Маголодия для счастливой неудачницы

Каждый склонен видеть в мире свое отражение. Уставшему человеку все кажутся уставшими. Больному — больными. Проигравшему — проигравшими.

«Книга Света»

Рано утром в дверях замаячила пришибленная пластилиновая физиономия Тухломона.

— Ах ах ах, Дафочка! Как твое здоровьице? — спросил он гнусящим голосом существа, у которого болят все зубы.

— С чего вдруг такая забота? — спросила Даф, подозревая подвох.

Тухломон ужом завертелся перед ее кроватью. Зацепил стул, на котором лежала флейта, уронил его, заохал, закрутился. Упавшую флейту, однако, поднять не рискнул, хотя и склонился над ней, шевеля клейкими пальчиками.

— Ну как же, Дафочка! С каждым днем ты все больше становишься человеком, а люди они, вить, имеют тенденцию болеть и дохнуть… — просюсюкал он.

— Спасибо, что напомнил. А теперь пошел отсюда, — сказала Даф. Она уже усвоила, что с комиссионерами можно не церемониться.

От «спасибо» Тухломона передернуло, точно сквозь него пропустили ток. Однако он справился и продолжал рассуждать:

— Странное существо человечишка! И бандитов он боится, и начальства, и гепатита какого нибудь паршивенького, и инфаркта, и соседей, и за имущество свое трясется. Ползет по жизни как таракан, опасливо озирается, никому и ничему не доверяет. Хочется ему все сделать правильно, нигде не споткнуться, на уголовщину не нарваться, начальство обмануть, от болячек и от тюрьмы извернуться — и доползти таки благополучно до гроба. Одного только он не боится — эйдос свой потерять. Душа — она неясно еще, есть или нету, а инфаркт и сварливое начальство — вот они, тута! Вот и выходит, что от мелочей бегаем, а главной кувалды, что над нами занесена, не видим.

Даф зевнула. Хотя Тухломон и говорил порой неглупые вещи, к словам его невозможно было относиться всерьез. Вольно или невольно ты начинал искать второе дно, думать, ради чего все сказано и какие действительно цели Тухломон преследовал.

— Все сказал?

— Нет, не все с! С возрастом человек нравственно пачкается. Засаливается как простыня, как старая рубашка! Посмотришь на иного: противно! Брезгую!

Тухломон делано содрогнулся.

— Нравоучительствуешь? — спросила Даф хмуро.

— Есть немного!

— Раз нравоучительствуешь, значит, себя выше мнишь. Вроде как черточку под человечеством проводишь и себя под черточкой вписываешь, — сказала Дафна.

Комиссионер захихикал. Хихиканье у него бывало разное. То он шуршал как осенняя листва, а теперь точно зазвонил позеленевшей мелочью в ладошке.

— Хи хи, Дафочка! Можно на правах старого друга словечко сказать? Что то у тебя лицо зелененькое! Под глазками мешочки. И губки распухшие. Ты ни с кем вчера не целовалась, нет? Ты осторожно, Дафочка, не рискуй так!.. Наследник мрака он, дорогая моя, не для тебя. Мы ему свою невесту найдем, мрачненькую. Хи хи! У нас, дорогая моя, и получше суккубов кое кто найдется!

Не отвечая, Даф молча потянулась поднять флейту. Комиссионер был не дурак и мгновенно сообразил, чем это для него чревато. Он подпрыгнул, превратился в жидкий пластилин и с хлюпающим звуком втянулся в слив раковины. Раковина была сравнительно новым обзаведением Дафны. Раньше в резиденции мрака обходились и без раковин.

— Ты не унывай, Дафочка! — пробулькал он оттуда. — Ну потеряешь бессмертие, всего то и делов то! Человеком тоже быть неплохо. Человек в принципе выживет, даже если ему удалить почку, легкое, часть мозга, три пятых кишечника, желчный пузырь, селезенку, желудок и аппендикс. Понимаешь, Дафочка, желчный пузырь поможет расщепить жирочки в кишечнике, но если придерживаться диеточки с низким содержанием жирочков, кишечничек и сам справится. Кишеч ничек способен переваривать еду и без желудочка, но только витаминчик В12 и другие витамин чики придется доставлять через укольчики… Ты это сама учти и Мефу своему скажи! Пусть не грубит мне! Мне нельзя грубить! Я хоть и мягонький, но мстительный… Хотя зачем я тебе все это говорю? Ты ведь дурочка!

Даф окончательно убедилась, что просто так Тухломон не отстанет. Никаких особенных дел у него нет. Он может сидеть в раковине и булькать до бесконечности. Она поднесла флейту к губам.

Отличная боевая маголодия расколола раковину. Из перебитой трубы хлынула вода. Тухломон пискляво закричал и скрылся, затянутый в бурлящие недра канализации. Даф мысленно отследила его путь до входа домовой трубы в магистраль городского коллектора.

Это была, конечно, победа, но победа какая то половинчатая и незавершенная. У нее сохранялось ощущение, что Тухломон приперся неспроста. И досаждать ей стал тоже неспроста. Просто так этот клейкий человечек ничего не делал. Что же это было? Угроза? Намек? Предупреждение?

Даф опустила флейту. На губах остался неприятный горьковатый привкус. Не понимая, откуда он взялся, Дафна удивленно облизала их. Рот сразу заполнился чем то кислым, клейким. Дафна попыталась сплюнуть, но слюна повисала нитками. Кашляя, Даф бросилась к треснувшей раковине полоскать рот.

Когда горький привкус на губах исчез, Даф вновь вернулась к флейте. Взяла ее. Осторожно понюхала мундштук. Коснулась языком. Да, сомнений нет, это он — тот же противный лекарственный запах. Но откуда он взялся?

К флейте подошел Депресняк, тоже понюхал и брезгливо попятился. Дафне это не понравилось. Она стала вспоминать и вспомнила, как Тухломон уронил стул и как суетился вокруг ее флейты.

Случайность? А что он сделал потом? Принялся нести чушь и дразнить Даф. Смысл? Не затем ли, чтобы она поскорее схватилась за флейту и… коснулась ее губами? Взять флейту в руки комиссионер бы не смог — все таки оружие света, а вот обрызгать чем то — запросто. Даф занервничала. Паника, подкравшись, закрыла ей глаза холодными и влажными руками.

«Расслабься! — сказала себе Дафна. — Стража света нельзя отравить. Нет такого яда, который бы на меня подействовал, и Тухломону это известно».

