Трудная должность – командир 7 страница
Закончив разбор полета, еще раз сам осмотрел самолет. Стало ясно, что при выводе истребителя из пикирования над зенитчиками, я зацепил за верхушки сосен. К счастью, не ударился о стволы деревьев. Хорошо, что все закончилось нормально. Вроде и волноваться теперь причин нет. Летчики, постоянно рискуя в боях, к подобным случаям относились спокойно, без переживаний: чуть-чуть не в счет. Но для себя выводы сделал…
На другой день авиация нашей воздушной армии наносила мощные бомбовые удары по окруженной группировке противника в лесных массивах, упорно прорывающейся на запад. Штурмовые действия в основном были возложены на истребителей. Корпус генерала Рязанова, на вооружении которого были «илы», в это время наносил удары по армии Венка. Поджигая вражеские танки кумулятивными бомбами, штурмовики активно помогали нашим наземным войскам отразить ее прорыв на Берлин.
Попытки же вражеской группировки вырваться на запад создавали тяжелое положение для нашего попка в Юттерборге. В один из дней зенитчики, готовившие позицию для своей батареи на границе летного поля, вдруг обнаружили изготовившихся в лесу для атаки гитлеровских пехотинцев. Секунды потребовались бывалым воинам, чтобы открыть огонь. На аэродроме была объявлена боевая тревога. В отражении нападения принял участие и технический состав полка.
Низкая облачность не позволила в тот раз взлететь и наносить по противнику групповые штурмовые удары с воздуха. Поэтому большая часть самолетов была быстро приспособлена вести огонь со стоянок. Лишь небольшое количество истребителей с опытным летным составом поднялось в небо. В дело пошли и находившиеся на аэродроме немецкие самолетные контейнеры с мелкими осколочными бомбами. Вооруженцы быстро приспособили их для подвешивания к нашим истребителям.
Получив сообщение из Юттерборга о сложившейся обстановке, офицеры штаба дивизии сразу же связались с танковым корпусом, попросили помочь. Свои группы истребителей поднимать из Котбуса не позволяла очень низкая облачность. На бреющем полете я все же прорвался в Юттерборг. К этому времени полк мощным огнем отразил вторую атаку гитлеровцев. Тяжелого вооружения у противника не было: побросали в лесах и болотах. Это помогло авиаторам.
Оборона аэродрома командованием полка была организована правильно. Она обеспечивала отражение вражеских нападений днем. Но на ночь положение складывалось незавидное. Мы понимали, что, используя темноту, противник своей массой сомнет оборону и, как следствие, могут быть уничтожены самолеты и нанесен большой урон личному составу. Пришлось еще раз звонить танкистам. У них тоже свободных сил не было, но они сделали все, что могли.
К вечеру, когда уже с сомнением поглядывал на дорогу, к аэродрому подошли самоходка и взвод танков. Их с ходу ввели в дело. Огонь из орудий по опушке леса дал высокий эффект. Оттуда вскоре начали выходить с белыми платками в руках солдаты и офицеры. Сдалось в плен около трех тысяч. Остаток ночи прошел спокойно. Лишь кое-где завязывалась перестрелка с мелкими группами врага, пытавшимися просочиться через аэродром.
На следующий день в районе базы было спокойно. Севернее же с раннего утра гремела артиллерийская канонада. Это в районе Луккенвальда шло уничтожение основных сил окруженной группировки противника. Таков закон войны: если враг не сдается, его уничтожают.
Последние дни апреля. Завершалось сражение в окруженном Берлине. Штаб нашей дивизии с двумя полками перебазировался из Котбуса ближе к Берлину. Нам поставили задачу прикрыть с воздуха войска, ведущие бои в южной и западной частях города. Решив организационные вопросы и поставив задачу полкам, я решил вылететь в составе шестерки на патрулирование. Надо было самому осмотреть новый район боев.
И вот мы в воздухе. Под нами Берлин. Огромный город горел. Не скрою, чувства жалости не было. Отсюда давались директивы о нападении на нашу Родину, здесь формировались приказы об уничтожении советских людей, о разрушении наших городов. Что ж, наступил час возмездия за Сталинград и Минск, за Варшаву, превращенные в руины, за все злодеяния, которые творили подлые фашисты на временно оккупированных землях.
