Соотношение состояния опьянения и уголовно-правовой невменяемости
Среди широкого круга нерешенных проблем уголовного права следует выделить проблему уголовной ответственности лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения, которая находит весьма неоднозначное решение в уголовном законодательстве различных государств.
Речь в данном случае идет об обычном (простом, физиологическом) опьянении алкоголем, наркотиками и иными средствами "как разновидности аномального состояния субъекта, при котором процессы возбуждения и торможения приведены в дисгармонию"1 от которого следует отличать опьянение патологическое, признаваемое в психиатрии видом психического расстройства, влекущего за собой стойкое изменение психики человека.
В настоящее время уголовные кодексы большинства стран мира, включая все страны СНГ, содержат общие нормы о влиянии состояния опьянения на вину и ответственность (чаще всего в разделах о субъекте преступления, общих условиях уголовной ответственности). Вместе с тем в уголовном законодательстве ряда иностранных государств подобные нормы отсутствуют, а такую группу стран входят Болгария, Боливия, Венгрия, Грузия, Дания, Колумбия, Нидерланды, Парагвай, Перу, Франция, Чили, Япония.
В уголовном законодательстве Латвии, Кубы, Никарагуа состояние опьянения в общей части их уголовных кодексов упоминается только как смягчающее или отягчающее обстоятельство.
Наконец, в УК Болгарии, Грузии, Колумбии и ряда других стран совершение деяния в состоянии опьянения является квалифицирующим признаком отдельных составов невступлений (как правило, при убийстве).
Что касается оценки уголовно-правового значения опьянения, то в современном законодательстве преобладает подход, в соответствии с которым уголовная ответственность за совершение преступления в состоянии опьянения наступает на общих основаниях, если лицо привело себя в это состояние добровольно (умышленно или по неосторожности).
Однако вышеуказанный подход является далеко не единственным в мире, и даже в тех странах, где уголовно-правовая доктрина отдает ему предпочтение, он находит весьма не одинаковое отражение и понимание.
В большинстве государств СНГ уголовные кодексы содержат лаконичную формулировку, устанавливающую только общий принцип уголовной ответственности: лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности (ст. 23 УК РФ, ст. 23 УК Азербайджана, ст. 30 УК Беларуси, ст. 18 УК Казахстана, ст. 21 УК Киргизии, ст. 26 УК Таджикистана, ст. 19 УК Узбекистана, ст. 21 УК Украины). Аналогичная формулировка содержится в УК КНР (ст. 18). Очевидно, что при таком подходе законодателя остается открытым ряд вопросов, в частности, как быть в случае недобровольного опьянения. Соответствующие пробелы приходится восполнять уголовно-правовой доктрине и судебной практике.
УК Молдовы (ст. 24) и Туркменистана (ст. 25) наряду с установлением вышеуказанного общего правила закрепили следующую дополнительную норму: причины опьянения, его степень и влияние на совершение преступления принимаются во внимание при назначении наказания.
В УК Бразилии (ст. 28), Норвегии (§ 45), Эстонии (ст. 36) содержатся более точные формулировки, согласно которым вину (ответственность) не исключает состояние опьянения, вызванное добровольно (умышленно или по неосторожности). Добровольное и недобровольное опьянение различают также уголовное законодательство Великобритании и ряда других стран английского общего права (Бруней, Замбия, Индия, Кения, Мальта, Нигерия, Фиджи и т.д.), а также УК Италии, Литвы, Панамы, Румынии, Судана, Уругвая.
В развитие этих тенденций напрашивается вывод о том, что если лицо в результате добровольного опьянения доводит себя до состояния полной невменяемости, его привлечение к уголовной ответственности представляет собой, по сути, объективное вменение. В ряде стран законодатель попытался разрешить данную коллизию, предусмотрев в Особенной части УК специальную статью (§ 287 УК Австрии, § 323а УК Германии, ст. 193 УК Греции, ст. 263 УК Швейцарии), устанавливающую ответственность за совершение запрещенного под угрозой наказания деяния в состоянии полного опьянения, исключающего вменяемость. Аналогичное решение предлагали и некоторые отечественные ученые.
