По отношению к семейным системам 1 страница

В рамках теоретико-клинического подхода феномен инцеста предполагает взаимозависимость теории Боуэна и клинических наблюдений: феномен инцеста оценивается сквозь призму теории и, наоборот, теория проверяется на материале клинической феноменологии. Теория позволяет увидеть инцест как одно из состояний эмоциональной семейной системы, функционирующей в условиях взаимоограничений, накладываемых природой и культурой.

Исследователи, работающие в рамках клинического подхода, основанного на теории Боуэна, не рассматривают инцест только с позиции «жертвы», или «мучителя», или «значимого другого», а стремятся понять его с позиции ребенка или подростка, пережившего инцест («жертвы»),

и с позиции взрослого, пережившего инцест в детском или подростковом возрасте («жертвы»), а также с позиции подростка или взрослого, инициировавшего инцест (насильника/злоумышленника, «мучителя/жертвы»).

Начиная с 1985 г. автор этой статьи работал более чем с сорока семьями, в которых инцест был самой важной или второй по степени важности проблемой. Инцест происходил между отцом и дочерью, отчимом и падчерицей, дедушкой и внучкой, двоюродными братом и сестрой, дядей и племянницей, отцом и сыном.

В этих семьях идентифицированными пациентами были взрослые, пережившие инцест в детском или подростковом возрасте, взрослые, инициировавшие инцест, и дети или подростки, пережившие инцест.

Когда идентифицированный пациент рассматривается как член разных семей (ядерной, родительской, расширенной), то это помогает исследователю оставаться эмоционально нейтральным по отношению ко всем членам семьи. Это означает, что исследователь не принимает чью-либо сторону, не сливается и не идентифицирует себя с членом семьи, пережившим инцест («жертвой»), или с членом семьи, инициировавшим инцест («насильником»), или с другими членами семьи. В то же время он оказывает поддержку члену семьи, инициировавшему инцест — «насильнику», чувствующему ответственность за свой поступок. Столкновение с фактом инцеста подвергает испытанию способность психотерапевта сохранять нейтральность.

В теории семейных систем Боуэна много внимания уделяется исследованию того, каким образом терапевт триангулируется и сливается с эмоциональной системой клиента. В свою очередь, не менее важное значение имеет и способность терапевта не «увязнуть» в проблемах семей, с которыми он работает.

Семейный терапевт сталкивается с двумя основными проблемами, когда имеет дело с фундаментальным вопросом связанности и обособленности в процессе клинической работы с инцестом. Первая — это слишком сильная вовлеченность в проблему семьи. Вторая — дистанци-рованность, или отстраненность, от проблемы семьи.

Когда терапевт вовлекается в эмоциональные процессы семьи, он нередко становится либо излишне сочувствующим, либо отвергающим.

Подход к инцесту как к научной проблеме помогает снизить интенсивность реакций клинициста. Боуэн писал о том, как важно психотерапевту сочетать в своей работе исследовательский и клинический аспекты:

По мере накопления опыта я обнаружил, что семью лучше рассматривать как объект исследования, а не как объект психотерапии, и с тех пор в своей работе я стремился делать каждую семью предметом исследования (Bowen, 1978, р. 246).

Исходная гипотеза нашего клинического исследования состояла в том, что инцест является парадигматической формой слияния, при которой низкий уровень дифференциации выражается в виде слабых ограничений, включающих следующее:

1) слабо дифференцированных людей (высокая степень недифференцированности между эмоционально-реактивным и когнитивно-целенаправленным функционированием);

2) высокую степень слияния между родителями и детьми;

3) высокую степень непроработанной привязанности между родителями/супругами и семьями, в которых они выросли.

Случай 1:

Многопоколенческая схема инцеста—

подход с позиции ребенка

Заявленная проблема была связана с инцестом между семилетней Молли А. и ее тридцатисемилетним отчимом. В большинстве стран сексуальные отношения между членами семьи, не состоящими в прямом родстве, юридически не считаются инцестом, но если речь идет о ребенке, не достигшем восемнадцатилетнего возраста, то это квалифицируется как сексуальное насилие. С нашей точки зрения, сексуальные отношения между отчимом и падчерицей, живущими в одном доме, должны квалифицироваться

как «инцест по месту жительства», который является эмоциональным эквивалентом инцеста между биологическим родителем и ребенком. У Молли были пятилетние сестры-близнецы и сводный брат, которому исполнилось три с половиной года.