Утешая себя этим, Даф взяла флейту и спустилась в приемную. Арей сидел в кабинете и, зевая, просматривал журнал поступления эйдосов за март апрель. Эйдосы поступали исправно, даже с опережением графика. В конце концов март есть март, и не только коты склонны терять в марте голову. Единственное, что продолжало беспокоить — качество эйдосов, ну да это уже другой вопрос.

— Тук тук! — вежливо сказала Даф, входя в кабинет.

— Тук тук!.. Что, светлая, сдаваться пришла? Не советую. Чистосердечное признание — гарантия того, что на тебя повесят всю дохлятину города. Лучше уж ни в чем не признавайся! — заявил Арей, отрывая от журнала голову.

— В чем именно не признаваться?

— В том, что ты агент света. Даф забеспокоилась.

— Я агент света?

— Ну да. У тебя такой взбудораженный вид, что я не удивился бы. Что стряслось?

— Тухломон чем то обрызгал мою флейту. Я поняла это слишком поздно, — пожаловалась Даф.

Арей недовольно поднял брови.

— Тухломон, хм… С чего бы? И чем же пахла эта дрянь?

— Чем то горьковато кислым, как лекарство.

— Не миндалем?

— Не совсем миндалем. Но что то близкое… — Даф начала тревожиться.

Арей задумался. Покосился на мундштук флейты, поскреб пальцами щеку.

— Сам Тухломон, конечно, смылся, — произнес он утвердительно.

— Да, смылся, — кивнула Даф, с трудом удерживаясь, чтобы не пояснить, что смылся он в буквальном смысле.

— Хочешь быстро выяснить, насколько опасно для тебя то, что он сделал? Давай сюда руку! — приказал Арей.

— Зачем?

Видя, что Даф не спешит, мечник бесцеремонно сгреб ее кисть и повернул вверх ладонью.

В пальцах у него возникла длинная цыганская игла.

— Не дергайся! Ржаво, но стерильно! — предупредил он и уколол Даф в центр ладони.

Даф вскрикнула, рванула руку, но мечник уже отпустил ее и сам. Игла исчезла. Морщась, Дафна уставилась на выступившую каплю крови. Капля была насыщенно красная, но не рубиновая и не светящаяся, как у стражей света. Это озадачило Дафну. К тому же при виде крови у нее стали ныть виски, чего никогда не случалось прежде. Она попыталась мысленно затянуть рану — для стража это дело мимолетного желания — но и тут у нее ничего не вышло.

Даф не столько удивилась, сколько испытала недоверчивое недоумение. Она попыталась еще раз — тот же эффект. Кровь не спешила исчезать, а рана закрываться. Даф моргнула, думая, что это обман зрения. Она так привыкла к тому, что это происходит всегда, без исключений, что изумилась, как человек, который, плеснув на бумагу краски, не увидел пятна.

Арей, точно забыв о Дафне, снял со стены кинжал.

— Изобретательные существа эти лопухоиды! Взгляни: немецкий десантный кинжал! Лезвие у него треугольное. Раны, нанесенные таким кинжалом, не закрываются. А Улите я недавно подарил рапиру. Как она легка, как изящна, как смертоносна! Смерть от такой рапиры просто счастье. Она не режет — она жалит, как пчела… Правда, она еще не определилась, чем ей больше нравится работать — шпагой или рапирой.

— Я не люблю рапиры. Вообще не люблю ничего колющего, что убивает, — сказала Даф.

Арей вздохнул.

— Как ты испорчена! Не хочешь колющее, давай я подарю тебе рубящее дробящее. У меня есть отличный боевой топор! Держи! Заметь, как удачно подобран вес. Обычно боевым топором не нанесешь много ударов. Этот же просто порхает. Можно работать одной, можно двумя руками…

— Вы смеетесь надо мной, да? Я не люблю оружия, — терпеливо повторила Даф.

— Привыкай любить. Это раньше ты могла обходиться без оружия. Теперь, боюсь, тебе придется пересмотреть свою пацифистско пофигистическую доктрину, — жестко заявил Арей.

Дафна внимательно посмотрела на Арея. Она почувствовала, что сказано это неспроста.

— Что вы имеете в виду?

— Где твоя флейта? Вытащи ее! Играй! — приказал Арей.

— Здесь, в резиденции? — растерялась Даф.

— Делай, что я говорю! Не притворяйся, что ты

никогда этого не делала. Ложь я ненавижу больше, чем нарушение правил.

Даф неохотно извлекла из рюкзака флейту.

— Атакуй меня маголодией! — нетерпеливо велел Арей.

— Вас?

Мечник досадливо поморщился.

— О, Тартар! Неужели у меня проблемы с дикцией? Ну не хочешь атаковать меня, разбей этот стакан! Живее!

Даф пожала плечами и послушно выдохнула маголодию. На стакан она даже не взглянула. Ей и так было ясно, что он разлетелся. Иначе просто быть не могло. Силы маголодии хватило бы и на сейфовую дверь.

— И это все? Что, на посуду рука не поднимается? Вот он, комплекс идеальной домохозяйки! — услышала она насмешливый голос Арея.

Даф недоверчиво уставилась на стакан. Он стоял целый и невредимый и явно издевался над ней. Даф повторила попытку еще трижды. В последний раз она сгоряча использовала маголодию, мощи которой хватило бы, чтобы подорвать танк. Бесполезно. Стакан преспокойно стоял на столе и глумился над неудачливым стражем.

— Теперь тебе все ясно? Поняла, чем Тухломон обрызгал флейту? — поинтересовался Арей.

— Нет.

— Плохо. Полагаю, эта была та дрянь, которой старик Харон обмазывает свою ладью, чтобы его старое корыто не нахлебалось воды из Леты. Не помню точно состав. Смола анчара в смеси со смолой тиса, немного дурмана и что то еще по мелочи.

— Но зачем? — растерялась Даф.

— Проверенное средство, чтобы сделать гадость стражу света. Тебя лишили твоего дара и всех магических способностей. Лишили подленько, но надежно. Нарушили связь между тобой и твоими бронзовыми крылышками. Теперь ты обычная земная девица скольких то там лет. Пятнадцати? Шестнадцати? Теперь ты и взрослеть будешь точно также, как и люди, — Арей пожал плечами. — Я не силен в биологии, если она не относится к способам убийства.

Это было уже слишком. Есть новости, которые обрушиваются на тебя, как потолок. Даф моргнула, пытаясь сфокусировать зрение, покачнулась и ухватилась за стену. Арей, не вставая, придвинул ей взглядом стул. Бесцеремонно толкнув Даф сзади под колени, стул вынудил ее сесть.

