Исследование своего прошлого 7 страница

Кружным путем, через несколько улиц мы вышли в узкий переулок, глядящий прямо на центральную площадь. До гру­зовиков было шагов тридцать. Два из них как раз заправля­лись, а третий ждал своей очереди перед зданием магазина.

Несколько человек стояли рядом. Я увидел Марджори — она вышла из магазина и положила что-то на сиденье грузови­ка, потом стала прохаживаться, разглядывая витрины. Она подходила все ближе к нам.

— Пойдите к ней, — шепнул Билл. — Попробуйте уговорить ее ехать с нами. Я буду ждать здесь.

Я скользнул за угол, сделал несколько шагов и остановил­ся, как громом пораженный. Только сейчас я заметил, что стоящие у магазина люди Дженсена вооружены автоматами. И, к вящему моему испугу, на противоположной стороне улицы показался отряд вооруженных солдат, крадучись под­ступавших к грузовику.

Дальше всё происходило одновременно: Марджори заме­тила меня, люди Дженсена заметили солдат и рассыпались. Тишина взорвалась автоматными очередями. Марджори смотрела распахнутыми в ужасе глазами.

Я подскочил и схватил ее за плечо. Мы нырнули в ближайшую боковую улочку. Сзади раздавались выстрелы, кто-то кричал по-ис­пански. Мы споткнулись о кучу картонных коробок и упали, едва не столкнувшись лбами.

— Бежим! — крикнул я, поспешно вскакивая. Марджори, едва приподнявшись, снова опустилась на землю, кивком указывая вперед.

В конце переулка, спиной к нам, стояли двое вооруженных мужчин, оглядывая следующую улицу. Они явно пытались скрыться от солдат. Мы замерли на месте. Наконец, мужчины решились перебежать улицу и помчались в сторону ближнего леса.

Я понимал, что нам надо пробираться к дому Биллова при­ятеля, где остался джип. Билл, конечно, тоже придет туда. Мы прокрались к углу. Справа раздавались крики и выстрелы, но дома загораживали от нас схватку. Я взглянул налево — нико­го не видно. Где Билл? Наверное, успел убежать.

— Побежали к лесу! — сказал я Марджори, которая успела немного оправиться от испуга. — Там пойдем вдоль опушки. Как раз выйдем к нашему джипу.

— Хорошо! — согласилась она.

Мы перебежали улицу и краем леса подобрались шагов на тридцать к дому. Джип стоял на месте, но Билла не было. Мы приготовились к последней перебежке, но тут из-за угла вывернулась машина с солдатами и поползла к дому.

Откуда ни возьмись появился Билл, бросился через двор к джипу, вскочил в кабину, завел двигатель и помчался прочь. Маши­на пустилась за ним.

— Ах ты, черт! — вырвалось у меня.

— И что теперь делать? — спросила Марджори, побледнев от страха.

За спиной у нас снова раздалась автоматная очередь. Те­перь стреляли гораздо ближе. Прямо перед нами темнел лес, покрывающий горный склон. Это был тот самый кряж, ко­торый я видел, когда мы с Биллом подъезжали к Куле. Он нависал над деревней, простираясь с юга на север.

— Вперед! — крикнул я. — Скорей!

Мы вскарабкались по косогору на сотню метров. Добрав­шись до ровного места, мы остановились и оглянулись. По улицам городка разъезжали военные машины, и солдаты обходили улицы, заглядывая в каждый дом. От подножия склона, где мы только что были, доносились голоса.

У нас не было выбора. Мы бросились наверх. Всё утро мы шли на север вдоль гребня, почти не останав­ливаясь и только припадая к земле, когда на дороге, шедшей по второму, параллельному гребню показывалась машина.

В основном, это были всё те же серые военные джипы, но по­падались и легковушки. Отойти подальше от дороги мы не решались, так как она, будучи источником опасности, служи­ла в то же время единственным ориентиром. Я боялся заб­лудиться в густой чаще, покрывающей гору.

