Компоненты терапевтической метафоры

Можно поставить вопрос так: что делает метафору терапевтичес­кой? Возможно, ее наиважнейшей функцией является создание, по выражению Росси, "разделенной феноменологической реальности", когда ребенок погружается в мир, созданный терапевтом с помощью метафо­ры. Таким образом, устанавливается трехсторонняя эмпатическая связь между ребенком, терапевтом и повествованием, что позволяет ребенку отождествить себя с его персонажами и событиями. Вот в этом ощу­щении тождественности и заключается преобразующая сила метафоры. Чтобы рассказ оставил отпечаток на реальной жизни ребенка, должен образоваться мостик понимания между ребенком и событиями повес­твования. Удачная терапевтическая метафора достигает этого предель­но точным изложением проблемы ребенка, чтобы он перестал ощущать свое одиночество, но и не слишком прямым, чтобы не вызвать у ребен­ка чувства смущения, стыда или сопротивления.

Как только произошла идентификация ребенка с событиями и героями сказки, вместо чувства обособленности {"Никому не было так плохо, как мне!") приходит чувство разделенного переживания ("Ока­зывается, и у них такая же проблема, как у меня!"). Однако все это происходит "не совсем" осознанно. В этом и заключается некая утон­ченность терапевтической метафоры. Смысл рассказанного "попадает в точку", но каким-то удивительно отстраненным путем. Проблема хоть и высвечивается, но предстает спокойно расплывчатой; повес­твование хоть и пробуждает скрытые возможности и способности, но неким обобщенным и отнюдь не напористым образом. Когда расту­щий без отца ребенок плачет, видя на экране прощальную сцену фильма "Ити", вряд ли он сознательно говорит себе: "Вот так и мой папа ухо­дил". Но воспринятое на каком-то уровне ощущение любви и, в ко­нечном счете, благополучия, которые рождают заключительные кад­ры фильма, несут ребенку исцеление и возможность по-новому увидеть свою утрату, причем он этого даже не осознает.

Если мы рассмотрим классические сказки с точки зрения их тера­певтического воздействия, то заметим в них ряд общих черт:

1) Они обозначают в метафорической форме конфликт главного
героя.

2) Воплощают подсознательные процессы в образах друзей и по­
мощников (представляющих возможности и способности главного
^ГеРоя), а также в образах разбойников и разного рода препятствий
(представляющих страхи и неверие героя).

3) Создают в образной форме аналогичные обучающие ситуации,
^гДе герой побеждает.

4) Представляют метафорический кризис в контексте его обяза­
тельного разрешения, когда герой преодолевает все препятствия и
побеждает.

5) Дают герою возможность осознать себя в новом качестве в ре­
зультате одержанных побед.

6) Завершаются торжеством, на котором все отдают должное осо­
бым заслугам героя.

"Гадкий Утенок" как терапевтическая метафора

В сказке о Гадком Утенке Ганса Христиана Андерсена разделен­ный феноменологический мир выстроен на весьма распространенном ощущении отторженности, некрасивости, непохожести. При чтении сказки у ребенка, да и у взрослого, происходит вызванное отрицатель­ными эмоциями чувство изолированности и возникает глубокое сопе­реживание с обиженным и отвергнутым Гадким Утенком. Благодаря этому чувству разделенного страдания, мы отождествляем себя с Утен­ком и словно сами проходим весь путь превращения невзрачного птен­ца в прекрасного лебедя.

В этой сказке можно обнаружить все шесть вышеперечисленных компонентов. Выраженный в метафорической форме конфликт начи­нается рождением неказистого утенка. Только вылупившись из яйца, он уже не похож на своих братьев и сестер, на других обитателей птичь­его двора, которые жестоко и быстро расправляются с ним за эту не­похожесть. Только одной матери он кажется замечательным. Она ви­дит в нем потенциал для совершенствования. Подсознательные процессы выражены в виде способностей и возможностей Утенка:

"Вы только посмотрите, как славно он работает лапками, как он прямо держится... Он не красив, но у него доброе сердце, а плавает он не хуже остальных — если честно сказать, то даже немного лучше. Ду­маю, со временем он выправится или станет чуточку меньше ростом".