Первый контакт с семьей А. состоялся, когда психолог-консультант из центра психического здоровья проводил индивидуальное психологическое обследование Молли и ее матери. Отчим находился в тюрьме по обвинению в нападении на жену и ожидал судебного разбирательства в связи с сексуальными домогательствами к своей падчерице.

По результатам обследования Молли оказалась жизнерадостным ребенком, который проявлял заботу об остальных членах семьи. Она была очень обеспокоена тем, что несколько месяцев не виделась с отчимом, что отчим находится в тюрьме, хотя и была довольна, что он не живет в их доме, так как это избавило мать от его рукоприкладства. При этом она испытывала чувство вины и тревоги за отчима, скучала по нему и была огорчена из-за того, что ей не позволяли его навещать, тогда как ее сестры и сводный брат такую возможность имели. Терапия продолжалась полтора года.

Первая встреча с г-ном и г-жой А. была проведена мною совместно с вторым терапевтом (женщиной, которая занималась с Молли терапией в группе для девочек, подвергшихся сексуальному насилию) в тюрьме. Мы поддержали г-на А. в его желании признать себя виновным вопреки первоначальному совету его адвоката заявить о своей невиновности. Было написано письмо с просьбой о семейной терапии и подано прошение ограничить срок лишения свободы. В ходе судебного разбирательства оказалось, что г-н А. может быть осужден на срок до девяноста девяти лет лишения свободы. Однако он признал себя виновным, взял на себя ответственность за свои действия и добился условного осуждения, которое вступало в силу одновременно с приговором о лишении свободы на один год за избиение жены в состоянии опьянения.

Первые встречи с супружеской парой были посвящены следующим вопросам: 1) поддержка желания г-на А. признать себя виновным и получение разрешения на свидания

в тюрьме; 2) создание основ для адекватных, несексуальных отношений между отчимом и падчерицей; 3) выяснение прошлых семейных событий, связанных с сексуальными отношениями, употреблением наркотиков и алкоголя. (Диаграмма семьи А. представлена на рисунке 1.)

Первые сессии с матерью, отчимом и Молли были посвящены попыткам отчима попросить у Молли прощения за инцест и избавить ее от чувства вины за то, что она выдала отчима, что и привело его к лишению свободы. Он сказал своей падчерице, что она, по его мнению, поступила правильно, сообщив матери об инцесте. По реакции ребенка было понятно, что встреча с отчимом принесла ей облегчение. Она скучала по нему и была рада возможности его снова увидеть. Молли помнила его крайне истощенным — таким, каким он был в состоянии запоя, «бледным, как призрак». Молли была рада, что он стал выглядеть лучше.

В течение года было проведено пять встреч с отчимом, матерью и Молли. Они были посвящены формированию условий для нормального общения отчима с падчерицей. Молли во время этих встреч выражала свое беспокойство об отчиме. Кроме того, открыто обсуждалось, какие средства контроля необходимы отчиму, матери и падчерице, чтобы у них появилась уверенность, что инцестуозные отношения больше не повторятся.

На большинстве сессий, которые проводились почти каждую неделю на протяжении почти года, присутствовали только члены супружеской пары. Эти сессии были посвящены решению следующих вопросов: 1) оказание помощи отчиму в стремлении взять на себя ответственность за свое инцестуозное поведение; 2) исследование и укрепление соответствующих границ между отчимом и его падчерицей (в том числе во время отдыха и при встречах ночью); 3) анализ и изменение супружеских отношений; 4) изучение роли инцестуозного поведения у разных членов расширенной семьи.

В детском возрасте отчим стал жертвой сексуального насилия со стороны двух его дядей по материнской линии, с которыми он жил в одном доме. Он рассказал, как дяди изнасиловали его, когда он ночевал с ними в одной спальне.

Рис. 1. Диаграмма семьи А.

