Карающая справедливость: ощущение справедливости наказания

Чтобы поддерживать порядок в обществе и защищать благосостояние членов груп­пы, нарушения общественного порядка и противоправное поведение должны быть наказуемы. В любом обществе существуют как официальные, так и неписаные за­коны, призванные удержать людей от правонарушений. Это третья составляющая справедливости, карающая справедливость. Вопрос о ней встает, когда оценивает­ся, в какой мере тот, кто нарушил закон или причинил ущерб, должен нести ответ­ственность за свой проступок и заслуживает ли он наказания (Hogan & Emler, 1981).

Оценка справедливости наказания начинается с цепочки умозаключений, каса­ющихся субъекта деятельности, обстоятельств, в которых был совершен проступок, и серьезности его последствий. На начальном этапе результаты проступка оценива­ются с учетом его серьезности и той меры, в которой субъект несет ответственность за его совершение. Существуют обширные свидетельства того, что мнение о проступ­ке во многом определяется факторами контекстуального характера. Кроме того, в соответствии с моделями Шейвера (Shaver, 1985) и Шульца и его коллег (Shultz & Schleifer, 1983; Shultz, Schleifer & Altman, 1981), мера ответственности виновника правонарушения определяется причиной его действий, а также его намерениями.

Кросс-культурные исследования в данной области свидетельствуют о впечатля­ющих различиях при оценке меры ответственности за правонарушение. В ходе об­ширного сравнительного исследования Гамильтон и Сандерс (Hamilton & Sanders, 1992) обнаружили, что оценка меры ответственности в США и Японии определя­ется одними и теми же факторами (серьезность проступка, его причина и характер намерений виновника), однако значимость этих факторов в названных странах различна. Различия в значимости этих факторов проще всего объясняются с уче­том параметров индивидуализма—коллективизма. Одной из основных составля­ющих культурного синдрома индивидуализма является вера в то, что индивид дей­ствует автономно и социальный контекст не накладывает ограничений на его по­ведение (Lukes, 1973). В коллективистских культурах люди, напротив, полагают, что поведение человека в значительной мере определяется социальным контекстом (Но, 1998). Моррис и Пенг (Morris & Peng, 1994) представили весьма убедитель­ные подтверждения данной интерпретации в ходе нескольких исследований, срав­нивающих имплицитные теории социального поведения в США и Китае. Их ре­зультаты явным образом свидетельствуют о том, что в США упомянутая теория, предполагающая автономность индивида, объясняет его поведение внутренними качествами, а в Китае — уделяет большее внимание социальному контексту и мо­тивирует поведение субъекта внешними факторами.

Соответствуют данным Морриса и Пенга (Morris & Peng, 1994) и результаты исследования Гамильтона и Сандерса (Hamilton & Sanders, 1992). Они изучали

реакции американцев и японцев на рассказы о противоправном поведении и обна­ружили, что американцы чаще, чем японцы, оценивают действия правонарушителя как целенаправленные или намеренные. Более того, американцы примерно в два раза чаще японцев связывали ответственность субъекта с информацией о нем самом, тогда как японцы были более восприимчивы к сведениям о социальной роли субъек­та и влиянии прочих факторов социального контекста. На и Лофтус (Na & Loftus, 1998) обнаружили, что американские специалисты по вопросам права и студенты колледжей чащеюбъясняют преступное поведение личностными характеристиками, злоупотреблением наркотиками и семейными проблемами, тогда как корейские сту­денты, занимающиеся юриспруденцией, и студенты колледжей предпочитают объяс­нять преступное поведение ситуационными и социальными факторами.

Короче говоря, результаты исследований показывают, что в индивидуалисти­ческом обществе люди склонны обвинять в противоправном поведении наруши­теля, в то время как в коллективистском обществе люди чаще видят в противоправ­ном поведении результат воздействия социальных факторов и реже считают, что нарушитель несет личную ответственность за совершенный проступок.

Такие кросс-культурные различия в атрибуции оказывают заметное влияние на строгость и характер наказания, которое считается справедливым и обоснованным. Атрибуция противоправного поведения внешним факторам в коллективистских культурах, по-видимому, будет способствовать снисходительному отношению к правонарушителю. Подтверждая это предположение, На и Лофтус (Na & Loftus, 1998) приводят сведения о том, что корейские респонденты высказываются в пользу более мягкого обращения с преступниками, чем американцы. Проводя по­добное исследование, Миллер и Лутар (Miller & Luthar, 1989) поставили индий­цев и американцев перед дилеммой: действовать в соответствии с социальными нормами (то есть законом) или социально-ролевыми обязательствами. Индий­цы чаще, чем американцы, стремились оправдать индивида, который действовал в соответствии с ролевыми обязательствами, и освободить его от ответственности. В ходе еще одного исследования такого рода Берсофф и Миллер (Bersoff & Miller, 1993) обнаружили, что, по сравнению с американцами, индийцы чаще склонны оправдывать правонарушения, которые были совершены под воздействием эмоций (страха или гнева). Миллер и ее коллеги полагают, что индийцы воспринимают действия окружающих в контексте определенной ситуации, поэтому они более восприимчивы к воздействию обстоятельств на поведение.

