Колыбельная песня-заговор из Ашшура
Текст хранится в Государственном Эрмитаже. Издание на русском языке В.К. Шилейко. «Житель потемок прочь из потемок...» // Доклады Академии наук СССР. Серия В, 1929, БВЛ. — Т.1. - С. 221.
9- Богиня Анту — супруга бога Ану (шумер. ан). В данном тексте оба бога выступают как верховные покровители врачевания и божеств-врачевателей.
11-12. Даму, Гула и Нинакукуттум (Нинахакудду) -божества-врачеватели, охраняющие здоровье людей, а также покровители целительного колдовства.
И. Дьяконов
«КОГДА АНУ СОТВОРИЛ НЕБО...»
Заговор против зубной боли
На русском языке полностью публикуется впервые.
Заклинание против зубной боли датируется нововавилонским временем (после VI в. до н.э.), однако колофон указывает, что это копия более раннего текста. В документах из Мари старовавилонского времени была найдена табличка заклинания против больного зуба, но с текстом на хурритском языке, и, судя по отдельным понятным словам, данному нововавилонскому она не соответствует.
7-8. Употреблена трафаретная эпическая формула.
11. Букв.: «Я дам тебе спелых фиг...»
18-19- Букв.: «И в челюсти буду глодать глодание ее».
20. Букв.: «Укрепи колышек (острие) и ухвати его за ноги». По мнению современных специалистов-стоматологов, речь идет об удалении (экстракции) больного зуба. Под «зубным червем», возможно, подразумевается воспаленная пульпа, внешне напоминающая червя.
22-23- Расположение строчек в подлиннике несколько иное:
22. Да поразит (ударит) тебя Эйа в мощи (силою)
23- руки своей».
В. Афанасьева
«РАБ, ПОВИНУЙСЯ МНЕ!..»
Разговор господина с рабом
На русском языке в стихотворном переводе публикуется впервые. Прозаический перевод см.: Струве В.В. // «Раб, повинуйся мне!» // Религия и общество. — Л., 1926. — С. 41—59
Это произведение в современной науке называется также «Диалог о пессимизме». Оно дошло до нас в пяти более или менее поврежденных списках из Ассирии и Вавилонии. Старейший из списков датируется VII в. до н.э., наиболее поздний — селевкидским периодом (IV—II вв. до н.э.). Сам текст относится, предположительно, к X в. до н.э. «Диалог» был в древности весьма популярен и имел хождение в нескольких вариантах. Контаминация вариантов и привела, видимо, к путанице в IV—V строфах. В предлагаемом переводе впервые сделана попытка дать предположительную реконструкцию этих строф. Наш перевод отличается от предшествующих также и в ряде других мест.
III. Раздумав ехать во дворец, т. е. стать придворным, вельможей (строфа I), Господин решает сделаться бродягой. Ср. также: «Царь всех обиталищ...», коммент. к 1,9.
IV-V. Предполагаемое восстановление этих строф основано на сохранившихся частях строк и вариантах. Строки, не имеющие нумерации, отсутствуют во всех известных вариантах и добавлены переводчиком по смыслу.
VII. Раздумав обзаводиться семьей (IV), Господин желает предаться «свободной» любви.
VIII. Вместо того чтобы поесть самому (II), Господин решает покормить бога, т. е. принести ему жертву. Раб объясняет, что и это бессмысленно, ибо бог капризен и требования его бесконечны. (Букв.: «...То он требует от тебя обрядов, то говорит: „Не задавай вопросов своему богу!", то требует чего-либо еще».)
IX. Ответчик в суде (V) — обычно должник, смиренный бедняк. Господин хочет стать ростовщиком, богачом, которому часто приходится судиться с должниками. Таблица «е» содержит менее выразительный вариант этой строфы:
«Раб, повинуйся мне!» — «Да, господин мой, да!»
«Раздам-ка я пропитанье моей стране!» —
«Верно, раздай, господин мой, раздай.
У человека, что раздает пропитанье своей стране, зерно
Без счета». —
«Нет, раб, не раздам я пропитанья
своей стране!»
«Не раздавай, господин мой, не раздавай.