В ходе сеансов г-н А. был способен обсуждать совершенное над ним сексуальное насилие со стороны его дядей и впоследствии — со стороны священника. Эти переживания были в дальнейшем вытеснены и подавлены. Он стал жертвой сексуального насилия в шесть лет — именно столько лет было его падчерице, когда он заставил ее вступить с ним в сексуальные отношения. Были исследованы чувства вины и стыда, в том числе связанные с тем, что он является гомосексуалистом. Г-н А. рассказал о том, как он заставил двух своих младших братьев вступить с ним в половые сношения. Г-н А. был старшим братом, на которого были возложены опекунские функции, и он всегда считал себя обязанным давать братьям деньги, чтобы снять свое чувство вины из-за того, что он вовлек их в сексуальные отношения. Пока г-н А. находился в тюрьме, г-жа А. вступила в половую связь с этими же двумя братьями.

На протяжении нескольких лет до заключения в тюрьму у г-на А. не было почти никаких контактов с родителями или братьями. Терапевт поощрял его к тому, чтобы он вступил в контакт с родителями, и со временем — с братьями. Г-н А. начал общаться с родителями, и в их взаимоотношениях стало меньше отчужденности. В дальнейшем родители г-на А. стали для него более эмоционально доступными.

Г-н А. был условно освобожден из тюрьмы через девять месяцев. Помимо сеансов семейной терапии он стал посещать общество анонимных алкоголиков, а вместе с г-жой А. — поддерживающую групп)' для семей, в которых имело место сексуальное насилие. Г-н и г-жа А., жившие в гражданском браке, сыграли пышную официальную свадьбу.

Анализ случая

Этот случай высвечивает многие проблемы, которые исследователь-клиницист обнаруживает в семьях с инце-стуозными отношениями:

1. Инцест - это крайнее проявление недифференцированно-сти в семье. Другими словами, такая семья характеризуется высокой степенью эмоционального слияния и недостаточно прочными физическими, эмоциональными и социальными границами между ее членами. Все они связаны друг с другом невидимыми нитями. Семьи, в которых

происходит инцест, характеризуются низким уровнем дифференциации. В семье А. оба супруга были плохо дифференцированы, причем уровень недифференци-рованности Я у обоих супругов был примерно одинаковым. У каждого из них имелись трудности в разделении эмоционально-реактивного и целенаправленного функционирования. Границы между г-ном А. и г-жой А. в их супружеских отношениях и в отношениях с их родными семьями были плохо определены. Для обеих семей было характерно значительное нарушение эмоциональных связей. Инцестуозные отношения г-на А. с двумя его дядями, двумя братьями, падчерицей и сексуальные отношения г-жи А. с двумя деверями как способ отомстить мужу за совершение инцеста являются маркерами многократно повторяющейся недифференцированности в данной семейной системе.

2. Эмоциональные процессы в ядерной семье характеризуются эмоциональным слиянием. В конечном счете, супружеские отношения становятся конфликтными или отстраненными, и ребенок или несколько детей триангулируются в этот процесс. В семье А. отношения между супругами были бурными, изобиловали многочисленными конфликтами и ревностью с обеих сторон. В конце концов, Молли и ее отчим стали чрезмерно близки, а г-жа А. оказалась аутсайдером.

3. При инцесте процесс проекции сфокусирован на ребенке, вовлеченном в инцестуозные отношения. Важным фактором является функциональная позиция братьев и сестер. Ребенок, вовлеченный в инцестуозные отношения, осуществляет эмоциональную опеку по отношению к одному или обоим родителям, а иногда и по отношению к братьям и сестрам. В семье А. Молли являлась ребенком, включенным в триан-гулярные отношения. В этом треугольнике г-н А. и Молли находились во враждебном слиянии, а г-жа А. — в конфликтных и дистантных отношениях как с г-ном А., так и со своей дочерью Молли.