Впереди, на месте схождения двух гребней, вздымалась каменистая вершина. Острые выступы скал нависали над долиной. Неожиданно мы увидели едущий по второму греб­ню навстречу нам джип, чрезвычайно похожий на Биллов. Мелькнув перед глазами, машина быстро свернула на боко­вую дорогу, спускающуюся, петляя, в долину. Немного про­ехав, она остановилась.

— Это не Билл ли там? — воскликнул я, всматриваясь изо всех сил.

— Пошли скорее вниз! — обрадовалась Марджори.

— Подожди! А что, если это ловушка? Вдруг они захватили Билла и используют его машину для приманки?

Ее радость вмиг испарилась.

— Оставайся здесь, — решил я. — Я спущусь, а ты смотри, что будет. Если всё нормально, я тебе махну рукой.

Она нехотя согласилась. Я стал спускаться по крутому склону. Сквозь листву я смутно различал вышедшего из ма­шины человека, но разглядеть его не удавалось. Я пробирал­ся кустарником, огибая каменистые выступы и время от вре­мени поскальзываясь на перегнившей опали.

Наконец, я подошел к машине на расстояние сотни мет­ров. Нас разделял только неширокий овраг. Рассмотреть водителя, стоявшего, прислонясь к заднему колесу, по-прежне­му не удавалось. Я отошел поправее, откуда было лучше вид­но. Да, это был Билл!

Радостно вскрикнув, я бросился бежать и вдруг поскользнулся и поехал вниз. В последний момент я схватился за ствол дерева и сумел подняться. Сердце у меня на мгновение остановилось от испуга — я был на краю круто­го обрыва высотой не меньше десяти метров. Упав туда, я бы, конечно, разбился насмерть.

Всё еще держась за спасительный ствол, я замахал Биллу. Он обводил взором гребень горы над моей головой. Нако­нец он опустил глаза и заметил меня. Вздрогнув, он бросил­ся ко мне через кусты. Я указал на край обрыва. Он осмотрел овраг и сказал:

— Здесь не перебраться. Придётся вам спуститься в доли­ну и обойти кругом.

Я уже собирался подать знак Марджори, когда услышал отдаленный шум приближающейся машины. Билл вскочил в джип и поспешил вернуться на главную дорогу. Я заторо­пился наверх. Сквозь листву я видел Марджори, пробираю­щуюся мне навстречу.

Неожиданно у нее за спиной раздались громкие крики и топот шагов. Кричали по-испански. Марджори нырнула под выступ скалы. Я повернул и, стараясь двигаться быстро, но бесшумно, стал отходить влево. При этом я всё время обво­дил глазами деревья, чтобы вовремя увидеть Марджори.

И увидел — она кричала, а двое солдат, схватив ее за руки, под­нимали с земли. Я побежал дальше по склону, поднимаясь всё выше, с ко­лотящимся сердцем, не помня себя от страха. Добравшись до гребня, я пустился на север.

Пробежав около мили, я остановился и прислушался. Всё было тихо. Бросившись навзничь на землю, я старался отды­шаться и обдумать положение, но ничего не получалось: ужасная сцена пленения Марджори неотступно стояла перед глазами. Как я мог оставить ее одну? Что теперь делать?

Я сел на землю, сделал глубокий вдох и посмотрел на со­седний гребень. Пока я бежал, я не видел там ни одной ма­шины. Я еще раз внимательно прислушался: ничего, кроме обычных лесных звуков. Постепенно спокойствие стало воз­вращаться ко мне.

Возможно, Марджори не причинят вреда, Она ведь не нарушила никаких законов, всего лишь убегала от выстрелов. Возможно, ее задержат для установления лич­ности — что же, она ученый, в стране находится легально. В чём ее могут обвинить?

Я отправился дальше на север. Я устал и перепачкался, желудок подвело от голода, поясницу ломило. Тупо, ни о чём не думая, я шел около двух часов, никого не встретив.

