Исторические прецеденты
Только в последние двадцать лет надличностное сознание было признано в качестве предмета серьезного научного исследования. До этого надличностные переживания обсуждались в духовном, мистическом, религиозном, магическом или паранормальном контекстах. Это была область деятельности священнослужителей и мистиков, а не ученых. Несмотря на современные предубеждения против открытия надличностной сферы для серьезных исследований, в изучении человеческого сознания было множество первооткрывателей, посвятивших этому делу всю свою жизнь. Одним из самых выразительных и смелых среди них был знаменитый швейцарский психиатр Карл-Густав Юнг.
Незадолго до смерти Юнг говорил, что все его наиболее зрелые труды выросли из надличностных переживаний, о которых он сообщал в работе «Septem Sermones ad Mortuos» («Семь поучений мертвому»), впервые изданной ограниченным тиражом в 1916 году. В этой книге он описал, как ему удалось прорваться через барьеры обыденного сознания и войти в мир, о существовании которого он прежде не мог и помыслить. В этом мире он начал общаться с сущностью, назвавшей себя Василид. На вопрос Юнга о его происхождении, Василид ответил, что жил в Александрии за много веков до рождения Юнга. Именно Василид говорил Юнгу о «плероме» — надличностном понятии, отразившемся позднее в его концепции «коллективного бессознательного».
Плерома — начало и конец сотворенных существ. Она пронизывает их точно так же, как свет пронизывает воздух.... Однако мы сами являемся плеромой, ибо мы — часть вечного и бесконечного... Даже в наимельчайшей точке есть плерома, бесконечная, вечная и целая, поскольку и малое, и великое представляют собой качества, содержащиеся в ней. Это то ничто, которое везде является целым и непрерывным1.
Хотя Юнг многое вынес из общения со своим внутренним проводником Василидом, однако, более глубокое влияние на его работу, в конечном счете, оказала связь со второй сущностью, которую он встретил на надличностном уровне. Эта вторая сущность, «дух во плоти», называвшая себя Филемоном, помогала Юнгу советами и руководством в работе в течение всей оставшейся жизни. В конце жизни Юнг, по существу, признавал, что самыми успешными и творческими из своих трудов он во многом обязан связи с Филемоном.
Еще один прецедент в поддержку надличностных уровней опыта можно найти в работе Абрахама Мэслоу о «пиковых переживаниях», которой он посвятил всю свою жизнь. Он настаивал на необходимости «депатологизировать» психику, то есть видеть во «внутренней сути» нашего существа не источник метафизической тьмы или болезни, а источник здоровья и родник творческих способностей человека. Он был убежден в том, что западная цивилизация затеняла важность этой внутренней сути, считая ее скорее суеверием, чем реальностью, либо рассматривая ее в качестве источника злых, опасных, невротических или психотических побуждений — чего то, что следует подавлять или вытеснять.
Всей своей работой с людьми, достигшими высокой степени «самореализации», Мэслоу демонстрировал, что человек может полностью реализовать свой потенциал не путем подавления сигналов, исходящих из этой внутренней сути, а, напротив, учась прислушиваться к ним. Его исследования показали, что хотя «голоса и побуждения», исходящие из внутренней сути (наподобие юнговского Филемона), могут быть «слабыми, тонкими и едва уловимыми, и их очень легко заглушить образованием, культурными притязаниями, боязнью неодобрения», тем не менее верно, что «подлинную индивидуальность можно отчасти определять как способность слышать эти побуждения-голоса внутри себя...». Он говорил: «Никакое психологическое здоровье невозможно без фундаментального принятия этой внутренней сущности человека и отношения к ней с любовью и уважением»2.
Около ста лет тому назад один из основоположников современных психологических исследований, Уильям Джеймс, размышлял над тем, как мы сами устанавливаем произвольные границы, которые в результате становятся преградами в нашей психике. Так же как Юнг и Мэслоу, он настойчиво призывал людей открыться широким возможностям, присущим этой сфере:
«Большинство людей живут... в весьма ограниченном круге своего потенциального бытия. Они используют очень малую часть возможностей своего сознания и ресурсов своей души в целом, почти так же, как если бы человек, имел привычку из всего своего телесного организма пользоваться и шевелить только мизинцем»3.
