Коран о Вселенной, Земле, флоре и фауне

Анализируя то или иное произведение, книгу, содержащиеся в ней факты и мысли, необходимо исходить из того, когда, где и кем эта работа написана, в каких конкретных исторических условиях она появилась. Только учитывая все это, можно надлежащим образом разобраться в существе рассматриваемого произведения, правильно понять и оценить его как в целом, так и в деталях. Подобный же подход необходим и к Корану, вопреки мусульманской догме о том, что Коран существует предвечно, есть произведение, совечное Аллаху, не имеющее времени своего создания.

Если отвлечься от этого религиозного догмата, а также от утверждений мусульманских богословов, толкующих Коран как абсолютную истину, то нельзя не заметить, что многое из изложенного в этой книге не выдерживает проверки временем. Напрасно искать в Коране сведений о тех значительных достижениях науки и культуры, которые имелись еще до его составления не только в Китае и Индии, Египте, Вавилоне, Ассирии, Греции, но и в древних южно- и североарабских государствах. Подтверждением этому, в частности, может явиться ознакомление с тем, что Коран говорит о Вселенной, Земле, флоре и фауне.

Величайший мыслитель древности Аристотель (384–322 до н. э.) в астрономическом трактате "О небе" писал: "Небо не создано и не может погибнуть… Оно вечно, без начала и конца, кроме того, оно не знает усталости, ибо вне его нет силы, которая принуждала бы его двигаться в несвойственном ему направлении". Аристотель нашел доказательство и тому, что Земля не плоская, а шарообразная, — предположению, высказанному в школе древнегреческого философа и математика Пифагора (ум. в 500 г. до н. э.). Примерно в одно время с Аристотелем ученые Китая постигали периодичность солнечных затмений, астроном Ши Шэнь составил первый звездный каталог, где перечислены 800 светил. А Аристарх Самосский в первой половине III века до н. э. учил, что Земля, Луна и планеты обращаются вокруг Солнца, и Земля, кроме того, вращается вокруг своей оси.

Однако те, кто имел отношение к собиранию и составлению Корана, несмотря на то, что они жили более чем на 900 лет позднее этих открытий, явно не утруждали себя подобными философскими размышлениями или астрономическими расчетами. В Коране даже об Аравии и арабах содержится очень мало нового по сравнению, например, с произведениями древнеарабской поэзии. Религия всегда консервативна. И ислам унаследовал от древнего мира не столько обогащающие человека знания, сколько религиозные мифы.

История Вселенной, как мы уже отметили, сведена в Коране к творческим действиям разумного божества, Аллаха. Он-де сказал: "Будь!" — и появились "небеса и земля" (6:72). В шесть дней мастерски, без изъянов, бог создал мир, "сотворил семь небес, одно над другим сводами" или рядами (67:3; 71:14), устроил небо так, что "нет в нем ни одной щели" (50:6). Из семи небес "низшее небо" Аллах украсил светилами и поставил их для отражения дьяволов (67:5). Он "велел ему [небу] производить темноту ночи, заставил его изводить утреннюю светозарность" (79:29). Бог опустил также с "горних небес" на землю лестницу, "по которой ангелы и дух восходят к нему в течение дня, которого продолжение пятьдесят тысяч лет" (70:3–4). Эта лестница только для небожителей: люди и черти, если б и хотели влезть на небо, не были бы туда допущены (52:38: 6:35). Никому из них не дано подсмотреть и подслушать жизнь небожителей: "как скоро кто начинал прислушиваться, тотчас подвергался охранительному пламеннику" (72:9), их "преследует яркий зубчатомелькающий пламень" (15: 18). Если Аллах "захочет", то он, указывается в Коране, может "низвергнуть" на людей "какой-либо обломок" (34:9).

В последнем допущении можно видеть попытку составителей Корана "объяснить" явление так называемых "падающих звезд" — падение метеоритов, или болидов, большая часть которых, попадая в земную атмосферу, сгорает в ней, не долетая до поверхности нашей планеты. Это естественное явление могло казаться людям того времени чудесным "знамением", и Коран выдал его за признак кары господней. Утверждение же Корана, будто ведущая на небо лестница людям недоступна, принижает человека, не дает простора его творческому гению, древней мечте о проникновении в небесные просторы, в космос.

Превосходство Аллаха над человеком подчеркнуто и в утверждении Корана, что, сколь бы трудную работу Аллах ни выполнил, он не устает. Читаем: "И сотворили мы небеса, и землю, и то, что между ними, в шесть дней, и не коснулась нас усталость" (К., 50:37).