Внезапно на склоне, опускающемся вправо, послышался топот бегущих ног. Я замер и прислушался. Тишина. Здесь деревья были повыше, они затемняли землю, и подлесок был не такой густой, так что метров на пятьдесят лес просматри­вался. Я не увидел никакого движения.

Стараясь двигаться как можно тише, я зашел за купу деревьев, растущих у большого валуна. Впереди торчали три скалы. Я прошел мимо двух, и когда добрался до третьей, за моей спиной хрустнула ветка. Я медленно повернулся.

У одной из скал стоял толстый бородач, которого я видел на ферме Дженсена. В его глазах был безумный страх. Дро­жащими руками он направил автомат прямо мне в живот. Мне показалось, что он готов узнать меня.

— Не стреляйте! — с трудом произнес я. — Я знакомый Дженсена.

Уставившись на меня, он медленно опустил оружие. Сзади, в лесу, послышался звук шагов. Бородач пустился бежать к се­веру, мимо меня, держа автомат в одной руке. Я без размышле­ний побежал тоже. Мы мчались во весь дух, цепляясь за ветки и спотыкаясь о камни и время от времени оглядываясь.

Через несколько минут он споткнулся, и я вырвался впе­ред. Увидев расщелину, я бросился туда, чтобы перевести дух и оглядеться. Я увидел солдата, который целился из винтов­ки в толстяка, который как раз поднялся с земли.

Я хотел закричать, предупредить его, но не успел. Грянул выстрел. Пули прошили грудь бородача, брызги крови долетели до меня. Громкое эхо прошумело в горах. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, с остекленев­шими глазами, потом рухнул на землю.

Не чуя под собой ног, я бросился вперед, подальше от солдата с ружьем, надеясь, что деревья заслонят меня от пули. Мой путь забирал всё круче вверх, камней и скал становилось всё больше.

Дрожа от страха и усталости, я протискивался между ска­лами. В какой-то миг, поскользнувшись, я решился бросить взгляд назад. Солдат подходил к поверженному телу. Мне удалось скрыться за каменным выступом прежде, чем он поднял глаза, глядя в мою сторону.

Прижавшись к земле, я пополз среди скал. Дальше шло ровное место, где мой пре­следователь уже не мог меня увидеть, и я снова вскочил на ноги и побежал. В голове не было ни одной мысли. Я чув­ствовал только одно желание: убежать, скрыться. Я боялся оглянуться. В ушах звенело, и я был уверен, что слышу шаги бегущего за мной солдата.

Впереди снова был крутой склон. Я вскарабкался вверх, чувствуя, что силы мои на исходе. Дальше опять пошло ров­ное место, поросшее деревьями с густым подлеском. А потом передо мной оказалась отвесная скала. Осторожно, хватаясь за выступы и ставя ноги в углубления, я кое-как влез на нее и с упавшим сердцем увидел перед собой крутой тридцати­метровый обрыв. Дальше было не пройти.

Это был конец. Я слышал, как осыпались камни под ногами моего преследователя. Он приближался. Я упал на колени. Сил больше не было. Я глубоко вздохнул, отказываясь от дальней­шей борьбы. Мне оставалось только смириться с моей участью и ждать выстрела.

Как ни странно, смерть, означающая конец этого ужаса, казалась желанным избавлением. Я ждал, и в голо­ве мелькали картины детства, воскресного богослужения. Как искренне я думал о Боге в те дни! Какой она будет, смерть? Я старался подготовиться к последнему испытанию.

Шло время. Не знаю, долго ли я ждал, но, наконец, осознал, что ничего не происходит. Я посмотрел вокруг и впервые заметил, что нахожусь на самой вершине горы. Оба хребта тянулись гораздо ниже, и передо мной открывалась широ­кая панорама местности.

Мой взгляд уловил какое-то движение. Там, далеко внизу, на склоне, вразвалку уходил прочь солдат, повесив на плечо автомат убитого. Мне стало жарко, Я трясся от беззвучного хохота.

