Особенности построения коммуникации. Как правильно вести себя с эпилептоидом?

Как правильно вести себя с эпилептоидом? — Очень просто. Не нужно его пугать. Он перестает нервничать и становится вполне сносным партнером по общению и взаимодействию, если: а) контролирует ситуацию (прежде всего, не перегружен информационными потоками) и б) видит, что ситуацию контролируете вы. Поэтому с самого начала покажите, что вы хорошо знаете свою личностную территорию, стережете ее границы, устанавливаете на ней свой собственный порядок дел и вещей... Иными словами, оставляете за собой право в ситуациях, затрагивающих ваши интересы, поступать так, как вы (а не кто-то другой!) считаете необходимым. В то же время, дайте ему понять определенно, что уважаете его право на собственность (в широком смысле). Пусть у себя дома хозяином будет он, а у вас — вы.

Если же эпилептоид в этом усомнился и вознамерился напасть на вас с целью взять под свой контроль — постарайтесь не дать ему сесть вам на шею. Не воспринимайте его попытки влезть с ногами в ваше индивидуальное пространство как знак расположения, доброжелательного внимания к вашей персоне. Покажите ему, что вы разгадали его намерения. Сумейте отстоять ваше право распоряжаться своими личными вещами, управлять своими поступками, мыслить, высказываться и действовать так, как вы хотите.

Приучите его подходить к вам с советами только тогда, когда вы его об.этом попросили. Не принимайте от него подарков, которые явно покушаются на вашу самостоятельность: дорогих украшений, предметов одежды, билетов, путевок...

«Я считаю, что тебе непременно нужно съездить в этот санаторий, подлечиться». — «А я так не считаю. Если хочешь, сам поезжай. А мне больше нравится туризм. Я поеду в горы с друзьями». Примерно такой диалог должен стать образцом поведения с навязчивым эпилептоидом. Вы сомневаетесь, не слишком ли грубо? Не отдает ли неблагодарностью, хамством? — Правильно. Грубо. Отдает. Да что там «отдает» — разит! Но иначе нельзя. Иначе не только место летнего отдыха, но вообще «место» вам очень скоро будет найдено и жестко за вами закреплено — не забалуешь.

Существует золотое правило: чем раньше, т. е. на более ранних этапах знакомства вы окажете сопротивление эпилептоиду, тем психологически легче будет это сделать. Тем проще (без ссор, без изнуряющего агрессивного противостояния) вы получите в его классификации желаемую позицию — «сильный». Помните: эпилептоид энергетически не силен, он осуществляет экспансию на чужую территорию не от избытка темперамента. Он просто не может позволить, чтобы вокруг него царил беспорядок. Суть его взаимоотношений с окружающими можно выразить так: «Умеешь управлять своей территорией — управляй! Не умеешь (слаб, вял, глуповат, неорганизован и т.д) — уступи место мне (хотя мне и без тебя тяжко)».

А что же делать, если эпилептоид уже давно сидит на вашей шее? Или если он — ваш начальник? Понятно, что попытки жестко противостоять давлению в этом случае обойдутся слишком дорого. Эпилептоид не допустит «бунта на корабле». Остается единственная возможность. Эпи-лептоидам по сердцу их собственный стиль поведения. Поэтому, если не получается на равных бороться с ними за лидирующее место в группе, «в стае», заставьте себя... стать аккуратным. Для начала приучите себя не опаздывать на работу. Наведите порядок вокруг себя: в своем гардеробе, на рабочем месте, на кухне... Сложно? Понимаю, что сложно. Но напрягите для этого всю заложенную в вас эпилептоидность. И вам воздастся.

Эпилептоид, возможно впервые за годы совместной жизни (работы), почувствует в вас нечто, с его точки зрения, человеческое, достойное. Он непременно поставит вам «в плюс» подобные усилия. После этого можете смело заявлять свои претензии на завоеванное таким способом пространство, а затем — и на связанную с ним функцию (а это уже управление, власть).