Однако в мире есть страны, по законодательству которых полная потеря самоконтроля (вменяемости) в результате добровольного опьянения может признаваться обстоятельством, освобождающим от ответственности (Исландия, Испания, Македония). По общему для указанных стран правилу такое освобождение возможно только в случае "добросовестности" лица, т.е. отсутствия у него заранее возникшего намерения совершить преступление в состоянии опьянения или допущения такого развития событий.
Так, по УК Исландии (ст. 17) наказание не назначается, если в результате опьянения лицо полностью утратило сознательность, за исключением случая, когда это лицо заранее знало или имело все основания предполагать, что под влиянием или в результате такого состояния им будет совершено преступление.
По УК Испании (ст. 21) не подлежит уголовной ответственности тот, кто во время совершения преступления находился в состоянии сильного алкогольного отравления, под действием токсических или одурманивающих наркотических средств, психотропных веществ и других и не имел намерения совершить преступление или не предвидел и не должен был предвидеть возможности его совершения, а также находился под влиянием синдрома абстиненции из-за влияния таких веществ, что препятствовало пониманию им противоправности деяния или руководству своими действиями.
Условно говоря, в указанных случаях законодатели, признавая или не признавая это состояние основанием к освобождению от уголовной ответственности, достаточно подробно описывают как медицинские, так и психологические критерии состояния опьянения по аналогии с невменяемостью. Так, в отличие от законодателей Исландии и Испании, в статье 31 УК Польши состояние опьянения или одурманивания расценивается как состояние невменяемости или ограниченной вменяемости. Однако в тексте закона указывается, что виновный, принимая алкоголь или одурманивающие вещества, предвидел или мог предвидеть наступление в результате этого своей невменяемости или ограниченной вменяемости. Данное состояние не считается обстоятельством, освобождающим от ответственности или смягчающим наказание, поскольку оно было достигнуто обвиняемым добровольно.
В целом же следует отметить, что законодатель и правовая доктрина большинства мировых государств исходят из общего принципа, согласно которому недобровольное опьянение, приведшее к полной утрате вменяемости, исключает уголовную ответственность лица, а в остальных случаях уменьшает такую ответственность.
При этом под недобровольным понимается опьянение, возникшее вопреки воле лица, т.е. по причине непредвиденного случая или в результате обмана, принуждения. Например, по УК Австралии (ст. 8.1.) опьянение является недобровольным, если оно вызвано непреднамеренно или как результат обмана, внезапного или чрезвычайного критического положения, несчастного случая, разумной ошибки, физического принуждения или непосредственного насилия.
Полное освобождение от уголовной ответственности в случае недобровольного опьянения, повлекшее за собой полную утрату вменяемости, прямо допускают нормы УК Австралии, Бразилии, Брунея, Индии, Италии, Мальты, Румынии, Судана, Уругвая. В то же время УК Венесуэлы предусматривает в случае недобровольного опьянения только смягчение наказания.
Весьма своеобразной позиции придерживается литовский законодатель. Согласно ст. 19 УК Литвы лицо, совершившее уголовный проступок, преступление по неосторожности или умышленное преступление небольшой или средней тяжести в состоянии опьянения, освобождается от уголовной ответственности в случае, если это лицо было принуждено употребить опьяняющие или одурманивающие средства против своей воли и вследствие этого не могло полностью осознать опасный характер своего преступного деяния или руководить своими действиями. Лицо, которое при вышеуказанных условиях совершило тяжкое или особо тяжкое преступление, подлежит уголовной ответственности, однако назначаемое ему наказание может быть смягчено.