4. Инцестуозное поведение представляет собой способ снижения тревоги, проистекающей из непроработанных триангуляр-ных отношений и являеющейся выражением взаимосвязанных процессов эмоционального слияния и эмоционального разрыва, существующих между ядерными и расширенными семейными

системами по линии матери, отца или обоих родителей. Г-н А. был вырван из своей родной семьи (несколько лет он прожил с бабушкой и дедушкой по линии отца) и стал жертвой сексуального насилия со стороны двух дядей по линии матери. Затем произошел конфликт, приведший к разрыву между г-ном А. и его младшими братьями и родителями, после того как он заставил своих братьев вступить с ним в сексуальную связь. Родители г-жи А. были разведены, и она была оторвана от своего отца. Г-жа А. осуществляла гиперопеку своей страдавшей алкоголизмом, недостаточно дееспособной матери. Став взрослой, г-жа А. часто использовала дистанцирование, чтобы избежать чрезмерных требований своей матери. Таким образом, г-жа А., как и ее муж, вступили в брак, будучи в значительной степени дистанцированными от своих родительских семей. Г-н и г-жа А. пережили сильнейшие конфликты, сопровождавшиеся отстраненностью и разрывом отношений. Они сразу же слились воедино, чтобы залечить свои серьезные раны, связанные с явно недостаточной степенью дифференциации у каждого из них.

5. Инцест повторяется в рамках межпоколенческого процесса. Насильник часто сам являлся жертвой сексуального насилия, причем во многих случаях именно в том возрасте, в каком находится ребенок, которого он домогается. Процесс межпоколенческой передачи является продолжением процесса семейной проекции, действующего на протяжении нескольких поколений. Можно предположить, что постоянная тревога, испытываемая взрослым, который в детском возрасте сам подвергся инцесту, автоматически уменьшается, когда он становится инициатором инцеста уже со своими детьми. Таким образом, взрослый человек, переживший в детстве инцест, оставляет позицию жертвы, переходя в функциональную позицию насильника. Так инцест в нынешнем поколении или в ядерной семье снижает тревогу, возникшую в предыдущих поколениях и переданную следующему поколению. Тревога может быть уменьшена путем трансформации позиции «покорившегося» в позицию «покоряющего другого» (в данном случае ребенка), чтобы спроецировать хроническую тревогу с Я взрослого, пережившего в детстве

инцест, на Я ребенка, становящегося жертвой. Процесс проекции в этой ситуации означает проекцию родителем на ребенка своей тревоги посредством инцестуозного сексуального поведения. Таким образом, родитель функционирует с меньшей тревогой, смещая некоторые аспекты своего Я на ребенка. То, что вначале является объектом тревоги для родителей, становится внушающей тревогу реальностью для ребенка. В семье А. г-н А. первоначально был жертвой инцеста, инициированного его дядями по линии матери в то время, когда он жил в их доме. Это случилось, когда г-ну А. было шесть лет — именно столько, сколько было Молли, когда он инициировал инцестуозные отношения с нею. В качестве ребенка-жертвы г-н А. был вынужден подчиниться своим дядям и вступить с ними в анальный половой акт. В качестве насильника-взрослого он был активным инициатором анального полового акта с Молли, своей падчерицей. Чтобы снизить тревогу, г-н А. перешел из пассивной в сексуальном отношении позиции «покорившегося» к сексуально активной позиции, в которой он «покорял другого» — свою падчерицу Молли.

6. Инцестуозное поведение часто провоцируется употреблением алкоголя и/или наркотиков. У г-на А. были проблемы, связанные с алкоголем и наркотиками. Пик злоупотреблений пришелся у него на тот период, когда он впервые совершил инцест со своей падчерицей. Считается, что алкоголь и наркотики снижают тревогу. Они маскируют переживания, связанные с прошлой травмой и стрессом, при этом никак их не затрагивая. В конечном счете в результате формирования триангулярных отношений произошла передача тревоги, источники которой не затрагивались (в данном случае — отношения г-на А. со своими дядями и священником, которые совершили над ним сексуальное насилие), и она проявилась в отношениях между г-ном А. и двумя его младшими братьями. Межпоколенче-ская передача, реализованная через механизм взаимодействующих треугольников, привела затем к инцесту между г-ном А. и его падчерицей.

