Персонализация в теории приватности

Персонализация — это еще один важный механизм поддержания приватности (наряду с личным пространством и территориальностью), который позже стал исследоваться как самостоятельное

87

явление. Конечно, он связан с территориальностью. И. Альтман дает следующее определение: «территориальность — это механизм регуляции границ между собой и другим, включающий персонализацию и обозначение определенного места или объекта и уведомление о «владении» им отдельным индивидом или группой. Персонализация и владение имеют целью регулировать социальную интеракцию и удовлетворение различных социальных и физических потребностей. Нарушение другими границ персонализированной территории может вызвать защитные реакции со стороны владельца территории» [184, с. 10]. Более кратко, территориальное поведение — это механизм регулирования границ и персонализации через маркировку места или объекта коммуникации как «своего».

Определяя территориальность человека, многие исследователи отмечали необходимость обозначения участка его владельцем: человек не только испытывает воздействие среды в лице собственной территории, он также представляет самого себя в этой территории, наделяет ее своими проецируемыми качествами и таким образом делает эту территорию не анонимной, а индивидуальной, личной. И если при определении территориальности центральным понятием оставался участок как объект присвоения, то персонализация «отсчитывается» от субъекта, это «показ себя» с помощью среды. Персонализация может пониматься как число изменений, которые человек осуществил в своем окружении, как способ воздействия на окружение с целью преобразования его в свое, как возможность оставить свой индивидуальный отпечаток на окружении. И. Альтман писал, что, «персонализируя среду..., человек ставит свой индивидуальный отпечаток на нее, информирует других, где его место начинается и кончается, а также представляет миру свои ценности и убеждения» [184, с. 11]. Таким образом, помимо объективной, участок обладает еще и субъективной ценностью.

По степени персонализированности можно выделить несколько типов территорий. Первичная (например, место сна) — это территория, длительное время находящаяся под контролем одного человека, она существенна для него, и внедрение связано с переживанием угрозы личной идентичности. Вторичная (например, стол на работе) — это менее существенная для человека территория, которой пользуются временно или периодически и,

88

хотя она также ощущается «своей», контроль над ней неполон. Вторичная менее эксклюзивна, иногда воспринимается как «ничья», «неохраняемая» — например, середина улицы. Публичная территория — это место, на которое у каждого есть право, которое не «прикреплено» к определенному субъекту, как, например, парк, улица, площадь, место в вагоне метро и т. д.

На основе проведенного опроса И. Альтман выделил 6 основных способов персонализации среды с точки зрения ее целей и средств.

1. Представление своей связи (любви, уважения, наличия общей группы) с конкретными людьми (вывеска фотографий членов семьи и родственников, а также просто известных людей).

2. Представление своих ценностей (политических, философских, духовных) путем вывешивания лозунгов, плакатов, икон и других знаковых маркеров.

3. Представление своей эстетической направленности путем экспозиции рисунков, живописи и др.

4. Указание на определенное событие или значимый отрезок времени (экспозиция карт, календарей, вырезок из газет).

5. Демонстрация вещей, указывающих на склонности человека и качество его досуга (спортивные принадлежности, плеер, компьютер).

6. Представление своих групповых интересов (посредством вывешивания плакатов, реклам кумиров, спортивных команд, артистов и др.).

Невозможность персонализации места приводит к переживанию деперсонализации, чувству неподтвержденности, отчуждению человека от среды. Обобщая данные разных исследователей о функциях персонализации среды, А. Джилл (A. Gill) выделяет следующие. Персонализации — это:

• «проекция» личности в среду, дающая ощущение уверенности, защищенности, пребывания в своей среде;

• преемственность, чувство постоянства, связанности со своим прошлым, своей группой;

• фактор адаптации к новой среде — возможность взять с собой в новый мир часть старого (в больницу или детский сад — личную вещь или игрушку), что облегчает приспособление к ней [231].