Когда нарушителю определяется наказание, можно выделить три основных мотива. Возмездие — то есть стремление заставить нарушителя возместить ущерб, нанесенный жертве, предполагает, что мера пресечения будет соразмерна нанесен­ному ущербу. Кроме того, задача такого наказания — удержать нарушителя от по­вторного нанесения ущерба жертве. При реабилитации целью наказания является перевоспитать преступника, заставить его осознать недостойность противоправно­го поведения и, таким образом, предотвратить совершение новых преступлений. Основной целью восстановления (restoration) является возобновление соци­альных связей между преступником и жертвой, которое предполагает возмещение ущерба и принесение извинений.

Культурные различия в атрибуции тесно связаны с мотивами, определяющи­ми выбор наказания. Атрибуция поведения нарушителя внутренним склонностям, которая распространена в индивидуалистических культурах, лежит в основе мне­ния, что преступник вряд ли изменится к лучшему. Атрибуция поведения внешним факторам в коллективистских обществах ведет к тому, что основной акцент при определении наказания делается на реабилитации.

Подтверждает эти предположения работа Эпштейна (Epstein, 1986), который сравнивал исправительные учреждения для несовершеннолетних правонарушите­лей на Тайване, в Китае и Гонконге и пришел к выводу, что на Тайване и в Китае они сходны в своем стремлении внушить несовершеннолетним нарушителям определенные идеи за время их прерывания под стражей. Одним из объясненийпринимаемых мер может быть мнение о том, что нарушителей можно исправить, «перевоспитав» их. В Гонконге же, напротив, британское влияние привело к тому, что основными инструментами, которые используются для возвращения наруши­телей к нормальной жизни и нормальному поведению, являются вознаграждения и поощрения, а не внушение разного рода идей и перевоспитание.

Гамильтон и Сандерс (Hamilton & Sanders, 1988) утверждают, что японцы под­черкивают обязанность общества стимулировать подчинение индивида соци­альным нормам. Нарушение социальных норм или закона часто объясняется упуще­ниями общества в процессе социализации индивида. Поэтому определение нака­зания в Японии в большей мере ориентировано на реабилитацию и восстановление, чем в США. В целом японские респонденты предпочитали выбор таких санкций, которые позволили бы «восстановить статус правонарушителя и его взаимоотно­шения с окружающими», тогда как американцы предпочитали санкции, предусмат­ривающие изоляцию правонарушителя и, таким образом, предотвращающие реци­дивы его антиобщественного поведения.

Социальные санкции

Культура определяет, какие действия считаются правонарушением. На основе имеющихся представлений о соблюдении групповых норм индивидуалистическое и коллективистское общество имеют разные точки зрения в отношении правона­рушений. В коллективистской культуре важной задачей считается сохранение гар­моничных отношений внутри группы и отклонения поведения, которые представ­ляют угрозу для этой гармонии, очевидно, повлекут применение определенных санкций. В индивидуалистическом обществе поведение, которое отклоняется от нормы, не влечет за собой серьезных санкций, поскольку такое общество делает акцент на индивидуальности и автономии человека. В коллективистских обще­ствах социальные санкции считаются эффективным средством подчинения инди­вида групповым нормам. Ямагиши (Yamagishi, 1988b) говорит о том, что в отсут­ствие системы санкционирования уровень доверия и преданности японцев другим членам группы был ниже, чем у американцев. Кроме того, по сравнению с американ­цами японцы чаще стремились покинуть группу, в которой не было системы конт­роля и санкционирования (Yamagishi, 1988a). Ямагиши, Кук и Ватабе (Yamagishi, Cook & Watabe, 1998) показали, что при наличии системы санкционирования

японцы больше склонны к сотрудничеству, чем американцы, в то время как в от­сутствие такой системы наблюдалось противоположное поведение. Эти данные подтверждают предположение, что представители коллективистских культур в отличие от индивидуалистов чувствуют себя более спокойно при наличии соци­альной системы, которая предусматривает применение санкций к тому, чье пове­дение идет вразрез с нормой.