Я жив и буду жить! Я сел на землю, скрестив ноги, наслаждаясь опь­яняющим чувством свободы и безопасности. Стоял чудес­ный ясный день, и солнце сияло в лазурном небе.

Я обратил внимание на синеющие вдалеке холмы. Каким-то образом мне казалось, что они совсем рядом. Над голо­вой ползли белые ватные облака, и мне чудилось, что я могу дотянуться до них рукой.

Я поднял кверху руку. Я ощущал свое тело совершенно по-новому и очень необычно. Рука скользнула вверх с удивившей меня свободой и легкостью. Я держал спину, шею и голову со­вершенно прямо без малейшего усилия. Мне захотелось встать, и я мгновенно встал, без всякого усилия и, не опираясь руками о землю. Мне казалось, что мое тело ничего не весит.

Глядя вдаль, я увидел опускающуюся за горной грядой бледную дневную луну. Она была в первой четверти и висе­ла над горизонтом, как опрокинутая чаша. Я мгновенно по­нял, почему у нее такая форма.

Солнце, висящее в небе за миллионы миль от меня, освещало только макушку заходя­щей луны. Я ощутил прямую линию, ведущую от солнца к лунной поверхности, и это позволило моему осознанию окружающего расшириться ещё дальше.

Я представил себе луну, опустившуюся за горизонт, и зер­кально отраженную форму, которой она представится тем, кто живет дальше к западу и будет видеть ее и тогда. Потом я представил себе, что луна находится по другую сторону земли, в точности напротив того места, где я стою. Тамош­ним жителям она будет казаться полной, потому что стоящее над моей головой солнце осветит ее целиком.

По спине у меня прошла дрожь восторга, и я еще шире расправил плечи. Я понял — нет, я ощутил, что небесное про­странство, которое я привык созерцать над головой, прости­рается и у меня под ногами, по другую сторону земного шара. Впервые в жизни я не просто головой знал, что земля круглая, но всеми чувствами ощущал это.

Я чувствовал возбуждение и восторг и, в то же время, но­вые ощущения казались мне совершенно естественными. Мне хотелось только одного — полностью погрузиться в ощущение парения в безграничном, простирающемся во всех направлениях пространстве.

Мне уже не казалось, что я стою, упираясь ногами в землю и сопротивляясь ее притя­жению, — нет, я чувствовал, что какая-то сила тянет меня вверх, словно воздушный шар, наполненный гелием, и я парю, едва касаясь ногами земли.

Спортсмен, находящийся в превосходной форме после года утомительных трениро­вок, не ощущает такой легкости и согласованности всех дви­жений, как я в тот миг.

Я присел на камень. По-прежнему всё казалось мне уди­вительно близким — и изломанная граница горы, и высокие деревья на склоне, и синеющие на горизонте вершины. Гля­дя на раскачивающиеся по ветру ветви деревьев, я не просто видел, я ощущал, как свои, их движения, словно не листву шевелил ветер, а мои собственные волосы.

Всё окружающее я воспринимал, как часть самого себя. Я сидел на самой верхушке горы, созерцая далекие просторы, и то, что я привык считать своим телом, казалось мне толь­ко головой какого-то другого, громадного тела, включающе­го в себя весь видимый мир. Я ощущал, что вся бескрайняя Вселенная глядит на себя моими глазами.

Это ощущение всколыхнуло воспоминания. Моя память устремилась к давнему прошлому, до поездки в Перу, до мо­его детства, — до моего рождения. Я сознавал, что моя жизнь началась не в момент рождения, не в момент зачатия — нет, намного раньше. Она началась, когда зародилось мое тело — мое настоящее тело, вся Вселенная.

Теория эволюции, когда приходилось изучать ее в школе, всегда казалась мне скучной. Но теперь, когда память воскре­шала мою прошлую жизнь, мне вспомнилось всё, что я чи­тал на эту тему. Вспомнились и беседы с моим другом — тем, которого напомнил мне Рено. Вот о чем, оказывается, мы с ним рассуждали — об эволюции.