Как уже было сказано, законодатели ряда стран признают опьянение в качестве смягчающего или отягчающего обстоятельства. При этом иногда состояние опьянения рассматривается законодателем как так называемое «альтернативное обстоятельство», которое, в зависимости от обстоятельств дела, может быть как смягчающим, так и отягчающим. Например, согласно ст. 15 УК Филиппин "опьянение преступника должно быть учтено как смягчающее обстоятельство, когда преступник совершил серьезное преступление в состоянии опьянения, если оно не было привычно или обусловлено планом совершить указанное преступление, но когда опьянение привычно или вызвано преднамеренно, оно должно рассматриваться как отягчающее обстоятельство".
Также альтернативным обстоятельством опьянение признается в УК Албании (ст. 18), Гондураса (ст. 26, 27), Румынии (ст. 49).
Учет состояния опьянения в качестве смягчающего обстоятельства прямо допускается в УК Австрии, Албании, Венесуэлы, Гондураса, Литвы, Никарагуа, Румынии, Сан-Марино.
Примечательно, что во всех случаях признание опьянения смягчающим обстоятельством возможно с определенными оговорками. Например, по УК Гондураса и Никарагуа опьянение не должно быть привычным или вызванным намеренно с цепью совершения преступления. По УК Литвы смягчающим обстоятельством считается только совершение деяния лицом, приведенным в состояние опьянения против его воли.
В Великобритании и ряде других стран английского общего права (Кирибати, Мальта, Сингапур, США, Соломоновы острова) состояние добровольного опьянения может выступать как своего рода смягчающее обстоятельство (основание для смягчения наказания) в том случае, когда существенным элементом преступления является специальное намерение и опьянение обвиняемого доказывает, что у него такое намерение отсутствовало. Например, суд может признать, что лицо, находящееся в состоянии опьянения, не было способно сформировать в момент совершения им убийства намерение убить или нанести тяжкое телесное повреждение, и в связи с этим изменить квалификацию его деяния с тяжкого убийства на простое убийство, не требующее специального намерения. Так, в § 15.25 УК штата Нью-Йорк определяет, что опьянение как таковое не является защитой от уголовного обвинения, но в любом преследовании за посягательство доказательство опьянения обвиняемого может быть представлено для нейтрализации элемента вменяемого в вину преступления. Данное предписание распространяется на все противоправные деяния, совершенные лицом, находящимся в состоянии опьянения.[43, c.82]
Выражаясь иначе, состояние опьянения в этом случае влияет не на смягчение наказания, а на квалификацию содеянного. Безусловно, при переквалификации преступления с более тяжкого на менее тяжкое меняется и уголовно-правовая санкция. Таким образом, состояние опьянения по УК штата Нью-Йорк лишь в некоторых случаях возможно рассматривать в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность.
Важно подчеркнуть, что в уголовном права США отсутствует единый подход к вопросу о влиянии состояния опьянения на ответственность.
В Великобритании кроме названного условия действует еще одно, когда добровольное опьянение является фактором, определенным образом влияющим на уголовную ответственность, - если опьянение вызвало такое расстройство сознания, что должно применяться правило Макнатена.
Самым старым примером, упоминаемым в этой связи, является дело Дейвиса, обвинявшегося и признанного невиновным в "стрельбе с целью убийства" (в действующем законодательстве теперь используется иная терминология). В свою защиту Дейвис ссылался на белую горячку, возникшую на почве пьянства, которой он страдал в момент совершения преступления. Судья Стифен в своем напутствии присяжным указал на необходимость проведения разграничения между обычным пьянством и заболеванием, возникшим на его почве. Мнение судьи Стифена по делу Дейвиса послужило основой для решения иных аналогичных дел. Значительный интерес вызвала трактовка влияния опьянения на сознание обвиняемого, данная Палатой лордов по делу Галахера. Это решение более позднего периода представляется весьма важным, поскольку в нем сделан акцент на применение правил Макнатена в связи с заболеванием, вызванным злоупотреблением алкоголем. Обвиняемый, являвшийся психопатом, намеревался убить свою жену. Перед тем, как совершить преступление, он купил бутылку виски и выпил немного для храбрости. Во время судебного процесса Галахер свои действия объяснил психическим заболеванием, усиленным опьянением. На суде подтвердилось, что обвиняемый действительно страдал психопатией, которая осложнилась употреблением спиртного налитка, что, в свою очередь, привело к потере самоконтроля.
