Даяние и «экономика» совершенствования

Богатство расходится по трём направлениям:

наслаждение, дарение и потеря.

Кто не тратит его на наслаждение,

не даёт добрым людям на доброе

дело — тому суждено неизбежно третье.

Бхартрихари

В индоарийском обществе понятие дара было очень важным. Как дар рассматривалось знание, после обучения ученик должен был дать учителю дакшину — дар, который он потребует. Дар мудрецу был для дарителя возможностью приобрести религиозную заслугу и искупить какое-либо прегрешение, а принявший дар как бы обязывался им выполнить какую-нибудь просьбу дарящего. Поэтому для отрёкшегося даже от личности йогина непринятие даров позволяло сохранить независимость. Зачем ему, движущемуся подобно ветру, нужны были эти путы? Но кто из нас действительно приблизился к такой свободе?

Но, наверное, каждый когда-то ощущал верность этого нравственного правила. Вот кто-то преподнёс вам подарок, и вас начинает беспокоить мысль об ответном презенте. Вот вам, занимающему некую должность, подсовывают подарок, чтобы вы разрешили, ускорили, «замолвили словечко». Или совершивший по отношению к вам гадость или предательство лезет с даром, и вы не берёте, зная, что к вам примазываются и принятие подарка будет прощением и разрешением на общение и т. п. А ещё — «бойтесь данайцев, дары приносящих».

Есть дар и дар, и ваша совесть должна подсказать, когда этим словом называется взятка, а когда дар любящего вас человека; когда принимать преступно, а когда не принимать эгоистично; когда незаслуженное, незаработанное ведёт к разрушению независимости вашего ума, а когда дар, например от человека уважаемого и знающего, способствует вашему развитию; когда дать — благодеяние, а когда — дурнодеяние.

Вот две сцены, которые я наблюдал в электричках. Входит в вагон чернявая жирная крикливо и богато одетая цыганка и, поблескивая золотыми зубами, на ломаном русском заученно врет: мы-де приехали издалека, не хватает денег на лечение, подайте, кто сколько может. И идёт по вагону с чувством привычного превосходства над дураками, собирая деньги. Вот подал пьяный — из ухарства или боясь показаться бедным или скрягой. Вот дал юноша, зная, что ему врут, — от растерянности. Вот гордо дал глава татарской семьи, чтобы показать домочадцам, что он даватель. А у окна худенькая старушка в ситцевом платочке и выцветшем ситцевом платьице, которые не выпускают, верно, уже лет сорок, услышав, начинает копаться в своём потёртом кошелечке, видимо, высчитывая, хватит ли ей на крупу и чай, и подаёт (помогает!) этой прожженной мошеннице. Я давно ожесточился, но тут слёзы навернулись от жалости, сострадания и негодования.

Ещё одна сцена. Идёт, воняя перегаром и мочой, грязный опивок и взывает: мол, люди русские, помогите. Кто даёт? Дали как швырнули два кавказца — с чувством злорадства и превосходства. Дал едущий на дачу в Кратово явно состоятельный молодой человек. Кто-то от смущения, а кто-то от извращённого понимания милостыни: мол, просящему у тебя — дай. Таких же пьяных или наглых попрошаек можно видеть у любой церкви. Ох, нет на них Христа — не того канонически-милостивого, а изгоняющего плеткой торгующих из храма!

Кого и что подпитывает такая «доброта»? Алкашей и мошенников, портящих среду? Тщеславие дающих? Слабость не умеющих отказывать? Неумение различать последствий?

Дар той старушки — ей в заслугу, которая выше пользы. Но приобщённый и видящий общее (йогин) должен видеть дальше и больше.

В ведийском обществе раздача милостыни входила в перечень обязанностей только первых трёх варн (Законы Ману, 1.88-90), а приём милостыни и даров — только брахманов.

В паре астейа-апариграха (нестяжание-бескорыстие) апариграха как бескорыстие и непринятие даров, видимо, призвана не позволить соблюдению требования нестяжания превратиться в иждивенчество или торговлю своими разговорами о «божественном».

Это прежде всего отсутствие скупости, возникающее от видения беспокойства зарабатывания материальных средств и их сохранения, вреда другим, который при этом совершается, тягостности привязанности к разрушимым вещам.

Множество моралистов внушают по следам древних учений (в основном, буддизма и, видимо, испытавшего его влияние христианства), что желание — это грех, имущество — это зависимость. Это и так, и не совсем так, и совсем не так.

В Ригведе говорится, что желание было «первым семенем мысли», а упанишады уточняют, что желание было источником проявления мира. В Бхагавадгите воплощённый Господь Кришна не стесняется отождествить себя с ним, говоря: я «согласное с правдой желанье в существах». От желания рождаются дети, желание движет нас стать лучше в меру нашего понимания, стать совершенней.

Да и деньги могут служить разному: одному — для ублажения своей плоти и чувств (вещи, вино, кино, женщины и т. п.), другому — для образования (книги, путешествия и т. д.). Важно также, какими средствами, для какой цели они добываются.