Терапевтическое вмешательство предполагает работу, проводимую с нейтральных позиций с различными семейными единицами: супружеской парой, матерью и дочерью;

26 Теория

отцом и дочерью, отцом, матерью и дочерью и со всеми ними по отдельности. Когда правонарушитель находится в тюрьме, встречи с ним членов его семьи и супруги могут принести определенную пользу. Терапевтическое вмешательство в проблемы семьи А. предполагало работу с родителями как супружеской парой, а также с родителями и падчерицей, подвергшейся сексуальному насилию.

В том случае если семья оказывается в разлуке, терапевт работает над воссоединением семьи, когда становится очевидным, что инцестуозное поведение прекратилось и находится под контролем. Семейная терапия, проводившаяся с семьей А., является примером такого подхода. На мой взгляд, нежелательно поддерживать усилия семьи и общества, направленные на эмоциональный или физический разрыв отношений между насильником и ребенком, с которым был совершен инцест. Более предпочтительным является вариант, когда дом временно покидает отец, а не дочь, но изгнание или осуждение не решает проблемы. Разрыв отношений ведет к возникновению чувства вины, которое часто оказывается разрушительным и наносит непоправимый вред независимо от эмоциональных последствий самого инцеста. Сохранение нейтральной позиции в отношении всех членов семьи означает поддержку взрослых, включенных в инцестуозные отношения и отвечающих за свои действия, а также отсутствие обвинительной позиции, вызывающей чувство стыда.

Случай 2:

Эмоциональный разрыв и инцест —

подход с позиции взрослого, пережившего инцест

в детском возрасте

Далее будет приведен пример работы с 44-летней женщиной, г-жой Б., отец которой совершил над ней в детстве сексуальное насилие. Процесс терапии состоял из 78 сессий и продолжался в течение четырех лет. Большинство встреч (пятьдесят одна) были проведены с г-жой Б. индивидуально. На двадцати сессиях присутствовал ее муж, на пяти — старшая сестра, на одной — старшая сестра и младший брат, и одна сессия была проведена с г-жой Б. и ее отцом. (Диаграмма семьи Б. представлена на рисунке 2.) Этот случай

Рис. 2. Диаграмма семьи Б.

свидетельствует о важности исследования скрытых переживаний, связанных с инцестом, работы с ними и поддержки непосредственных контактов между г-жой Б. и ее отцом для конструктивного преодоления травмы и эмоционального разрыва.

Следующий отчет был подготовлен клиенткой в конце терапии. Он иллюстрирует фокусировку на семье, которая стремилась преодолеть эмоциональный разрыв, связанный с инцестом.

Мои тревоги возникли примерно в 11-летнем возрасте. Я помню, что у меня были проблемы с дыханием и глотанием, не имевшие какой-либо видимой причины. Помню, что однажды мои родители вызвали ко мне нашего семейного доктора, который сделал мне укол. С 7-го класса школы и до тех пор, пока я не ушла со второго курса колледжа, я страдала от головокружения, тошноты и крапивницы. Мои родители и семейный доктор объясняли все это напряжением, связанным с учебой. Именно поэтому я и оставила колледж.

Я вышла замуж в 16 лет. Мой муж, которому было 18, не мог справиться с моим возрастающим беспокойством и взять на себя бремя ответственности за жену, а затем и за двоих детей. В первые годы нашего брака я страдала от ужасных приступов депрессии.

Родители были обеспокоены моей депрессией и пригласили ко мне врача, который сказал им, что он успешно помогал людям, страдавшим нервными расстройствами. Меня преследовало чувство, что я хочу нанести вред моим детям, которых нежно любила. Я лечилась у этого доктора около 8 лет. В конечном счете я перепробовала все лекарства, но они мне не помогали. Мне становилось все хуже. У меня были постоянные приступы рвоты, я очень похудела и страдала от ужасных головных болей.

Мой муж чуть ли не каждый вечер куда-нибудь уходил. Он возвращался домой подвыпивши и становился рядом с кроватью, на которой я спала. Я просыпалась, не могла понять, кто это, и пугалась!

У моей свекрови были проблемы с психикой, но она практически никогда не лечилась. Это была большая тай-

на, о которой за пределами нашей семьи не говорили. Чтобы совладать с собой в этой ситуации, свекор каждый день после работы и в выходные ходил в местный бар. Всегда, когда у меня наступал тяжелый период, мой муж говорил мне, чтобы я выходила из своего состояния сама, иначе меня поместят в психиатрическую больницу.