Под нами логово фашистского зверя. Гитлеризм корчился в последней агонии. Фашистские правители, боясь возмездия за совершенное ими, жертвовали личным составом окруженного гарнизона и гражданским населением. Нет, жалости к врагу мы не испытывали…
А вот на мирное население смотрели совсем другими глазами. Нам, познавшим горечь первых лет войны, тяжело было видеть, как брели по дорогам беженцы, как мучились немецкие дети, старики и женщины. Сердце русского солдата не выдерживало. Мы делились хлебом, приходили на помощь раненым и больным.
Еще перед вылетом ознакомился с оперативной сводкой. Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вели упорные бои в Берлине. Советские воины выбивали врага из массивных зданий, сжимая кольцо вокруг имперской канцелярии в центре города. До полного захвата Берлина оставались буквально считанные дни. Победа была близка…
Время патрулирования кончалось, пора идти домой. Противника в воздухе не было. Район осмотрен. Разворачиваемся к аэродрому. И тут вижу, что с юга подходит более двадцати девяток Ту-2 и Пе-2. Истребителей около них нет. Бомбардировщики нацелили свой удар по центру Берлина, там еще сопротивлялся противник, шли тяжелые бои. От взрывов бомб оседали стены зданий, превращенных в опорные пункты. Дым и пыль поднялись над районом, где еще засели гитлеровцы.
Я решил задержаться с уходом, прикрыть бомбардировщики от возможного нападения истребителей противника. В эти дни, боясь вступать в открытый бой, вражеские летчики могли выжидать в стороне или за облаками удобный момент. Мне, так же как и всем летчикам, очень хотелось сбить над фашистским логовом вражеский самолет. Мысль настойчиво искала пути возможной встречи с противником в воздухе.
А что, если применить прием, который неоднократно приносил успех? Может быть, и здесь истребители попытаются атаковать бомбардировщиков после бомбежки? Решение принято. Берем группой курс на западную часть Берлина и набираем высоту. Рассчитываю время конца бомбежки. Все взвесил до минуты. Энергично развернулись и пошли на догон бомбардировщиков. Вот уже рядом девятки Пе-2. Осматриваем небо – вражеских истребителей нет. Разочарованный в расчетах, я стал обгонять колонну бомбардировщиков. Осматривая заднюю полусферу, вдруг увидел, как сзади нас вывалилась из облаков шестерка «Фокке-Вульф-190». В ту же секунду наша группа развернулась им навстречу. Но «фоккеры», не принимая боя, ушли в пике и, форсируя моторы, рванули на север. Догнать их было невозможно, да и горючее на пределе. Кроме того, авиации нашего фронта не рекомендовали заходить в северную часть города, где действовали части 1-го Белорусского фронта.
Без боя возвратились на аэродром, переживая неудачу. После посадки Голубев подошел ко мне, с сожалением сказал:
– Эх, товарищ командир! Как мы в расчетах маху дали?! Упустить такую добычу!
– Да, задержись на одну-две минуты от разворота, «фоккеры» были бы перед нами, как на ладони! На этот раз, к сожалению, вариант не сработал.
Это была единственная встреча с вражескими истребителями в последние дни апреля.
2 мая берлинская группировка противника капитулировала. Над рейхстагом реяло Знамя Победы! На Эльбе наши воины встретились с американцами. Лишь позднее нам стало известно, что Гитлер и Геббельс ушли в мир иной. Покончили с собой, боясь возмездия. Ядовитые скорпионы, уничтожившие миллионы людей, убили себя, чтобы не предстать перед судом народов.
Берлин взят. А война продолжалась. Созданное на территории, занятой англичанами, новое фашистское правительство во главе с гросс-адмиралом Деницем фактически прекратило сопротивление англо-американским войскам. Против Советской Армии еще продолжались активные боевые действия. Группы фашистских армий в Чехословакии и Австрии упорно сопротивлялись нашим фронтам. Для участия в решительном разгроме миллионной группы армий «Центр» готовился и 1-и Украинский фронт.