И все же дворовая компания доводит Утенка до того, что он бе­жит от издевательств "в большое болото, где живут дикие утки", но и там не встречает привета и ласки. Вместо этого болото внезапно окру­жают охотники с собаками, знаменуя своим появлением стадию ме­тафорического кризиса. Многие птицы погибают, но утенку удается спастись. Даже большая страшная собака не тронула его. Здесь проис­ходит переоценка ценностей, когда утенок осознает, что именно не­приглядность спасла ему жизнь: "Хорошо, что я такой гадкий, даже собаке не захотелось меня съесть!"

Итак, кризис разрешился, и малыш находит дорогу домой, при­чем по пути он встречается с массой аналогичных обучающих ситуаций. Он уже многому научился: знает, как плавать, остерегаться врагов, выходить из критических ситуаций. По возвращении домой перед ним встает выбор: делать то, что он сам считает нужным, или то, что дру­гие считают нужным для него. Невзирая на все уговоры самодоволь­ной квочки' с птичьего двора, считающей плаванье признаком дурно­го тона и скудости ума, отважный малыш отправляется в свое плаванье "по белу свету". Но и там его не ждет ничего хорошего. Приближается зима, и начинается отлет птиц на юг. И вот когда утенок видит над головой лебединую стаю, в его сердце впервые появляется лучик на­дежды. Большие белые лебеди воплощают подсознательную веруУтенка в свои возможности.

Но лебеди улетают, а Утенку еще предстоит пережить долгую, холодную и голодную зиму. Его ожидает еще один кризис, когда озеро замерзает и он чуть не становится добычей лисы. Спасен­ный крестьянином, он вынужден овладеть искусством летать, что­бы избавиться от невзлюбивших его жены и детей своего спасите­ля. Пройдя через многие испытания и заметно повзрослев, Утенок, наконец, встречает весну.

К этому времени крылья у него подросли и окрепли и он стал прекрасно летать. Снова на озеро опускается стая лебедей, и Утенок решает подплыть к ним, чтобы остаться с ними навсегда, "пусть даже они заклюют меня до смерти за то, что я, такой гадкий, осмелился приблизиться к ним". Андерсен прекрасно изображает процесс откры­тия подсознательных возможностей. Увидев свое отражение в воде, Утенок понимает, что он лебедь, такая же прекрасная птица, как те, что вызывают его восхищение и к которым его так тянет.

Наступает счастливое превращение в прекрасного лебедя и новое осознание себя в этом качестве, а также мудрая оценка прошлого:

"Он чувствовал, что не зря прошел через все эти испытания и бедствия; это помогло ему оценить все счастье, всю красоту, которые его ожидали впереди... Он был так счастлив, но в нем не было ни капельки гордости, доброе сердце не знает гордости".

И, наконец, наступает торжество. Все славят Гадкого Утенка, дети танцуют вокруг него и хлопают в ладоши, а "старые лебеди склоняют ^ПеРед ним головы". Он принят в своей новой индивидуальности, круг завершен.

Таким образом, начинаясь с отторжения и обиды, рассказ завер­шается весельем и радостью и, возможно, под его воздействием чита-

испытывает чувство такого же преображения.

Конечно, не всегда все шесть классических компонентов присут­ствуют в каждой метафоре. Но мы вовсе не хотим представить их как некий жесткий и обязательный каркас для сочинения рассказа. Скорее, это эскиз, который вдохновляет и побуждает к творчеству. Само выде­ление этих компонентов в виде обобщений сделано в чисто дидактичес­ких целях. Вряд ли вы задумывались о них, следя за сюжетом сказки, фильма, книги. Но подсознательно все мы знаем, как строится драма­тическое действие, и если бы вы попробовали сейчас сами сочинить рассказ, то, скорее всего, в нем обнаружился бы ряд вышеупомянутых компонентов без всякого сознательного усилия с вашей стороны.

Так же бессознательно мы отталкиваемся от знакомых сказок и рас­сказов, когда сочиняем "оригинальную" сказку для ребенка. В метафоре "Дар моря", которую мы приведем ниже, прослеживается явное сходст­во с сюжетом "Гадкого Утенка". Как ни странно, мы обратили на это внимание, только когда стали работать над этой главой, хотя наша сказ­ка была придумана много раньше и, как нам тогда казалось, родилась спонтанно в ответ на необходимость без промедления помочь ребенку. Видимо, здесь действовало подсознание, отбирая те воспоминания, ко­торые были наиболее эффективными в данной ситуации.