Зерно твое они съедят, а рост на зерно
Недодадут тебе, а тебя будут клясть беспрестанно».
X. Отказавшись от намерения учинить злодейство (VI), Господин хочет сделать доброе дело. Строка 76 — иронический парафраз строки из поэмы «О все видавшем>> (табл. I,I,16): «Поднимись и пройди по стенам Урука...»
XI. Здесь формулируется конечный вывод о бессмысленности любых поступков и самой жизни. Строки 83-84 — цитата (в аккадском переводе) из шумерской поэмы «Жрец к Горе бессмертного...», одной из многих предшественников аккадского эпоса о Гильгамеше (20-29). Там эти слова служат обоснованием героического идеала, здесь — решающим доводом для отвержения жизни: раз нельзя получить все, не надо ничего.
В. Якобсон
«НИППУРЕЦ, МУЖ СМИРЕННЫЙ И БЕДНЫЙ...»
Сказка о ниппурском бедняке
На русском языке: Древний Восток. I — М., 1975. — Т. 1. -
С. 220-224.
Вавилонская поэма о «ниппурском бедняке», очевидно, представляет собой литературно обработанную запись устной народной сказки. Данный сказочный сюжет широко распространен в мировом фольклоре: указатель сказочных типов Ст. Томпсона дает под номером 1538 большое число аналогичных сказок — арабских, испанских, итальянских, французских, греческих, турецких, русских, норвежских, англоамериканских и латиноамериканских. «Ниппурский бедняк»
относится к разряду сказок «о ловких людях». Сказку нельзя назвать сатирической: главное в ней — проделки хитреца, а не осуждение его антагониста. Однако компенсаторный характер сказки не вызывает сомнений; рассказчик и его слушатели, по-видимому, с наслаждением предавались мысленному уничижению алчного градоправителя. В реальной жизни они едва ли могли что-нибудь поделать, столкнувшись с подобным представителем власти.
Эта, по существу, единственная известная в настоящее время вавилонская сказка условно датируется серединой — 2-й половиной II тыс. до н.э.; сохранившиеся списки относятся к УШ-У1 вв. до н.э. Целая табличка с текстом поэмы была обнаружена при раскопках древней Хузирины (городище Султан-тепе). Здесь же был найден фрагмент другого списка. Известно еще два фрагмента табличек с текстом этой поэмы: один из библиотеки Ашшурбанапала (668 — ок. 635 гг. до н.э.) в Ниневии, другой — крошечный обломок школьной таблички нововавилонского периода (626-539 гг. до н.э.) из Ниппура. По-видимому, в I тыс. до н.э. сказка пользовалась популярностью и в ученой среде.
Поэма написана обычным для литературных вавилонских произведений четырехударным стихом, раздавленным цезурой на два полустишия; женское окончание (ударение на предпоследнем слоге) стиха строго соблюдается.
34-40. Гимиль-Нинурта, вероятно, совершает ошибку-, как полагают некоторые исследователи, в Месопотамии левой рукой было принято давать взятку, а правой — «честный дар». 78. Мина — ок. 0,5 кг. 84. Эдуранки — храм в Ниппуре.
94. ...первую стражу... — вавилоняне делили ночь (время от заката до восхода солнца) на три стражи.
96-108. Градоправители несли ответственность за нераскрытые грабежи и кражи, случавшиеся на управляемой ими территории.
104-106. Жители Ниппура и некоторых других священных городов находились под особой защитой богов и пользовались определенными привилегиями.
160. Букв.: «Градоправитель, труп неживой, вошел в город».
161-73. Эти строки представляют собой приписку-колофон.
169-70. Ханани был эпонимом 701 г. до н.э. в Ассирии.
И. Клочков
«ПРЕДНАЗНАЧЕНЬЯ НАЗНАЧАЮТСЯ ЭА...»