В напутствии присяжным судья отметил, что при обсуждении возможности применения правил Макнатена в этом случае присяжные должны учитывать состояние сознания, которое обвиняемый имел до того момента, как выпил виски. Палата лордов подтвердила решение, вынесенное судом присяжных, указав, что в случае психопатии, т.е. заболевания, которым страдал Галахер (до употребления алкоголя), правила Макнатена не могли быть применены в его деле и речь идет о простом снижении самоконтроля. В отличие от этого случая, если бы психопатия была вызвана чрезмерным употреблением алкоголя или наркотического вещества, обвиняемый смог бы воспользоваться правилами Макнатена.[44, c.43]
Как отягчающее обстоятельство совершение преступления в состоянии опьянения рассматривается в УК Албании, Венесуэлы, Гватемалы, Гондураса, Италии, Казахстана, Кубы, Латвии, Молдовы, Румынии, Панамы, Украины.
При этом законодатель считает опьянение отягчающим обстоятельством отнюдь не безоговорочно. Так, по УК Албании, Венесуэлы, Гватемалы, Гондураса, Италии, Кубы, Панамы, Румынии наказание усиливается только в том случае, если лицо привело себя в состояние опьянения с целью совершения преступления (по УК Венесуэлы, Италии, Панамы - также с целью подготовки себе оправданий).
Кроме того, в УК Италии и Кубы отягчающим обстоятельством признается совершение преступления лицом, которое находилось в состоянии привычного алкогольного или наркотического опьянения.
В УК Казахстана, Молдовы, Украины содержится оговорка, что в зависимости от характера совершенного деяния опьянение может не признаваться судом отягчающим обстоятельством. В Латвии признание опьянения отягчающим обстоятельством также отдано на усмотрение суда.
В заключение следует отметить, что в некоторых мусульманских странах, где действуют законы шариаты (например, Иране, Ливии, Саудовской Аравии, Судане), добровольное приведение себя в состояние опьянения само по себе образует состав преступления.
При определенных обстоятельствах вышеуказанное деяние может влечь самостоятельную уголовную ответственность и в других (немусульманских) государствах. Например, согласно УК Дании (§138), любое лицо, которое умышленно или по грубой небрежности приводит себя в состояние алкогольного опьянения, подлежит штрафу или простому заключению под стражу, если в этом состоянии оно подвергает опасности других лиц или ценное имущество.
Завершая рассмотрение этого вопроса, хотелось бы подчеркнуть, что намеренное доведение самого себя до состояния алкогольного или наркотического опьянения, в результате которого происходит частичная или полная потеря контроля над своим поведением (независимо от разновидности), не может влиять на степень его ответственности перед другим человеком, обществом и государством.
Рассмотрев понятие субъекта преступления и невменяемости в зарубежном уголовном праве можно сделать следующий вывод.
Субъектом преступления в большинстве зарубежных государств признается физическое лицо, достигшее ко времени совершения преступления установленного законом возраста. Это — одно из необходимых условий привлечения лица к уголовной ответственности Возраст, с которого наступает такая ответственность, в различных странах определяется по-разному.
Что касается невменяемости, то и здесь законодатель по-разному смотрит как на содержание ее критериев, так и на то, какое влияние на степень уголовной ответственности это состояние может оказать. В одних странах невменяемость влечет освобождение от уголовной ответственности (Италия, Япония, ФРГ), в других - Уголовные кодексы вообще не содержат понятия невменяемости (Швеция). К лицам, совершившим преступления под влиянием душевной болезни, умственной отсталости или другого ненормального психического состояния, применяются меры судебного реагирования. В число этих мер входит, как правило, отдача под ответственный надзор в порядке опеки над душевнобольными лицами, которые направляются для амбулаторного психиатрического лечения.