Взглядам Корана на происхождение и устройство Вселенной, свидетельствующим об ограниченности кругозора его составителей, соответствуют изложенные в нем представления о Земле как неподвижной плоскости, удерживаемой в равновесии воздвигнутыми на ней горами. "Землю… — говорится от лица Аллаха в Коране, — мы разостлали" (51:48), поставили на ней горные твердыни, "дабы она с вами [людьми] не колебалась, [устроили на ней] реки и дороги, чтобы вам ходить прямыми путями…" (16:15).

Такие представления имеют немало общего с религиозными сказаниями Вавилона и некоторых других стран древнего мира. Но в неловкое положение ставят себя те современные истолкователи подобных легенд, кто, не считаясь с исторической ограниченностью этих представлений, пытается примирить их с новейшими данными науки. Учение о семи "небесных сводах" или о Земле как плоскости, а не шарообразном (эллипсоидном) небесном теле соответствует представлениям древнего человека.

Наука давно распростилась с наивными взглядами, по которым Земля и вся окружающая нас природа, Вселенная, имела своего "творца". Материя и энергия, все то, из чего состоят земные и небесные тела, весь мир, вечны и неуничтожимы, никем и никогда не были созданы. Вселенная вечна и бесконечна, она непрерывно развивается по своим естественным законам.

Мало чем могли дополнить представления Корана и данные средневекового мусульманского предания, Сунны, хадисов и ахбаров, а также тафсира. В одном из изречений (хадисов), приписываемых пророку Мухаммеду (содержится у Ибн аль-Факыха, IX в.), приведены, например, такие сведения о "мироздании": "Земля (держится) на роге быка, а бык на рыбе, а рыба на воде, а вода на воздухе, а воздух на влажности, а на влажности обрывается знание знающих"[206].

В действительности, уже в средние века "знание знающих" на таких сказках не "обрывалось". Им и в то время была понятна легендарность рассказов о сотворении неба и Земли в шесть дней, о быке и рыбе, на которых якобы покоится Земля, и т. п., и они настойчиво искали ответы на вопросы о том, как устроен и откуда возник мир, в котором жили люди.

Как на Востоке, так и на Западе пытливые люди спрашивали: если бог создал небо и Землю в шесть дней, то что же он делал до того времени? Основоположник одного из направлений христианства протестантизма — Мартин Лютер в XVI веке будто бы ответил на такое сомнение: бог сидел в лесу и резал прутья для наказания интересующихся этим вопросом. В исламе на это откликается легенда, по которой некая Мануса из Тарсуса, которой явились изъявившие покорность Мухаммеду духи — джинны, на вопрос: "Где господь был до того, как он сотворил небо?" — отвечала: "На светозарной рыбе, которая плавала в свете"[207]. Но откуда взялся тогда свет и плавающая в нем рыба, да и сам господь? Судя по произведениям средневековой литературы, такие вопросы вставали перед людьми уже в те времена.

Известный таджикский писатель и путешественник Насир Хосров (1004 — после 1072) вспоминал в "Книге путешествия" ("Сафар-намэ") о следующей беседе, бывшей у него в городе Каин в 1052 г. с Абу Мансур Мухаммед ибн Дустом — человеком, который, как говорили, обладал познаниями "во всех науках".

"Он задал мне такой вопрос: "Что ты скажешь, есть ли какая-нибудь материя за пределами небесного свода и звезд?"

"Материей, — ответил я, — условились называть только то, что находится под этим небесным сводом, все остальное же нет…"

"А как ты скажешь, — спросил он, — есть ли за пределами этих сводов что-нибудь нематериальное?"

"Неизбежно, — ответил я, — ибо, поскольку наблюдаемый мир ограничен, пределом его условились считать свод сводов. Пределом же называют то, что отделяет одно от другого. Следовательно, приходится сделать вывод, что нечто, находящееся за пределом небесного свода, должно как-то отличаться от того, что находится в его пределах".

"Так, — продолжал он, — если разум заставляет признать, что существует это нечто нематериальное, то есть ли у него, в свою очередь, предел? Если есть, то до каких пор оно простирается? Если же нет, то каким образом безграничное может быть преходящим?"

О таких вещах мы толковали некоторое время между собой.

"Все это чрезвычайно смущает меня", — молвил он.