Едва закончились бои в Берлине 2 мая, как началась передислокация армий фронта на юг к Дрездену. С воздуха хорошо было видно, как по всем дорогам двигались колонны наших войск. 2-я воздушная армия тоже перебазировалась к границам Чехословакии. Наша дивизия перелетела на аэродром Гроссенхайн, севернее Дрездена. Мы прикрывали сосредоточение войск.
5 мая инженер связи Масленников сообщил нам в штабе:
– Сегодня во время настройки радиостанций на самолетах мы прослушали радиопередачу из Праги. Открытым текстом передают, что в городе восстание, чехи ведут бои с фашистскими войсками и просят нашей помощи.
Этот призыв взбудоражил весь личный состав дивизии. Все ждали немедленного наступления войск фронта на Прагу, пока фашисты не подавили восставших и не разрушили столицу Чехословакии.
На аэродроме меня сразу же окружили летчики:
– Товарищ командир! Что же наш фронт медлит с наступлением на помощь Праге? Разрешите нам вылететь туда и проштурмовать фашистов!
– Не волнуйтесь! Командование уже приняло меры. Нельзя действовать рассредоточенно. Будут собраны необходимые силы, и они нанесут мощный удар. Готовьтесь прикрывать наступающие войска.
В середине дня 6 мая северо-западнее Дрездена загрохотала мощная артиллерийская канонада. Главная группировка фронта быстро прорвала линию обороны противника. Танковые и общевойсковые армии устремились в направлении Рудных гор, чтобы стремительно преодолеть их и выйти на Прагу, отрезать отход группировке армий Шернера на запад.
Авиация воздушной армии наносила бомбовые и штурмовые удары по колоннам отступающего противника. В этих боях приняли участие и полки нашей дивизии.
Ударная группировка 1-го Украинского фронта с ходу, сбив вражескую оборону, стремительно шла на Прагу.
Вечером 8 мая летчики, вылетавшие на прикрытие наступающих соединений, с радостью докладывали о подходе танковых колонн к столице Чехословакии. Советские воины вошли в Прагу и тем самым спасли восставших от гибели, а город от разрушения.
В середине ночи, закончив в штабе планирование боевого дня дивизии на 9 мая, лег спать. Моментально забылся в настороженном сне.
Выстрелы рядом с домом подняли с постели. Что это? Первая мысль: нападение на аэродром выходящих из окружения вражеских групп? Не может быть! Рядом противника не было.
А стрельба нарастала. Сначала у казарм личного состава. Потом раздались пулеметные и пушечные очереди из самолетов на аэродроме. Я схватил в темноте трубку телефона.
– Дежурный! Что происходит? Почему стреляют?
– Фашистская Германия капитулировала, товарищ полковник! Кончилась война! Получена телеграмма из корпуса: считать сегодняшний день, 9 мая, Днем Победы. Разве вам не доложил об этом начальник штаба? Мы уже передали в полки это сообщение. Вот на радостях все и салютуют…
– Какие распоряжения получены из корпуса о дальнейших наших действиях? – прервал я дежурного.
– Пока никаких указаний нет!
Я положил трубку и задумался, осознавая величие свершившегося. Вспоминались тяжелые дни отступления, победные наступательные операции, воздушные бои, погибшие боевые друзья. В сознании росла гордость за нашу страну, за партию, за армию, победивших злейшего, жестокого и страшного врага.
«Что же сейчас делать?» – подумал я, не представляя еще, какие изменения в наши действия внесет новая обстановка.
Из раздумий вывело появление Абрамовича.
– Дорогой Александр Иванович! Поздравляю с Победой!
– И я тебя поздравляю, мой боевой друг! Почему не сообщил об этом сразу?
– Решил дать поспать. Какое напряжение было в эти дни.
– Такое великое событие проспать! Пойдем к летчикам и техсоставу и разделим вместе с ними радость победы.
Около казармы, где размещался личный состав полков, нас встретили ликующие летчики и техники. Рядом сразу же оказались Андрей Труд и Дмитрий Глинка.
– Дорогой наш командир! Поздравляем с долгожданной победой! Позволь от всех летчиков расцеловать тебя, наш Батя! – торжественно произнес Труд, обнимая меня.