Да, он командует фронтом, но домашними тапочками, своими и его, будете отныне командовать вы. И пусть он только попробует бросить их где попало... Так, шаг за шагом, устанавливая вначале формальный порядок, а затем и правила поведения, можно подвинуть любого, самого грозного и неприступного начальника.*

*Только не вздумайте «качать права», настаивать на своем суверенитете, спорить, если у вас на рабочем столе и вокруг него разбросан мусор, если чистовые экземпляры документов хаотично перемешаны с черновыми и т. п. Иначе тут-то вы и почувствуете всю жесткость властной десницы начальника-эпилептоида. С его точки зрения, право на суверенитет нужно доказать. А доказывается оно собственным упорядоченным, функциональным, профессиональным поведением. Так что нечего на эпилептоида пенять, коль...

Если этот, относительно простой, «недорогой» с точки зрения энергозатрат, способ поведения вам не под силу, что ж, тогда займите в иерархии эпилептоида то место, какое сможете. Смиритесь с его деспотичностью, грубостью.*

* Эти качества обостряются, когда эпилептоид чувствует себя «не в своей тарелке», когда ему кажется, что ситуация дома или на работе выходит из-под его контроля. При этом он особенно бесится по поводу неорганизованности членов своей «стаи», привносящей в его жизнь дополнительные (необязательные) сложности.

Поймите, что по-другому общаться он не может. В награду вам достанется его защита. Будете жить за ним, как за каменной стеной...

А теперь, коллеги, вопросы и задания.

Вопросы и задания.

1.Назовите основную тенденцию, определяющую эпилептоидный стиль поведения. Как эта тенденция проявляется в оформлении внешности, в деятельности, в отношениях с другими людьми?

2. Как вы думаете, почему эпилептоиды так любят при любой возможности вырваться из города на природу, в деревню?

3. Что обычно приходит в голову эпилептоиду, когда он едет на работу в переполненном общественном транспорте? (Постарайтесь ответить на этот вопрос не вслух и не при детях.)

4. Найдите признаки эпилептоидности в персонаже поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» Собакевиче. Приведите собственные примеры эпилептоидного поведения.

5. Для каких профессий, помимо названных в тексте главы, эпилептоидность является необходимым качеством? Каким она существенно препятствует?

Глава 4

Паранояльный радикал

Помните, коллеги, эпиграф к знаменитой некрасовской «Железной дороге»: «Папаша, кто строил эту дорогу? — Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька»?

Поэт гневно и вдохновенно опровергает это мнение господина «в пальто на красной подкладке». Нет, дескать, Ваня, не сиятельный граф трудился в поте лица, а простой, голодный и изможденный народ. Под надзором графских опричников — супервайзеров.

Так кто же все-таки строил историческую железнодорожную магистраль, соединившую две российские столицы? Кто вообще строит дороги, мосты, здания, ракеты, политические партии и прочее, что требует трудолюбия, настойчивости и участия большого количества людей?

Козни, как мы теперь знаем, строят эпилептоиды. А все остальное — кто? Попробуем разобраться в этом в процессе изучения парано-яльного радикала.

Общая характеристика.

Начнем с вопроса: что, на ваш взгляд, отличает философа от практика?

В представлении автора основное отличие заключается в том, что философ признает диалектику бытия, а практик — нет. Это означает, что философ понимает (хоть и не всегда отчетливо, но все же) диалектическую двойственность любого явления, события, решения. Он знает: все, что происходит в этом мире, одновременно рождает свою собственную противоположность. В каждом тезисе заключен антитезис.

Человечество с целью выживания добывает нефть. Нефть и ее продукты нас согревают, позволяют нам перемещаться на дальние расстояния в относительно короткие сроки. В недалеком будущем (как ни печально сознавать) они станут основой продуктов питания... Но, добывая нефть, человечество наносит непоправимый вред природе, разрушает окружающую среду, тем самым лишая себя возможности выжить. Замкнутый круг. Одно не существует без другого.

Попробуем зайти с противоположной стороны. Человечество всеми силами сохраняет природу в неприкосновенности, для чего закрывает шахты, заводы, уничтожает транспорт, переходит на натуральное хозяйство. Воздух, вода, почва очищаются от загрязнения. Восстанавливаются нарушенные экосистемы. Люди дышат легко, живут весело, ...но недолго. Останавливается прогресс, резко ухудшается качество жизни, снижается ее продолжительность. Человечество теряет все свои интеллектом, потом и кровью завоеванные преимущества, становится на грань выживания. И снова замкнулся круг.

Философ это понимает. Он говорит: «Все — суета сует». И остается созерцателем. Вынужден им быть. Ведь для того, чтобы стать деятелем, активным преобразователем мира, нужно остановиться на чем-то одном, выбрать из двух альтернативных возможностей — только одну.