Интересно отношение зарубежного законодателя на такое состояние лица в момент совершения преступления как опьянение. Анализ проведенного сопоставления позволяет обозначить четыре основных подхода к решению проблемы уголовной ответственности лиц, совершивших преступления в состоянии опьянения. В рамках первого подхода законодатель безразлично относится к состоянию опьянения субъекта преступления (Киргизия, Таджикистан, Украина). Второй характеризуется тем, что лицо, совершившее общественно опасное деяние в состоянии опьянения, освобождается от наказания (Испания). При третьем подходе законодатель предусматривает возможность смягчения наказания такому лицу (Литва, Молдова). И четвертый - законодатель признает факт совершения преступления лицом, находящимся в состоянии опьянения, отягчающим наказание обстоятельством (Латвия, Италия).
Институт специального субъекта в уголовном праве: проблемные вопросы совершенствования
(черновой вариант научного доклада)
В обращении Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко к государственным и общественным организациям, к коллективам работников и всем гражданам по поводу подписанной им Директивы от 11 марта 2004г. №1 “О мерах по укреплению общественной безопасности и дисциплины” выражена серьёзная озабоченность имеющимися фактами проявления на разных уровнях профессиональной деятельности безответственности и халатности, приводящими к гибели людей, пожарам и другим чрезвычайным ситуациям. В этой связи Главой государства предложен комплекс конкретных мер, направленных прежде всего на усиление личной ответственности именно той категории лиц, которые в силу своего должностного положения или по иным правовым основаниям наделены специальными полномочиями по обеспечению защиты жизни и здоровья людей как на производстве, так и в быту.
Очевидно, что в решении поставленных задач значительное место отводится праву. Бесспорным является положение, что прежде всего именно в рамках юридической науки разрабатываются и предлагаются к законодательному закреплению высокоэффективные правовые нормы, способные по своему правовому и социальному содержанию не только оказывать принципиально сдерживающее (профилактическое) воздействие на правонарушителей, но и нести в себе достаточный объем законодательной ответственности должностных лиц как с общими, так и специальными полномочиями. Вопросы юридической, и в частности, уголовной ответственности второй категории лиц традиционно на уровне разных уголовно-правовых систем и школ являются особо дискуссионными и спорными как в доктринальном понимании, так и с позиции правоприменения. Известно, что в реальной жизни с бесчисленным множеством вариантов преступных посягательств на объекты уголовно-правовой охраны очень часто бывает крайне затруднительным правильно определить правовые основания ответственности непосредственных исполнителей, но еще труднее – тех, кто был рядом и прямо или косвенно содействовал преступному посягательству.
В настоящей работе предпринята попытка в допустимо корректной форме с использованием метода сравнительного анализа уголовно-правовых норм УК Республики Беларусь, УК Российской Федерации и УК Республики Украина рассмотреть юридическую природу института специального субъекта и наиболее спорные и проблемные вопросы квалификации преступлений, совершенных не просто субъектом, обладающим общими признаками последнего, а субъектом, выполняющим специальную функцию прежде всего в сфере профессиональной деятельности. Стоит только вспомнить масштабы трагических последствий, наступивших вследствие аварии на Чернобыльской АЭС, чтобы понимать, какое исключительно принципиальное значение в рамках рассматриваемого института уголовного права имеет правильное установление именно тех субъектов уголовной ответственности, функциональная деятельность которых находится в прямой причинной связи с наступившими общественно опасными последствиями. Подтверждением сказанному являются многочисленные примеры судебно-следственной практики, когда из-за невозможности определить конкретных лиц, обязанных в силу своего функционального положения обеспечить безопасность прежде всего жизнедеятельности в разных социальных сферах, уголовные дела прекращаются на стадиях предварительного расследования или судебного разбирательства. В частности, нередко ходе следствия выявляется масса различных нарушений правил безопасности со стороны различных участников трудовых или специальных правоотношений (директор не организовал, инженер по технике безопасности не проконтролировал, начальник цеха не создал условия и т.д.), но из-за недостаточной прозрачности функциональных обязанностей, неорганизованности и расплывчатости границ должностного положения при наличии формальных оснований уголовная ответственность при этом как бы “размывается”.