– Поздравляю вас, Андрей и Дмитрий, с тем, что дожили до светлого праздника!
– Товарищ командир! Мы же с Дмитрием криворожские шахтеры. Не завалило под землей, а в воздухе нас убить еще труднее.
Поздравления, объятия с боевыми друзьями. Нам вместе пришлось вести тяжелые бои, делить горечь утрат, вместе мы радовались нашей победе.
Политработники во главе с Мачневым уже подготовили импровизированную трибуну для митинга. Короткие радостные выступления. Возгласы «Слава нашей партии! Слава нашему народу-победителю! Нашей победоносной Армии!..»
В конце митинга взял слово и я. Поздравил всех с Победой. Напомнил о погибших боевых товарищах. В заключение сказал:
– Разбушевались мы на радостях здорово. Но нам еще неизвестна обстановка в Чехословакии, – предупредил я. – Командиру БАО подготовить к вечеру торжественный ужин для всего личного состава полков и штаба дивизии. Товарищи, бдительности ослаблять нельзя.
Вскоре запросили штаб корпуса. Получили подтверждение: поставленные боевые задачи не отменяются.
Утром в небо ушли первые группы на боевые задания. С нетерпением ждали их возвращения. Летчики доложили, что в Праге наши танки, боев нет, улицы заполнены ликующими горожанами.
На другой день позвонил из Праги генерал Александр Васильевич Утин.
– В Прагу прибывает правительство Чехословакии. Надежно прикройте город. Еще возможны разные эксцессы, – поставил задачу командир корпуса.
Я заверил, что предпримем все меры, и попросил разрешения руководящему составу дивизии съездить в Прагу. Генерал дал добро, но предупредил, что еще идут бои в районе Мельника с окруженной группировкой противника. Он указал маршрут поездки через Теплице-Шанов.
12 мая утром мы выехали в Прагу. Проезжаем Дрезден по узким проездам, расчищенным от обломков зданий. Город был буквально изуродован от удара тысячи стратегических англо-американских бомбардировщиков. Из заваленных подвалов-бомбоубежищ тянуло тлетворным трупным запахом. А сколько там осталось заживо погребенных… В городе было около двухсот тысяч жителей, в основном женщины и дети. Войск противника здесь не было. По крайней мере мы ни разу не получали задач на штурмовку боевых целей в этом городе.
– Как ты думаешь, – спросил я ехавшего со мной в машине Бориса Абрамовича, – почему наши союзнички не бомбили Дрезден всю войну, а в последние дни превратили город в развалины?
– Они сделали все, чтобы не оставить в целости город и заводы в нашей зоне, а также показать нам мощь своей стратегической авиации.
– Я с тобой согласен. Тут проявилось коварство некоторых руководителей наших союзников. Эти люди еще подложат нам не одну свинью. От них всего можно ожидать.
Прага встретила нас музыкой, песнями, ликующими возгласами. Жители вышли из домов, заполнили улицы города. Нас всех буквально вынесли на руках из машины. Окружили пожилые люди и молодежь. Девушки в национальных костюмах дарили букеты цветов, а мужчины угощали знаменитым пльзенским пивом. Когда ехали сюда, планировали посмотреть достопримечательности Праги. Главным оказались братство и дружба славянских народов, огромное чувство уважения, которое мы вынесли из этих теплых встреч.
К вечеру выехали обратно, по прямой дороге на Дрезден. Севернее, у лесного массива, нас остановил патруль.
– Ехать дальше нельзя, сворачивайте влево на Теплице-Шанов.
– Почему? – спросил я солдат.
– Впереди идет бой с частями СС. Они пытаются прорваться на запад.
Все невольно прислушались. В лесу раздавались частые автоматные и пулеметные очереди, взрывы.
– Вот гады, фашистские выродки! Четвертый день как кончилась война, а они все куражатся, – выругался я и приказал разворачивать машину в объезд.
Вторая половина мая прошла спокойно. Мы привыкали к мирным условиям. Солдаты и сержанты срочной службы с нетерпением ждали приказа о демобилизации. Их можно было понять: стремились быстрее попасть к родным. Многие не были дома всю войну. А некоторые ничего не знали о судьбе близких.