Настоящее произведение, по-видимому, выпадает из общего русла древнемесопотамской словесности. Несколько обломков клинописных табличек, содержащих — наряду с другими сочинениями — отрывки из этой поэмы, происходят из Сиппара (Вавилония), Эмара (Северная Сирия), Угарита (на побережье Средиземного моря). Первые исследователи называли ее «Поэмой о ранних правителях». В 1988 г. Клаус Вильке восстановил из крошева мелких фрагментов данный текст и определил его характер. Согласно интерпретации К. Вильке, перед нами произведение не столько историческое, сколько историософическое, можно сказать философическое, а проще — древнейшая из известных «кабацкая песнь школяров», дальняя предшественница близких по духу песенок средневековых студентов и бакалавров. — Где, мол, те, что были в мире до нас? (Ubi sunt qui ante nos in mundo fuere?) Славные цари и герои давних времен поминаются в песне лишь затем, чтобы ярче показать всю бренность и тщету человеческих дел и по этому случаю призвать к попойке.
На табличке из Сиппара текст записан только по-шумерски, однако на эмарских и угаритских фрагментах шумерский текст снабжен переводом на аккадский язык. Аккадский перевод близок к шумерскому оригиналу, но между сиппар-ской и эмарско-угаритской версиями есть определенные различия: несколько отличается порядок строк, а главное — в сиппарских табличках нет упоминания о богине Сираш, зато говорится о предназначении тех, кто живет в «доме юношей/ молодцов», что бы это ни означало. По-видимому, месопотамская поэма, попав на «запад», претерпела изменения и окончательно оформилась как пиршественная песнь ученых школяров. Условно датируется первой половиной И тыс. до Р.Х.
Трактовка поэмы как озорной («дерзкой и циничной») песенки, предложенная К. Вильке, соблазнительна, но не бесспорна; нам трудно оценить общую тональность сочинения. В известном смысле поэма перекликается с советами корчмарки богов Сидури в «Эпосе о Гильгамеше». Возможно, наша коротенькая поэма лишена всякого ерничества и просто отображает весьма распространенный взгляд на мир.
В основу перевода положен аккадский текст; недостающие части строк восстанавливались по шумерским версиям.
2. Дословно: «по разумению богов распределяются жеребья».
3. «Ветер», т. е. ничто, пустота, тщета. Ср. со стихами из «Эпоса о Гильгамеше»: (А что до) людей — сочтены дни их, / Что бы ни делали — (все) ветер».
4. Дословно: «Когда же из уст идущих впереди (т. е. живших прежде нас) слышали?»
5. Дословно: «Над теми те, [над] ними другие». См. прим. к следующей строке.
6. Сложная для истолкования строка. «Над домами жилыми [их(?)] „вечный" дом [твой(?) (будет)]». Примерно так переводят К. Вильке и Б.Р. Фостер. Последний поясняет смысл фразы: когда, мол, тебя похоронят (а хоронили обычно на территории города, представлявшего уже в древности многослойный холм-телль), то твоя могила будет над руинами жилых домов тех, кто обитал тут в давние времена.
Б. Альстер, ссылаясь на сходную строку в другой поэме, предлагает восстанавливать это место иначе: «Выше жилые дома их, [ниже(?)] вечные дома их». — Случалось, что людей хоронили прямо под полом их дома или во дворике.
Оба объяснения носят отчасти «археологический» характер, но древние обитатели Месопотамии, несомненно, и сами делали такие нехитрые наблюдения. Возможно, высказывания на этот счет служили напоминанием о бренности земных благ, суетности человеческих дел и т. д., подобно нашим расхожим фразам: «Ничего с собой в могилу не возьмешь», «человек смертен» и проч. Стоит отметить, что в сиппарской версии сразу за этой строкой идет строка 10 («Жизнь человекам дана не навечно»), затем отсутствующая в эмарско-уга-ритской версии строка («[...] люди эти повергнуты были»), а затем начинается перечисление древних героев.
7-8. Подобные сравнения встречаются в месопотамских текстах с глубокой древности.
9. Дословно: «мигание глаза».
И.Алулу — согласно шумерийской традиции, допотопный царь г. Эреду, правивший 28 000 лет. До потопа и годы были другие, и люди были другие, покрепче. Для шумерийцев и вавилонян 60, 360, 3600, 36 000 — круглые числа.