— Привыкай к тому, что ты стала обычной, светлая! Твоя связь с крыльями нарушена. Ты не сможешь летать. Тебя легко ранить или убить. Скоро ты, возможно, впервые поймешь, что такое грипп. Твоей флейтой даже народного хора те

перь не распугаешь, — безжалостно продолжал Арей.

Дафне казалось, что его слова влажной тряпкой хлещут ее по лицу. Даф долго разглядывала полировку стола, потом тихо спросила:

— Зачем Тухломон это сделал? Он не решился бы на это сам.

У Арея это не вызвало возражений.

— Само собой. Тухломон на редкость расчетливый пластилиновый уродец. Он и нос просто так не почешет. Прикажут тебе ножки облобызать — облобызает, прикажут тебя зарезать во сне — зарежет.

— Но почему? Кто ему велел?

Арей откинулся в кресле. Спинка страдальчески застонала под его весом. Мебель у мечника долго не жила. Что не ломалось само, разрубалось под горячую руку.

— Не будь ребенком, Даф! Тебя обмануть или сказать правду?

— Я и сама знаю! Лигул, эта тупая скотина, мне не доверяет, считает, что я плохо влияю на Буслаева, и хочет вывести меня из игры… — тихо сказала Даф.

— А ты на него плохо влияешь? — быстро спросил Арей.

Даф смутилась. Вопрос был по сути. Мечник снисходительно похлопал ее по плечу.

— Можешь не отвечать. По мне, так влияй и дальше, — разрешил он.

Такой ответ очень удивил Даф. Ей давали разрешение на добро? К чему бы это?

— Почему вы так говорите?

— Лигул глуп. Или, точнее, мыслит слишком трафаретно. Он никогда не поймет, что лучшая прививка от добра — это добро в ослабленной форме, — сказал Арей.

Даф поперхнулась. Слова Арея больно царапнули ее. Так вот что мечник думал о ней все это время! «Прививка от добра» — вот кто она на самом деле!

— Могу тебя утешить. Лигулу нужна не только ты. Ему нужна и голова Мефа. О своей скромной голове я даже не упоминаю, — продолжал Арей.

— Но почему Мефа?

— Меф малоуправляем. Лигулу это не нравится. Совсем не нравится. Он простил бы ему многое, но не это, — сказал Арей.

— Малоуправляем? Но он же все делает! — удивилась Даф.

— Ты наивна, Даф. Эдем не пошел тебе на пользу. Наш синьор помидор не так прост. Он мыслит самостоятельно и все подвергает сомнению. Даже книги из библиотеки мрака, заметь, он читает только потому, что его заставляет руна. Зло для Мефа — игра. Настоящего мрака в душе у него нет. Если ты кровожадный наследник тьмы, так нечего кормить собак сосисками на автобусной остановке! — с иронией заметил Арей.

«Скоты комиссионеры! И об этом донесли!» — подумала Даф. Одновременно она попыталась скрыть гордость. Как никак, а собаки на остановке отчасти и ее заслуга.

— Меф еще исправится. Мы приложим все силы! — произнесла она бюрократическим голосом.

Арей насмешливо скривил рот. Кого, мол, ты тут дураком считаешь, светлая? Это ты то силы приложишь?

— Лигул надеется, что если Меф будет мертв, его силы высвободятся и либо достанутся Лигулу, либо найдут себе лучшего хозяина. Такого, на которого наш мелкий махинатор будет иметь влияние. Опять же — пока новый повелитель найдется (лет пятьсот ожидания как минимум, пока не встретятся звезды) и вырастет (силы предпочитают вселяться в младенцев) — Лигул преспокойно будет сидеть на троне мрака. Или скорее уж где нибудь сбоку, на ступеньке пустого трона. Наш малютка любит поиграть в скромность.

— Значит, все таки Лигул! — сказала Даф мрачно. — Вот собака страшная! Колбаса из глистов! Это он выпустил из Нижнего Тартара этих ублюд…

В глазах Арея зажегся интерес.

— Ну ка! Можно еще раз на бис, начиная с колбасы? Собаку, так и быть, можешь пропустить.

Даф покраснела.

— Ой! Я слишком долго общалась с Мефом! — спохватилась она.

— Бывает, — великодушно сказал Арей. — За «ублюдков» можешь не извиняться. Сейчас почему то все забыли истинное значение этого слова — «бастард», «незаконнорожденный». Некогда я много времени проводил в отрядах наемников. Развлекался. Они были интересные ребята, но крайне щепетильные. Кто нибудь с пьяной головы намекнет другому, что ты, мол, не обижайся и вообще восприми это как конструктивную критику, но мне кажется, что твои мама с папой не успели записаться в метрической книге, а тот — хлоп! — и разрубил его до зубов секирой. Ребят ужасно обижала такая конструктивная критика.

Даф слушала Арея и думала о своем. Она думала, что и лишение дара не финал. От Лигула можно ожидать чего угодно. Дафне стало душно. Казалось, серые, влажные стены резиденции надвинулись на нее. В пыльном расчерченном рамой окне замелькали злорадные морды. Хотелось вскочить, закричать, вырваться отсюда и бежать бежать. Лишена дара! Даф задыхалась.

— Это Лигул отомстил мне за то, что я отогнала тех уродов из Нижнего Тартара!

Арей усмехнулся.

— Кто ж тебе в таком сознается? Официально Лигул объявил беглецов в розыск. Однако поиски ведутся крайне ненавязчиво. При любом раскладе наш скромный маленький друг останется в стороне.

— Ясно. Я другого и не ожидала. Есть какой то способ вернуть мой дар? — спросила Даф.

Вопрос был будто невинным, однако взгляд Арея, только что вполне дружелюбный, неожиданно стал настороженным.

— Если такой способ и существует, мне лично он неизвестен. Попытайся утешиться вот какой мыслью. Стражи, как и люди, склонны к самообману. И все почему то игнорируют величайший закон вселенной: Ничего не бывает так хорошо, как ожидаешь, но ничего не бывает и так плохо, как ждешь.

Арей поднялся, материализовал меч и сделал несколько атакующих движений. Он всегда тренировался только с боевым оружием.

— На твоем месте, светлая, я бы тоже попрактиковался с какой нибудь отточенной железкой. Теперь надо быть готовым каждую минуту, — сказал он.

— Почему?

— Если стражи из Нижнего Тартара сказали «А», значит, они скоро скажут «Б». Трусами их не назовешь. Не исключено, что они уже на пути сюда, — заметил Арей хладнокровно.

— Почему вы так думаете?

