Цвет синевато-зеленый (затемненный)
Сочетание синего с зеленым имеет что-то пошло противное, поэтому наши добрые предки называли его дурацким цветом, — писал Гете, одновременно отмечая, что зеленоватый цвет морской волны скорее приятная краска[dcxxxvi]. “Зеленый свет — успокаивающий, — пишет и д-р Гейл. — Темно-зеленый склонен терять свои свойства”. В буддизме голубовато-зеленый — как цвет отца и цвет сыновей — является цветом жизни также как и ярко-зеленый.
Однако в тантризме энергетический центр цвета морской волны вызывает контроль над умом, волевые решения и умение логично осуществлять поставленные задачи. Показательно, что и в состоянии физической перегрузки (при ускорениях космического корабля) зеленый цвет кажется испытуемым сине-зеленым.
Как пишет Алла Чернова, в диалоге дона Армадо и его пажа Мотылька о Далиле зашифрованы различные смыслы оттенков зеленого цвета:
АРМАДО Определи мне точнее ее темперамент...
МОТЫЛЕК Зеленый, цвета морской воды, сударь.
АРМАДО Да разве есть такой темперамент?
МОТЫЛЕК... Это самый лучший из всех.
АРМАДО Конечно, зеленый цвет означает любовь, но, по-моему, Самсону не стоило выбирать себе возлюбленную зеленого цвета. Наверно, он полюбил ее за ум.
МОТЫЛЕК Так оно и есть, сударь. У нее был ум зеленого цвета.
То есть чисто мужской ум, — скажем мы. В самом деле, “цвет темной зелени” в Англии тех времен считался символом укрытия и был маскировочным цветом лесных разбойников — “лесных” или “зеленых людей” (green men). Зеленое сукно, в которое одеты “любимцы луны” под предводительством принца Гарри, должно быть, именно такого цвета; насыщенный зеленый цвет костюма указывал на лесное происхождение персонажа.
И Шекспир прекрасно обыгрывает эту двойственность («муже-женственность») Далилы: малыш Мотылек демонстрирует большую изощренность в игре цветовыми символами. Рядом с зеленым цветом, который мог означать не только влюбленность Далилы, но незрелость ее ума, он называет цвет “морской воды”, который означал вероломство, чаще всего свойственное мужчинам. А ведь Далила и была самой вероломной возлюбленной на свете.
В средние века существовал обычай дарить девушкам к майскому празднику зеленое платье. Во времена Шекспира яркие зеленые рукава указывали на легкое поведение. Возможно, тут таится ассоциативная связь с одной майской “забавой”, когда покладистую девицу катали, смеясь и целуя, по траве, а выражение “зазеленить платье” имело весьма определенный смысл[dcxxxvii].
Во Франции тех времен, согласно «Геральдике цветов», зеленый — это цвет новой любви, синий же — цвет верности[dcxxxviii]. Так, например, когда расцвет поэтической любви миновал Гийома де Машо, он видит свою возлюбленную во сне: ее образ витает над его ложем, она отворачиает от него свое лицо, она одета в зеленое, «qui nouvelletй signifie» («что означало жажду новизны»). Поэт обращает к ней балладу упреков:
«Вы зеленью сменили синь одежд».
Вспомним шпенглеровское отнесение темно-зеленого цвета (в работах Грюневальда) как цвета судьбы — как имманентного вселенной стечения обстоятельств. Как замечает Шпенглер, «этот голубовато-зеленый цвет… во всем его молчаливом величии столь же далек от пышного золотого фона древне-христианских византийских изображений, как и от болтливо-веселых «языческих» красок расцвеченных эллинских храмов и статуй», Поэтому, как мы видели выше, далее он и определяет зеленый цвет развоплощающим действительность и созидающим дали силой[dcxxxix].
С середины ХХ века в клинической практике стали вводиться зеленые тона стен операционных и халатов хирургов. Здесь уже на примере красок мы встречаемся практически с тем же эффектом, при котором зеленый — дополнительный цвет к пурпурно-красному цвету крови — устраняет цветовое утомление глаз хирургов от воздействия на сетчатку красного цвета крови. Ранее же зрению хирурга мешали возникавшие (при переводе взора на белый цвет стен или халатов коллег) последовательные цветовые образы от красного цвета, которые существенно мешали работе, что часто отмечалось до введения зеленого окружения операционных.