Так какими же качествами должен обладать субъект преступления помимо общих, чтобы разобраться в сложных хитросплетениях уголовного права? По - видимому, прежде всего необходимо обратиться к важнейшему институту уголовного права – составу преступления. В соответствии с теорией уголовного права состав преступления – это совокупность признаков, закреплённых в уголовно-правовой норме, предусматривающей ответственность за данное преступление, характеризующих его структуру и содержание. Структура состава преступления, как известно, включает четыре элемента: объект, объективную сторону, субъект и субъективную сторону. Каждый элемент, в свою очередь, обладает набором юридически значимых, по-иному указанных в уголовно-правовой норме признаков, которые относятся к общей характеристике состава преступления, т.к. присущи всем преступлениям без учёта особенностей отдельных видов.
Здесь следует указать, что в УК как РБ, так и УК РФ нет непосредственного законодательного определения понятия «специальный субъект» и его общие уголовно-правовые признаки устанавливаются чаще всего на уровне доктринального понимания, а также по результатам обобщения судебной практики.
Отдельные позиции в этом вопросе уточняются в постановлениях Пленума Верховного Суда РБ. Так, например, в подпункте первом пункта второго постановления Пленума Верховного Суда РБ от 26.06. 2003 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве» отмечается, «…что субъектом получения взятки может быть только должностное лицо, признанное таковым в соответствии с ч.4 ст.4 УК».
Подпункт четыре пункта второго этого постановления дополняет исследуемое положение, что «Лицо, совершившее по своей инициативе действия, повлекшие или могущие повлечь определенные правовые последствия для других лиц, но не наделенные для этого полномочиями, не могут быть субъектами преступления, предусмотренного ст.430 УК».
В то же время, например, украинский законодатель в ч .1 ст. 18 УК дает определение понятия «Субъект преступления», а в ч. 2 непосредственно сформулировано нормативное определение и понятия специального субъекта. Так, согласно законодательной формулировке «Специальным субъектом преступления является физическое вменяемое лицо, совершившее в возрасте, с которого может наступать уголовная ответственность, преступление, субъектом которого может быть лишь определенное лицо».
Очевидно, что отдельных разъяснений Пленума Верховного Суда РБ в рамках анализа особенностей квалификации некоторых составов преступлений явно недостаточно, чтобы создать обобщенное нормативное понятие института специального субъекта в уголовном праве. Ведь действующий УК РБ содержит множество составов преступлений, субъекты совершения которых, по мнению законодателя, должны обладать различными дополнительными признаками, политра которых далеко не всегда достаточно понятна для правоприменителя, что создает прямые предпосылки к судебным ошибкам. Это, например, специальные субъекты в преступлениях против правосудия, интересов службы, военной службы и др.
Дискуссии и споры между учеными и практиками по этому принципиальному вопросу имеют давнюю историю и, по всем признакам, будут продолжаться и дальше. Простое наглядное подтверждение сказанному – разные доктринальные и законодательные подходы в вопросах определения понятия специального субъекта и соисполнительства со специальным субъектом в уголовном праве РБ, РФ и Украине, о чем частично уже говорилось. А ведь в целом уголовные кодексы названных государств базируются на нормах Модельного УК стран СНГ, разработка которого осуществлялась представителями двенадцати бывших союзных республик СССР исключительно путем согласования содержания базовых институтов. Более того, сегодня даже в рамках УК РБ и официального комментария к нему отдельные положения исследуемого института имеют признаки разночтения.
Так что же понимать под специальным субъектом преступления?