— Вспомни последнюю стычку. Мы с Мефом ничего не смогли сделать. Наше оружие их не брало. Опасность для стражей из Нижнего Тартара представляла только ты со своей бронебойной дудочкой.

«Представляла», — горько повторила про себя Дафна, оценив, как Арей вскользь выделил это голосом.

— И что нам теперь делать? — спросила она. Арей скривился.

— Как я ненавижу этот вопрос! Разве непонятно что? Для начала усложнить нашим милым друзьям из Тартара поиски. Бери Мефа и марш из резиденции! Попытайтесь спрятаться так, чтобы не то что тартарианцы, чтобы я сам вас не нашел. Только, боюсь, что Мошкина с Чимодановым и Нату вам придется взять с собой. Здесь их перережут быстрее, чем они успеют охнуть. Из всех троих один Мошкин сносный боец, да и тот больше трусит, чем сражается.

— Но если мы разделимся, нас проще будет прикончить по отдельности, — сказала Даф растерянно.

Мечник нетерпеливо махнул мечом, приказывая поторапливаться. Даф открыла дверь и вышла.

— Небольшой совет. «Просто в порядке общего бреда», — как говорит Улита. Учитывая, что твоя флейта годится теперь только для консерватории, попытайся найти кого то, кто обладает светлыми способностями, — догнал ее голос Арея.

Дафна обернулась. Барон мрака вновь упражнялся с мечом и даже не смотрел в ее сторону.

Уже на лестнице, поднимаясь к Мефу, Дафна поняла, кого Арей имел в виду. Эссиорха. Ничего себе совет и главное — от кого получен! От начальника русского отдела! Теперь понятно, почему у центральной Канцелярии мрака Россия не в почете.

* * *

Узнав, что случилось, Меф не стал долго и занудно сочувствовать Даф. Это было не в его правилах. Все, что он сделал — утешающе коснулся ее волос.

— С Тухломоном мы разберемся. Или он вернет тебе дар или одним куском пластилина на свете будет меньше. А сейчас идем. Тебя надо спрятать! Уверен, мы найдем уединенное местечко, — сказал он, завесив покрывалом групповой портрет бонз мрака.

— Уединенное лишь отчасти. Нату, Чимодано ва и Мошкина нам придется взять с собой, — заметила Даф.

Меф поморщился.

— Это будет цирк! Хуже, чем день рождения, когда бабушка на глазах у одноклассников вытирает тебе юбкой нос.

— У тебя что, была такая бабушка? — удивилась Дафна.

— Нет. Но существовал Эдя, который обожал вспоминать, как в три года я наступил ногой в горшок. И мать, которая рассказывала всем, что у меня был жуткий диатез. И самое досадное — их невозможно было вытолкать из квартиры! — сказал Меф с досадой.

Даф кивнула.

— Я тебя понимаю. У нас в Эдеме тоже такое случается. Моя учительница однажды сказала при других учениках, что вместо сидиез я дважды взяла си бемоль.

— И все? Больше она ничего не сказала?

— А что, этого мало? Это было такое унижение! Я прорыдала всю ночь.

Меф озадаченно моргнул. Что ни говори, а светлые стражи — это отдельная песня.

Пять минут спустя небольшая компания, состоявшая из Мефа, Даф, Чимоданова, Наты и Мошкина, двинулась по Большой Дмитровке в сторону от центра. Даф несла на плече Депресняка, а Чимоданов — Зудуку, на которого наложил морок невидимости, чтобы рукотворный монстр не смущал прохожих. Со своим красным чемоданом Петруччо тоже не пожелал расстаться. «Спорю, у него там взрывчатка. Чимоданов — это выросший Зудука», — подумал Меф.

Ната шла налегке, помахивая пустыми руками. Арей велел ей взять с собой хотя бы рапиру, однако Вихрова не любила обременять себя ничем лишним. Опять же, возникни необходимость, она прибегла бы к иному оружию. Вот и сейчас не прошли они и трехсот метров, а из окна второго этажа уже выпал мужик в деловом костюме. Тряся головой, он стоял на четвереньках на перекопанном газоне. Живой и невредимый, но крайне ошарашенный.

Мефодий и Дафна с подозрением уставились на Нату. Мгновение — и она уже святая невинность.

— Ну почему сразу я? Ну задумался дядя немного. Курил в окошке офиса, глазел на девочек и — хлоп! Переломов нет, зато впечатлений куча, — принялась оправдываться Вихрова.

— НАТА! — укоризненно сказала Даф. Вихрова посмотрела на нее с насмешкой. Теперь, когда Даф утратила свой дар, Ната, сразу смекнувшая, что ей ничего не сделают, вела себя нагло.

— Натой пусть меня Меф называет. А для тебя, дорогуша, я Наталья. Три слога, второй ударный. Усекла?

Даф, замешкавшись, еще только собиралась ответить, а Ната уже смягчилась.

— Кстати, светлая, не хочу тебя радовать, но изначально ты понравилась этому мужику больше. Твои ножки он разглядывал весьма заинтересованно. Конечно, я потом перетянула одеяло на себя, ну да это уже чисто на технике, — сообщила Ната.

Этой кстати упомянутой деталью она обрела союзника в лице Мефа, которому сразу захотелось отрубить типу из офиса голову. Они свернули в Глинищевский переулок, перешли Тверскую и в разрыве между домами нырнули в Малый Гнездниковский. Особой цели в их движении пока не наблюдалось. Меф стремился замести следы и отделаться от комиссионеров. Интуиция подсказывала, что запас времени еще есть. Действовать надо уверенно, но без излишней паники.

После истории с сотрудником офиса Ната временно воздержалась от уличного охмурения. Чтобы вознаградить себя, она принялась доводить Мошкина.

— Ты, Мошкин — социальный неадекват! Бот скажи, почему Меф мне нравится больше?

Мошкин молчал. На вопрос «почему»? он не отвечал. Этот вопрос был частью его личности. Он сам его задавал.

— Потому что мужчина должен быть чуть лучше обезьяны, — влез ушлый Чимоданов.

— А ты молчи, Чемодан, не вякай! Ты и есть та самая обезьяна, которой лучше любой мужчина! — парировала Ната.

Петруччо хихикнул. Он умел оценить, когда его красиво отшивали. Ната с вызовом покосилась на Даф и вновь принялась расхваливать Мефа. Тот слушал ее не без удовольствия, явно не агонизируя скромностью.

"Она хочет, чтобы я ревновала. Методы на уровне детского сада!» — подумала Дафна.

