Распознавание и утилизация минимальных сигналов

Вязальный крючок осторожно переплетал нити, и вот в ее шевелящихся пальцах словно по волшебству стало возникать узорное кружево. Смогу ли я когда-нибудь так же легко тво­рить чудо?

Умение распознавать минимальные сигналы, т.е. незначительно выраженные поведенческие реакции ребенка, помогает терапевту со­здавать метафору, наиболее правдоподобную и доходчивую для дан­ного ребенка. Минимальные сигналы, выраженные и не выраженные словесно (т.е. сознательные и бессознательные), могут указать на ори­ентацию чувственного восприятия ребенка. Они как бы являются тка­невой основой для будущей метафоры.

Для получения наибольшего лечебного эффекта один и тот же рассказ можно изложить по-разному, учитывая особенности языка и чувственного восприятия каждого отдельного ребенка. Для непосвя­щенного все эти варианты покажутся похожими друг на друга, но на­метанный глаз заметит существенные и выраженные различия.

Что же такое минимальные сигналы? На протяжении всей жизни нам приходится реагировать с помощью минимальных сигналов и улав­ливать подобные сигналы окружающих. Самым ярким примером в этом отношении являются родители. С первых же дней появления на свет их ребенка они учатся читать и запоминать большое количество самых разнообразных сигналов. Если быть точным, ребенок учится общаться с матерью еще во внутриутробном состоянии. Мать ощущает его движения, рост, развитие и понимает, когда ему хорошо, а когда он беспокоен. С рождением ребенка родителям приходится овладе­вать совершенно новым видом языка.

Еще не обладая речевыми способностями, младенец сообщает о себе, своих ощущениях и желаниях с помощью целого набора сигналов, которые изменяются и усложняются с развитием и ростом ребенка.

Школьным преподавателям тоже приходится иметь дело с мини-

_Мальными сигналами. Учитель сразу видит, когда с ребенком что-то неладно, когда он с неохотой принимает участие в общей работе клас­са или, наоборот, слишком покорно подчиняется всем требованиям учителя, но за этой покорностью скрывается беззащитность. Внима­тельный преподаватель всегда обратит внимание на залившееся крас­кой лицо ребенка, его моргающие глазки, изменившийся голос, уско­ренное или прерывистое дыхание. Заметив, например, у ребенка признаки астматического дыхания, терапевт сможет научить его пра­вильно и удобно дышать. Если у ребенка торопливая, напряженная речь, терапевт может сам воспроизвести эту манеру говорить, чтобы ощутить, что в данный момент переживает ребенок.

Когда ребенка приводят к врачу, он понимает, что у него пробле­ма. Однако, когда я спрашиваю: "А ты знаешь, зачем тебя ко мне при­вели?" — он отвечает: "Представления не имею. У меня все прекрас­но". А у самого глаза уставились в пол, дыхание поверхностное, сидит, забившись в уголок дивана и стиснув руки на коленях. Подметив все это, я могу сама опустить глаза, съежиться в другом углу дивана, вос­произвести такую же манеру дыхания, чтобы, перенеся на себя все особенности поведения, понять, что творится с ребенком. Я связыва­юсь с его подсознанием и передаю, что я все вижу, все слышу, испыты­ваю то же самое, понимаю, что значит оказаться в таком положении. Я расскажу ему историю, в которой выражу то, что чувствует ребенок, основываясь на моем собственном ощущении его состояния, и помо­гу ему преодолеть свою неловкость.

"Я вот тебя слушаю, а сама вспомнила, как однажды я гостила у подруги, и вдруг началась гроза. Ее маленькая собачка, вся дрожа от страха, забилась в уголок дивана и при каждом блеске молнии и рас­кате грома опускала глаза, еще больше вжимаясь в диван и прикрывая уши лапами". Дальше я введу в рассказ элементы спокойствия и без­опасности, пока не увижу, что ребенок расслабился и готов к искрен­нему разговору.