Одни ученые специальным субъектом считают лицо, не только обладающие свойствами общего субъекта, но и наделенное дополнительными, присущими только ему качествами (В.С. Орлов, А.А. Пионтковский, А.М. Лазарев, Г.Н. Борзенков). Другие главный акцент делают на более характерных особенностях специального субъекта, нашедших отражение в диспозициях соответствующих статей УК. Так, по мнению Н.С.Лейкиной и Н.П. Грабовского, специальными называются такие субъекты, которые обладают конкретными особенностями, указанными в диспозиции статьи. При этом признание некоторых лиц специальными субъектами обусловлено, прежде всего, тем, что вследствие занимаемого ими положения они уже могут совершать преступления, которые не могут быть соовершены иными лицами.
Имеет место в юридической литературе при определении специального субъекта и другая точка зрения – ограничительного характера, реализация которой позволяло бы значительно ограничить круг лиц, подлежащих уголовной ответственности, при наличии у них тех или иных дополнительных признаков субъекта преступления. Так, по утверждению Ж.С. Ражковской и Р. Орымбаева, специальным субъектом преступления является лицо, которое, кроме необходимых признаков общего субъекта (возраст, вменяемость), предусмотренных в законе, должно еще обладать особыми дополнительными признаками, дающими возможность привлечь данное лицо к уголовной ответственности.
Следует согласиться с В.В. Устименко, который справедливо отмечает, что разное понимание в определении составов преступлений со специальным субъектом вызвано не только возрастанием количества таких составов, но и различиями в трактовке самого понятия специального субъекта и его признаков. И все же, даже поверхностный анализ позиций названных известных представителей науки уголовного права показывает, что большинство из них едино во вмении: специальный субъект кроме общих признаков, предусмотренных в законе, должен еще обладать и дополнительными, присущими только ему признаками (свойствами).
В этой связи попытаемся высказать свое видение формулировки определения понятия специального субъекта, которая, по моему мнению могла бы в перспективы стать предметом рассмотрения и на законодательном уровне. Считаю, что в этом есть практическая необходимость.
Специальный субъект преступления – это физическое вменяемое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности и обладающее одновременно специальными дополнительными признаками, предусмотренными соответствующими статьями Особенной части УК. Автор не претендует на бесспорность предлагаемой формулировки, тем не менее считает ее содержание заслуживающим внимания для дискуссионного обсуждения.
Главный признак специального субъекта преступления заключается в особом характере отношений между ним и объектом уголовно-правового посягательства. Объектом преступления может быть та или иная социальная ценность либо отношения, обеспечивающие её безопасность. В юридической литературе в рамках составов со специальным субъектом предлагается как бы автоматически и объект преступного посягательства называть специальным с формулировкой, например, следующего содержания.
Специальный объект – это отношения, обеспечивающие осуществление отдельных, социально-необходимых общественных и государственных функций, направленных на защиту безопасности личности, общества и государства. По мнению автора, названная точка зрения не бесспорна, так как общеизвестно, что общественные отношения во многих составах со специальным субъектом могут нарушаться и иными лицами, не обладающими признаками специального субъекта. Правовое различие в таких ситуациях будет выражаться только в рамках применения норм института соучастия. Тем не менее концепция о наличии специального характера отношений во многих составах со специальным субъектом имеет свое обоснованное право на существование и признание, так как она способна объяснять (определять) и специфику субъекта преступления, направленного против специального порядка поведенческих отношений.
Необходимо отметить, что определение наличия в составе конкретного преступления именно специального субъекта далеко не всегда представляется простым. Общие признаки субъекта не упоминаются в диспозициях особенной части УК, так как присущи всем составам преступлений и их правовое содержание раскрывается в нормах Общей части УК.
Дополнительные же признаки специального субъекта устанавливаются более сложным способом. Во многих статьях Особенной части УК признаки специального субъекта, достаточно конкретно (прямо) называются. Например, ст. 336 УК предусматривает ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, а субъектом данного преступления является лицо, обязанное соблюдать такие правила. Это значит, что существует специальная социально необходимая система общественных отношений, обеспечивающая безопасность людей, которая включает определённый круг субъектов (работников общественного питания, торговли, медицинских работников), обязанных соблюдать специальные санитарно-эпидемиологические правила. В то же время, например, диспозиция ст. 199 УК не указывает прямо на признаки специального субъекта, который подлежит уголовной ответственности за отказ в приёме на работу или увольнение с работы беременной женщины. Норма бланкетная и только через изучение соответствующих положений трудового законодательства представится возможным установить, что ответственность по этой статье несёт только лицо, обладающее правом приёма на работу и увольнения с работы.