Я заметил: "Кого это не смущало?.."[208]

Характерно также то, что герои поэмы "Искандер-намэ" всемирно известного поэта и мыслителя Низами (ок. 1141 — ок. 1209), обсуждая вопрос о происхождении мира, ищут на него ответ в соображениях ученых и мыслителей стран Востока и Запада, а не в религиозных книгах.

Абу Али ибн Сина (Авиценна) считал, что в мире царит естественная закономерность, не нуждающаяся в участии "божественного провидения". Мир, по Ибн Сине, материален, вечен и существует в силу непреложной необходимости. Исследуя вопросы происхождения гор и окаменелостей, Ибн Сина, приняв во внимание то, что было высказано по этому поводу рядом ученых древности, в своем энциклопедическом труде "Книга исцеления" ("Китаб аш-шифа") приходит к выводу, что горы произошли естественным путем.

Начиная со среднеазиатского астронома и географа Ахмеда Фергани (IX в.), передовые ученые стран распространения ислама все с большей определенностью говорили о сферичности или шаровидности Земли и ее месте среди других небесных тел. Так, арабский математик и астроном аль-Баттани (852–929) писал: "Земля кругла, ее центр (марказуха) среди небесной сферы, а воздух окружает ее со всех сторон, сравнительно с орбитой знаков зодиака, она вроде точки по своей малости"[209].

Эти выводы завоевывались в борьбе против схоластики, одной из опор которой являлся Коран. Именно поэтому гениальный ученый хорезмиец Абу Рейхан Бируни (973 — ок. 1050), указывая, что "шарообразная форма для Земли есть естественная необходимость"[210], критиковал тех, кто отвергал этот научный взгляд. "Если бы Земля не была круглой… цитировал он труд индийского ученого, — день и ночь не были бы различными летом и зимой, и положения (небесных. — Л.К.) светил и линии их вращения не были бы такими, какими их находят"[211].

Рассказывая о преданиях древних индийцев, по которым "прежде всех вещей была вода", начавшая "пениться, и из нее появилось что-то белое", из чего "создатель сотворил яйцо Брахмы" (причем, по одной версии, когда "яйцо раскололось", то "одна из двух его половин стала небом, а другая — землей", из обломков их образовались дожди), Бируни критиковал Коран. Имея в виду 9-й аят 11-й суры Корана, где сказано об Аллахе: "И он тот, который создал небеса и землю в шесть дней, и был его трон на воде…", ученый писал: "А теория индийцев о существовании воды раньше всего сотворенного основана на том, что именно благодаря воде сцепляются все мельчайшие частицы, растет все растущее и держится жизнь во всяком одушевленном существе. Следовательно, она есть орудие и инструмент творца, когда он хочет творить [что-либо] из материи. И подобное этому сказано в откровении (в Коране. — Л.К.) в словах Аллаха…" "И был его трон на воде". Все равно, относить ли это, исходя из прямого значения, к определенному телу, которое Аллах назвал таким именем и повелел почитать, относить ли его к истолкованию [скрытого значения] через "царство" или что-либо подобное, смысл [получается] один: в то время, помимо Аллаха, не было ничего, кроме воды и его трона. Если бы наша книга не ограничивалась учениями одной религиозной общины, мы привели бы [примеры] из учений религиозных общин, существовавших в древности в Вавилоне и вокруг него, которые походят на рассказы об этом яйце, но еще более нелепы"[212].

Бируни был глубоко прав, сравнивая взгляды разных народов, находя между ними общие черты и высказывая свое к ним отношение. Да, уже к его времени такие представления о Вселенной и Земле не выдерживали испытания временем.

Наивно было бы, однако, полагать, что столь несхожие взгляды на мир могли мирно уживаться. Этого не было как на Востоке, так и на Западе. Не случайно в средние века возникло учение о двойственности истины, согласно которому истинное в философии может быть ложным в теологии и наоборот. Конечно, этот тезис не был выражен в столь категоричной форме. Однако важно уже то, что допускалась возможность сосуществования по тому или другому вопросу двух "истин". К этой мысли ученые и философы подходили исподволь, и едва ли не главное, что их приблизило к ней, — это разногласия, которые они обнаруживали, трудясь над той или иной проблемой науки, уже в самом подходе и толковании ее в сочинениях науки и религии и, применительно к исламу, в Коране.