Точно то же произошло и с другим нашим рассказом "Слоненок Сэмми". Одна из наших знакомых сказала, что он напомнил ей исто­рию слоненка Джумбо, чему мы искренне удивились и посмеялись.

Дар моря

Как-то поздним зимним вечером я пришла к знакомой. Нам нужно было кое-что выяснить по этой самой книге. Дверь мне открыла Шэн-нон, шестнадцатилетняя дочь хозяйки дома. Она сообщила, что мама задерживается и придет через час, а я могу подождать в гостиной. Все это было сказано довольно резким тоном. Я заметила, что Шэннон вот-вот расплачется. Голос у нее прерывался, в глазах стояли слезы. Когда я спросила, как прошел день, она выпалила, что провалилась на прослу­шивании, когда пробовалась на роль в школьном спектакле. А еще обид­нее было то, что четверо из пяти претендентов в школьную труппу были приняты, а это означает, что отказали ей одной.

У Шэннон был детский церебральный паралич, правда, слабо выраженный. Речь у нее была нормальной, координация конечностей почти в норме, ходила она самостоятельно, но несколько приволаки­вая ноги. К менее видимым последствиям этого нарушения относят­ся ограниченная способность обучения и эмоционально-болезненное восприятие себя как инвалида, человека, отличного от других.

Уже стемнело. Мы сели у камина. Я подложила несколько по-

леньев, надеясь, что тепло и огонь камина помогут поднять девочкег настроение, но я ошиблась. Ее речь перемежалась горькими фразами: "я никчемная", "я никуда не гожусь", "из меня никогда ничего не вы­йдет", "лучше бы я умерла".

Я знала Шэннон уже несколько лет и нередко видела ее в слезах после школы, где ее обзывали "калекой", "недоумком" или "чучелом". Каждый раз я пыталась утешить ее, подчеркивая ее достоинства, но все было напрасно. На этот раз я попыталась найти другой подход. Объяснив, что мне нужна ее помощь, я попросила послушать одну историю, якобы для нашей книги, и сказать, что она о ней думает. У меня с собой был портативный магнитофон для работы с ее матерью. Я предложила записать рассказ на кассету и обещала подарить ее де­вочке в награду за то, что она будет моей слушательницей. (Привожу дословную запись).

"Располагайся поудобнее, кажется, твой взор на чем-то задержал­ся... что-то приятно притягивает твой взгляд... может, та ваза.

Не знаю, что получится, но попробуй закрыть глаза и дай свободу своему воображению, пока я говорю с тобой. (Пауза.) Вот так, устра­ивайся поудобнее, чтобы чувствовать себя хорошо.

Представь уютный камин... потрескивает огонь... тянет дымком... у камина лежат дрова. Скоро их используют хоть и для важного дела, но всего лишь раз, и забудут о них.

В этом потрескивании есть своя мелодия — тихая и понятная од­ному камину.

Ты смотришь на пляшущие язычки пламени, и в памяти всплыва­ют приятные воспоминания...[Долгая пауза].

Давным-давно жили-были лес, дровосек и бревна. Среди бревен затесалась странная коряга, вызывая общие насмешки своим причуд­ливым видом. Как ей было обидно!

Долго лежала коряга среди других бревен, горь­ко размышляя, почему она не такая, как все. Все бревна как бревна, красавцы как на подбор, а она скрюченная, ободранная, кривая, ни красоты, ни проку.

И вот однажды расстроенная коряга оказалась ^в стопке поленьев, приготовленных для камина. Ей предстояло сгореть без следа, если не считать золы, Да и ту выметут, выкинут и позабудут.

Но каким-то чудом эта участь ее миновала и она оказалась в грузовике, который ехал на мебель­ную фабрику. Была коряга в большой компании Других бревен и, как всегда, тут же нашлись и до-^бРЫе и завистники. Вредных оказалось большинст-^в°' и они стали злословить и хихикать по поводу ее

(Метафорический конфликт)

(Осознание себя в новом качестве)

(Аналогичные обучающие ситуации)

внешности. И так ей стало больно за все эти годы страданий и издевательств!

В довершение всех унижений грузовик неожи­данно тряхнуло, коряга вылетела из кузова, заку­выркалась по дороге и осталась одиноко лежать у обочины. Для чего жить, если даже на мебель не сгодилась!