Формально значение минимальных сигналов было признано в шес­тидесятых годах с возникновением телесной терапии. Свои подходы к пониманию и утилизации минимальных сигналов были найдены Эрик-^соном и его учениками. Работу в этом направлении Эриксон начал за-Долго до общего увлечения телесной терапией. Причем и здесь он опи­рался на опыт своего детства и отрочества. В каком-то смысле он просто Развил и отточил те способности, которые ему были присущи с детства.

По словам Росси, уже в раннем детстве у Эриксона были заметны

органические отличия и измененные восприятия". Он не различал

Цветов, звуковых тональностей, ритма и мелодики слова. Его детская

любознательность в значительной степени подстегивалась тем, что,

видимо, его восприятие мира заметно отличалось от всех прочих. Так он начал свою "исследовательскую" деятельность, чтобы выяснить, как другие люди воспринимают окружающий мир и взаимодействуют _с ним. Вот здесь и проявилась его врожденная наблюдательность, кото­рая сослужила ему великую службу в преодолении последствий поли­омиелита. Помимо обращения к памяти и прошлым ассоциациям, Эриксону в его реабилитации помогла способность отмечать и утили­зировать естественно возникающие вокруг минимальные сигналы. Вот что рассказывает Росси:

"История выздоровления Милтона — один из самых удивитель­ных случаев самопомощи и открытий из всего, что мне когда-либо ..; довелось слышать. Он очнулся после тех трех дней почти полностью ;, парализованным: он мог слышать, видеть и двигать глазами; говорил с ,. огромным трудом, но не мог пошевелить и пальцем. В сельской мес-^ тности, где жила тогда семья, не было никаких медицинских возмож­ностей для реабилитации, и все считали, что он так и останется непод­вижным до конца своих дней. Но проницательный ум Эриксона начал ^v свою исследовательскую работу. Прикованный к постели, он приду­мал для себя игру, отгадывая смысл раздававшихся вокруг звуков. По тому, как закрылась дверь амбара и по скорости приближавшихся к дому шагов, юноша мог определить, кто сейчас войдет и в каком на­строении".

На трудном пути к реабилитации решающую роль сыграла спо­собность Милтона утилизировать минимальные сигналы собственно­го тела. Росси продолжает рассказывать:

"Затем пришел тот поворотный день, когда все члены семьи ушли из дома по делам, забыв, что Милтон остался сидеть привязанным к своему креслу-качалке. (В сиденье кресла была вырезана дырка, и оно служило чем-то вроде туалета.) Качалка стояла где-то посередине комнаты, и Милтон со страстной надеждой смотрел в сторону окна, „_л мечтая хоть одним глазком взглянуть на ферму и ее жизнь. Так он ^ сидел, охваченный этим тайным желанием, внешне неподвижный, как , вдруг заметил, что кресло слегка качнулось... Возможно, для многих из нас это движение осталось бы незамеченным, но для семнадцатилетне­го юноши это было началом лихорадочного периода исследования и открытия самого себя".

Именно в этот "лихорадочный период" Милтон призвал на по­мощь свою чувственную память, чтобы восстановить мышечную под­вижность. Эриксон интуитивно понял, что этого недостаточно, что­бы встать на ноги, и стал пристально и ежедневно наблюдать за своей младшей сестренкой, которая только начинала учиться ходить. Он поД-

мечал и воспроизводил все микродвижения, сопутствующие более за­ветным движениям при вставании, стоянии и ходьбе. Рассказывает Эриксон:

"Я научился вставать, наблюдая, как это делает моя сестренка: использует обе руки для опоры, высвобождает зацепившиеся одна за другую ноги, опирается на коленки, переносит тяжесть на одну руку и ладонь, встает. Раскачивается вперед, назад, чтобы удержать равнове­сие. Пробует сгибать колено, сохраняя равновесие. Когда тело приоб­ретает устойчивость, подается всем корпусом вперед. Выставляет впе­ред руку и плечо, удерживая равновесие. Выставляет вперед одну ногу. Падает. Начинает сначала".

Одиннадцать месяцев бился Эриксон за право жить нормальной жизнью. Осенью он пришел на свои первые занятия в колледже на костылях, а к следующему учебному году уже ходил самостоятельно, хотя заметно прихрамывая.