Еще основоположник арабской философии Абу Йусуф Йакуб аль-Кинди, живший в IX веке, не случайно противопоставлял "истины", выдававшиеся богословием за высшее знание, тому, что получено в результате кропотливого анализа, научного познания. В "Трактате о количестве книг Аристотеля и о том, что необходимо для усвоения философии" аль-Кинди отделяет науку от того, что называется "божественным знанием", но "не требует ни исканий, ни трудов, ни человеческой сообразительности, ни времени"[213].

Одновременно мыслители того времени искали легальную возможность спокойного исследовательского труда, желали избавиться от подозрений и преследований со стороны духовных ретроградов и поддерживавшей их феодальной администрации.

В условиях господства духовного сыска ученые ищут "легальные" формы ухода от преследований за вольнодумство, от упреков в том, что они, например Абу Рейхан Бируни, считают возможным не ссылаться в своих трудах на аяты Корана как непререкаемый авторитет, научный довод. Богословы не могли не видеть, что великий хорезмиец хотя и не был атеистом, но стремился отделить науку от религии. В своей "Индии", исследуя взгляды индийцев на созвездие Большой Медведицы и то значение, какое придается ему при составлении долговременного календаря, он отмечал, что допускаемые при этом разнобой и ошибки "проистекают из недостаточного применения математики… и смешения научных вопросов с религиозными преданиями"[214].

В XII веке арабский философ Ибн Рушд (Аверроэс) пишет особое "Рассуждение, выносящее решение относительно связи между религией и философией" — своего рода исповедь наболевшего сердца, охваченного желанием обеспечить себе и другим ученым условия для объективного исследования духовной жизни. Он предлагает даже своего рода "компромисс": "Всякий раз, когда выводы доказательства приходят в противоречие с буквальным смыслом вероучения (считать, что. — Л.К.), этот буквальный смысл допускает аллегорическое толкование…"[215]Однако и такое предложение философа не изменило отношения духовных цензоров к его выдающимся трудам. Вскоре после написания "Рассуждения…" кордовский халиф Абу Йусуф Йакуб повелел по настоянию духовенства выслать Ибн Рушда из Кордовы, а его произведения предать сожжению.

Преследование Ибн Рушда не являлось чем-то исключительным при власти халифов. Его старший современник выдающийся арабский философ, врач и естествоиспытатель Ибн Баджа в 1138 году был отравлен в тюрьме в Фесе (Марокко) как вольнодумец, "еретик", учивший о вечности Вселенной, "не нуждающейся ни в чем постороннем", то есть и во вмешательстве всевышнего. Преследования и казни ученых, конечно, вредили прогрессу, но не могли остановить поступательного движения знания, науки.

Если богословы выдавали Коран за произведение, кроме которого, за исключением преданий о пророке, лучше ничего не читать, то ученые понимали, что такое истолкование священных книг — помеха развитию науки. Для дальнейшего подъема экономической и культурной жизни Халифата как на Востоке, так и на Западе — от Машрика до Магриба было необходимо развитие естественных наук, философии, медицины, техники, городского строительства, мореплавания и т. п. Знаменитый арабский мыслитель, историк и социолог Ибн Хальдун (1332–1406), желая помочь прогрессу стран распространения ислама, писал, что "ограничение обучения одним Кораном приводит к недостаточному владению языком вообще, так как овладение языком Корана недостаточно для владения языком наук и книг, написанных в настоящее время". Он отмечал, что лица, занимающиеся кораническими науками, оказываются наименее подготовленными к решению вопросов государственного управления. "Причина этого в том, что они привыкают к умозрительному мышлению, погружены в свои науки и оторваны от действительного мира и чувственно воспринимаемых вещей. Все их законы и правила не перестают быть книжными и существуют только в уме, но не соответствуют жизни". Совеем иное положение, продолжал Ибн Хальдун, в действительном знании, "науках, кои самой своей сущностью требуют соответствия тому, что происходит во внешнем мире. Ученые же богословы оторваны от мира и заняты рассуждениями и умозрительными построениями, не зная ничего, кроме этого"[216].

Значительно позднее, в XIX веке, азербайджанский просветитель, основоположник национальной реалистической прозы и драматургии, знаток арабского языка Мирза Фатали Ахундов (1812–1878) пришел к выводу, что ответы Корана на вопрос о сотворении мира Аллахом не облегчают, а осложняют и затрудняют научное понимание проблемы происхождения Вселенной, всего сущего.