То, что я знал из книг, смешивалось с моими собственны­ми воспоминаниями. И воспоминания позволили мне те­перь представить себе эволюцию совершенно по-новому.

Вот произошел первоначальный взрыв и образовалась Вселенная. Я ощутил правоту Третьего откровения — непроницаемой, твердой материи не существует.

Материя — это просто энергия с определенным уровнем колебаний, и вна­чале она существовала только на простейшем колебатель­ном уровне, в виде элемента, который мы называем водоро­дом. Больше ничего не было во Вселенной, один водород.

Далее, я наблюдал, как атомы водорода стали притягивать­ся друг к другу, словно бы материей руководило стремление обрести более сложную форму. И когда скопление водоро­да достигало достаточной плотности, оно воспламенялось — возникало то, что мы называем звездой.

В звездных недрах атомы водорода сплавлялись в огне и возникали элементы с более высоким уровнем колебаний.

Я видел, как звезды, постепенно старея, наконец, взрыва­лись, остатки водорода и новые элементы разлетались в про­странстве и всё начиналось сначала. Снова собирались вме­сте атомы, скопление разогревалось, и когда температура повышалась достаточно, рождалась новая звезда.

Новые, более сложные элементы сплавлялись в ней, порождая ещё более высокие вибрации вещества. И так далее. В каждом новом поколении звезд появлялись атомы, не существовавшие прежде, пока не возник весь на­бор элементов и не рассеялся по космосу.

Материя, в своем развитии, прошла путь от водорода — простейшей формы вещества с самыми низкими колебаниями — до углерода, элемента, чей уровень колебаний во много раз выше. Всё было готово для следующей стадии эволюции.

Когда образовалось наше Солнце, некоторые скопления вещества стали обращаться вокруг него. Одно из них — наша Земля — обладало всем набором новосозданных элементов, включая углерод.

По мере того, как Земля остывала, газы, ра­створенные в полужидкой магме, поднимались к поверхнос­ти и, собираясь в скопления, образовали тучи, из которых полились обильные дожди. Так возникли океаны.

А когда воды покрыли большую часть поверхности нашей планеты, небо очистилось, и ярко пылающее Солнце обрушило на новорож­денный мир потоки света, тепла и радиации.

И вот, в неглубоких водоемах, под действием солнечного излучения и многочисленных бурных гроз, бушующих в небе планеты, вещество перешло от колебательного уровня углерода к еще более высокому — возникли аминокислоты.

Поскольку новое состояние материи было чрезвычайно сложным, его уровень — такая ситуация возникла впервые — не мог поддерживаться сам собой.

Новая материя должна была постоянно поглощать другую материю, чтобы сохра­нять уровень своих колебаний. Другими словами, она долж­на была питаться. Так новый виток эволюции создал жизнь. Я видел, как жизнь, существующая пока только в водной среде, разделилась на две формы.

Одна из этих форм — та, которую мы называем растительной — питалась неоргани­ческой материей, превращая ее элементы в свою пищу с помощью двуокиси углерода, поступающей из атмосферы, которая имела, в те времена, не такой состав, как сейчас.

По­бочным продуктом этого процесса явился свободный кис­лород, которым растения стали насыщать атмосферу. Расти­тельная жизнь постепенно распространилась в океанах, а затем вышла и на сушу.

Другая форма жизни — животная — нуждалась для под­держания своих колебаний в органической пище. Я видел, как животные плодятся в океанах. Это была эпоха рыб. За­тем, когда растения достаточно обогатили атмосферу кис­лородом, животные стали появляться и на суше.

Сначала это были амфибии — наполовину рыбы, наполо­вину нечто новое. Покинув воду, они стали дышать воздухом при помощи нового органа — легких. Затем возникла новая форма жизни: появились рептилии и заполнили Землю. На­чалась эпоха динозавров.