Согласно Люшеру, затемненный синевато-зеленый может обладать характеристикой ограниченного самовыражения. Поэтому выбор зеленого цвета обнаруживает потребность самоутверждения, желание убедиться в собственной полноценности либо посредством реализации каких-то намерений, либо стараясь разными способами понравиться другим. Зелень — это и символ жажды власти. Выбор зеленого свидетельствует также о собственной идеализации и одновременной склонности улучшать поведение других.
Так, «зеленая религия американцев»возникла где-то 150 лет тому назад[dcxl]. Вообще говоря, религиозность народа характеризуется не по формальному, а по сущностному признаку. К примеру, сегодня религиозные объединения США ежегодно тратят больше на коммунальные нужды (около 7 миллиардо долларов), чем корпорации (около 6 миллиардов)[dcxli]. Затемненный синевато-зеленый — архетип долларизма США.
Функциональная психология наделяет затемненный синевато-зеленый цвет напряжением воли и настойчивостью в овладении собой[dcxlii]. Как уже говорилось, хроматическое соотнесение типа темперамента с так называемыми основными цветами Макса Люшера было основано на гипотезе о резонансном взаимодействии внешнего и внутреннего цветового пространств, принципы которого были намечены Рудольфом Арнхеймом[dcxliii]. Так, при хроматическом соотносении затемненного синевато-зеленого цвета с определенным типом темперамента оказалось, что этим внутренним цветом характеризуются прежде всего флегматики. При этом среди них чаще встречаются мужчины, чем женщины[dcxliv].
При учете же близости люшеровской интерпретации цвета № 2 («затемненного синевато-зеленого»), данных цветового теста отношений (ЦТО), тестов Айзенка по типу темперамента (EPI) и хроматических характеристик интеллекта[dcxlv] была выявлена связь каждого из типов темперамента с доминантой определенного компонента интеллекта[dcxlvi].
Так, если по Люшеру выбор 2-го цвета на 1-ом месте определяется такими характеристиками как пассивный, уверенный, удерживающий, неизменный, то по Айзенку (EPI) — пассивный, спокойный, надежный, ровный, а ЦТО называет его самостоятельный, черствый, невозмутимый. В хроматизме же именно с этими характеристиками связана именно доминанта «мужского» подсознания при нормальных (N) условиях опыта. Поэтому предпочтение сине-зеленого может означать честолюбие и переоценку собственных сил. Притязания на собственную значимость и самовозвеличивание. Сине-зеленый — это и жажда власти, и нежелание каких-либо внешних перемен. И убежденность в собственной полноценности, и недооценка жизненных сложностей, и многое другое. В общем, вполне человеческая противоречивость застойно интеллектуального возбуждения.
Как цвет внутреннего напряжения, зеленый выражает основной психоаналитический принцип “Я”, то есть, скрыто-энергетическое отношение человека к самому себе, саморегуляцию и самооценку. Действительно, он укрепляет волевые устремления и честолюбивые помыслы в самоутверждении. Английский психолог Х. Эллис отмечает излюбленность этого цвета геями[dcxlvii] (К этому вопросу мы еще вернемся.). Как пишет Г. Клар, затемненный синевато-зеленый может обладать характеристикой ограниченного самовыражения, концентрического напряжения, инерции и самоутверждения[dcxlviii].
В самом деле, этот цвет не имеет такой, к примеру, черты характера, как выплескивающаяся наружу активность красного с его бурной кинетической энергией. Нет, зеленые тона содержат как бы заключенную в себе потенциальную энергию, свойственную скорее растительному миру. И, вероятно, именно эта энергия, если можно так сказать, заряжает интеллект внутренне напряженным состоянием, и в то же время, не позволяет ему разряжаться наружу в виде каких-либо аффектов, эмоций и т. п.
Поэтому выбор зеленого цвета обнаруживает потребность самоутверждения, желание убедиться в собственной полноценности либо посредством реализации каких-то намерений, либо стараясь разными способами понравиться другим. Выбор зеленого цвета означает и жажду власти, и бескомпромиссное стремление к выполнению собственных решений.
Неприятие же зеленого, согласно Люшеру, свидетельствует о некоторой экстравагантности и эксцентричности. В этом случае человек хотел бы благодаря своей «гениальности» освободиться от тягостной апатии, но ему не хватает смелости для принятия решения. А это означает, что пришло время дать самому себе отчет о причинах такого положения вещей и либо примириться с собственной пассивностью и отсутствием стремлений, либо, что гораздо перспективнее, отважиться использовать свою «личную индивидуальность».