В крупном философском сочинении, написанном в эпистолярной форме, "Три письма индийского принца Кемал-уд-Довле к персидскому принцу Джелал-уд-Довле и ответ на них сего последнего" Ахундов придерживается материалистического взгляда, согласно которому Вселенная вечна и никогда не нуждалась в каком-либо творце. Вселенной, бытию, по словам Ахундова, ничто "не предшествовало… оно было, есть и будет, то есть небытие ему не предшествовало и небытие ему не последует… Если ты скажешь, что Вселенная… непременно должна произойти и проявиться вследствие воли какого-нибудь другого существа, в таком случае я возражу тебе: это другое существо на основании этого же твоего аргумента в своем проявлении должно зависеть от третьего существа, и это же третье существо от четвертого и так далее до бесконечных непрерываемых цепей существ, и никогда не остановится"[217].

Вселенная — "она же сама есть и творец и творимое"[218]. "Из небытия невозможно производить бытие"[219], добавил Ахундов в другом месте, анализируя Коран.

Крупные ученые Востока и в далекое средневековье не останавливались перед выяснением существа трудных вопросов. Так, в Коране сказано, что горы поставлены Аллахом, дабы Земля с людьми "не колебалась" (16:15). Абу Али ибн Сина (Авиценна) родился в селении Афшана, близ Бухары, с детства он бывал среди гор, и его наблюдения, опыт, научное мировоззрение помогли ему в первой половине XI века высказать об их происхождении мысли, которые подтверждены последующими изысканиями.

"Могла существовать двоякая причина образования гор, — писал Ибн Сина, — они произошли или от поднятия земной коры, которое могло быть произведено сильным землетрясением, или от действия вод, которые, пролагая себе новый путь, оставляли долины и просачивались сквозь слои, представлявшие разные степени плотности, иногда очень мягкие, иногда очень твердые. Ветры и воды одни из этих слоев разлагали, а другие оставляли неприкосновенными. Большинство земных возвышений произошло вышеописанным образом. Требовался продолжительный период времени для того, чтобы произвести все эти перемены, во время которых горы могли несколько уменьшиться в объеме. Но то, что главной причиной такого рода перемен была вода, доказывается существованием ископаемых остатков водных и других животных, находимых во многих горах".

Мы уже отметили, что старший современник Ибн Сины гениальный энциклопедист Абу Рейхан Бируни старался не смешивать науку с религией, он даже пришел к выводу, что к религии прибегают тогда, когда не способны найти ответа на интересующий вопрос в науке. Так поступали, например, те, кто, по словам Бируни, не мог объяснить причины подъема воды в естественных источниках и в искусственно бьющих фонтанах. "Многие люди, — писал он, — которые приписывают премудрости Аллаха то, чего не знают в науке физики, оспаривали меня в этом вопросе…" Их утверждение "объясняется только незнанием ими физических причин [этого явления] и малой способностью отличать, что выше и что ниже"[220].

Абу Рейхан Бируни родился в 973 году в древней столице Хорезма Кяте (ныне город Бируни Каракалпакской АССР), в то время переживавшей пору расцвета. Через Кят проходили торговые пути на север и на юг, и по этой причине в нем почти всегда бывали люди из разных стран. Любознательный Бируни с детства старался расширять сведения о мире, полученные им от воспитателя. В старости в своей "Фармакогнозии в медицине" он писал: "По своей натуре я смолоду был наделен чрезмерной жадностью к приобретению знания соответственно (своему) возрасту и обстоятельствам. В качестве свидетельства этому достаточно (следующего): в нашей земле поселился (тогда) один грек, и я приносил (ему) зерна, семена, плоды и растения и прочее, расспрашивал, как они называются на его языке, и записывал их"[221]. Вскоре Бируни начинает серьезно заниматься вопросами астрономии, уже в 21 год достигнув важных результатов. Позднее он пережил большие трудности, связанные с междоусобицами и вторжением в Хорезм и Среднюю Азию иноземцев. В результате Бируни был вынужден оставить начатые научные исследования и "удалиться из родины на чужбину". Но в какой бы стране ни жил и ни трудился Бируни, всюду он устанавливал живую связь с ее людьми, пристально наблюдал их нравы и обычаи, обогащал свои знания, проводил исследования, обессмертившие его имя.

Обращаясь к примерам разных религий, с вероучением и обрядами которых он знакомился, Бируни, как правило, дает объяснение тому, что в его время выдавалось за "чудо". При этом он не проявляет неприязни или нетерпимости к людям другой религии. Если он и допускает веру в бога, то, как отметили его исследователи и переводчики, "бог Бируни бог перводвигатель, не вмешивающийся в дела мира, — в корне отличается от Аллаха правоверного ислама, без воли которого не происходит ни одно событие в мире"[222].