В каждом явлении, таким образом, содержатся неразрывно связанные, взаимообусловленные «да» и «нет», go нельзя одновременно сказать «да-нет». Либо «да», либо «нет». Иначе любая интеллектуальная модель любой части бытия так и останется лишь умозрительной. Нельзя реализовать на практике амбивалентную модель. Практика требует конкретности, определенности.

Нужно выбрать цель и добиваться ее, закрывая глаза на все остальное. Так поступают практики. Один добывает нефть. Другой — восстанавливает леса, очищает водоемы.

Теперь зададимся вопросом: почему один человек понимает мир (и, соответственно, ведет себя) как философ, а другой — как практик? Может быть, это происходит по желанию? Захотел — пофилософствовал на тему о диалектическом единстве и борьбе противоположностей, надоело — взялся за проектирование, а там и за прокладку туннеля под Ла-Маншем? Мы противоречили бы себе, если бы ответили на этот вопрос положительно. Разумеется, нет. Желание здесь ни при чем. Вернее, желание возникает тогда, когда в характере человека объективно существуют адекватные ему внутренние условия, когда человеку сложно, а порой — невозможно действовать иначе.

Когда же возникает желание создать нечто реальное, по-настоящему значительное, а то и, чем черт не шутит, масштабное? — Когда у человека есть для этого силы, энергия, которая буквально «распирает» его, не дает ему сидеть, сложа руки. Это первое условие. А второе — когда он четко видит цель, то есть предполагаемый результат своей деятельности. Когда он уверен, что ему ничего, кроме этой цели, не нужно, что он поступает единственно верно, добиваясь именно этой цели, что этому нет альтернативы.

Можно предположить, переходя с поведенческого на нейрофизиологический уровень, что внутренними условиями подобной прагматической, нацеленной на достижение конкретного результата стилистики поведения (не буду вас больше интриговать, вы и так уже догадались, что в этом случае мы говорим о паранояльной тенденции) являются: а) сильная нервная система (энергичность, работоспособность) и б)... легкие органические изменения в головном мозге.

Снова «здорово»! — скажете вы. — Опять органические изменения? Они-то с какого боку?

Давайте, разберемся. Ну, против сильной нервной системы, надеюсь, возражений нет. Что же, если не она, обеспечивает энергетический потенциал, необходимый для воплощения замысла в жизнь? А вот откуда берется целенаправленность?

Судя по всему, она является результатом длительной концентрации (то есть застоя) возбуждения в системе нейронов, обеспечивающей выполнение данной (а не какой-то другой!) деятельности, решение конкретной задачи. Иными словами, не было бы этого застойного возбуждения, не было бы и направленности на цель. Энергия распылилась бы, была бы израсходована на множество разрозненных, разнонаправленных поступков (как это происходит у обладателей гипертимного радикала).

В свою очередь, застой возбуждения обусловлен органическими изменениями в нейронах. При формировании паранояльного радикала, по-видимому, органический процесс не достигает той степени выраженности, которая приводит к заметному ослаблению нервной системы (как это происходит у эпилептоидов), но, тем не менее, лишает психику гибкости, способности быстро переключаться с одной задачи на другую.*

*Можно предположить, что небольшое (по нейродинамическим меркам) снижение скорости переключения нейронов с одного контакта на другой делает энергетически невыгодным, неэффективным формирование новых нейронных ансамблей, отвечающих за решение новых поведенческих задач. Решаемая задача становится основной, приоритетной, притягивает к себе все имеющиеся ресурсы. Тем самым обеспечивается целенаправленность и результативность поведения. Образно говоря, симфоническому оркестру Большого театра не к лицу срываться с места посреди увертюры и мчаться через улицу, в Театр оперетты, чтобы сыграть там пару тактов и стремглав нестись обратно. Сели — так играйте!

Параноик (давайте так — любовно — называть обладателя доминирующего паранояльного радикала) склонен к «застреванию». Но, в отличие от эпилептоида, ослабленного и оттого застревающего на эгоистических тревожно-агрессивных переживаниях, параноику хватает сил застревать не на поверхностных, формальных, а на содержательных сторонах жизни и деятельности. И, застревая, переделывать, преобразовывать их.