Как успокаивающий, сине-зеленый цвет уменьшает влияние укачивания, смягчает морскую болезнь и предотвращает рвоту. Оказывает слабое гипнотизирующе-болеутоляющее действие. Как самый спокойный из всех цветов, он никуда не зовет, ничего не требует. Иэто его свойство вполне может компенсировать излишнюю активность и эмоциональность подростков пубертатного возраста.
Как пишет Грэйс Крэйг, и мальчики, и девочки этого возраста беспокоятся по поводу своей кожи: почти половина подростков выражает озабоченность прыщами и угрями. Поэтому активным молодым людям (страдающим в “переходном возрасте” угреватостью кожи) можно рекомендовать именно сине-зеленые тона. Считается, что угри на лице юноши или девушки связаны с гормональной перестройкой организма, с жирной пищей и т. д.[dcxlix]
Вместе с тем, с позиций хроматизма это объяснение не учитывает такой первопричины, как человеческое воображение, и, в частности, нереализуемые сексуальные фантазии. По данным Г. Крэйг, девочки-подростки посвящают больше времени фантазиям на тему романтических отношений; мальчики, чтобы дать выход своим сексуальным импульсам, чаще используют мастурбацию. Последняя же нередко и вызывают гормональную недостаточность через гипоталамо-гипофизарную деятельность мозга.
Как отмечает Грэйс Крэйг[dcl], как мастурбация, так и фантазии на сексуальные темы широко распространены среди представителей обоих полов пубертатного возраста. Так, исследование 1979 года показало, что приблизительно половина девочек и три четверти мальчиков занимаются мастурбацией. С позиций хроматизма оптимальным самопротиводействием этому могут служить именно зеленые и сине-зеленые тона, которые переводят потребность в самоудовлетворении на внешние стороны деятельности и не дают особого простора ни сексуальным, ни каким-либо иным фантазиям в силу их функций самосознания.
В неврологической практике затемненный сине-зеленый может быть рекомендован для “вынужденного” контроля за своими мыслями и действиями. Однако его использование в течение длительного времени может вызывать умственную инерцию, следование стереотипам и т. п.[dcli] Поэтому только в соответствии с результатами тестирования цветотерапевтом серовато-зеленые и темно-сине-зеленые цвета (к примеру, одежды) могут быть рекомендованы лицам, стремящимся приобрести настойчивость, выдержку и манеру уверенно держаться в обществе. Быть может, этот образ и возникал у Николая Гумилева:
Так радует серо-зеленый
Живой и стремительный весь…
В заключение хотелось бы отметить постоянное смешение цветовой семантики и цветообозначений, которое наблюдается даже у специалистов[dclii]. Так, например, авторы великолепно изданного коллективного труда пишут: «зеленый является самым амбивалентным цветом» и в качестве доказательства этого тезиса приводят такие противоречивые предикаты зелени как «жизнь — гниение», «великодушие — коварство» и т. п.[dcliii]
Так, например, Л. Н. Миронова в великолепном пилотажном исследовании отмечает негативный смысл зеленого цвета в христианской символике: Это цвет глаз дьявола и его чешуи (когда он принимает образ «зеленого змея» или дракона)[dcliv]. Сопоставим это мнение с немецкой точностью, которая используется при цветовом описании каких-либо личностных качеств, например: «злобные желчные черно-зеленые слова А. Шопенгауэра»[dclv]. Можно ли соотнести последнее семантически четкое описание с зеленым цветом вообще, как это осуществляется многими учеными? Нет.
Выше уже неоднократно говорилось[dclvi], что среди полихромных (в отличие от ахромных) цветов не может существовать амбивалентности в силу жесткой однозначности каждой точки цветового пространства и наличия образного концепта для каждой из этих точек. Иначе человечество не смогло бы адекватно существовать в этом светоцветовом мире. Иное дело — цветоообозначение, которое включает в себя весьма существенные сегменты этого пространства. Это связано с ограниченностью вербального языка и принципиальной невозможностью словесного обозначения каждой точки цветового пространства[dclvii].
В заключении этого раздела можно заметить, что среди мировых конфессий затемненный синевато-зеленый — архетип долларизма США. В хроматической модели интеллекта этот цвет образуется из серого, голубого и зеленого, и соответственно, является преимущественно мужским самосознанием[dclviii], идеализирующим материальность денег.