Прошло время, и проезжавший мимо мусоро-сборщик подобрал корягу. Никому она, похоже, не нужна, даже как топливо для камина. Погрузили ее вместе с другим мусором на баржу и поплыла она к самому глубокому месту, где обычно сбрасывали никому не нужный хлам. (Долгая пауза.)

А коряга все размышляла: неужели только для этого она появилась на свет! "Если это конец, — подумала она, — то хотя бы надо иметь мужество и выброситься самой... по своей воле... и уйти глубо­ко под воду по своему выбору (долгая пауза). Так она и сделала, сама решив свою судьбу... и была немало озадачена и смущена, обнаружив, что не только не потонула, но, напротив, закачалась на волнах и даже поплыла своим особым стилем.

Оглянувшись вокруг, она увидела много инте­ресного: раздуваемые ветром паруса лодки, пели­кана, реющего над водой в поисках пищи, приятно и ласково шелестящие волны. И на душе у нее сно­ва стало радостно. (Пауза.) Так она плавала по во­лнам, пока ее не выбросило на берег. Опять без­надежность, так и придется лежать здесь, пока не сгниешь и не превратишься в труху. До чего же бес­смысленной оказалась моя жизнь! Прогревшись на солнышке, коряга как-то незаметно уснула под рав­номерный шорох волн.

Пробудилась она от прикосновения чьих-то ласковых рук, которые ее подняли. Коряга увидела улыбающееся лицо человека, который с восторгом повторял: "Это просто чудо! Настоящее чудо!" На нее никто еще не смотрел с такой любовью... (пау­за)... и никогда она не слыхала такой похвалы в свой адрес... (долгая пауза)... и никто не держал ее в ру­ках так осторожно и заботливо. (Долгая пауза.) Ко­ряга была в полной растерянности, но ее ловко под­хватили и доставили туда, где было много народа и все восхищались ее формой, ее неповторимостью, ее художественной ценностью. (Долгая пауза) Она осторожно огляделась и увидела над дверью над­пись, в которой говорилось что-то о кучках деревь-

ев, принесенных морем. Корягу поместили на стенд с надписью "Дар моря" и относились к ней с боль­шим почтением. Мало того, было признано, что это самый прекрасный из всех принесенных морем де­ревянных даров!

Корягу неоднократно представляли на разные конкурсы, и она завоевала огромное количество наград. Во всем мире отмечали ее изысканность и теплоту, и массу других удивительных качеств. Для коряги была сделана специальная подставка, на ко­торой она счастливо покоилась, наблюдая радостно улыбающиеся лица и вслушиваясь в восторженные похвалы посетителей, которые старались невзначай прикоснуться к ней, просто потрогать это дивное творение природы. "Сколько бедствий я перенесла, — думала коряга, — и все же в конце пути моя жизнь обрела смысл. До чего же мне хорошо и покойно!"

(Торжество)

Реальная жизнь и литература как основы метафоры

Удачные и эффективные терапевтические метафоры можно стро­ить на уже готовом литературном материале или на отложившейся в подсознании памяти о когда-то прочитанных или услышанных сюже­тах. Другим источником создания абсолютно оригинальных метафор является сама повседневная жизнь. Попробуем сравнить эти два вида метафор.

Житейская основа

Трехногая собака

В течение десяти лет все знали Алленов как прекрасную семью. Их было четверо: отец, мать и две девочки, Санди и Мелисса, восьми ^и пяти лет. Неожиданно муж ушел из семьи и через две недели потре­бовал развод. Вот тогда-то его жена Джулия, симпатичная 28-летняя Женщина обратилась ко мне за помощью. Она жаловалась на потерю ^сна и аппетита, говорила о снедающей ее обиде и чувстве отвержен-

I

ности. "Во мне словно что-то надломилось" — повторяла Джулия. Де­вочки тоже очень тосковали по отцу.

На первом сеансе я попросила их нарисовать то, что они любят. Девочки рисовали свои увлечения, друзей, домашних зверюшек, а на рисунках Джулии вся семья была изображена в полном составе. Вот тогда я и вспомнила случай, когда мне повстречалась трехногая соба­ка, и я рассказала о ней матери и девочкам.

"На прошлой неделе нам пришлось ехать на машине с моим сы­нишкой Кейси. Вдруг он меня окликает: "Мам, посмотри скорее туда! — и показывает налево. — Собака с тремя ногами!" А сам прямо рот отк­рыл от изумления.

"Вижу, — отвечаю я , — с тремя ногами, ну и что?"