В Малом Гнездниковском молодая женщина с короткими волосами трясла белоголового мальчугана лет четырех. Белоголовый стоял с насупленным видом и смотрел на мать бунтующим взглядом.

— Ты что, не видел, что я разговаривала с тетей? (Бац!) Чего ты лез? (Бац!Бац!) За руку дергал? Видишь: не с тобой разговаривают, стой и молчи! (Бац!) — кричала женщина, вместо знаков препинания расставляя затрещины.

Даф ненавидела, когда бьют детей. Зрелища

омерзительнее для нее не существовало. Даже при том, что белоголовый явно не был ангелом. Машинально она схватилась за флейту, но тотчас вспомнила, как мало от нее толку. Меф спокойно удержал Даф за локоть и присел на корточки рядом с карапузом. Белоголовый с любопытством перевел на Буслаева взгляд и тотчас схлопотал еще одну затрещину за несанкционированное переключение внимания. Меф зацокал языком.

— Не так, — сказал он.

— Что не так? — не поняла мать.

— Детей лучше всего бить с локтя или с ноги. Так они быстрее падают! — мрачно посоветовал Меф.

Он все же решил дать женщине шанс остановиться самой. Однако молодая мать окончательно взбесилась.

— Чего тебе надо? Без тебя разберусь! — закричала она на Мефа и принялась трясти свое чадо, как трясут яблоню. Чего она, интересно, ждала? Что с него посыплются плоды знаний и сыновней благодарности?

Хотя белоголовый крепился, не в первый раз, видно, ему вправляли мозги, было заметно, что он вот вот разрыдается. На дне его больших глаз созревали слезы. Прежде, чем Меф успел вмешаться, Мошкин схватил его за рукав и потянул.

— Чего тебе? Отпусти! — Меф дернул руку.

— Скорее! — Мошкин упорно продолжал буксировать Мефа. Попутно он не забывал следить глазами за Натой и подталкивать Даф.

Чимоданов не отставал и сам. Он уже, видимо, что то смутно подозревал. Оказавшись за углом, Евгеша прижался спиной к стене, заткнул пальцами уши и заставил Даф проделать то же самое. В следующий миг из переулка вырвался вихрь. По асфальту запрыгали стекла. С ближайшего дома слизнуло часть крыши. Мимо них, кувыркаясь, пролетел легковой автомобиль и засел в витрине ближайшего магазина. Из магазина стали выбегать люди. Некоторые из них, самые рассеянные, по забывчивости забыли оплатить покупки, но не забыли прихватить с собой пакеты.

— Чемодан, ты что, сдурел? — спросил Меф мрачно.

Он логично решил, что это Петруччо заложил бомбу. Все, что взрывалось, было тесно сплетено в сознании Буслаева с именами Чимоданова или Зудуки.

— Это не я! — сказал Чимоданов.

— Как не ты? — не поверил Меф.

— Уже все, да? Это я! — заявил Мошкин, отнимая пальцы от ушей.

— Ты?! — надвинулся на него Меф. Евгеша от неожиданности засомневался.

— Я? Ну да.

— Зачем?

Меф осторожно выглянул из за угла. Молодая мать сидела на асфальте. Над ней с видом победителя склонился ее белоголовый сынок. И, хотя он уже не плакал, из его горла вырывались звуки, сопоставимые с ревом сирены воздушной тревоги.

— Защитный блок сработал. Эти двое не пострадали. Не пострадали, нет? — уточнил Евгеша.

— Что ты сделал?

— Я немного усилил звук. Усилил, да? В другой раз, я уверен, мама и сынок найдут способ уладить дело мирно.

По лицу его было видно, что на самом деле он ни в чем не уверен. Уверенность и Евгеша были вещи несовместимые.

— Тут где то не слишком далеко была стройка… — задумчиво сказал Меф. Раз им все равно нужно было бродить без особой цели, страхуясь от слежки, то разве не все равно, куда идти?

— А, да! Я примерно представляю себе эту стройку. Там два или три крупных пса. Один даже морду просовывает под ворота — морда как ящик, — вспомнил Мошкин.

— Псы — это ерунда! Если очень громко крикнуть и топнуть ногой, собака может умереть от ужаса! У нее будет разрыв сердца! Уж я то знаю, — авторитетно заявил Чимоданов.

Меф с сомнением покосился на него.

— Откуда такие сведения?

— Ну не помню. Кажется, читал где то, — неосторожно сказал Чимоданов и тотчас подставил себя под удар справа.

— Меня не интересует, что и где ты читал. И что одна бабка на базаре сказала, тоже не интересует. Меня интересует конкретно твоя личная статистика, подтвержденная фактами. Сколько именно собак умерло от ужаса, когда ты — лично ты, Чимоданов! — топал ногами. Их клички, порода, возраст, пол, вес, физическая форма, справка от ветеринара, что собака умерла именно вследствие твоего визга! — отрезал Меф.

Чимоданов обиженно заморгал.

— Послушай, Мефодий, я же не говорю, что…

— Вот и чудесно! Если ты ничего не говоришь, тогда утихни и не производи вибраций воздуха! — отрезал Меф.

Чимоданов тревожно посмотрел на Мефа и бочком отодвинулся от него. Натянутая улыбка прилипла к его губам как заплеванный окурок. За Петруччо, то и дело оглядываясь на Буслаева, засеменил обеспокоенный Зудука.

— Красиво ты его сразил! Просто ухлопал на

месте из двух стволов, — с удовольствием сказала Ната.

— Да ну его… Ненавижу, когда повторяют очевидную чушь, — проворчал Буслаев.

Даф быстро провела ладонью перед его глазами, посмотрела на ладонь и подула Мефу на лоб.

— Ты становишься темным. Темным и злым, — шепнула она озабоченно.

— Откуда ты знаешь? Я всего лишь поставил его на место, — упрямо заявил Меф.

— На место все ставят детишки, когда под присмотром мамы убирают комнату. Чимоданов на тебя и не нападал. Он просто пересказал то, что когда то читал, — заметила Даф.

— Он читал чушь! Давай найдем этого автора, поймаем и закинем на стройку. Пусть он там орет и топает на собак, а мы посмотрим, что будет.

— Я не о том, Меф. Я вижу то, чего ты сам не замечаешь. Ты начинаешь получать удовольствие, обижая людей, — сказала Даф грустно.

На стройку они в результате так и не пошли, а вместо этого пробродили по центру еще часа два. С Дафной, когда она заскочила в сувенирный магазинчик посмотреть деревянные заколки, попытался познакомиться темноволосый и симпатичный молодой продавец с грустными глазами.