Позднее Эриксон еще больше развил наблюдательность в своей клинической работе, открыв новую, плодотворную эру в психотера­пии. Ввиду особой ценности вклада Эриксона в области использова­ния минимальных сигналов, мы вкратце расскажем о его работе в этом направлении.

Одним из самых ярких примеров можно назвать использование Эриксоном приемов пантомимы для наведения гипнотического тран­са. В 1959 году ему пришлось заниматься с группой в Мехико. Для демонстрации гипноза в качестве объекта внушения ему был предло­жен человек, не знавший ни слова на английском, а Эриксон не знал и не понимал испанского. Эриксону удалось наладить с ним контакт и ввести его в состояние транса исключительно с помощью несловес­ных, телесных и поведенческих минимальных сигналов. Подобные случаи привели Эриксона к заключению:

"Существует параллелизм мыслей и восприятия, передаваемый не словесными, озвученными реакциями, а поведенческими проявлениями, которые либо не улавливаются, либо не принимаются во внимание созна­тельным уровнем мышления". /Курсив наш — Авт.]

Эриксон описывает еще один случай, когда во время демонстра­ционного сеанса гипноза он опирался в основном на использование Минимальных сигналов. Он улавливал настолько тонкие изменения в Поведении гипнотизируемого, что ни участник демонстрации, ни зри-^Тели не смогли понять, как наступил транс. Понадобилось несколько Раз просмотреть видеозапись сеанса, чтобы уловить взаимодействие ^ВеРбальных и невербальных сигналов, с помощью которых было до-

стигнуто состояние гипноза. Словесная запись сеанса состояла из бес­конечных повторов и выглядела довольно бессмысленной, о чем со­общили ученики, которые не присутствовали на сеансе и просматри­вали его видеозапись.

В другой статье, написанной в шестидесятых годах и впервые опубликованной в 1980 году, с присущим ему остроумием Эрик-сон рассказывает о своем замешательстве, когда при звуках мело­дии одноклассники стали непонятно хлопать руками и притопы­вать ногами (сам Эриксон был лишен чувства ритма). Еще больше его сбила с толку их странная манера дышать, когда они открыва­ли рты, чтобы запеть (Эриксон был лишен слуха). Эриксон осо­бенно заинтересовался дыхательными моделями. Еще будучи под­ростком, он уже отметил заразительность "гудения" и зевоты, и от случая к случаю вызывал то или другое у своих одноклассников. В колледже он еще более укрепился в своем выводе, что манера ды­хания — очень важная, хотя и редко принимаемая во внимание характеристика поведения.

.;* "Когда мне пришлось впервые иметь дело с заикой, я был пора-• г.? жен разницей в манере дыхания, когда он только собирался сказать и когда он говорил. Мне особенно стало не по себе, когда пару раз, по возможности точно воспроизведя манеру дыхания заики, я добился того, что читавший вслух одноклассник стал запинаться и спотыкать­ся. Это меня напугало, и я оставил затею, еще больше убедившись, что, сами того не сознавая, люди общаются друг с другом на "дыхатель­ных" уровнях восприятия. [Курсив наш. — Авт.]

В практике гипнотерапевта "дыхательные модели Эриксона" ста­ли со временем так же знамениты, как и его глаза. Кроме того, Эрик­сон вел наблюдения за тем, как люди улавливают минимальные сиг­налы и реагируют на них в обыденной жизни, отмечая их значение для развития памяти. Подчеркивая двоякую направленность мини­мальных сигналов в отношениях врача и пациента, Эриксон предуп­реждал о том, что своими минимальными сигналами терапевт может ненамеренно повлиять на реакции больного.

Содержащиеся в работах Эриксона обобщения и эмпиричес­кие данные дают богатый материал для понимания динамичного взаимодействия невербальных и вербальных сторон поведения во взаимоотношениях терапевта и клиента. В приведенном ниже при­мере мы хотим еще раз подчеркнуть важность понимания мини­мальных сигналов и умение тут же перевести их в метафорическую форму для ребенка.