Ощущая в себе большой заряд энергии, параноик, как правило, ставит перед собой задачи, сложность и масштабы которых объективно превышают возможности индивидуума.

При этом он переживает необходимость решения этих задач как свою собственную, личностно значимую проблему. Это очень важно! С одной стороны, он не хочет отказываться от задуманного, но с другой — реально не в состоянии воплотить в жизнь свои намерения в одиночку. Вот из чего рождается настоящее лидерство.

Параноик — истинный лидер. Он твердо знает, чего хочет. Он преисполнен целеустремленности и энергии.

Он воспринимает окружающих как подспорье в реализации своего масштабного замысла, по сути — как часть самого себя.

Пример 7

Примером тому может служить любой масштабный политик-преобразователь, основатель научной школы, театра, бизнеса... Для таких все, кто рядом — соратники, остальные — противники, оппоненты. При этом кровное родство значения не имеет. Параноик отдаст свое дело в руки истинному последователю, а не родному сыну, если эти социальные роли не совпадают. Таков был Петр Великий, издавший указ о престолонаследии, по которому российский император получал право сам определять кандидатуру следующего за ним государя — преемника. Для Петра его реформы — дело всей жизни — были важнее корпоративных интересов династии Романовых.

Истероид, желая быть на виду, тоже претендует на лидерство. Но, как и все остальное в его исполнении, это не более чем очередная имитация, создание иллюзии. Да что и говорить, выполнению представительских функций истероида учить не надо. Ах, как великолепно он смотрится в президиуме! Ах, как вдохновенно вещает с трибуны! Ах, какой грозный он и одновременно покровительственный в помпезном начальственном кабинете, восседая на троне!.. Ах, как величественно он принимает верительные грамоты от иноземных послов! Прекрасно. Вот только главного от него не дождетесь — реального дела. Все начнется и закончится «распушением хвоста» и сотрясанием воздуха.

Стремится к лидерству и эпилептоид. Он хочет быть вожаком стаи. Жестким, авторитарным, требовательным. Но что он способен требовать от других? — Порядка. Дисциплины. Покорности. Страха. Подобострастия... Не более. На этом его социально-психологическая программа заканчивается. Эпилептоид не ставит новых преобразовательных задач. В лучшем случае, он может заставить других выполнять рутинные задания в законсервированных, стабильных условиях существования организации (если только эти «другие» не разбегутся кто куда из-под его грубого диктата).

Из многочисленных функций управления эпилептоид относительно хорошо справляется с распределением обязанностей между исполнителями и контролем промежуточных и окончательных результатов работы. А это, согласитесь, не есть полноценное лидерство.

Вернемся, однако, к параноикам. Их психологическая (как мы теперь понимаем, природой предначертанная!) позиция лидера порождает характерную этику и эстетику. Предлагаю, коллеги, обсудить эту важную тему в следующем разделе.

Внешний вид.

Поскольку не существует специфического паранояльного типа телосложения, начнем сразу с эстетики, то есть в нашем случае — с оформления внешности.

Параноики всем стилям предпочитают классический (они, собственно говоря, его и создают). И не только в одежде.

У классического стиля есть три, как минимум, качества, созвучных паранояльной тенденции. Первое: он выдержал испытание временем. Второе: его признает подавляющее большинство людей, он понятен и близок массам.

И третье, главное: классический стиль в мировой культуре отражает совершенно определенную социальную позицию — безусловный приоритет общественных целей, ценностей над индивидуальными. И это становится основой паранояльной этики.

«Единица — вздор! Единица — ноль! Голос единицы тоньше писка», — заявляет классический стиль устами Маяковского.

Примерно о том же самом говорит и параноик, выбирая прическу, одежду, обувь строгого, без излишеств, классического стиля.

В этом стиле, в отличие от спортивного, отсутствует агрессия (точнее, агрессивность индивида). Отсутствует также яркость и, стало быть, претензия на исключительность. Классический стиль, с его тенденцией к унификации формы, с его прямыми углами, заряжен социальным, а не индивидуалистическим содержанием. Он отражает уверенную, консолидированную силу общества и, соответственно, готовность служить его интересам, общественному благу.

Если в характере человека паранояльный радикал сочетается с истероидным, то на его одежде (и в его руках) появляются разного рода знаки принадлежности к идеологическим или профессиональным группировкам: надписи на майках, значки с изображением руководителя партии или с ее девизом, флаги, цеховые эмблемы*...