"Мам, ты только посмотри, что она выделывает, — возразил сын.— Гляди, с мячиком играет, побежала, а вот села, глянь-ка, кость грызет. Совсем как наша собака все делает, а у самой только три ноги. Как у нее получается?" (Пауза.)

"Знаешь, Кейси, я думаю, она научилась обходиться без этой чет­вертой ноги. Вероятно, она поняла, что можно радоваться жизни и с тремя оставшимися ногами".

"А как ты думаешь, ей трудно было научиться?" — задал Кейси очередной вопрос.

"Думаю, что да, особенно вначале. Чтобы научиться чему-то ново­му, всегда нужно время. Зато если выучил, это будет с тобой навсегда".

Помолчав, Кейси поинтересовался, куда делась четвертая нога.
"Нельзя знать наверняка,— ответила я. — Может, такой родилась или
потеряла ногу, когда была щенком, а может, и недавно. Не это глав­
ное. Главное в том, что, потеряв нечто существенное, собака научи-
'' лась по-новому использовать то, что осталось".
а. Мой ответ вполне удовлетворил Кейси, и он затих, удобно отки-

нувшись на спинку сидения. Когда мы приехали домой, он тут же по­бежал к приятелю рассказать об удивительной собаке о трех ногах".

Наши встречи с семейством продолжались в течение полугода. За это время было рассказано много других историй и метафор в качест­ве основного средства лечения. За это время Джулия устроилась на хорошую работу, начала подумывать о возобновлении занятий в кол­ледже, что не помешало бы ее карьере. У нее появился поклонник и "рана стала затягиваться".

Состояние девочек значительно улучшилось уже в первые два месяца. Вернулись аппетит и сон. Правда, время от времени они жа­ловались на возвращение головных болей и болей в животе. Иногда отказывались идти в школу. Как выяснилось, все эти симтомы прихо­дились на те дни, когда наведывался или звонил отец. Мне пришлось пригласить его вместе с девочками на сеанс семейной психотерапии.

^го помогло ему в полной мере осознать свое место в жизни дочерей, _и он постарался проявить всю свою заботу и любовь к девочкам.

Месяца через два после окончания лечения меня порадовала звон­ком Мелисса. Она восторженно рассказала, что у них во дворе появи­лась трехногая собака и они с Сенди подкармливают ее и обучают вся­ким "забавным штучкам".

Ванесса и ее сад

Социальные работники отправили ко мне на консультацию моло­дую пару и их приемную дочь Ванессу, девяти лет. Меньше чем за два года девочку трижды передавали из семьи в семью. У ее последних при­емных родителей, третьих по счету, возникли осложнения личного ха­рактера, в связи с чем они не могли держать девочку у себя постоянно.

Во время беседы с девочкой я поинтересовалась ее вкусами и при­страстиями. Рассказывая о себе, Ванесса упомянула, что ей нравится работать в саду и что за эту работу ей каждую неделю платили опреде­ленную сумму. Это напомнило мне об одной истории, тоже связанной с садом, которая в чем-то совпадала с теперешним положением девочки.

"Года два тому назад мои соседи продали свой дом. На его месте предполагалось построить большой многоквартирный дом. Но пока строительство не началось, обезлюдевший дом еще стоял на прежнем месте с заколоченными окнами. Заброшенные кусты и растения во­круг начали увядать без поливки. Я связалась с владельцами будущего строительного участка и получила разрешение выкопать и пересадить все, что мне нравится.

Я выбрала самое грустное и поникшее растение и перенесла его на новое место жительства, приговаривая, что хоть я и умею ухажи­вать за цветами, мне нужна и его помощь: пусть оно своими листиками говорит о самочувствии, как оно дало мне знать о своей беде в забро­шенном саду.

Подобрав, как мне казалось, самое подходящее место, я обильно подкормила и полила растение. Но оно, похоже, не принялось, и вид У него был неважный. Тогда я пересадила его с затененного участка в просторный горшок. Прошло еще какое-то время, но цветок выгля­дел все таким же унылым. Мне стало грустно, и цветок был не веселее, словно говоря: "Настанет ли время, когда я подрасту и расцвету?"