Последний пример и обобщенный анализ составов преступлений с признаками специального субъекта свидетельствует о том, что в ряде уголовно-правовых норм специальный субъект не называется, но из характера деяния видно, что речь идёт о специальных отношениях, а следовательно, и о специальных субъектах преступления, т.е. его признаки устанавливаются путем толкования нормы. Так, в ст. 325 УК говорится о нарушениях правил обращения с радиоактивными металлами. Каких либо указаний о субъекте данного преступления в статье не содержится. Однако, исходя из характера деяний (нарушение правил хранения, использования, учёта, перевозки, захоронения и других правил обращения с радиоактивными металлами), ясно, что нести ответственность за их совершение может не любое лицо, а лишь то, которое специально уполномочено выполнять данные функции. В отдельных главах УК признаки специального субъекта раскрываются в Примечаниях. Например, в Примечании кглаве 35 УК дается определение понятия должностного лица, к главе 37 УК - понятие субъекта воинского преступления.
Автором в рамках подготовки настоящего студенческого исследования был проведен анализ всех составов Особенной части УК по субъектным признакам, который показал, что в действующем УК РБ 1999 г. от общего числа статей 43 % составов преступлений предусматривают выполнение объективной стороны только специальным субъектом преступления. В некоторых случаях признаки специального субъекта называются только части статьи УК и выступающие в качестве квалифицирующих признаков преступления. Например, ч.3 ст. 282 (Незаконная охота, совершенная должностным лицом с использованием своих служебных полномочий). Таких квалифицированных составов насчитывается 11%, остальные из 43% - основные.
По своему содержанию признаки специального субъекта очень разнообразны и имеют постоянную тенденцию к расширению и обновлению.
В юридической литературе предприняты попытки систематизировать и классифицировать эти признаки. Единой системы здесь нет, в среднем рассматриваются от трех до нескольких десятков элементов классификации. Как правило, признаки специального субъекта связаны с его физиологическими, демографическими свойствами, обязанностями перед другими лицами и государством др.
По мнению автора, представляется интересным классификация, предложенная д-ром юридических наук профессором В.Н. Петрашевым, которая достаточно полно иллюстрирует виды специальных субъектов с учетом ныне действующего УК Республики Беларусь. Рассмотрим ее содержание и выделим основные признаки, положенные в основу классификации.
1. Признаки, характеризующие правовой статус (положение) субъекта и его социальную роль в обществе: гражданин Республики Беларусь (ст. 356 - Измена государству), иностранный гражданин и лицо без гражданства (ст. 358 -Шпионаж );
2. Демографические признаки субъекта: разделение по полу – мужчина (ст. 166 - Изнасилование); по возрасту – совершеннолетний (ст.ст. 172 - Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления);
3. Признаки, подтверждающие наличие семейных, родственных отношений: родители и лица, их заменяющие (ст. 174 - Уклонение родителей от содержания детей), дети (ст. 175 - Уклонение детей от содержания родителей);
4. Отношение лица к военной обязанности: призывник (ст. 437 - Уклонение призывника или военнообязанного от воинского учета), военнослужащий и военнообязанный (ст.ст. 438 – 465);
5. Должностное положение (ст.ст. 424 – 430, 192, 197, 204);
6. Должностное положение лиц, работающих в специальных государственных системах или его ответственное положение : дознаватель, следователь, прокурор, судья, работник милиции (ст.ст. 394 - Принуждение к даче показаний; 399 - Незаконное освобождение от уголовной ответственности; ч. 3 ст.430 УК – Получение взятки лицом, занимающим ответственное положение, и др.).