*Человек с доминирующим истероидным радикалом — без паранояльного — прицепил бы на майку значок с надписью «Это я — Вася», а вовсе не с ликом вождя. В то время как отсутствие истероидности в характере делает ношение значков вообще не актуальным. Обратите внимание, коллеги, история все та же: чем больше истероидности — тем больше показухи, всевозможных деклараций, тематических шествий и т. д. и тем меньше реального действия.

Оформление пространства параноиком сводится к превращению любого помещения в рабочий кабинет. Он — трудяга, влюбленный в свою работу. Поэтому все, что его окружает, носит на себе отпечаток его основной деятельности, выбранной им цели.

Уместно вспомнить, что истероид оформляет собственное пространство с единственным намерением — произвести на своих гостей, сослуживцев и т. д. яркое, незабываемое впечатление. Он изощряется как только может, наполняя дом (офис) своими портретами, модными причиндалами, оригинальными цацками... В подобном интерьере есть все, кроме одного — там не предусмотрено место для работы.

В отличие от истероида, у эпилептоида есть рабочая зона, где он занимается своими поделками, хранит инструменты. Но эта зона — одна из многих функциональных зон, не более. Существуют и другие. Ревнитель формального порядка — эпилептоид не станет, к примеру, принимать пищу в спальне или выпиливать лобзиком, сидя за обеденным столом.

Параноик работает везде, где он находится. За чашкой утреннего чая он дорисовывает схему, которую не успел закончить прошлой ночью, потому что его, несмотря на выпитый им в одиночку кофейник, все-таки сморила усталость. Принимая душ и затем одеваясь, он в режиме бормотания проговаривает тезисы своего выступления на предстоящем производственном совещании, с удовольствием перебирая в уме наиболее актуальные и трудоемкие задачи. Ложась в постель, он кладет рядом с подушкой телефон, чтобы ни в коем случае не проспать какое-нибудь важное событие, чтобы ни одна значимая проблема не была — не дай бог! — решена без его участия.

Если при этом в реальном характере присутствует еще и шизоидная тенденция, благодаря которой человек просто не убирает за собой, то интерьер постепенно наполняется овеществленными идеями и замыслами — чертежами, моделями, черновиками служебных записок, технико-экономических обоснований и т. д. и т. п.

Наличие эмотивного радикала (и об этом мы поговорим в свое время) пробуждает тягу к искусству. При доминирующем паранояльном радикале это будет классическое искусство, т. е. искусство, наполненное глубоким социальным содержанием (даже порой в ущерб достоверности).

Знаменитый русский художник, знаток российского быта Коровин, преклоняясь перед величием таланта Репина, тем не менее критиковал его картину, вошедшую в наше среднешкольное сознание под названием «Бурлаки на Волге».

«Илья Ефимович, — говорил Коровин (из воспоминаний художника, в вольном пересказе автора) Репину, — и где же, позвольте вас спросить, вы видели таких неавантажных, с позволения сказать, бурлаков? Этих доходяг, оборванцев, бомжей в последней стадии чахотки? Это какой же идиот-купчина доверит подобным, мягко говоря, работничкам тянуть свою баржу? Он так и к зиме на ярмарку не поспеет. Настоящие бурлаки (а уж их-то, слава Богу, я перевидал немало, каждый год путешествуя по России-матушке) — ребята крепкие, мощные, румяные, здоровые. А как иначе? Свежий воздух, физический труд, отменное питание — осетрина, белужина, рассыпчатые каши, обильно сдобренные натуральным растительным, а то и сливочным маслом, молоко, ягодные кисели, саратовские вкуснейшие калачи... Помилуйте, Илья Ефимович, но в жизни не бывает таких картин, как Ваши "Бурлаки". Репин угрюмо отмалчивался.

Зато Горький и Шаляпин были в восторге от этого произведения. Они (между прочим, оба — волгари, знавшие быт не хуже Коровина) видели в нем другое — глубоко эмоциональное и высокохудожественное раскрытие актуальной темы угнетения простого народа богатеями-эксплуататорами. Темы настолько важной, что ради нее не то что слегка погрешить против правды жизни, но и отдать самое жизнь — не будет много.

Таким образом, стремление не столько украсить интерьер, сколько наполнить его социально направленным содержанием за счет произведений классического стиля (нравоучительных картин, скульптур, книг и т. п.) — психодиагностически значимый признак паранояльной тенденции.