Дафна дружелюбно пожала ему руку и спросила, как его зовут.

— Моего деда звали Грант, а отца Зорий. Мой сын тоже будет Зорий, а мой внук — Грант, — ответил молодой человек.

— А вы, стало быть, Грант? — торопливо спросила Дафна, пока ей не сообщили, что сына внука Гранта будут звать Зорий.

— Нет, по паспорту я Андрей. Отец поссорился с дедом и назло ему назвал меня по русски, — сказал молодой человек

Тут он вдруг перевел взгляд на витрину и обнаружил, что с той стороны стекла нетерпеливо прыгает Чимоданов, а рядом стоит недовольный Меф.

— Эти гуманоиды с вами? — осторожно спросил Андрей.

— Да.

Молодой человек вздохнул.

— Ну заходите как нибудь, когда будете без них! — предложил он.

— Обязательно, — пообещала Даф.

— О чем вы говорили с этим типом? — ревниво спросил Меф, когда Даф вышла.

— О внуках, — пояснила Даф, и они снова отправились петлять по улочкам.

Вскоре к ним приклеилась компания парней лет семнадцати, которым внезапно не понравился Меф. Парни шли сзади и, хотя явно в драку не лезли (двое из трех были настроены миролюбиво), третий все время повторял:

— Ну ты, волосатый, стой! Скажи: че ты весь какой? А?!

Мефу надоело сдерживаться. Он остановился и медленно повернулся. Что увидели парни — неясно, но их вдруг как ветром сдуло. Тот, кто бежал последним, все время падал и просил остальных подождать.

— Что ты сделал? — спросила Даф.

— Да ничего. Просто мысленно сказал «брысь!», — сухо произнес Меф.

Его лицо еще не успело изменить выражение, и Дафне, когда она увидела его, стало не по себе. Вот так брысь! Бедные парни! Как же много, оказывается, можно сказать обычным взглядом.

На случай слежки они еще с часик побродили, рисуя отводящие руны. Чимоданов даже нарисовал руну на стекле очень грязной машины, на которой какой то остряк уже отметился традиционным: «Танки не моют!» Едва Чимоданов закончил, как из подъезда вышел водитель, и машина уехала.

Меф усмехнулся, представив, как машина будет колесить по городу, путая карты бедным шпикам. И чем дальше она отъедет, тем сложнее станет комиссионерам что то сообразить, поскольку расстояние между защитными рунами, поддерживающими взаимную связь, будет постоянно меняться.

— Куда мы идем? — спросил Меф.

— К Эссиорху, — одними губами, чтобы не услышали те, кому это не предназначалось, произнесла Дафна.

* * *

На седьмой этаж сталинского дома они поднялись в лифте. Зудука все порывался поджечь кнопки этажей. Зудуку усмирили, но пока его вразумляли, Депресняк пару раз провел когтистой лапкой по стенке лифта.

— Блин! Ну мы все тут прям вредители какие то! — сказал Меф, насылая морок на встроенную в панель камеру слежения, которая должна была ябедничать на вандалов.

Дверь Эссиорха оказалась запертой. На звонки никто не открывал.

— Его нет дома! Как думаешь, Даф, он не будет против, если мы войдем? — спросил Меф.

Даф тоскливо посмотрела на Зудуку. Тот заинтересованно шмыгал носом.

— Держи его крепче! Если он что то взорвет — спрос будет с тебя, — предупредила она Чимоданова.

Петруччо сурово кивнул и, перехватив Зудуку за ногу, бесцеремонно закинул его на плечо головой вниз. Из карманов у монстра посыпались охотничьи патроны двенадцатого калибра.

Меф привычно проверил, нет ли на двери магической защиты, а затем коснулся замка пальцем. Замок щелкнул. Квартира была трехкомнатная, довольно большая, но неуютная. Из кухни пахло чем то давно пригоревшим. Коридор завален запчастями от мотоцикла. Одних колес было три или четыре.

Тут же рядом стояли четыре пакета с мусором, тщательно завязанные, но не выброшенные. Видимо, визиты к мусоропроводу Эссиорх предпринимал сугубо по определенным дням, не чаще двух раз в месяц. Силу же для этой цели не использовал. У хранителей из Прозрачных Сфер особое отношение к Силе, Трепетное. Они берегут ее для великих дел, брезгуя бытовыми мелочами.

— Я бы тут жить не хотела! — сразу сказала Ната.

Она вечно все примеряла на себя. «Я бы это не носила… я бы на этом не ездила… я бы такой не купила».

— А тебе никто и не предлагает, — резонно заметила Даф и прошла в комнату.

За ней осторожно потянулись Ната, Мошкин и Чимоданов. Проголодавшийся Меф тем време

нем совершил мародерскую вылазку к холодильнику. Выбор не ахти. С десяток яиц, банка с консервами и открытая коробка с овсянкой. Разве овсянку хранят в холодильнике? С другой стороны, хуже ей от этого явно не будет.

Меф хотел телепортировать продукты из супермаркета, но вспомнил, что лишняя магия сейчас нежелательна. Еще засечет кто нибудь. Им же надо сидеть тихо и осторожно. Пришлось ограничиться яичницей.

Когда Меф вернулся в комнату, Ната и Чимоданов сидели рядом на одном диване. Сидели, как паиньки. Тут же, обмотанный с ног до головы скотчем, лежал Зудука. Выражение лица у него было затаенно мстительное.

Меф оглядел комнату. Последний раз он заглядывал сюда зимой. Тогда мебель в комнате была самая спартанская: диван и старинный шкаф с изогнутыми ножками. Тогда еще, помнится, Меф подумал об очевидной нелепости: почему то шкаф с кривыми ногами считается красивым, а человек с такими же ногами — нет.

С зимы в комнате мало что изменилось. Разве что сюда перекочевали кое какие запчасти и — жуть какая! — сварочный аппарат. Кроме того, в четырехугольнике света у окна появился мольберт. Не тот хлипкий переносной ящик на дрожащих раздвигающихся ногах, который берут с собой на природу, но конкретный серьезный мольберт, почти станок, что встречается в солидных мастерских.

На мольберте был установлен холст на подрамнике, с почти законченной картиной. Вблизи картина казалась хаосом красок и ничем больше, но стоило отойти на три четыре шага, как она неожиданно обретала смысл. Ты понимал, что идешь по саду, в прозрачном тумане. Первые солнечные лучи пробиваются сквозь ветви и встречаются с . испарениями влажной земли.

— Эссиорх научился рисовать? Он же мотоциклист вроде, — удивился Меф.