В законченном в 1047 году "Собрании сведений для познания драгоценностей", или "Минералогии", Бируни выявляет несостоятельность магии, веры в силу фетишей, в частности, в то, будто какой-либо камень или толченый чеснок могут вызвать дождь.

"Один тюрок, — писал Бируни, — как-то принес и мне нечто подобное (то есть камень, которому приписывали способность вызывать дождь. Л.К.), полагая, что я этому обрадуюсь или приму его, не вступая в обсуждение. И вот сказал я ему: "Вызови им дождь не в положенное время или же, если это будет в сезон дождей, то в разные сроки, по моему желанию, и тогда я его у тебя возьму и дам тебе то, на что ты надеешься, и даже прибавлю". И начал он делать то, что мне рассказывали, а именно погружать камень в воду, брызгать ею в небо, сопровождая это бормотанием и криками, но не вызвал он этим дождя ни капли, если не считать тех капель, которые он разбрызгивал и которые падали (при этом) обратно на землю. Еще удивительнее то, что рассказ об этом весьма распространен и так запечатлелся в умах знати, не говоря уже о простонародье, что из-за него ссорятся, не удостоверясь в истине. И вот поэтому-то один из присутствующих стал защищать его (тюрка) и объяснять происшедшее с камнем дело различием условий местностей и (уверять), что эти камни бывают превосходными (лишь) в земле тюрок, и в доказательство приводил рассказ о том, что в горах Табаристана, если толкут чеснок на вершинах гор, то за этим немедленно следует дождь…" Но Бируни не согласился с этим и добавил: "Правильный взгляд на это (пойдет ли дождь, когда и где. — Л.К.) можно получить, изучив положение гор, направление ветров и движение туч с морей"[223].

Бируни восстал и против веры в "градовый" камень, который якобы способен рассеивать грозовые тучи и находился будто бы в селении близ Исфахана в Иране. Поведал он и о том, как проповедники ислама и других религий готовы извлечь выгоду обманом и подделками, используя неосведомленность верующих в достижениях науки.

Немало внимания уделял Бируни разоблачению колдовства. Он писал: "Колдовство — это действие, при помощи которого что-либо представляют чувственному восприятию чем-то отличным от его реального бытия, приукрашенным с какой-либо стороны. Если смотреть с этой точки зрения, то оказывается, что колдовство широко распространено среди людей. А если признавать колдовство, подобно темному люду, за осуществление разных невозможных вещей, то оно стоит вне (пределов) достоверного познания. Но поскольку невозможная вещь не может существовать, то ложность явно выступает уже в (этом) определении колдовства. Следовательно, колдовство не имеет ничего общего с наукой. Одним из его видов является алхимия, хотя она (обычно) так не называется"[224].

Коран утверждает, что земля плоская, она "разостлана" Аллахом, как ковер (51:48). Сунна, используя это представление, разъясняя догмат ислама о наступлении "последнего дня", "страшного суда", запугивает верующих, утверждая, что в это время Земля станет то свертываться, то развертываться, как "кусок кожи". А Бируни, уважительно относившийся к людям любой веры, в частности к индийцам, находил черты, по которым "Коран похож на другие, ниспосланные до него [священные] книги"[225]. Идя путем науки, он привел убедительные доказательства в пользу шарообразности Земли. Если отрицать ее шарообразность, писал он, то "все [астрономические] расчеты будут неверны"[226]. Говорил он и о "вращательном движении Земли", и о том, что, вопреки мнению схоластов, признание этого "нисколько не порочит астрономии, а все астрономические явления равно протекают в согласии с этим движением…"[227].

Бируни оставил свидетельства о том, что в его время было достаточно распространено критическое отношение к некоторым представлениям ислама и других религий. Так, по его словам, многие не верят сказаниям о великом потопе или допускают, что потоп имел местное значение. "В отрицании потопа, — замечает он, — с персами сходятся индийцы и китайцы, а также некоторые [другие] восточные народы; часть персов признает потоп, но они описывают его иначе, чем он описан в книгах пророков. Они говорят: нечто подобное произошло в Сирии и в Магрибе во времена Тахмураса (то есть одного из царей Древнего Ирана, так называемого "мифического периода". — Л.К.), но потоп не охватил весь населенный мир. При потопе утонули только немногие народы, потоп не перешел ущелья Хульвана (то есть ущелья и одноименного древнего города в Джибале, Иран. — Л.К.) и не достиг (других. — Л.К.) стран Востока"[228].