89

Чем сильнее персонализирована территория, тем более острой оказывается реакция на нарушение ее границ, что неудивительно, если смыслом персонализации как формы приватности является поддержание идентичности. Для обозначения нарушений границ за рубежом используется множество терминов (violation, invasion, contamination, obtrusion, encroachment), изобилие которых свидетельствует о сензитивности к вторжению и тонкости нюансировки реакций на него. Таким образом, можно заключить, что установление дистанции и определение границ личного пространства, территориальность, персонализация, — все эти формы реализации стремления к приватности служат тому, чтобы увеличить возможности контроля над физическим и социальным окружением и обеспечить субъекту максимальную свободу выбора. К настоящему времени приватность рассматривается не просто как механизм взаимодействия человека и среды; она понимается как предмет одной из существенных человеческих потребностей.

Эмпирическое исследование приватности
в домашней среде

И. Альтман предпринял исследование способов использования домашней среды членами семьи, основанное на следующих методологических допущениях: 1) социальные связи внутри семьи могут быть осознаны и поняты исходя из того, как члены семьи используют домашнюю среду, 2) способы использования домашней среды могут характеризовать особенности членов семьи, 3) использование физической среды может быть описано в терминах интегрированного поведения, характеризующего все основные образцы (facets) семейного функционирования [205]. Задачей работы было установление общераспространенных норм уважения к приватности и основанных на ней стилей семейного взаимодействия. В качестве меры уважения к приватности рассматривались закрывание – открывание дверей и привычка стучать в дверь.

Процедура исследования включала опросник из 330 вопросов исключительно о поведенческих проявлениях (в отличие от чувств, восприятия и установок), в опросе участвовало 147 мужчин в возрасте 18—20 лет. Основные вопросы анкеты группировались

90

вокруг использования кухни, ванной и спальни, частично затрагивая уважение к приватности и территориальное поведение.

Наблюдение показало, что в каждой семье существует контролируемая и неконтролируемая площадь; в работе представлены диаграммы комнат родителей, брата и сестры и приведен протокол простых поведенческих проявлений: кто предпочитает держать дверь закрытой или открытой, кто стучит, кто (и к кому) входит без стука, а также как и где члены семьи проводят досуг. Нормативные результаты заключаются в том, что в среднестатистической американской семье обычно женщины в кухне отвечают за еду, а мужчина сидит в углу; но размещение не ригидно и зависит от присутствия гостей или меняется в случае еды в одиночку.

Механизмы приватности оказались больше связаны с использованием ванны и спальни, а не кухни. Было обнаружено, что открывание – закрывание дверей больше зависит от интимности деятельности, чем от внутрисемейного статуса человека, а вот стук в дверь соответствует мере уважения, и чаще стучат в дверь к сестрам или родителям, чем к молодым мужчинам и подросткам.

Использование спальных комнат (которые в США представляют собой просто отдельную, личную комнату для занятий разного рода) обнаружило глубокую связь приватности и социального контакта: так, двери закрывают для сна, отдыха, учения, а также принимая близких гостей. 34% опрошенных не закрывают двери вообще. Все члены семьи держат дверь закрытой чаще находясь внутри, чем снаружи, а родители и братья открывают свою дверь чаще, чем сестры. Входя в дверь, чаще всего стучат родителям, реже — братьям, а сестры занимают промежуточное положение. В то же время относительно стука в дверь просматриваются и кросс-половые закономерности: больше уважения проявляется к сиблингам или родителям противоположного пола.

Изучение использования физических барьеров показало, что члены семьи устойчивы в проявлениях «открытости» и «закрытости» дверей в различной деятельности, то есть у них возникают привычки. Члены одной семьи похожи в своих проявлениях открытости – закрытости по отношению друг к другу. Открытость – закрытость дверей спальни (доступность, accessibility) связана с большей информированностью о жизни семьи, а также с перекрытием

91

ролей (overlapping) внутри семьи и естественным распределением обязанностей. Следовательно, использование личной спальни — это ключ к поддержанию семейного климата (ecology).