Каждый раз, когда я пыталась устроиться на работу, мне становилось настолько плохо, что я не могла встать с кровати. Мною овладели мысли о самоубийстве. Однажды, когда в телефонном справочнике я искала телефон психиатра, мне позвонила сестра. Она договорилась со своим врачом, чтобы он меня осмотрел, и он направил меня к своему коллеге. Я встречалась с ним периодически. Как раз в это время я, наконец, смогла часть дня заниматься работой, которая приносила мне облегчение и впервые в жизни позволила мне иметь собственные деньги.

После того как выросли мои дети, страх причинить им вред сменился страхом того, что я—лесбиянка. Но я по-прежнему боялась оставаться одна, а также боялась пьяных и испытывала по отношению к ним непонятную злость.

Мне часто снилось, будто я не сплю, а бодрствую, но не могу открыть глаза. Я слышала, как кто-то входит в дом и поднимается вверх по лестнице, где находятся спальни. Я изо всех сил пыталась открыть глаза, чтобы увидеть, кто это, но не могла. Я знала, что двери заперты и что я нахожусь дома одна. Перед тем как я вышла замуж, мне приснился тот же сон, но в то время я действительно думала, что там кто-то был. Тогда мы не запирали двери. Когда я вышла замуж, с первого дня нашей совместной жизни и даже теперь двери в нашем доме всегда заперты. Когда мать пришла домой, я сказала ей, что там кто-то был. Такие фантазии овладевали мной, когда я была расстроена.

У моего брата, который на три года младше меня, с тех пор как он стал учиться в колледже, возникли свои проблемы, которые сохраняются и по сей день. Он ужасно боялся оставаться дома и спать в одиночестве. Но самой большой его проблемой было пьянство. Жена оставила его после 11 лет брака, и у них не было детей. В пьяном виде он буянил. Он все больше деградировал из-за пьянства, и так продолжалось четыре года. Он позвонил мне по телефону

посреди ночи, чтобы сказать, что собирается убить жену. Я направила его к своему врачу, который, в свою очередь, позвонил его жене, чтобы ее предупредить, и мой брат никогда больше к нему не обращался. Именно пьянство и буйное поведение брата вызывали у меня самые сильные приступы тревоги и депрессии, которые мне когда-либо приходилось переживать. Каждую неделю я приходила к своему врачу. Я не могла спать и испытывала страх все время, пока бодрствовала. Я не могла бросить работу, но боялась туда ходить. (Позже я поняла, что работа, видимо, была моим спасением.) У меня развилась клаустрофобия и возникали приступы тревоги и головокружения, как только я приходила на работу. Я отчаянно нуждалась в людях, но боялась их.

Примерно в то же время меня направили к семейному терапевту. Я чувствовала, что не могла больше «играть по правилам» в браке и в своей жизни. Я чувствовала себя так, словно умирала изнутри. Мне казалось, будто я бьюсь о стены. Я не могла больше решать свои проблемы; я утратила способность фантазировать (это было моим средством спасения, когда мне было плохо). Я не могла почувствовать ни гнев, ни радость.

До этого времени муж никогда не принимал активного участия в моем лечении. Я не знала, какую пользу может принести совместное консультирование. Я думала, что проблема была во мне, потому что я не могла справляться с жизненными трудностями. Я сказала ему, что если он не будет участвовать в терапии, то я буду вынуждена его оставить, потому что больше не могу так жить. Это была еще одна проблема, которая приводила меня в замешательство. Одна часть меня хотела его покинуть, тогда как другая часть чувствовала, что это будет ошибкой. Он пришел к терапевту — с неохотой, но пришел.

Я ожидала моментального облегчения. Не думала, что это произойдет только через 3 года. На первом сеансе я рассказала обо всем, что меня беспокоило. Я чувствовала, что мой неудачный брак являлся непосредственной причиной моего плохого самочувствия, что если бы его удалось поправить, мне стало бы лучше. Если же нет, то я должна буду уйти. Через некоторое время я сумела понять, что

«хандра» моего мужа по выходным и его дурное настроение были следствием того, что он выпивал в пятницу вечером. Это стало настолько очевидным для моей дочери и для меня, что он больше не мог этого отрицать. Моя дочь и я сказали ему, что мы будем уезжать на целый день, чтобы избежать его брани. Постепенно он изменил свое поведение. Он перестал напиваться до чертиков, и его настроение в выходные дни переменилось.