Исследование Бируни вопроса о потопе не утратило интереса и в наш век, когда к тем же выводам — через девятьсот с лишним лет пришли востоковеды и археологи Запада. Английский археолог Леонард Ч. Вулли (1880–1960) после многочисленных раскопок, проводившихся возглавляемой им англо-американской экспедицией в Уре, писал: "Мы убедились, что потоп действительно был… Разумеется, это был не всемирный потоп, а всего лишь наводнение в долине Тигра и Евфрата, затопившее населенные пункты между горами и пустыней. Но для тех, кто здесь жил, долина была целым миром. Большая часть обитателей долины, вероятно, погибла, и лишь немногие пораженные ужасом жители городов дожили до того дня, когда бушующие воды начали наконец отступать от городских стен. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они увидели в этом бедствии божью кару согрешившему поколению и так описали его в религиозной поэме. И если при этом какому-то семейству удалось в лодке спастись от наводнившего низменность потопа, его главу, естественно, начали воспевать как легендарного героя"[229].

Позднее из религиозных сказаний шумеров и других народов Южной Месопотамии, в которых нашли отражение воспоминания об этом наводнении (а вода во время него поднималась, как пишет Вулли, до восьми метров), эти сведения в причудливой форме проникли в книги на разных языках, в том числе в Коран. В Аль-Куфе, в Ираке, в обширном дворе мечети и в XX столетии рядом со "стоянием" (макам) праотца Адама, ангела Джибриля, пророка Мухаммеда, халифа Али в большом углублении, выложенном красивыми изразцами, показывают печь легендарной старухи, которая, жарко ее истопив, пережила великий потоп. Сказание опирается на аяты двух сур Корана (11:42; 23:27), хотя толкует их весьма вольно. Впрочем, позднейшие легенды о пророке Аллаха — Нухе и построенном им ковчеге излагаются еще более свободно. Даже гору аль-Джуди, на которой, согласно Корану (11:46), когда "сошла вода", остановился ковчег, стали помещать не в Неджде, в Аравии, как в старых арабских источниках[230]а на "Кирду, отделяющую Армению от Курдистана"[231]. В последние десятилетия в этих районах, близ границы Советской Армении, как известно, в поисках все того же ковчега работали несколько экспедиций.

Представление о потопе было использовано и новым "пророком Аллаха" Мухаммедом Исмаилом Хвая, рассыпавшим из Лондона на английском языке панический "сигнал бедствия" о призыве Аллаха, якобы полученном им в 4 часа 44 минуты 26 августа 1961 года.

Такая точность, конечно, не характерна для времен составления Корана и отражает темп и требования новейшего времени. Всякая религия есть явление историческое, что отчетливо прослеживается и по особенностям религиозных легенд, а также по новому истолкованию старых сказаний и книг. Подтверждением этому может явиться и ознакомление с тем, что Коран говорит о происхождении жизни, человека, животных, растительности.

"Аллах, — говорится в Коране, — сотворил всякое животное из воды. Из них есть такие, что ходят на животе, и есть из них такие, что ходят на двух ногах, и есть из них такие, что ходят на четырех. Творит Аллах, что пожелает" (К., 24:44). Создавши "всяких животных", бог "рассеял" их по земной поверхности (2:159; 31:9).

При всей фантастичности этого утверждения в нем не случайно (как и в преданиях, приводившихся нами из "Индии" Бируни) все связано с водой. Дело в том, что вода всегда имела огромное народнохозяйственное значение. Особенно хорошо это было известно арабам, да и другим народам, проживающим в жарком поясе. "Земля без воды — мертва" гласит древняя пословица, распространенная в Аравии и других странах Востока. Познав цену воды, но не зная, чем объяснить ее появление, в частности, ее выпадение в виде атмосферных осадков, люди слепо верили, будто это происходит от "воли" неведомой им сверхъестественной силы. И чтобы умилостивить эту "силу", они обращались к ней с молениями о ниспослании дождя. Близкие этим взгляды и отражены в Коране, в его сказании о сотворении животных, а также о том, "как Аллах низводит с неба воду", тем самым обеспечивая появление "разноцветных плодов" и даже того, что "в горах есть дороги белые и красные, различные цветом, и темные до черноты ворона, и в людях, зверях, скотах есть также разные цветом" (35:25). Эти речи, обращенные к кочевникам, земледельцам, а также купцам, для торговых дел которых, по Корану, Аллах "посылает ветер", "движет корабли" и "подчинил море" (17:68; 30:45; 45:11–12), соседствуют в Коране с уже отмеченными нами представлениями о Земле как плоскости ("ковре", "ложе") и т. п. Так, в стихах 55 и 56 главы 20 читаем: "Он (бог) для вас устроил эту Землю распростертой, проложил для вас по ней дороги, с небес ниспосылает воду и ею изводит растения разных видов четами: "ешьте и пасите скот ваш!"