Другие участки домашней среды тоже маркируют определенные характеристики семейного взаимодействия: если семья и гости едят на кухне, это свидетельствует о большей неформальности отношений (равно как и открытость ванной). Еда на кухне ассоциируется также с разделением домашнего труда (обязанностей).

Обладание (possession) отцом отдельной, помимо общей с матерью спальни, комнатой говорит о большей дистанцированности от семьи, формальности в отношениях с ним у других членов семьи. И вообще, чем выше доступность комнат для других, тем выше открытость семьи в целом.

Основываясь на своих наблюдениях, И. Альтман выделил два типа средового семейного поведения. Тип A — это открытый, неформальный, социально активный стиль семьи. Двери открыты, отдельные комнаты доступны для других членов семьи, отмечается меньше межличностных барьеров. Члены семьи вместе выполняют домашнюю работу, знают о том, что происходит в доме. Едят обычно на кухне, готовы входить без стука, активно обсуждают хорошие или плохие новости. Стремятся посадить родителей на противоположные концы стола.

Тип B обладает противоположными характеристиками, здесь отмечается присутствие границ: двери закрыты, отдельные комнаты недоступны. Едят обычно в столовой, причем стремятся посадить отца на конец стола, а мать — на угол или посередине (размещение свидетельствует об эксклюзивности положения членов семьи).

Результаты Альтмана вполне согласуются с более ранними выводами А. Зиммеля (A. Simmel), который также различал открытые и закрытые семьи в их отношении к приватности [273]. Закрытые семьи, преимущественно проживающие в больших городах, не ходят в гости без приглашения, что позволяет им сохранить социальную идентичность в условиях гетерогенности урбанизированного образа жизни. Открытые семьи, проживающие в маленьких городках или сельской местности, где выше гомогенность социальной среды, напротив, чаще используют внешний, чем внутренний, контроль над поведением. Взрослые члены

семей подобного типа позволяют другим людям воздействовать на собственных детей.

И вновь мы возвращаемся к пониманию приватности не столько как механизма «отделения», сколько регуляции интенсивности взаимодействия. Бытовые наблюдения говорят, что более охотно собираются к обеду члены семьи, которые мало общаются друг с другом в течение дня, и, напротив, в случае отсутствия возможности уединения и ненормированного рабочего дня, который проходит в окружении семьи, отмечается стремление есть в одиночку, смещать режим светового дня, и особенно ценными оказываются вечерние и утренние часы, когда остальные члены семьи спят. Это подтверждается и данными работы А. ДеЛонга (A. J. DeLong), который провел серию наблюдений в доме престарелых во время изменения режима жизни его обитателей: из общих комнат их переселяли в отдельные. Территориальные изменения сказались на качестве общения: возросла коллективность (если раньше в общей комнате люди стремились к одиночным занятиям, то после переезда они стали активнее использовать общие помещения для совместной деятельности). Выросла общая интенсивность общения, понизился уровень агрессивности. И если до переезда пожилые люди особенно строго фиксировали свои территории — подоконники, табуреты, то позже они стали более терпимо относиться к посягновению на эти участки, которые утратили статус личных.

К настоящему времени собран также богатый материал о межкультурных различиях в переживании приватности. Так, например, в Бразилии отмечается очень низкий уровень приватности: большинство дел осуществляется на глазах других, в Северной Африке, на Бали и Яве присутствуют свои особенности. Исследования в Израиле показывают, что в этой стране очень силен фактор места (не покидать свой дом — существенный мотив жизни граждан Израиля), возможно, потому, что они долго не имели собственной земли.