Исследование и картирование
надличностного мира
В наших обычных состояниях сознания — тех, что считаются нормальными — мы воспринимаем свою жизнь, как происходящую только в диапазоне сознательного опыта, доступного нам через посредство пяти органов чувств. В этом нормальном состоянии сознания мы определяем реальность зрительными впечатлениями, звуками, фактурами, вкусами и запахами окружающего нас мира. Кроме того, наше восприятие мира ограничено текущим временем и местом. Конечно, мы можем вспоминать прошлое или размышлять о том, что с нами может случиться в будущем. Мы также можем быть осведомлены о различных вещах, которые происходят вне пределов досягаемости наших чувств. Однако у нас нет ощущения, что мы непосредственно переживаем прошлое, будущее или удаленные события; мы ясно чувствуем, что эти другие времена и другие места существуют лишь в нашем воображении. Мы создаем их, как романист создает персонажей и соответствующую обстановку в своих книгах.
Когда мы входим в сферу надличностного опыта, мы прорываемся через барьеры, которые в повседневной жизни принимаем полностью на веру. В этот момент различные исторические события, эпизоды, относящиеся к будущему и элементы мира, которые в обычном состоянии могли бы показаться недосягаемыми для нашего сознания, предстают столь же реальными и подлинными, как все, что мы когда-либо переживали. Мы больше не можем считать то, с чем мы здесь встречаемся, плодами собственного воображения. Мир надличностного существует совершенно независимо от нас. Юнг, наблюдавший это в своих первых встречах с духом-проводником Филемоном, утверждал, что все мысли явно принадлежали его проводнику, а не ему самому. Филемон говорил, что Юнг относится к мыслям так, будто он сам их порождает, тогда как для Филемона «мысли были подобны животным в лесу, людям в комнате или птицам в воздухе». Юнг сделал вывод, что Филемон учил его «психической объективности, реальности психики». Это помогло ему понять, что: «... во мне существует нечто, способное говорить то, чего я не знаю и не имею в виду»4.
В надличностной сфере мы переживаем расширение или распространение своего сознания далеко за пределы обычных границ тела и эго, равно как и за пределы физических ограничений нашей повседневной жизни. Чем больше я исследовал эту сферу, тем больше убеждался, что опыт надличностного сознания может включать в себя весь спектр бытия.
Как и при вступлении на любую новую территорию, надличностную область следует изучать с определенной степенью осторожности и, по меньшей мере, с некоторой степенью опасения. Опасение проистекает из понимания, что мы вступаем в неведомое, а осторожность — из осознания того, что мы прокладываем первый путь в неисследованные земли и, по мере продвижения вперед, нам может оказаться необходимым изменяться. На тех, кто вступил на эту новую территорию, лежит обязанность нанести ее на карту, чтобы другие могли без страха последовать за ними. Безусловно, составление карты человеческого сознания не похоже на составление карты географической местности, однако существуют указатели и вехи, которые мы можем оставлять на пути, чтобы помочь другим понять, где они находятся и чего им ожидать.
Я обнаружил, что при составлении карты надличностной сферы полезно рассматривать следующие три области опыта: 1) расширение или распространение сознания в рамках обыденных понятий времени и пространства; 2) расширение или распространение сознания за пределы обыденного представления о пространстве и времени; 3) психоидные переживания.
В этом перечне представлены те виды надличностных переживаний, которые я наблюдал в своих собственных исследованиях и которые были неоднократно описаны различными признанными авторитетами в этой области. И хотя мы будем обсуждать различные виды надличностных явлений по отдельности, на практике они часто встречаются в различных сочетаниях друг с другом или с околородовыми и биографическими переживаниями. Так, например, кармические переживания и образы всевозможных архетипических божеств нередко впервые возникают в связи с базовыми перинатальными матрицами. Сходным образом, эмбриональные переживания могут появляться в сочетании с филогенетической памятью, с переживанием космического единства или с видениями различных благостных божеств или демонов.
В следующих главах мы будем подробно исследовать три ключевые категории этого перечня, начиная с расширения сознания в рамках обычных представлений о пространстве и времени, затем выходя за пределы пространства-времени и переходя к психоидным переживаниям, с которыми мы сталкиваемся в более отдаленных областях надличностного сознания.