Этим воззрениям соответствуют и сказания Корана о происхождении человека. Не считая беглых упоминаний, в семи местах Корана рассказывается о том, как Аллах сотворил человека.

Человек, по учению Корана, состоит из двух противоположных природ, "сущностей" — телесной и духовной. Вылепив, сотворив оболочку (как бы манекен) человека, например, "из глины", его творец "потом выровнял его и вдул в него от своего духа и устроил вам слух, зрение и сердца" (К., 32:8; 23:80).

На вопросы возникновения и развития жизни на Земле, биосферы, и теперь имеются различные точки зрения. Как предполагают современные ученые, жизнь на Земле существует около 4 миллиардов лет. Академиком Б.С. Соколовым высказана мысль, согласно которой неясным остается, "что древнее — Земля или жизнь"[232]. И, конечно, было бы странным получить научный ответ на вопрос о появлении жизни и ее развитии на Земле в произведении, составленном почти 14 веков назад. Отметим лишь, что изложенные в нем сказания, даже в условиях средневековья, не смогли положить предела пытливости человека и в этой сфере знания, науки. И в данном случае весьма поучительно обращение к философской, научной и художественной мысли стран распространения ислама. Так, известный философ и врач Ибн Туфайль (Абубацер), живший в Марокко и Испании (ум. в 1185 г.), взглядам о "чудесном" сотворении всего живого, в том числе человека, противопоставил картину самозарождения жизни или, точнее, рождения живых существ из неживой природы. При этом с первых же страниц своего труда он ставит его в связь с произведениями близких ему идейных предшественников, прежде всего Ибн Сины.

В философском романе Ибн Туфайля "Живой, сын Бодрствующего" ("Хай ибн Якзан") рассказывается, как на неком острове, расположенном под экватором, во впадине земли много лет бродила глина. "Наибольшей соразмерностью обладала ее середина, она же наиболее полно походила на состав человека. И начался в этой глине процесс зарождения. Стали возникать в ней, в силу ее клейко-жидкого состояния, как бы пузырьки, появляющиеся при кипении. В середине ее образовался особенно маленький пузырек, разделенный на две части тонкой перегородкой, наполненный нежным, воздушным телом, состав которого очень подходил к требуемой соразмерности в частях". Постепенно из этого пузырька образовался живой человек — Хай.

Естественно, представления Ибн Туфайля о зарождении жизни на Земле наивны. Но замечательна его мысль, что жизнь появилась не по воле божьей, а возникла естественным путем. Хай вырос и стал размышлять. Ибн Туфайль устами Хайя высказывает вольнодумные взгляды. Например, он говорит, что "понятие возникновения мира после небытия мыслимо только в том смысле, что время существовало раньше его. Но время составляет часть всего мира и неотделимо от него, и, следовательно, предположение более позднего возникновения мира, чем времени, немыслимо"[233].

По существу это означало признание вечности Вселенной и отрицание религиозных сказаний о сотворении мира богом.

Весьма любопытно и то, как, маскируя собственные мысли, Ибн Туфайль излагал взгляды своих учителей, в частности Абу Насра аль-Фараби, в области философии. Он, например, отмечал, что по вопросу о загробной жизни его предшественник "заставляет всех людей отчаиваться в милосердии божьем…". В сочинении "Совершенная община" Фараби утверждает, что души злых будут вечно пребывать после смерти в нескончаемых муках, потом он ясно показал в "Политике", что они освобождаются и переходят в небытие и вечны только души добрые, совершенные. Затем в "Комментарии к Этике" он дал некоторые описания человеческого счастья, и вот оказывается — оно только в этой жизни и в этой обители, далее вслед за этим прибавляет он еще несколько слов, смысл которых таков: а все другое, что говорят об этом, россказни и бредни старух.

Ибн Туфайль также признавал, что "прежние верования" не согласны с разумом, но думал, что ре<