Отечественный исследователь может дополнить этнографические наблюдения И. Альтмана также данными о специфике жизнедеятельности в условиях коммунальных квартир. Однако, как справедливо отметил эстонский психолог М. Хейдметс, в своей основе теория Альтмана все же остается описательной, не открывающей психологической сущности и причин того, как организуется

93

среда субъекта исходя из содержания его потребностей, есть психологические механизмы становления приватности все же остались неизученными. «Объективные» данные, какими бы выразительными и богатыми они ни были, не дают представления о глубине переживания приватности вне контекста жизни субъекта, то есть, погружения в субъективированное, психологическое пространство личности.

Персонализация как проявление
личностной активности

Попытка преодолеть это ограничение поведенчески-средового подхода была предпринята в работе М. Хейдметса, который увидел в территориальности и персонализации стремление субъекта «ранжировать» различные сферы окружающей среды исходя из их субъективной значимости [182, 183, 184, 185, 186]. Опираясь на многочисленные эмпирические данные, М. Хейдметс предпринял попытку создания целостной теории персонализации среды, которая по своему объекту может быть отнесена как к экологическому подходу, так и к теориям личности. В отличие от И. Альтмана, М. Хейдметс оперировал не категорией поведения, а понятием личности, как оно трактуется в течениях гуманистически-экзистенциального направления.

Исследователь отталкивался от наиболее сакрального для психологии личности вопроса о том, в чем же состоит смысл ее бытия и самореализации, и отвечал на этот вопрос, апеллируя к концепции А. В. и В. А. Петровских [134, 135]. Эти авторитетные исследователи полагают, что быть личностью — значит не только присваивать и персонифицировать нечто из среды, но также и транслировать что-то в социальный мир «от себя». Это положение позволяет также вспомнить глубоко близкую отечественной психологии экзистенциальную концепцию личности В. Франкла, который значительно раньше предположил, что цель человеческого существования может быть найдена исключительно за пределами личности, и только постоянная самотрансценденция за свои границы дает ей ощущение движения, бытия и осмысленности [175].

В основе понимания личности А. В. и В. А. Петровскими лежит ее интерпретация как инобытия в других, как идеальной

94

представленности в других. Персонализация, с одной стороны, рассматривается как специфическая осознанная или неосознаваемая потребность человека, которая выражается в стремлении к воспроизводству собственного бытия, к продолжению в других людях и в истории. С другой стороны, персонализация представляет собой постоянно продолжающийся процесс, который обогащается либо за счет изменения объекта, либо за счет изменения динамики самого этого процесса, который служит основой самореализации личности в целом. И наконец, персонализация рассматривается как самодетерминируемый процесс, потому что, отвечая экзистенциальной потребности быть личностью, она использует в качестве ресурса обновленные и несущие на себе отпечаток личности субъекта социальные связи. Таким образом, соотнося эти идеи с мыслями В. Франкла, можно заключить, что фрустрация потребности персонализации препятствует самореализации личности в целом.

Очевидно, что в данном пункте рассуждений мы вплотную подходим к пониманию того, почему животные, обладая территориальностью, не продуцируют приватность как синоним интимности? и почему экологический подход ограничен в рациональном объяснении избирательных привязанностей человека к месту или вещи. Для человека объекты среды представляют собой еще и знак, опосредствованно представляющий, символизирующий неочевидные иногда для самого субъекта потребности, и потому осуждение кумира, выбора бытового предмета или внешности переживается как угроза существованию личности — это и на самом деле угроза, хотя и не физическому существованию, но идентичности, удар по самооценке и самоуважению. У животных в силу отсутствия знаково-символической репрезентации переносный смысл средовых сигналов не воспринимается (и тем более не переживается) как угрожающий, стало быть, не несет смысла опасности и не порождает «избыточных» конфликтов, связанных с чувством собственного достоинства, и мер по их разрешению. Таким образом, ключевой категорией при переходе от физических средовых объектов к персонализированным объектам является переживание их значимости для человека.