12. Этана (во всех списках песни — Энтена) — герой большой мифологической поэмы, первым получил «царственность» от богов и правил в г. Кише. Никак не мог обзавестись наследником и летал на орле за «травой рождения» на небо. Текст поэмы обрывается на самом интересном месте, когда Этана взлетел так высоко, что потерял землю из виду, испугался и запросился домой... Но, судя по «Шумерийскому царскому списку», сын у него в конце концов все-таки родился.
13. Гильгамеш — мифологизированный царь Урука, герой шумерийских эпических песен и знаменитого аккадского «Эпоса о Гильгамеше», совершивший множество подвигов. Зиусудра (акк. Утнапиштим) — месопотамский Ной, переживший потоп и получивший от богов бессмертие. Боги поселили Зиусудру на краю земли, так что Гильгамешу стоило немалых трудов добраться до него. Гильгамеш надеялся тоже обрести бессмертие, но не преуспел в этом, хоть он и был «на 2/3 бог, на 1/3 человек».
14. Хубаба (Хувава) — ужасное чудище, грозный страж Кедрового леса, побежденный и убитый Гильгамешем.
15. Энкиду — могучий герой, друг и спутник Гильгамеша. Гибель Энкиду побудила Гильгамеша пуститься на поиски бессмертия. Слово «побеждал» восстановлено по догадке.
16. Бази и Зизи упомянуты только в эмарской версии песни. Об этих персонажах трудно сказать что-то определенное. Б.Р. Фостер полагает, что речь идет о царях Мари, города на среднем Евфрате. В клинописных текстах есть глухое упоминание о «великом энси» Бази, который правил в неназванном городе во времена III династии Ура.
19- «Жизнь без света» можно понимать двояко: как существование в темном подземном царстве либо как земную жизнь без сияния довольства, веселья, радости.
20-21. Дословно:
Молодец, твоего бога правильно [укажу тебе,]
Отринь, гони горе! Презри молчанье (смерти/скорби)!
Мне, однако, очень хотелось сохранить неожиданно энергичный, почти чисто хореический ритм этих строк: этлу ил-ка кинишу [...]/сикип кушшид ниссатимши кулати.
23- В шумерийской версии из Эмара и Угарита — «...как своему сыночку, мне будет рада!» В сиппарской версии: «По [милости(?)] богов жизнь нашлась для [Зиусуд]ры».
24. В сиппарской версии: «[Вот] доля людей, [которые] живут в доме юношей/молодцов». Что за доля? Что за «дом юношей»? — сказать трудно. Школа? «Общежитие» для работников? Корчма?
И. Клочков
«ДЛЯ ЧЕГО, СЛОВНО БАРКА...»
Плач-заклинание
На русском языке: В.К. Шилейко. Родная старина // Восток. — Пг., 1922. — Кн. I. — С. 80-81. Ранее публиковался без нумерации строк; здесь нумерация условная.
Уникальный текст, представляющий собой плач по самой себе, по ушедшей любви, вложенный в уста умершей женщины. Из библиотеки Ашшурбанапала, VII в. до н.э. Написан на новоассирийском диалекте не позднее IX в. до н.э.
2. Э. Райнер восстанавливает: «Твои перекладины (реи) разбиты, твои канаты перерезаны». Параллельное сравнение, следовательно, развивает образ разбитой, сломанной барки. Образ гонимого, разбитого судна в отношении потерянного, страждущего человека — шумерского происхождения
(также аккадское, ср. заклинание из серии «Утешения сердца божия», с. 242).
3. В подлиннике: «река внутреннего города» — т. е. Ашшу-ра. (Коммент. В.К. Шилейко.)
4. У Э. Райнер: «Как не быть мне гонимой, моим канатам перерубленными?»
5-6. Э. Райнер предлагает иную трактовку; «В день, как я подарила ему мою прелесть, как я была рада! Рада была я, рад был мой жених!»
Далее раскрывается тема страданий родами, обращения за помощью к матери, воспоминания о любви нареченного. Не исключено предположение, что текст вложен в уста умершей от родов.
В. Афанасьева
ЧЕЛОВЕК И ЕГО БОГ
«МУЖ СО СТЕНАНЬЕМ...»