёмъ долгое время продолжались до двадцати панихидъ ежедневно[4].
А.Ф. Киреевъ
МОЛИТВА О ВОЗСТАНОВЛЕНIИ
ЦАРСТВА РУССКАГО
Господи, Боже нашъ, пр\ими молитву нашу о Церкви Твоей Святёй приносимую, о всёхъ людехъ Твоихъ, ихже освятилъ еси честною Твоею Кров\ю. Пр\ими молитву с\ю о благовёрныхъ Царехъ и Царицехъ, Князехъ и Княгинехъ, епископехъ и священницехъ, монасехъ и бёльцехъ, воинехъ и младенцехъ, за Вёру, Царя и Отечество подвизающихся, наипаче же отъ жидовъ и инёхъ клевретъ сатанинскихъ умученныхъ. И молитвами ихъ сокруши и разори жертву беззаконную, на земли Росс\йстёй бёсовомъ приносимую.
Даруй всёмъ христ\аномъ уразумёти, яко за измёну нашу клятвопреступную Ты отъялъ еси Царя отъ народа Своего. Открый Твоимъ людемъ умныя очи сердечныя, видёти, яко отъ тоя измёны куплены вси кров\юсвятаго Царя Николая, Христу въ подоб\е, дабы соборнё славити намъ Царя изкупителемъво Христову Славу, и тако отъ разкаян\я въ покаян\е пр\идемъ, для того бо куплены отъ соборныя смерти; и даруй намъ на послёдняя времена Царя Самодержавнаго и Православное Царство его въ щитъ и огражден\е, сохранен\е и спасен\еЦеркви святёй Своей.
Помяни и ны, и вся люди Твоя, отцы и брат\ю нашу о возстановлен\и Царства Православнаго подвизающихся и укрёпи силою Духа Твоего Святаго во бранехъ до конца претерпёти и устояти, и вёнцевъ небесныхъ сподоби. Твое бо есть еже миловати и спасати ны, Боже нашъ, и Тебё славу возсылаемъ, Отцу и Сыну и Святому Духу, нынё и присно, и во вёки вёковъ. Аминь.
РУССКIЙ С`МВОЛЪ ВЁРЫ
(Молитва св. Феодос\я Кавказскаго)
Вёрую, Господи, въ Православное Царское Самодержав\е, Духомъ Святымъ клятвенно утвержденноена вёчные времена освященнымъ Соборомъ и русскимъ народомъ для мира и благоденств\я нашего Отечества и для спасен\я души, какъ учили о томъ же и всё святые угодники Бож\и русск\е послёднихъ вёковъ. Аминь.
МОЛИТВА ОБЪ ОБРЕТЕНIИ ЦАРЯ
Русская Держава безъ покрова. Вёнецъ ея осиротёлъ, Отечество рыдаетъ не имёя Отца. Поднож\е Престола Бож\я - въ руках поругателей. Пр\иди къ намъ сладчайшая Надежда всей Земли, Русск\й Царь, по сердцу Вышняго. Взыди надъ нами Солнце ясное, селен\е Христово, радуйся яко исполинъ, побёдитель тьмы. Аминь.
72,1,70,3,68,5,66,7,64,9,62,11,60,13,58,15,56,17,54,19,52,21,50,23,48,25,46,27,44,29,42,31,40,33,38,35
36,37,34,39,32,41,30,43,28,45,26,47,24,49,22,51,20,53,18,55,16,57,14,59,12,61,10,63,8,65,6,67,4,69,2,71
2,71,4,69,6,67,8,65,10,63,12,61,14,59,16,57,18,55,20,53,22,51,24,49,26,47,28,45,30,43,32,41,34,39,36,37
[1] Все вышеизложенное передано богобоязненной старушкой, сестрою Ивана Яковлевича (Брошюра. М. 1869 г., стр. 6).
[2] Сочинен\е Баркова, 1865г.
[3] Въ 1896 году умеръ
[4] Очеркъ Москвы Скавронскаго, стр. 212.