«Средствами персонализации, по-видимому, служат мысли, знания, художественные образы, произведенный человеком предмет, решенные задачи и т. д. Произведенный предмет (построенное

95

здание, точная поэтическая строка, посаженное дерево, мастерски выточенная деталь, написанная книга, сочиненная или исполненная сюита и т. д.) — это, с одной стороны, предмет деятельности, а с другой, — средство, с помощью которого человек утверждает себя в общественной жизни...», — писал А. В. Петровский [134, с. 252]. Можно добавить, что не только включенность в собственную деятельность субъекта, а и вообще соотнесенность с жизнедеятельностью, картиной жизненного пути даже в потенциальности («могло бы быть моим») наделяет разного рода явления, презентированные другим как объективные, личностным смыслом, персонализирует их и делает достоянием психологического пространства личности.

Персонализированную среду М. Хейдметс рассматривает как основную исходящую от человека форму структурирования окружающего мира. Персонализация среды — это определение места, территории, помещения как «своего», что обычно включает отделение, ограничение данного места физическими или социальными барьерами, контроль данного места и ощущение его «своим» (идентификация).

Анализ феномена персонализации открывает 3 психологических процесса (обратим внимание, что они содержательно напоминают также и составляющие процесса приватности в концепции И. Альтмана).

• Регуляция своей «открытости – закрытости», объема информации «от себя к другим».

• Контроль над средой, такое отношение человека с окружающим миром, в котором он оказался субъектом.

• Идентификация со средой, ощущение внешних объектов как «своих» или «чужих».

В описываемом феномене М. Хейдметс предложил выделять три компонента: субъект (тот, кто персонализирует среду), объекты (то, на что персонализация направлена — предметы, пространство) и социальное окружение (адресаты персонализации, в контексте взаимоотношений с которыми этот процесс имеет смысл и значение). В чем состоит основной смысл персонализации среды для субъекта и его окружения?

Прежде всего это «расширение» субъекта в среду, превращение элементов среды в органы функционирования личности, что рефлексируется сознанием и переживается эмоционально, то

96

есть происходит идентификация человека с объектом среды, которая ранжируется на разные зоны и сферы в зависимости от отнесенности к потребностям человека. Однако такое расширение в среду не является самоцелью человеческого существования, оно служит также расширению области субъектности и личного контроля, регулирует открытость – закрытость человека и является формой его социальной самоэкспозиции.

С точки зрения социальной общности персонализация упорядочивает систему межсубъектных отношений и определяет зоны влияния. С точки зрения объектов смысл персонализации состоит в том, что средовые объекты «прикрепляются» к субъектам и создают «социальную структуру физической среды», указывая, какому владельцу принадлежит тот или иной ее фрагмент.

Попытаемся соотнести между собой категории приватности и персонализации. Исходя не столько из определений, сколько из описаний феноменов, относящихся к данным понятиям, можно сделать несколько выводов. Приватность предполагает присвоение чего-то в личное пользование, то есть выделение своего, личного, из общего или «ничейного». Она отвечает соответствующей потребности, неудовлетворение которой приводит к остановке психического развития или возникновению девиаций. Отсутствие необходимой меры приватности делает человека обделенным также и в социальном отношении: страдает его самоуважение, качество общения, общая успешность.

Персонализация — это, напротив, «вынесение» себя вовне, наделение личными характеристиками того, что прежде ими отмечено не было. Персонализация также отвечает глубокой человеческой потребности экзистенциального содержания, главный смысл которой состоит в символическом преодолении конечности индивидуального бытия.

Для того чтобы возник объект персонализации, он должен быть вначале приватизирован. Таким образом, приватность и персонализация представляют собой направленные навстречу друг другу процессы регуляции отношений человека и мира. «Векторная» структура этих процессов отразила основную идеологию культур, в которых эти концепции оформились: если в западном индустриальном и постиндустриальном обществе очень высоко ценились личное и «частное», то в социалистическом режиме, при котором уточнялись положения теории персонализации, основной

97

ценностью субъекта было его «общественное лицо». При этом эмпирические исследования рассматривали объекты приватности в основном как пространственно-территориальные, а объекты персонализации — как социальные, что вносит дополнительные смысловые оттенки в соотносимые понятия: приватность отвечает вначале адаптационным целям и только потом — потребностям роста, персонализация — экзистенциальным потребностям. Другие составляющие среды (ценности, идеи, материальная культура, собственная телесность) в качестве объектов приватности-персонализации в исследованиях не рассматривались.