Даф обиделась, Ей казалось, что Меф всегда отзывается об Эссиорхе так, будто считает его умственно неполноценным.

— А ты, Меф, научился рассуждать? — спросила она.

— То есть?

— Ну ты же дерешься на железках вроде? Зачем тебе рассуждать?

Меф дернул плечом. Дафна почувствовала, что шутка не вышла. Так, небольшая злобная вылазка, не более того.

Мошкин грустно стоял у окна и смотрел во двор. Потом выглянул в коридор и стал прислушиваться к замирающим звукам в шахте лифта. Там что то пощелкивало и гудело. Это заблуждение, что лифты мертвые. Даже ночами, когда их никто не вызывает, они живут своей жизнью. Не исключено, что они думают о чем то вечном, недоступном простому человеческому пониманию.

— И что мы тут будем делать? Просто ждать, да? — спросил он.

— Просто ждать, — отвечала Даф.

— Пока не придут стражи из Тартара и не убьют нас?

Даф воздержалась от ответа. «Да, — подумала она, — придут и попытаются убить. Вопрос только когда». Сколько времени у них в запасе? День? Два? Неделя? Главное теперь не перегореть до боя. Скорее бы Эссиорх вернулся. Жаль, что, потеряв дар, она не может вызвать его силой мысли, как прежде.

Меф осмотрел пол и встал на кулаки. Рядом на выщербленный паркет он положил меч. Два змеиных глаза на рукояти смотрели на Буслаева с укором. Меч не любил бессмысленной физухи, забивающей мышцы перед возможным боем. Он скорее предпочел бы, чтобы Меф поработал на гибкость или на скорость. «Не майся дурью, хозяин! Холодное оружие не для мускулистых бройлеров», — говорил меч Древнира всем своим видом.

— А Улита с нами почему не пошла? Чего мы одни то сюда приперлись? — подозрительно спросил Чимоданов, обожавший во всех формах коллективную ответственность. Ната фыркнула.

— Зачем тебе Улита? Она с утра была не в духе. Она бы пнула тебя своим хорошим настроением и пошла дальше.

— Ну и ладно, — сказал Петруччо. — Зато, подчеркиваю: в битве приятно иметь ее рядом.

— Ее?! Да ее ранят всегда в первые пять минут! — возмутилась Вихрова, которая терпеть не могла ведьму.

Меф невольно усмехнулся.

— Меф, как ты ухитряешься ничего не бояться? Ты ведь не боишься, да? — робко спросил Мошкин.

Меф повернул к нему лицо.

— Ничего не боюсь — это слишком абстрактно. Я боюсь кучи вещей. Что меня бросит Даф, например. А чего я органически не переношу, так это звука шуршащей газеты. Мне хочется лезть на стену, кусая обои.

— Но ведь нападения темных стражей ты не боишься? — продолжал допытываться Мошкин.

Меф пожал плечами, насколько это было возможно стоя на кулаках. Резинка, скрепляющая сзади его длинный хвост, лопнула, и волосы закрыли ему глаза. Ната удовлетворенно кивнула. Небось с резинкой это были ее проделки.

— Не а, почему то не особо, — признал Меф.

— Почему?

— Человек боится вечно не того, чего ему следует бояться. Например, всю жизнь уверен, что умрет от болезни сердца, бережется, дважды в неделю бегает на кардиограмму, жрет тонны лекарств, достает родственников, а на семьдесят втором году жизни по дороге на очередное обследование его тупо размазывает троллейбусом по припаркованному впереди грузовику, Разве не глупо? — заявил Меф.

Ната расхохоталась. В отличие от Дафны она любила черный юмор.

— Если серьезно, я давно понял, что страх непродуктивен. Он напрасно пережигает силы. Страх нужен лишь во время битвы, и то чтобы помнить о защите. В остальное время полезно расслабиться. В общем, Мошкин, не грузись, и не вцепляйся в рукоять меча, как в поручень троллейбуса. А то пальцы разожмутся, когда тебе действительно придется за него взяться, — добавил Меф.

Рассуждать, стоя на кулаках, было не особо удобно, но он пока не устал и говорил свободно, не задыхаясь. Вот минуты через три совсем другое дело. Тут уже придется думать о каждом вдохе и выдохе.

— Вообще да. Происходит обычно то, чего бо ишься. Если же ничего не боишься — ничего не происходит. Страхи даны нам, чтобы мы ничего не достигли в этой жизни и ничего не успели, — негромко согласился Мошкин.

Даф с уважением взглянула на него. Она давно заметила, что из всех троих (Ната, Мошкин, Чимоданов) Евгеша самый вдумчивый.

— Кстати, по поводу меча… Я никогда не дерусь, если есть хотя бы малейший шанс уладить дело мирно. Хотя бы в ущерб репутации, — продолжал Мошкин. Его явно укусила муха серьезности.

Меф уставился на него с недоумением. Он интуитивно чувствовал, что Мошкин не трус. Тихий Мошкин был способен на подвиг, а громкий и тянущий на себя одеяло Петруччо — нет. Какие же они все таки сильные, эти якобы слабые люди!

— Ты серьезно? Никогда не дерешься?

— Нет. Я и оружия с собой не ношу. Даже обычного ножа. Сейчас только меч взял, потому что Арей заставил. Взял, да?

— Тебе лучше знать. Но почему?

Евгеша смутился, но потом, видно, решил сказать правду.

— Мне бабушка когда то сказала, не помню уж по какому поводу: сталь притягивает сталь, а злоба — злобу. Я вначале не сообразил, о чем она, а затем понял.

— А я нет, — сказал Меф.

Руки начинали уже немного уставать, и это сразу отразилось на голосе.

— У нас был в классе парень, Серега, — продолжал Мошкин. — Он занимался каким то руко ногомахательством лет с десяти. Вечно ходил переломанный: то нос, то кисть, то ребро ему сломают, то ухо порвут. Подбитый глаз вообще в порядке вещей. Я вначале думал: на секции в спарринге, а потом, оказалось, нет. Просто этот Сере га все время и в школе, и на улице вечно влипал в истории. Толкнут его, или ему покажется, что кто то на него не так смотрит, или машина обрызгала — он сразу в драку. А за полгода, как я к вам попал, его кто то в бедро ножом ткнул. Он с кем то завязался, а к нему сзади подошли и — пырк! Он даже не видел, кто. Хорошо, что не насмерть.

Меф засмеялся.

— Смешно то смешно, но я потом видел, как он на стул садился и к доске выходил. Мало веселого. Ведь мало же, да? — укоризненно сказал Мошкин.