Ещё позже стали появляться всё в большем количестве теплокровные животные. И каждая но­вая форма жизни имела более высокий уровень колебаний, по сравнению с предыдущей. И, наконец, как вершина жиз­ненных форм эволюции, появился человек.

Человек... На этом мое видение завершилось. В один крат­кий миг передо мною прошла вся великая история эволю­ции — возникновение материи, ее развитие в согласии с не­ким грандиозным планом, повышение ее колебательного уровня, подготовившее появление человека... каждого из нас.

Сидя на вершине горы, я почти осознал и дальнейший ход эволюции, предметом которой стала теперь жизнь человека. Орудием эволюции стали теперь значимые совпаде­ния, случающиеся с людьми.

В жизни каждого из нас проис­ходят события, дающие нам новый жизненный толчок и создающие для нас новый уровень колебаний. Эволюция продолжается. И всё же, как я ни пытался ясно представить себе, как это происходит, я не смог.

Я долго сидел на камне, поглощенный ощущением душев­ного мира и полноты жизненных сил, и не сразу заметил, что солнце уже клонится к западу. Еще я заметил, что в миле от меня к северо-востоку лежит какой-то город. Я различал очертания крыш. Дорога на западном гребне после несколь­ких поворотов подходила прямиком туда.

Я начал спуск среди скал. Меня обуревал радостный смех. Я всё еще ощущал кровную связь с ландшафтом, словно сту­пал по своему собственному телу, исследуя и изучая его. Это ощущение переполняло меня радостью.

Спустившись с обрыва, я вошел в лес. Удлинившиеся тени деревьев свидетельствовали о скором наступлении вечера. На полпути вниз я забрел в густую, высокую чащу. Чувство легкости и свободы движений усилилось. Я остановился и обвел взглядом деревья и кусты, любуясь их красотой. Я уви­дел розоватое свечение, перемежающееся белыми вспышка­ми света вокруг каждого растения.

Я пошел дальше. На моем пути оказался ручей, от которо­го исходило голубое мерцание, наполнившее меня неизъяс­нимым покоем. Я даже почувствовал легкую сонливость. Наконец я пересек долину и поднялся на соседний гребень. Там шла гравиевая дорога. Я зашагал на север.

Впереди, у поворота, я увидел человека в одежде священ­ника. Охваченный радостью, без всякого страха, я ускорил шаг, решив заговорить с ним: Я еще не знал, что скажу ему, но не сомневался, что нужные слова придут сами собой. Я чувствовал себя великолепно.

Вдруг, к моему крайнему удив­лению, священник пропал из глаз. В этом месте от дороги отходило ответвление, ведущее вниз, в долину, но там я ни­кого не увидел. Я пустился бежать по главной дороге. Впере­ди не было никого.

Я подумал, не вернуться ли, чтобы всё-таки поискать его на дороге, ведущей вниз, но, поскольку город лежал впереди, я решил идти туда. И все же дорога в долину продолжала занимать мои мысли.

Шагов через сто, добравшись до следующего поворота, я услышал урчание двигателей. За деревьями показалась колон­на армейских машин. Они быстро приближались. Какое-то время я колебался — мне казалось, что я справлюсь с любой ситуацией. Потом я вспомнил ужас, пережитый на склоне.

Времени хватило только на то, чтобы скатиться с дороги и замереть. Мимо пронеслось не меньше десятка джипов. Я лежал на открытом месте — мне оставалось только надеять­ся, что никто не взглянет в эту сторону. До меня донеслась удушливая волна выхлопных газов — машины проезжали в каких-нибудь шести-семи метрах, я отчетливо различал лица солдат.

К счастью, никто меня не заметил. Когда колонна скры­лась, я заполз за толстое дерево. Руки дрожали. От ощущения душевного мира и сопричастности природе ничего не оста­лось, прежний страх снова сковал движения.

Наконец, я снова вскарабкался на дорогу. Снова послы­шался шум машин, снова я бросился с дороги вниз. На этот раз проехало два джипа. Меня тошнило.