Общим условием нормального протекания этих важнейших для существования и развития человеческой личности процессов является наличие отчетливых и прочных границ психологического пространства, включающего, помимо территориальных и социальных, также и другие объекты, представленные в среде.

98

Глава 2
Психологическое пространство
личности как основное понятие
субъектно-средового подхода

Результатом осуществленного нами теоретического анализа был вывод об актуальности и целесообразности рассмотрения человека и мира как взаимодействующих и взаимопроникающих непротиворечивых систем. Это позволяет, с одной стороны, интерпретировать средовые проявления человека символически и метафорически, как моделирование своего внутреннего мира со всеми его особенностями и противоречиями, а с другой — изменяя телесные и топологические параметры жизнедеятельности человека, изменять его как личность. Самоопределение человека представляет собой ответ на вопрос о границах собственной субъектности, а самоосознание — это взаимодействие «Я» с различными формами «не-Я». Развитие личности — это усиление субъектности в направлении расширения контакта с действительностью и его углубления.

Эти идеи были положены в основу определения и операционализации понятия «психологическое пространство личности».

2.1. Психологическое пространство
личности и его свойства

Психологическое пространство личности мы понимаем как субъективно значимый фрагмент бытия, определяющий актуальную деятельность и стратегию жизни человека. Оно включает комплекс физических, социальных и чисто психологических явлений, с которыми человек себя отождествляет (территорию, личные предметы, социальные привязанности, установки). Эти явления становятся значимыми в контексте психологической ситуации, приобретая для субъекта личностный смысл, и начинают

99

охраняться всеми доступными ему физическими и психологическими средствами. Ключевое место в феноменологии психологического пространства занимают его границы. Психологическое пространство представляет собой форму субъектности человека и развивается посредством последовательно совершаемых выборов (идентификаций – отчуждений) в каждой жизненной ситуации.

Терминологический контекст понятия
«Психологическое пространство личности»

Проанализируем тезаурус понятий, близких по значению и содержанию термину «психологическое пространство личности». Прежде всего это эмпирическое Я У. Джемса (включающее внешние атрибуты личности, которые она присвоила и защищает) [45]. Однако, введя термин «эмпирическое Я», У. Джемс не успел его операционализировать и предложить методологию изучения.

К. Г. Юнг писал об индивидуации как процессе образования и обособления психологического индивида в качестве существа, отличного от коллективной психологии [197, 199, 201]. Отмечая несовпадение индивидуального и нормативного, К. Г. Юнг полагал, что если коллективное начинает замещать индивидуальное в психике человека, то необходимость в нормах отпадает, настоящая моральность гибнет, а индивидуальная безнравственность возрастает. В то же время он подчеркивал, что необходимое условие индивидуации — это адаптированность к нормам. Таким образом, не обозначая этого формально, К. Г. Юнг считал целостность границ между личным и коллективным условием нормальной зрелости личности. Индивидуация приводит к обретению самости (неосознаваемой сущностной основы личности), выражающей ее единство и целостность. Область пересечения психологического пространства личности и самости включает в себя эмпирически подтверждаемые поступки и переживания.