— Сложный случай, — согласился Меф. — Похоже, это именно тот случай, когда человек сам на себя притягивает неприятности. У меня дядя такой, да и на меня порой находит.

— Не в том дело. У него хранитель был плохой. Невнимательный. Наверное, из тринадцатого отдела, — объяснила все по своему Даф.

— Почему из тринадцатого? — удивился Меф.

Даф промолчала, лишь многозначительно надула щеки. Она сама была из тринадцатого. Это был отдел молодых стражей лоботрясов, не имеющих, по мнению старших, особых талантов и перспектив.

— Если рассматривать мир как большое общежитие, то основа комфортной жизни в общежитии — лояльность и миролюбие. Любые разборки приведут лишь к тому, что коридоры будут загажены, лифты испорчены, а на лестницах — засохшая кровь, — сказала Даф, вдохновленная Евге шей на абстрактные рассуждения.

— Ну а если я агрессивен? Если мне надо оторваться? — возмутился Меф.

— Займись боксом или историческим фехтованием. На худой конец можно просто попинать диван.

— Пробовал как то, — признался Меф.

— И что?

— Да ничего. Пальцы отшибаешь. Уф… Ну хватит!

Убедившись, что время стояния на кулаках истекло, Буслаев сел и отряхнул с костяшек пальцев вдавившиеся в них крошки.

— Ну и неряха этот Эссиорх! Интересно, он хотя бы подозревает о таком прогрессивном изобретении человечества, как пылесос? На худой конец, существует веник! — сказал он.

Даф хотела вступиться за своего хранителя, но тут что то, прячущееся в кармане джинсов, настойчиво обожгло ей бедро. Поспешно сунув руку в карман, она достала перстень повелителя джиннов.

— Гюльнара чего то хочет. Кольцо горячее, — шепнула она Мефу.

— Почему ты думаешь, что Гюльнара? Может, сам повелитель притащился? — с подозрением спросил Буслаев.

— Нет, это Гюльнара, я знаю.

— Ну так выпусти ее! Бедняга засиделась… — посоветовал Меф.

Дафне не хотелось рисковать.

— А обратно как? Она особа своенравная. Не факт, что послушается перстня. В прошлый раз он у тебя был, — сказала Дафна.

— Она теней боится. Прогоним, — настаивал Меф.

Дафна поневоле согласилась. Оставив остальных в комнате, они с Мефом отправились на кухню, где Дафна без большого желания выдернула из кувшина пробку. На сей раз Гюльнара была настроена миролюбиво. Ее взгляд скользнул по рукам Мефа, затем по рукам Дафны, которая только что надела кольцо на безымянный палец правой руки.

— Ого! Ты продал меня, душа моя? «Ты помнишь, изменщик коварный, как я доверялась тебе?» — укоризненно сказала она Мефу.

— Не продал. Просто отдал перстень. Теперь ты будешь слушаться Даф.

— Привет, блонди! Теперь, выходит, ты моя хозяйка? Какая жуть! Всю жизнь этого боялась! Женщина руководитель — это хуже, чем нанюхавшийся грибов берсерк в детском саду!

— Что ты хотела? — хмуро просила Дафна.

— Я хотела? — растерялась Гюльнара. — А, да! Мне неуютно находиться в квартире, в которой живет хранитель из Сфер. Не то чтобы совсем невозможно, но не особенно приятно.

— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Гюльнара и не просила помощи. Она уже думала о другом.

— Это правда, что он в красивом молодом теле?

— Откуда ты знаешь? — удивилась Дафна, своим вопросом невольно давая ответ.

— Мы, джинши, это чувствуем. Он, кстати, женат?

— Вопрос скорее к Улите, чем к нам, — сказал Меф.

— Кто такая?

— Невеста. Гюльнара поморщилась.

— Фуй, как банально! Напомните мне, чтобы я ее убила. Хотя это пока неактуально. Все равно этого вашего хранителя скоро грохнут.

— ГРОХНУТ? — ужаснулась Даф.

— Да. Возможно, его бессмертная сущность и уцелеет, но тело… Его песенка, по ходу дела, спета. Не исключено, что в следующий раз он воплотится в теле восьмидесятилетней бабульки. Невеста будет счастлива. Они вместе смогут лузгать семечки на скамейке в парке, — с издевкой сказала Гюльнара.

— Откуда ты знаешь, что на Эссиорха нападут?

— Видишь ли, сердце мое, мы, джинши, наделены интуицией. Над аурой вашего друга точно топор навис. У него остался час, от силы два. Если, конечно, вы не успеете. А вы не успеете.

Меф быстро просчитывал варианты.

«Лигул… Он уже знает, что Дафну лишили силы. Нам одним с тартарианцами не справиться. Значит, к кому мы обратимся за помощью? К Эс сиорху. Но откуда Лигул вообще знает об Эссиор хе? Ах да, Тухломон! Он видел его зимой!»

— Где Эссиорх сейчас? — спросил он у джинши.

— Не знаю точно, но по ходу дела определюсь. Я неплохо ощущаю направление, — заверила его Гюльнара.

Не теряя времени, Меф шагнул к двери.

— Тогда пошли! Прямо сейчас! Ну! Гюльнара не тронулась с места, искоса поглядывая на Дафну.

— Мой хозяин не ты. Не надо было расшвыриваться колечками, — напомнила она.

— Не хочешь, как хочешь. Тогда я пойду один. Гюльнара пожала плечами.

— Да хоть в окно прыгай. Я это как нибудь переживу!

— Разве ты не возьмешь меня с собой? — спросила Даф.

— Нет. Придумай сама себе такой отказ, который тебя не обидит, — отвечал Меф, проверяя, легко ли выходит из ножен меч Древнира.

Он мог бы этого не делать. Некогда светлый клинок, прошедший множество перерождений, покинул ножны с нетерпением рвущейся на прогулку молодой собаки. Загнать его обратно, не напоив кровью, было непросто. Вот и теперь, выдвинув меч всего на полпальца, обратно Меф втолкнул его со значительным усилием. Клинок позванивал и обиженно ныл, как сынок террориста перед магазинчиком с боеприпасами.

Дафна упорно продолжала смотреть на Мефодия. Он же постепенно начинал понимать, что от нее не отделаться. Она страж Мефа и не покинет его никогда.

— Ладно. Только не надо смотреть на меня так укоризненно. А то я буду думать, что пропустил какую нибудь важную годовщину, типа первого совместного поедания мороженого в парке, — буркнул он.

Глава 8