Существует очень много определений этнопсихолингвистики. Я приведу два определения

А.А. Леонтьев определяет этнопсихолингвистику как<область психолингвистики, изучающую национально-культурную вариантность в: а) речевых операциях, речевых действиях и целостных актах речевой деятельности; б) в языковом сознании, т.е. когнитивном использовании языка и функционально эквивалентных ему других знаковых систем; в) организации (внешней и внутренней) процессов речевого общения.> (А.А. Леонтьев: 192)

Ю.А. Сорокин считает этнопсихолингвистику продуктом <взаимодополнительности культурологии и психолингвистики, новой «креолизированной» дисциплиной, ориентированной на изучение вербальных и невербальных словарей и грамматик этнического поведения, а также на контрастивное сопоставление «текстов» (лингвокультурных сценариев и матриц), обслуживающих тот или иной этнос.> (Ю.А. Сорокин: 4) Он трактует этнос как <глобальную коммуникационную сеть, внутри которой происходит циркуляция культурем/менталем.> (Ю.А. Сорокин: 4)

2. Национальный менталитет и политика.

<Важным условием успешной политической деятельности служит отчётливое понимание того, что психический склад человека имеет множество более или менее ярко выраженных особенностей, составляющих в совокупности то, что принято называть национальным менталитетом.> (А.Л. Андреев 2002: 167)

<О том, что нравы различных народов своеобразно преломляются в их политической жизни и способе правления, было известно ещё древним. Геродот, Тацит, Полибий, Цезарь Светоний Транквилл оставили потомкам яркие зарисовки социально-политической организации персов, скифов, германцев, галлов, римлян, других современных им этносов и племён, а также их поведения в различных ситуациях, связанных с борьбой за власть.> (А.Л. Андреев) В середине XVIII века народы трактуются как <своего рода коллективные личности, наделённые индивидуальными "характерами".> (А.Л. Андреев 2002: 167) <Несколько позже романтики, а вслед за ними Гегель, развивают учение о "духе народа", понимаемом как заданная свыше форма отношения к миру и соответствующая этому программа его исторической самореализации.> (А.Л. Андреев 2002: 168)

3. Кросс-культурные исследования

<Изучение национального менталитета>, а вместе с ним и изучение национального языка<опирается на многочисленные эмпирические данные, полученные в результате сравнительного исследования национальных (этнических) культур, их воздействия на восприятие мира, способы мышления и социальное поведение.> (А.Л. Андреев 2002: 168) Это так называемые кросс-культурные исследования. <Вопросы политики в таких исследованиях вначале практически не затрагивались. Однако события Второй мировой войны и стремление лучше понять мотивацию противника привели к значительному расширению их проблематики. И, как оказалось, знание основных принципов репрезентации мира в той или иной национальной культуре и вытекающая из этого общая логика социальных действий способны не только удовлетворить любопытство учёных, но и служат одним из необходимых условий выработки политической стратегии.> (А.Л. Андреев 2002: 169-170)

<К анализу национального менталитета с целью прогнозирования возможных действий противника и развития политической ситуации в стане как врагов, так и союзников прибегали обе противоборствующие стороны.> (А.Л. Андреев 2002: 170) Но эффективность этого метода была неодинаковой. Так, <политическое руководство и военное командование Германии представляло себе психологию восточного противника по русской классической литературе.> (А.Л. Андреев 2002: 170) Это были образы "лишних людей", безвольных циников, которые не способны "держать удар". Но расчёты оказались неверными. <Немецкие танки под Смоленском и Москвой встретили не Обломовы и Печорины, а Коневы, Чуйковы и Маресьевы. И ответом на страшные удары лета и осени 1941 года стало не падение режима и развал "колосса на глиняных ногах", а консолидация системы на волне патриотизма.> (А.Л. Андреев 2002: 170-171)

<Американцы>,в противоположность немцам,<опирались на данные социологических опросов, психологических тестов и включённое наблюдение, которое вели квалифицированные специалисты, имеющие за плечами большой опыт полевых исследований. И такой подход оказался значительно более результативным.>(А.Л. Андреев 2002: 171)

<Один из ярких примеров использования данных этнокультурной психологии в интересах практической политики приводится в книге Р. Бенедикт "Хризантема и меч".> (А.Л. Андреев 2002: 172)Этот бестселлер буквально открыл западному читателю своеобразие японского национального менталитета.

<После капитуляции Японии многие американские политические деятели, считавшие необходимым реорганизовать политический строй этой страны в соответствии со своими представлениями о демократии, рассматривали упразднение японской монархии как совершенно необходимую и само собой разумеющуюся акцию. По их расчётам, она не могла создать оккупационным властям больших осложнений, поскольку фигура императора была в значительной степени декоративной, и японцы привыкли к тому, что от его имени страной реально всегда управляли другие.> (А.Л. Андреев 2002: 172)

Однако психологи и антропологи, проводившие полевые исследования, выяснили, что <лояльность к своему монарху проявляли отнюдь не только воспитанные в самурайском духе офицеры, но вообще все пленные. Более того, даже лица, согласившиеся сотрудничать с американцами и участвовавшие в пропагандистских радиопередачах на Японию, отказывались говорить что-либо, затрагивавшее особу императора. Это коренным образом отличало Японию от Германии, где идея нации и национальной государственности психологически легко отделялась от личности главы государства (в данном случае Гитлера). В Японии такое разделение оказалось невозможным.> (А.Л. Андреев 2002: 173) Император пользовался всеобщим признанием как живой символ нации.

Поэтому, <исходя из выявленных в ходе этнокультурного анализа особенностей политического менталитета японцев, американские исследователи настоятельно рекомендовали своему политическому руководству сохранить институт японской монархии. И в целом их расчёт оправдался. Компромисс способствовал быстрому налаживанию послевоенного стратегического партнерства США со Страной восходящего солнца, что вряд ли было бы возможным, посягни американцы на те святыни, с которыми японский народ привык отождествлять своё бытие.> (А.Л. Андреев 2002: 173-174)