Еще одно семантически близкое понятие — это идентичность, которая может быть определена как устойчивый образ Я и система соответствующих способов поведения личности, индивидуально вырабатываемых каждым человеком и представляющих собой условие психического здоровья и психологического благополучия человека [195]. Это понятие введено Э. Эриксоном; оно отражает преемственность разных стадий жизненного цикла человека

100

(тождественность самому себе). В становлении идентичности очень важно существование «опорных точек», которые служат человеку внешними доказательствами его существования — это качества его тела, личное пространство, социальное окружение. Отчуждение от мира приводит к разотождествлению с самим собой и побуждает к поиску новой идентичности, отсутствие которой переживается как личностный кризис. Используя математические образы, соотношение психологического пространства личности с идентичностью можно уподобить соотношению функции с ее пределом: это попытка с той или иной мерой точности приблизиться к тому, что не может быть достигнуто, дискретно описать непрерывность.

В разных направлениях психологической мысли, чаще в психоанализе и гуманистической психологии, говорят о личной автономии — независимости, способности принимать решения, опираясь на внутреннюю поддержку [17]. Механизмом достижения автономии является сепарация — отделение от физической и социальной среды и ее отдельных объектов, в том числе родителей.

Еще одно близкое по смыслу понятие — это приватность, представляющая собой механизм регулирования границ между миром и субъектом; в широком смысле слова приватность стала означать способ создавать и защищать собственное Self [204, 286]. Персонализация — напротив, «вынесение» себя вовне, наделение личными характеристиками того, что прежде ими отмечено не было; «расширение» субъекта в среду, превращение элементов среды в органы функционирования личности [204, 135, 184].

В современной отечественной психологии также используется несколько содержательно близких понятий, на которых мы уже останавливались выше: Д. В. Ольшанский предлагает термин «психологический образ жизни», или «субъективное пространство жизнедеятельности», а Н. Б. Шкопоров уже употреблял термин «психологическое пространство личности» в небольшой работе, посвященной взаимопроникновению субъекта и среды [127, 191]. А. Б. Орлов говорит о Внешнем и Внутреннем Я, В. И. Слободчиков — о внутреннем мире и субъектности, Т. В. Снегирева — о психологическом опыте [128, 154, 32]. Таким образом, близкие понятия используются достаточно широко, однако, как правило, предложение их применять не подкрепляется операционализацией

101

и созданием исследовательского метода, что ограничивает возможности их использования.

Общая характеристика свойств психологического
пространства и его границ

Остановимся на свойствах психологического пространства, чтобы затем перейти к созданию адекватного этим свойствам метода исследования и диагностики.

Пространство подвижно и зависит от интенсивности и осмысленности жизнедеятельности человека. Так, оно может расширяться при наличии «рыхлых» и неопределенных перспектив, что соответствует стадии жизненного поиска, оставаться стабильным в случае обретения ответа и стягиваться при возникновении сверхценной идеи, в состоянии влюбленности и т. п. Психологическое пространство можно рассматривать и как устойчивую характеристику личности, и как ее состояние. В стабильные периоды жизни пространство стремится к равновесию, используя сложившиеся и уже освоенные языки самовыражения. Во время критических событий границы могут терять свою прочность, а личность совершать регрессию к языкам своего прошлого, в частности, к психосоматике или импульсивному владению вещами (воровству).

В пространстве можно выделить его объем, количество измерений, сохранность (устойчивость – подвижность границ). Оно развивается в онтогенезе и взаимодействует с другими качествами личности. Поскольку мы говорим о субъективном пространстве, для человека не очень важно располагать объективно объемным пространством и большой территорией; однако необходимо, чтобы они были субъективно достаточными и надежно защищенными. Более существенной характеристикой является не объективная скученность, а чувство стесненности. Но наиболее важным свойством, на наш взгляд, является прочность его границ, дающая человеку переживание суверенности собственного «Я», чувство уверенности, безопасности, доверия к миру.