Больше я на главную дорогу не вернулся. Вместо этого, я осторожно пробрался по склону назад, к оставленной поза­ди дороге в долину. Но и на нее я побоялся выйти. Ловя каж­дый звук, я решил пробираться в долину лесом, вдоль Доро­ги. Мое тело снова было сковано тяжестью, движения давались с трудом.

Что же я наделал, спрашивал я себя, зачем я потащился на эту дорогу? Должно быть, я был одурманен эйфорией, последовавшей за пережитым шоком и неожи­данным спасением. Опомнись, вернись-ка к реальности, приказал я себе. Осторожность прежде всего! Любая ошиб­ка может стоить тебе жизни.

И тут я замер на месте. Впереди, в нескольких десятках метров перед собой, я увидел того самого священника. Он сидел под сенью большого дерева, окруженного скалами. Я уставился на него. Он открыл глаза, и наши взгляды встре­тились. Я вздрогнул. Он улыбнулся и жестом пригласил меня подойти.

Я нерешительно подошел. Он сидел не двигаясь — худой, высокий, лет пятидесяти, с коротко остриженными темны­ми волосами и карими глазами.

— По-моему, вам нужна помощь, — произнес он. Его английский был превосходен.

— Кто вы? — спросил я.

— Меня зовут отец Санчес. А вас?

Я назвался, сказал, кто я такой и откуда. Ноги не держали меня. Я опустился на одно колено, потом сел.

— Вы имеете отношение к тому, что случилось в Куле?

— А вам что об этом известно? — Я решил проявить осторожность. Можно ли ему довериться? Я не знал.

— Я знаю, что кое-кто наверху сильно разгневан. Они не хотят, чтобы о Рукописи знали.

— Но почему?

Он встал, глядя на меня сверху вниз.

— Может быть, вы пойдете со мной? До нашей миссии каких-нибудь полмили. У нас вам ничего не угрожает.

Я понимал, что выбора у меня нет. С трудом поднявшись на ноги, я кивнул. Мы медленно зашагали по дороге. Его речь была вежли­ва и нетороплива, каждое слово обдумано.

— Солдаты ещё ищут вас? — спросил он среди разговора.

— Не знаю.

После недолгого молчания он задал еще один вопрос:

— Вы ищете Рукопись?

— Уже нет. Сейчас у меня одна задача: остаться в живых и вернуться домой.

Он сочувственно покивал. Я начинал проникаться к нему доверием. Его заботливость и доброта располагали к нему. Он напомнил мне Билла.

Миссия представляла собой скопление набольших доми­ков, глядящих во двор скромной церкви. Место тут было очень красивое. Во дворе было несколько человек в рясах.

Отец Санчес что-то сказал им по-испански, и они мгновен­но ушли. У меня не было сил даже посмотреть им вслед, я валился с ног от усталости. Священник привел меня в один из домиков.

Внутри оказалась небольшая гостиная и две спальни. В печке горел огонь. Вскоре другой священник принес поднос с хлебом и супом. Я устало хлебал суп, а отец Санчес вежли­во ждал, сидя рядом. Потом он предложил мне располагать­ся на одной из кроватей. Я растянулся в постели и провалился в глубокий сон.

Когда я утром вышел во двор, прежде всего мне бросились в глаза безукоризненный порядок и чистота. Гравиевые до­рожки обрамлялись ровными рядами кустов. Их естествен­ные очертания не были искажены стрижкой.

Я потянулся, чувствуя прикосновение накрахмаленной ру­башки. Она была из грубоватой хлопчатобумажной ткани, и воротник слегка натирал шею. Зато, рубашка была чистая и свежевыглаженная. Когда я проснулся, двое незнакомых свя­щенников натаскали в корыто горячей воды и дали мне смену одежды.

Помывшись и одевшись, я вышел в комнату и обнару­жил на столе горячие оладьи и вяленые фрукты. Я жадно на­бросился на еду, а священники стоя ждали. Когда я поел, они ушли, а я вышел во двор и вот теперь стоял, осматриваясь.