Паранояльность обнаруживает себя и в двигательной активности человека — в его мимике (в меньшей степени, хотя, понятно, что на лице параноика отражается его уверенность в себе, в правильности выбранного пути, его сосредоточенность деятеля) и жестикуляции.

Параноиков отличают, по крайней мере, два варианта излюбленной жестикуляции: направляющая и ритмообразующая.

Поскольку параноик всегда уверен, что только он один знает, куда нужно идти, где искать счастья — он охотно показывает это направление всем желающим. «Указующие персты», «простертые длани» (как свободные, так и с зажатыми в них головными уборами) — жесты, типичные Для параноиков. Они уверенно тычут пальцем не только в некую «светлую даль», но и, например, в книжную страницу, в лозунг на транспаранте, в чертеж, словом, туда, где четко и ясно выражены их принципы, намерения, Цели, символы их веры. Дескать, глядите, читайте, усваивайте, олухи царя небесного. Вот — правда (тычут в чертеж), а там (тычут в «светлую даль») — счастье! Не век же вам дурнями жить.

Речь параноика часто сопровождается постукиванием по столу кулаком, ребром ладони, негнущимся напряженным пальцем. Такое впечатление, что он тем самым задает ритм своим словам, обозначая начало и конец каждой фразы. Он словно вбивает в голову слушателям высказываемые мысли. Подобные ритмообразующие жесты часто сочетаются с направляющими: тычки пальцем в чертеж становятся ритмичными.

Кроме того, желая завладеть вниманием индивидуума, параноик нередко сокращает (в физическом смысле) дистанцию между собой и собеседником. Он хочет быть лучше понятым. Он, хватая собеседника за рукав, за лацкан пиджака, за пуговицу, притягивая его поближе к себе, глядя ему в глаза, требует сосредоточенности, лишает возможности увильнуть от разговора.*

*Что отличает параноика от истероида, который в аналогичных ситуациях дистанцию, напротив, увеличивает, чтобы его могли получше рассмотреть.

Качества поведения.

Паранояльная тенденция в характере — это целеустремленность, настойчивость, уверенность в себе, высокая работоспособность, упорство в преодолении препятствий, лидерство, т. е. объективная потребность в помощниках, обусловленная масштабностью замыслов. Об этом, коллеги, мы уже говорили с вами.

Значит ли это, — спрашиваете вы, — что паранояльный радикал делает его обладателя безусловно полезным обществу? А как же быть с полюбившейся нам диалектикой, согласно которой, грубо говоря, в каждой пользе содержится ровно столько же вреда? Или параноик — исключение?»

Нет, друзья, вы снова зрите в корень. Полагаю, вы заметили, что мы все время оставляем такую важную составляющую психики, как интеллект, за рамками рассуждений о характере.

Почему мы не говорим об интеллекте? Да потому, что интеллект (под которым принято понимать результат функциональной интеграции познавательных психических процессов: памяти, внимания, мышления и др.) не определяет стилистику поведения в том смысле, о котором ведем речь мы. Иными словами, он не добавляет новых красок, особенностей (кроме ситуации с шизоидным радикалом, но об этом позже). Интеллект определяет уровень сложности усваиваемых поведенческих стереотипов и, как следствие, уровень социальных результатов поведения. Интеллект, таким образом, является не формообразующим фактором, а ресурсом поведения. Так же, как, например, материальный достаток.

Чем, с этой точки зрения, будут отличаться поступки, взгляды, ценности и т. д. богатого и умного истероида от таковых, присущих бедному и глуповатому истероиду? Разумеется, не стилем. Стиль будет одинаковым: позерство, претенциозность, стремление вызвать своим поведением социальный резонанс. Просто богатство и интеллект — сразу или постепенно — приведут человека в соответствующую элитную общественную группу, где ему придется хвастать перед другими не грошовой бижутерией, а редкими бриллиантами, не яркой расцветки «юбочкой из плюша», купленной в недорогом магазине готового платья, а эксклюзивными нарядами от всемирно известных домов моды; имитировать не дворового героя — короля вульгарных застолий и мелких потасовок, а члена парламента или полководца...

То же самое можно сказать и в отношении обладателей других радикалов. Высокий интеллект обеспечивает накопление информации лучшего качества и объема, благодаря чему появляется способность отличить по-настоящему значимую вещь от дешевки.