ПУТЕШЕСТВИЯ ЗА ПРЕДЕЛЫ
ФИЗИЧЕСКИХ ГРАНИЦ
Порой, психика функционирует вне пространственно-временного закона причинности. Это показывает, что наши представления о пространстве и времени, а следовательно, и о причинности, не полны. Полная картина мира потребовала бы добавления еще одного измерения....
К.-Г. Юнг,
«Воспоминания, сновидения, размышления»
В повседневной жизни большинство из нас считают мир, в котором мы живем, состоящим из совершенно обособленных физических тел — как живых, так и неживых — каждое из которых обладает собственными фиксированными и абсолютными границами. Все наши чувства — зрение, слух, обоняние, вкус и осязание — казалось бы, говорят нам о том, что мы, по крайней мере физически, отделены от всего, что мы наблюдаем. Между нами и другими людьми, а также между нами и всей остальной Вселенной существует различие, которое, как будто, указывает на самодостаточность, независимость и уникальность каждого из нас. Однако, в последние пять лет исследования сознания начали показывать, что наши физические границы могут быть в значительной степени более иллюзорными, нежели реальными. Как и знаменитый мираж холодного бурлящего источника, предстающий перед изнывающим от жажды путником в пустыне, границы, которые мы воспринимаем между собой и остальной Вселенной, возможно, лучше всего считать плодами нашего ума.
На переднем крае исследований человеческого сознания мы обнаруживаем, что наука совершила полный круг, придя почти к тому же видению жизни, которое описано мудрецами древних и восточных культур.
Так, Шри Ауробиндо говорит:
«Мы должны рассматривать все становления как события движения в нашей истинной самости, а эту самость — как обитающую во всех телах, а не только в нашем теле. В своих отношениях с миром мы должны осознанно быть теми, кто мы есть на самом деле — этой единой самостью, которая становится всем, что мы наблюдаем. Все движения, все энергии, все формы и все события мы должны считать проявлениями нашего единого и истинного «я» во многих существованиях».
Та же тема сходным образом отражена в словах Альберта Эйнштейна:
«Человек — это часть целого, которое мы называем «Вселенной», — часть, ограниченна в пространстве и времени. Он переживает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального — это своего рода оптический обман сознания».
Лишь немногим людям не доводилось при определенных обстоятельствах переживать расширение своих обычных границ. В такие моменты наша иллюзия отдельности становится неясной и угасает, подобно последним лучам солнца в конце дня. В течение мимолетных мгновений сумерек мы переживаем слияние с другими людьми, отождествлясь с их переживанием мира, или обнаруживаем, что настраиваемся на сознание целой группы людей, отождествляясь с печалями и радостями целого общества, расы или всего человечества. Сходным образом, мы можем погрузиться в природу, например, во время похода в горы или в глубине леса секвой, и тогда мы выходим за рамки своего чисто человеческого существования и ярко переживаем жизнь растений, животных и даже неорганические объекты или процессы. Прекрасным примером надличностного состояния, выходящего за пределы обычного человеческого опыта, может служить следующий вдохновенный отрывок из пьесы Юджина О’Нила «Долгий день уходит в ночь» («Long Day’s Journey into Night»), где Эдмунд описывает свое ночное путешествие на парусной лодке:
«Я лежу на бушприте лицом к корме, подо мной бурлит и пенится вода, а надо мной возвышаются мачты со всеми парусами, белеющими в лунном свете. Меня опьяняли красота и поющий ритм этого момента и на мгновение я потерялся — буквально потерял свою жизнь. Я был свободен! Я растворялся в море, становился белыми парусами и летящими брызгами, становился красотой и ритмом, лунным светом, и лодкой и высоким небом с мерцающими звездами! Не ведая ни прошлого, ни будущего, в покое, единстве и безумной радости, я принадлежал чему-то большему, чем моя собственная жизнь или Жизнь Человека — принадлежал самой Жизни! Если угодно — Богу... как будто незримая рука отдернула завесу кажущегося мира. На мгновенье открылся смысл»1.
В измененных состояниях сознания это новое восприятие мира становится преобладающим и неотразимым. Оно полностью отменяет обыденную иллюзию ньютоновской реальности, где мы кажемся себе «эго, заключенными в кожу», существующими в мире отдельных существ и предметов. В крайних формах надличностного восприятия мы можем переживать себя всей биосферой нашей планеты или всей материальной Вселенной.