В эти дни торжественно проводили на Дальний Восток эскадрилью летчиков и техников, пожелали им успехов. Мы понимали, что войны с самураями не избежать. Вот почему на восток рвались все летчики.
– Товарищ командир, почему нас не отправляют полками? Мы же имеем большой опыт боев, – обращались ко мне офицеры.
Приходилось объяснять:
– Приказано послать одну штатную эскадрилью из дивизии. На Дальнем Востоке и без вас будет кому воевать.
Радостным событием для меня в эти дни было появление в штабе давнего друга по учебе в авиашколе в Перми Кости Пильщикова. После дружеских объятий спросил у него:
– Костя, почему ты в американской форме?
– Лагерь военнопленных, где я был после того, как меня сбила в конце войны зенитка, захватили американцы. Переодели нас, группу летчиков, в свою форму и хотели принудительно отправить в Англию. Но мы сбежали и пробрались к нашим войскам.
Пильщиков сообщил, что ему известно о нахождении в одном из наших пересыльных лагерей в Чехословакии Ивана Бабака. Срочно провели поиск в лагерях. И однажды я привез изможденного, со следами ожогов Бабака в его родной полк. Много было радости у боевых друзей.
В конце месяца начались сборы по подготовке к Параду Победы в Москве. В сводную колонну фронта включили командующих армиями, командиров соединений и Героев Советского Союза. Началась ежедневная строевая подготовка. Признаться, мы отвыкли от нее за годы войны. После первого дня строевых занятий под жарким майским солнцем Дмитрий Глинка разворчался:
– А по мне, так лучше провести три воздушных боя в день, чем заниматься шагистикой.
– Ты что, не хочешь ехать в Москву? У меня тоже вначале душа не лежала к строевой подготовке. Но ведь мы готовимся к историческому параду. Это для нас боевая задача.
Однако вскоре для меня занятия прервались: вызвали в Москву на дипломатический прием, который устраивал министр иностранных дел В. М. Молотов в честь Победы.
29 мая я прилетел на Центральный аэродром. Здесь уже ждала машина. Сразу же выехал на прием. Войдя в зал, я несколько растерялся. Такая торжественная обстановка, а я в полевой форме. Было от чего опешить. Женщины в декольтированных бальных платьях, увешанные драгоценностями. Мужчины в элегантных костюмах, а военные в парадной форме. Один только я среди них в гимнастерке, галифе и сапогах. «С корабля – на бал!» – подумал я, чувствуя на себе удивленные взгляды окружающих.
Увидев командующего ВВС Александра Александровича Новикова, я протиснулся к нему, доложил о прибытии и сказал:
– Товарищ главный маршал! Среди дипломатов и гостей я чувствую себя не очень ловко…
– Не обращай внимания! Сейчас, как только откроются двери в другой зал, все поспешат к столам.
Так оно и произошло. Почувствовав благожелательное отношение ко мне А. А. Новикова, я попросил у него разрешения слетать на неделю в Новосибирск, до прибытия в Москву сводного парадного батальона нашего фронта. Получив согласие, на следующий день, не предупреждая родных, чтобы не создавать излишней канители, вылетел в родной город.
Новосибирск встретил меня теплой солнечной погодой, свойственной Сибири в июне.
Радостные дни в семье, встречи с друзьями детства летели незаметно. По предложению парторга авиазавода Шибаева выехали на пчельник в тайгу. На легкой коляске мы не спеша ехали лесными дорогами, мимо цветущих боярышника и черемухи, через сосновые боры и березовые рощи. Поляны радовали ковром трав. Все напомнило детство. Еще школьником, со сверстником Сашей Мочаловым, набрав в узелки пирогов с калиной и черемухой, шанег с творогом, мы вскакивали на подножки вагонов проходящих на восток поездов и уезжали в тайгу. Бродили по лесам, ловили в таежных речушках рыбу и пекли ее на костре, ночевали в шалашах из веток.
Лес расступился, и мы выехали на обширную поляну, усеянную цветами. По краям ее стояли десятки ульев. У крыльца нас радушно встретил крепкий, средних лет пчеловод. Это был Константин Константинович Бессонов. Вдали стояла его супруга. Разместили в комнате идеальной чистоты, с хорошо пригнанными брусчатыми стенами, источающими сосновый аромат.