Теперь представьте себе параноика, обделенного интеллектом. Каких целей он станет добиваться, не считаясь с энергетическими и людскими затратами? Представили? — Вот именно. Это не человек, а братоубийственный снаряд, каток — бессмысленный и беспощадный. Не пользу принесет, а непоправимый вред нанесет он обществу.

Пример 8

Увы, примеров тому немало. Вспомнить хотя бы одного из советских лидеров (обделенного не столько интеллектом, сколько знаниями), который заставлял колхозников выращивать кукурузу в ущерб другим сельскохозяйственным культурам; увлекшись ракетостроением, чуть было не уничтожил военную авиацию как «отжившую»; объявив «соцреализм» единственно верным направлением в искусстве, расправлялся с плодами творчества талантливых художников, поэтов, писателей, которые не вписывались в эту доктрину и т. п.

Идем дальше. Знаменитое паранояльное упорство, уверенность в собственной правоте — разве зачастую не оборачивается упрямством, нежеланием и неспособностью услышать своего оппонента, воспринять иную, возможно, более рациональную точку зрения? — Да. Оборачивается. И еще как! Сколько полезных, перспективных замыслов было пущено под откос параноиками! Только потому, что это были не их замыслы. Ни в грош не ставя чужие, собственным идеям параноики (далеко не всегда объективно) придают повышенное значение.

Пример 9

Сегодня уже в прошлом некогда горячий спор о целесообразности восстановления Храма Христа Спасителя в Москве. В путеводителе по столице начала двадцатого века — во времена существования оригинала этого грандиозного сооружения — было сказано: «При его возведении архитектор Тон не выказал достаточно таланта». Стоило ли вкладывать колоссальные средства в строительство этого храма по его старым чертежам? Зачем? Повторять ошибку Тона, чтобы повторно выслушивать нелестное мнение горожан по этому поводу? Автор не берется судить и становиться на чью-либо сторону в этом споре. Хочется только сказать, что у этого проекта была альтернатива и не одна. За время возведения златоглавого колосса окончательно разрушились и теперь не подлежат восстановлению многие архитектурные и исторические памятники нашей столицы (в том числе — церкви). В очередной раз одни параноики победили других за счет большего административного ресурса.

Рассмотрим целеустремленность. Условием ее возникновения, как было уже сказано, является превращение в сознании человека объективно амбивалентной идеи в субъективно моновалентную или, говоря по-русски, в однобокую.

Однобокость восприятия мира является оборотной стороной этого качества. Однобокость и упрощенность. Поскольку нельзя захватить сознание масс идеей (занятие, любимое параноиками!), не упростив ее до понятного всем и каждому лозунга. А упрощение идей, коллеги, нередко извращает их истинный, первоначальный смысл. С водой, понимаете, и ребенка недолго выплеснуть.

Пример 10

Так, идея анархии состоит вовсе не в разрушении общественных устоев. Ее суть, согласно воззрениям великого анархиста князя Кропоткина, заключается в передаче властных полномочий (т.е. рычагов управления обществом) с государственного на корпоративный (цеховой) и муниципальный уровни. Это возможно при условии, если значительная часть функций государства (война, дипломатия, эмиссия денег и т. д.) объективно утратят смысл в ходе социальной эволюции, и вместе с ними станут не нужны государственные структуры и учреждения. Таким образом, чтобы приблизить идею анархии, необходимо день и ночь трудиться над созданием деловых корпораций, предприятий, развивать муниципалитеты и подобные им формы местного самоуправления граждан, налаживать внутри- и межотраслевую кооперацию... Делом доказывать, что и без государства общество не разрушится, а наоборот, приобретет невиданный созидательный потенциал. Можно ли все это внедрить в сознание революционно настроенных масс? У кого хватит терпения и здравомыслия на воплощение подобных непростых, трудоемких социальных моделей? Псевдо-анархисты, вроде батьки Махно, взяли на вооружение из всего этого только идею низвержения государства, а вместе с ним и остатков морали, законности... И принялись за ее реализацию не жалея сил. То же самое произошло и с марксизмом. Марксизм — философия. Ленинизм — социальная политика и стратегия (Ленин — великий социолог!). Вдумаемся, как далеки они друг от друга по своей сути!