Я присел на каменную скамейку. Солнце стояло невысо­ко над верхушками деревьев и согревало мне лицо.

— Как спали? — раздался голос у меня за спиной. Я повернулся и увидел отца Санчеса. Он стоял, держась очень прямо, и улыбался.

— Спасибо, прекрасно.

— Можно присесть с вами?

— Конечно!

Несколько минут мы молчали, мне даже стало неловко. Я посматривал на него и несколько раз собирался что-то ска­зать, но он смотрел на солнце, откинув голову и сощурив глаза. Наконец, он заговорил первый:

— Славное местечко вы выбрали.

Я не сразу понял, что он имеет в виду эту скамейку.

— Послушайте! — начал я. — Мне нужен совет. Есть ли безопасный способ вернуться в Соединенные Штаты?

Он серьезно поглядел на меня.

— Не знаю. Смотря по тому, насколько опасным считает вас наша власть. Расскажите, как вы оказались в Куле.

Я рассказал ему всё, начиная с того дня, когда впервые услышал о Рукописи от Чарлины. Дойдя до радостного воз­буждения, охватившего меня на вершине, я скомкал рассказ, считая то, что там происходило со мной, плодом самомне­ния и фантазии. Но Санчес очень заинтересовался этим эпи­зодом и засыпал меня вопросами.

— Что же вы делали после того, как солдат ушел, не заметив вас?

— Просто сидел там пару часов. Чувствовал облегчение. Хотел отдышаться.

— А что вы чувствовали, кроме облегчения?

Мне не хотелось рассказывать, но я всё же, попытался.

— Это нелегко описать. Я чувствовал радость и родство со всем окружающим, безопасность и уверенность в себе. Усталости совсем не было.

Он улыбнулся.

— У вас было мистическое переживание. Есть немало людей, ощутивших нечто подобное на той вершине.

Я неуверенно кивнул. Он повернулся на скамье. Теперь он глядел мне прямо в глаза.

— Сходные переживания описываются мистиками всех религий. Вам приходилось читать что-нибудь о подобных вещах?

— Кое-что читал, но давно. Несколько лет назад.

— Но испытать самому до вчерашнего дня не довелось?

— Вроде нет.

К скамейке приблизился совсем молоденький священ­ник, поздоровался со мной и что-то шепнул Санчесу. Тот кивнул, и молодой священник сразу отошел от нас. Санчес провожал его взглядом. Юноша пересек двор и оказался в расположенном дальше парке.

Только сейчас я обратил на этот парк внимание. Он был очень чистый, ухоженный и зеленый, полный разнообразных растений. Молодой свя­щенник ходил там, время от времени останавливаясь, словно искал что-то. Наконец он сел. Похоже было, что он за­нялся каким-то упражнением.

Санчес удовлетворенно улыбнулся и снова повернулся ко мне.

— Я думаю, что пока вам не стоит пытаться выбраться из страны, слишком опасно. Я попробую разузнать, как обстоят дела и не слышно ли чего о ваших друзьях. — Он встал со скамьи. — Мне сейчас надо кое-чем заняться. Не сомневайтесь, что мы поможем вам во всём, что в наших силах. Надеюсь, вам
будет у нас хорошо. Отдыхайте пока, набирайтесь сил.

Я кивнул. Он достал из кармана бумаги и протянул мне.

— Вот текст Пятого откровения. Здесь как раз описывается нечто подобное тому, что вы испытали на горе. Вам, наверное, будет интересно.

Я нехотя взял бумаги.

— Как вы понимаете последнее из усвоенных вами откровений? — спросил он.

Я ответил не сразу. Мне сейчас не хотелось думать ни о каких рукописях с откровениями.

— Люди постоянно вступают в схватки из-за энергии, — наконец произнес я. — Когда кому-то из нас удается навязать другому свою точку зрения, а тот подчиняется, мы заряжаемся его энергией и испытываем прилив сил.