Первым делом – парная русская баня, с березовыми вениками. После нее с блаженством выпили вкусной медовухи. Это был волшебный отдых. Два дня прогулок по девственному лесу. Вдыхал аромат цветущих деревьев и трав, слушал пение птиц и жужжание пчел. Казалось, что мы находимся в какой-то сказке. Уходила накипь с души после страшных лет войны, увиденного непомерного человеческого горя.
Однако надо было лететь в Москву.
Грустное расставание с матерью, Марией и маленькой дочкой. Москва… Сразу же начались усиленные тренировки к параду.
Красная площадь 24 июня. Громкая музыка, знамена, транспаранты, портреты руководителей партии и правительства на стенах древнего Кремля и на здании ГУМа, переливчатый звон кремлевских курантов захватили нас величавой торжественностью. Несмотря на моросящий дождь, промочивший насквозь мундиры, на душе было радостно. Нас переполняло чувство гордости. Во всем величии в сознании вставала наша Победа над фашизмом. Советский народ, ведомый партией, сломал хребет кровавому фашистскому хищнику. Все мы с гордостью понимали, что являемся активными участниками величайшей из войн, которые когда-либо переживало человечество, и имеем самое прямое отношение к разгрому жестокого и сильного врага.
Наша парадная колонна 1-го Украинского фронта построена напротив Мавзолея, на мраморе которого начертано дорогое имя – Ленин. Под ленинским знаменем, под руководством созданной им великой партии большевиков наш народ защитил свободу и независимость Родины, разгромил злейшего врага человечества – немецкий фашизм.
Все взоры участников парада устремлены на Мавзолей. Внимательно смотрим, как поднимаются на трибуну руководители партии и правительства во главе с Верховным Главнокомандующим Иосифом Виссарионовичем Сталиным.
Заслуженные полководцы Маршалы Советского Союза Георгий Константинович Жуков и Константин Константинович Рокоссовский объехали парадные колонны и поздравили участников парада с Победой. Затем начался торжественный марш.
Мне было доверено нести знамя 1-го Украинского фронта. Как только прошли Мавзолей, я передал его специально выделенному офицеру-сменщику и вышел на трибуну для командного состава. Теперь уже со стороны смотрел на парад.
Четкие удары шагов, музыка оркестра сливались со звоном орденов и медалей, украшавших проходивших в строю участников парада. Это было впечатляющее зрелище.
В заключение парада более двухсот солдат бросили к подножию Мавзолея знамена и стяги разбитых фашистских армий и соединений. Под ними рвались гитлеровцы на нашу землю, убивали и грабили, жгли и разрушали. А теперь их знамена повержены на землю, как разбита и повержена вся неисчислимая когда-то гитлеровская орда.
Я видел перед собой людей, которые прошли огонь войны, вынесли на своих плечах ее основную тяжесть. А на трибуне находились полководцы, чьи имена хорошо были известны не только советским людям и нашим союзникам, но и врагам. Под руководством этих военачальников наши полки и дивизии громили гитлеровских захватчиков. Невольно задерживал взгляд на И. В. Сталине. Хотелось запомнить и запечатлеть эти мгновения парада в своей памяти навсегда.
Парад победителей закончился. Мне с трудом удалось пробраться в гостиницу «Москва» через толпы москвичей. Вечером состоялся большой и торжественный прием в Кремле в честь участников парада.
Уже ночью летчики нашей дивизии собрались у меня в номере. Разве можно было спать в такое время! До утра делились впечатлениями о событиях дня, намечали дальнейшие планы нашей жизни. Все сошлись на одном. Война в Европе кончилась, но капиталистические державы остались. Ленин учил нас всегда быть готовыми к защите завоеваний социализма. Мы помним его заветы: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться», «Наш лозунг должен быть один – учиться военному делу настоящим образом». И мы все решили идти учиться в военную академию, чтобы стать высокообразованными командирами, еще более умелыми защитниками социалистического Отечества. Ведь время не стоит на месте. Нужно идти в ногу с ним, чтобы быть всегда на уровне задач, которые постоянно ставит жизнь. Этому учит нас партия.