Когда я была подростком, у моих отца и матери были определенные проблемы. Мой отец в это время помногу работал, потому что они с женой только что купили свой первый дом. Моя мать проводила время в обществе своих мужеподобных подруг-лесбиянок, и у нее был друг, который звонил ей домой. В свободное время мой отец стал много пить. Однажды он попытался повеситься в нашем подвале. Я, моя сестра, которая старше меня на полтора года, и мой брат, который младше меня на три года, а также мать — все мы были свидетелями этого. Отцу не удалось совершить задуманное, но этот поступок произвел на всех нас неизгладимое впечатление. Тем не менее никто из нас его даже не обсуждал. Все было так, словно ничего не случилось. Примерно в это время моя мать забеременела, и после того как родился мой самый младший брат, она сидела дома и не общалась ни с кем из своих друзей. Все мы жили в страхе за отца, пытающегося себя убить.

Примерно через полтора года терапии мои отношения с мужем начали улучшаться, но мне пришлось признать, что проблема заключалась не только в нем, потому что лучше мне не становилось.

Я заметила, что когда я работала всю неделю, мне становилось несколько лучше, хотя я по-прежнему боялась (без какой-либо причины) идти домой. Я с нетерпением ждала выходных, но впадала в состояние беспокойства и оцепенения, испытывая иррациональные страхи. После того как это стало повторяться снова и снова, я поняла, что боялась своего мужа. Разумом я понимала, что для этого не было никаких оснований: он никогда меня не бил. Постепенно я начала испытывать меньшую тревогу. Мы начали общаться, и нам показалось, что у нас есть общие цели в жизни. Последние полтора года я превращала его жизнь

в ад. Меня искренне поразило, как он смог это выдержать (даже я не могла выносить саму себя).

Когда я не работала, я проводила много времени с моей сестрой и подругой. Я старалась занимать себя делами и разговорами. Теперь я знаю, что пыталась спрятаться от чего-то неизвестного. По прошлому опыту я знала, что если я остановлюсь, то меня захлестнут мои чувства, и это принесло бы мне много проблем. Я боялась оставаться одна. Супружеские отношения улучшались, а благодаря медикаментозному лечению у меня исчезли резкие перепады настроения, однако тревога была ужасной. Казалось, что сотрясалась земля, но на самом деле это трясло меня.

Мы еще раз приступили к обсуждению мужчин, встречавшихся в моей жизни, шума шагов в моих снах и страха незнакомых людей в больнице. В моем сознании всплыло воспоминание о моем дяде, ласкавшем меня и мою сестру, когда мы были подростками. Он был для нас как дедушка. После разговора об этом я ужасно расстроилась и все время плакала.

Мне начали сниться сны. Мне снилось, будто я бодрствую, но мои глаза были закрыты. Я слышала шаги человека, поднимающегося по лестнице. Эти сны были не совсем обычными. Я была способна думать и, казалось, отчасти контролировала то, что видела. Эти сны были похожи на небольшие фрагменты, не связанные с основным содержанием сна. В первом сексуальном по своему характеру сновидении мне снилось, что я лежу на полу возле двухъярусной кровати (я и моя сестра жили в комнате, где стояла такая кровать). Кто-то встал с меня. Я лишь мельком увидела этого человека в профиль. Я стала подумывать о том, чтобы увидеться с дядей. Честно говоря, не хотелось этого делать. Я разыскала несколько старых фотографий моего дяди. Я не видела его 20 лет. Кроме того, я спросила мать, не помнит ли она чего-нибудь такого, что случилось со мной, но о чем она мне не рассказывала.

Я пыталась не бояться снов. В конце концов знакомые люди, которых я видела во сне, стали походить на каких-то других людей. Я лихорадочно начала анализировать свои сновидения. Я добралась до сути одного сна: мне снилось, что я смотрю вдаль, но передо мной словно возникла