Понятие границ впервые возникло в связи с изучением территориальности в этологии. Так, было замечено, что каждая особь стремится закрепить за собой личный участок территории для обеспечения основных жизненных потребностей: в пропитании,

102

гнездовании, выращивании потомства. Внутри и вне личной территории особь ведет себя по-разному: наиболее напряженными во взаимодействии оказываются границы, где происходят сражения, которые «ведут к пространственному разрежению популяций, обеспечивая каждой особи обладание определенным объектом или территорией, необходимыми для воспроизведения вида. В результате предупреждается совместное пользование такими объектами, которое во многих случаях было бы губительным или по крайней мере менее эффективным» [166, с. 64]. Таким образом, границы отделяют индивидуальную жизнь особи (или частную жизнь, как это принято говорить о людях) от жизни видовой, общественной, причем это отделение эволюционно оправдано, обеспечивая безопасность нормальной жизнедеятельности живого существа.

Реальное или предполагаемое изменение границ индивидуальной территории служит сигналом для специфического поведения особи: либо защиты посредством агрессивно-оборонительного поведения, либо бегства до места большей безопасности. При этом зоной особой психологической напряженности является граница личной и чужой территории. По мнению К. Лоренца и Н. Тинбергена, эти инстинктивно закрепленные образцы поведения, сложившиеся в течение тысячелетий, продолжают функционировать и у человека, частично трансформировавшись в социальные инстинкты, а частично проявляясь в динамике внутреннего мира личности [92, 166].

Психологическое пространство, которое человек ощущает как свое, позволяет ему обособиться, отграничиться от мира предметов, социальных и психологических связей, представляющих среду его жизнедеятельности. В зависимости от того, воспринимается ли окружающий мир как чуждый или родственный, строится и собственная активность человека, принимая агрессивную либо кооперативную окраску. Границы определяют отношение к малому и большому социуму — семье и друзьям, социальной группе, этносу, человечеству. Восприятие среды как дружественной, как части психологического пространства, позволяет проявляться конструктивным, жизнетворческим тенденциям, приводящим к взаимопроникновению человека и мира. Принятие в психологическое пространство в его социальном измерении широкого круга людей свидетельствует, как отмечал

103

Э. Эриксон, о «широкой идентичности», чувстве общности с другими. Если же среда воспринимается как чуждая, это может быть результатом непрочности нарушаемых в прошлом границ, следами ранних психотравм, и тогда они блокируются, ограничивая поле самоактуализации личности.

Социальная среда может восприниматься как угрожающая и в том случае, если некоторое явление воспринимается как внеположный психологическому пространству объект, и человек, переживая свою нецелостность, осознанно или бессознательно предвосхищает вторжение извне, используя избыточные защиты — от житейской агрессивности до нетерпимости к целым социально-этнических группам. Мера уверенности в прочности границ, на наш взгляд, определяет способность личности к диалогу и толерантность в любых сферах жизнедеятельности.

По результатам эмпирических исследований и теоретических обобщений можно выделить следующие функции психологических границ (которые мы будем называть также личностными границами).

На границе взаимодействия с миром рождается субъектность. Границы определяют, что есть «Я» и что есть «не-Я», чем я обладаю, а чем нет. Пограничная линия показывает, где заканчиваюсь «Я» и начинается кто-то другой.

Границы определяют личную идентичность человека. Устанавливая границу, личность самоопределяется и получает возможность активно выбирать способы самовыражения и самоутверждения, не нарушающие личной свободы. Если личностная граница не осуществляет эту функцию, идентичность размывается.

Устанавливая границу, субъект создает возможность и инструмент равноправного взаимодействия. Контакт как наиболее зрелая форма взаимодействия развивается именно на границе, где сохраняется разделение, а возникшее объединение не нарушает цельность личности. Если границы личности не справляются с этой функцией, способность к контакту подменяется либо пассивной манипуляцией, либо агрессивным неуважением к другим.

Границы создают возможность селекции внешних влияний, а также защиту от разрушительных воздействий. Прочные границы защищают от соблазнов разнообразных зависимостей и разделяемых референтной группой пороков, то есть позволяет субъекту подняться «над полем». Нарушение границ ведет к развитию

104

у человека склонности к виктимизации и развитию комплекса жертвы.