Лидерство, производное от масштабности замыслов, — ценное качество, кто спорит. Но лидер-параноик посвящает свой труд, свою жизнь не сегодняшним, а будущим поколениям. Он надевает тяжелое ярмо на себя и на своих соратников-современников, тем самым лишая всех окружающих его людей обыкновенных человеческих радостей и желаний. «Крепитесь, друзья, — говорит параноик, — скорее всего, мы погибнем, надорвавшись от непосильного труда, но наши потомки (при этих словах нездоровый блеск его глаз усиливается) будут жить счастливо!».

Позиция, достойная аплодисментов, если отвлечься от мысли, что и на потомков найдутся свои параноики. Проблемы индивидуальности параноику неведомы, он их брезгливо отбрасывает от себя, воспринимает как недостойное нытье. Он считает людей десятками, сотнями тысяч, миллионами и миллиардами... Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Параноик жаждет и добивается коренных преобразований во всем, за что ни возьмется. Он глубоко копает. Во многих случаях это хорошо. Без этого мир застыл бы на месте и погиб. Но, коллеги, вспомните наши рассуждения о диалектике глубины и поверхностности (см. главу 2). Вспомнили? То-то и оно.

Добавим к сказанному негибкость параноиков, их склонность во всех ситуациях следовать одним и тем же, раз и навсегда избранным путем* — и психологическое описание качеств поведения (в первом приближении, разумеется), присущих этой тенденции, готово.

*Вдумаемся: паранояльная преданность идее — это следствие тревоги, которая присутствует в нервной системе и является порождением органических изменений, ослабляющих ее. Параноик боится отклониться от избранного пути, держится за идею, как за поручень, но его сил, энергии все же хватает, чтобы довести замысел до стадии воплощения.

Задачи.

Любая задача, предполагающая получение конкретного результата, может быть доверена параноику. Нужно только знать, что он сразу же постарается укрупнить замысел, увеличить масштабы решаемой задачи, вывести ее из разряда обычных, заурядных в первоочередные. Затем он развернет деятельность столь бурную, что все прочие цели, стоящие перед организацией, отступят под этим натиском на второй план. Повторяю, задача может быть любая. Даже самая, на первый взгляд, нереальная.

Русский философ Николай Федорович Федоров (1828-1903) в качестве главной миссии человечества провозгласил воскрешение всех ранее умерших («отцов»). Действительно, с гуманистической точки зрения, смерть человека, переход его из бытия в небытие — величайшая несправедливость. А как же мысли, чаяния, чувства, привязанности, уникальный опыт каждого из живших и живущих доныне на этой планете? — Все в землю ляжем? Все прахом будет? Обидно. «Нужно, — призывал Федоров (вольный пересказ автора), — сделать все возможное и невозможное, все мыслимое и немыслимое, чтобы воскресить дорогих нашему сердцу мертвецов». Вот так. Ни больше, ни меньше.

На первый взгляд, идейка завиральная. Но не тут-то было. Уже младший современник и последователь Федорова - К.Э. Циолковский (1857-1935) — ставит эту задачу перед собой как вполне реальную и старается перевести ее решение на технологический уровень.

«Хорошо, — говорит он себе, — мы их воскресим, не вопрос. Но где все они будут жить, чем питаться? Возможности Земли в этом плане ограниченны, а народ будет все прибывать и прибывать».

И Константин Эдуардович начинает усиленно думать об освоении околоземного пространства, о строительстве искусственных спутников Земли — обитаемых орбитальных станций, где и должны будут поселиться вернувшиеся к жизни люди. В результате ученый выдвигает целый ряд важнейших научных идей, принципов, ставших основой космонавтики, ракетостроения.

В свою очередь, младший современник и последователь К.Э. Циолковского — СП. Королев — превращает космонавтику из новаторской, полуфантастической идеи в ведущую отрасль науки и промышленности мировой сверхдержавы — Советского Союза, которая (отрасль), кстати сказать, во многом надорвала «экономический пупок» нашего многострадального Отечества.

Конечно, в современной космонавтике вряд ли что осталось от первоначального федоровского замысла. Но не торопитесь его (простите за невольный каламбур) хоронить. Не перевелись на свете параноики. Разве модное нынче клонирование (с прицелом на клонирование человека) — не шаг по пути, предначертанному Федоровым? Интересная мысль, не правда ли?