Я обратила внимание Ванессы на мой любимый розовый куст, ^к°торый дарил мне свои прекрасные цветы и радовал чудесным аро­матом, и заметила с улыбкой:

"Трудно представить, что пришлось несколько раз пересаживать ^ЭТот куст, прежде чем выбранное место пришлось ему по душе: и поч-⁸⁸ По вкусу, и солнышка в самый раз, и воды в меру, и подкормка в

65

норме. Я, конечно, советовалась со специалистами-садоводами. Нуж­но время, говорили они. Хорошо, что всегда есть способ дать знать о своем состоянии: от чего тебе лучше, а от чего хуже. Помощь всегда подоспеет, хотя поначалу кажется, что так и будешь уныло засыхать в горшке".

Ванесса лечилась у меня два месяца, до тех пор, пока не попала к новым приемным родителям. Их дом окружал большой сад, и я дала девочке черенки самых выносливых растений из моего сада. Истре­бить их практически невозможно, они выживают в любых условиях. Ванесса с радостью приняла черенки и взяла на себя полную ответ­ственность за их дальнейшую судьбу. Теперь она знала, что в жизни растения пересадка — очень важный момент, и ему потребуется пос­тоянная забота.

На этот раз после очередной "пересадки" сама Ванесса "прижи­лась". Девочка расцвела, окруженная заботой и любовью своих новых родителей. Много времени она проводила в саду, ухаживая за пода­ренными ей растениями.

В своей метафоре, построенной на факте из жизни, я как бы про­вела параллель между положением девочки и состоянием пересажен­ного мною куста, который стал для Ванессы олицетворением ее со­бственных бед. А мое общение с растением как с живым существом помогло девочке спокойно осмыслить свое положение и увидеть его не столь трагическим. Все это изменило ее жизненный настрой в по­ложительном направлении, а когда жизнь ее устроилась, она словно постаралась закрепиться на новом месте, посадив мои черенки.

Для сравнения приводим еще две метафоры, но созданные не на реальных фактах, а придуманные.

Придуманная основа

Голубая Искорка

Как-то мне пришлось вести еженедельные занятия с небольшой детской группой, состоявшей из трех мальчиков и одной девочки в возрасте восьми и девяти лет. У детей были проблемы с поведением: недостаточная внимательность и чрезмерная подвижность, гранича­щие с патологией. Они и вправду минуты не могли посидеть спокой­но, вертелись и ерзали как заведенные! При первой же встрече я вы­яснила, что всем им нравятся мультики (здесь и внимательность

откуда-то появилась!) и все они в восторге от представлений в аква-парке, где не раз бывали. Перебивая друг друга, они восторженно рас­сказывали, как прыгали и кувыркались разные морские животные и рыбы. Поскольку дети сами занимались приблизительно тем же боль-щую часть времени, я уже нащупала к ним подход. Я предложила им закрыть глаза и вообразить, что они смотрят мультфильм под назва­нием "Приключения Голубой Искорки".

Речь шла об удивительной маленькой рыбке, которая так быстро двигала хвостиком и плавниками, что никто не мог ее догнать. Это неплохое свойство, если надо кого-то догнать или, наоборот, от кого-то удрать. Но беда в том, что Голубая Искорка не могла ни минуты оставаться на одном месте и поэтому у нее не было возможности по­любоваться красотой подводного мира. От этого ей становилось грус­тно, тем более что другие рыбы рассказывали о необыкновенных ве­щах, что встречаются на морском дне. Попробовала она плавать помедленнее, да куда там, словно неведомая сила мчит ее вперед!

В один прекрасный день Голубая Искорка углубилась в воспомина­ния и припомнилось ей время, когда и течение было помедленнее и вода поспокойнее. Она так и ощущала это медленное, ласкающее тече­ние и совсем разомлела от своих мыслей. И вдруг заметила, что плав­нички и хвостик стали двигаться медленнее! Рыбка пришла в восторг от своего открытия. Она решила проверить, не случайно ли это произош­ло. Снова подумала о тихом ласковом течении, и снова сбавила ско­рость. Получилось! Тут она не спеша подплыла к стайке рыбок и вместе с ними стала любоваться лежавшим на дне сундуком с сокровищами. Другим рыбкам тоже было приятно, что Голубая Искорка может теперь играть вместе с ними и узнавать много интересного.

Эта история, как и многие другие, стала составной частью моих занятий с детьми, которые продолжались в течение восьми месяцев. В результате их поведение заметно исправилось: они стали более вни­мательными в школе и научились лучше ладить со сверстниками.