Сказка про два лаптя одного хозяина 4 страница

- И что это было, барон?

- На этот раз я сидел очень долго и очень удивлялся, что мне на голову больше ничего не падает. И тогда я решился посмотреть вверх. Я поднял глаза и увидел...

- Что вы увидели, барон?

- Я увидел ясное голубое небо...

- И что?

- Ничего. Просто я понял...

- Что? Что вы поняли, барон? Расскажите, в конце концов, о вашем открытии!

- Я понял... Я понял...

(Барон смотрел куда-то вдаль, глаза его были слегка влажны­ми, лицо освещала грустная улыбка. Почему-то никто из окружа­ющих не решился больше его расспрашивать. Разъезжаясь по сво­им домам, гости понимали, что нет более счастливого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен...)

Очень благоприятная гексаграмма, где отношения между Инь и Ян максимально симметричны и уравновешены. Силам све­та (триграмме внизу) свойственно стремление ввысь; силам тьмы, собранным вверху, - стремление вниз. В этом сюжете, можно ска­зать, земля и небо меняются местами, «небо падает на землю». Внутри человека, попадающего в эту ситуацию, - чистый импульс творчества (обозначенный нижней триграммой); вовне его мак­симально принимающая и откликающаяся среда (обозначенная верхней триграммой). Такое положение приводит к расцвету со­зидающей деятельности. Это - весна, бурное развитие, день Тво­рения. В И Цзин этот сюжет носит название «Расцвет».

В этом сюжете герой «одним махом семерых побивахом». И Цзин выражает это в образе тростника - «когда его рвут, стебли тянутся одни за другими, так как он растет пучком». Одно дей­ствие может вести к нескольким благоприятным последствиям.

Как редко в жизни такое бывает! Всё на волне, всё складыва­ется друг с дружкой, мечты сбываются, тело и душа полны сил! Но, как и в сказке, так же наполняются энергией и те силы, с ко­торыми мы не согласны, которые именуем проблемами. Весна -для всех весна, солнце светит на правых и неправых. Вот что го­ворит И Цзин: «Нет глади без выбоин, нет ухода без возвраще­ния». Творчество по своей сути разносторонне и никогда не идет совершенно «гладко»: гладко идут накатанные, старые вещи, а не

новые. Крепче держись выбранного курса, товарищ: «Если в труд­ностях будешь стойким - то хулы не будет». Как это делал в сказ­ке барон Мюнхгаузен.

* * *

Происходит расширение рамки восприятия и рамок обычных действий. То, что казалось далеким, вдруг оказывается вполне близким и участвующим в твоей жизни. «Охвати и окраины... не оставляй дальних», - советует И Цзин. Высокое и низкое тесно взаимодействуют друг с другом (под эту гексаграмму по многим признакам попадает ситуация карнавала). «Царь И выдал замуж своих дочерей и так благословил их на изначальное счастье», -говорит Книга Перемен. Царь И, по легенде, был первым царем, который выдал собственных дочерей за своих подданных - то есть распространил свое сияние на «окраины», в «нижний мир», кото­рый, как уже отмечалось, в этом сюжете легко меняется местами с «верхним», подобно тому, как в рисунке гексаграммы небо нахо­дится ниже земли.

* * *

Но что же открыл барон Мюнгхаузен и что такое просветле­ние? Обычаем жанра литературы, посвященной просветлению (дзэнские притчи, суфийские анекдоты), является не-называние, не-описывание сущности этого явления. Почему? По тридцати трем причинам. Во-первых, это невозможно, как невозможно объяснить слепому, что такое красный цвет, но совершенно не нужно объяснять это тому, кто видит. Кроме того, такие коммен­тарии не приветствуются в дидактических целях - чтобы читатель не принял описание состояния за его сущность, или, говоря язы­ком тех же притч, не принял палец, указывающий на Луну, за саму Луну. Просветление является очень практическим духовным пе­реживанием, в котором «дальнее» (вроде неба, которое видно в гексаграмме или которое увидел барон) оказывается «ближним» (вроде совершенно земным). Читатель обычно оказывается таким вот гостем, уезжающим от такого вот барона с ощущением того, что ТАМ - что-то замечательное; но один из гостей, подобно на­шему же барону, вдохновленному Ньютоном, едет не домой, а са­дится под вишню...

Расставание с любимым

ПЕРЕПИСКА

«Дорогая Коза! Ничего не видно из-за тумана. Как шерсть, как листопад, он закрывает все вокруг. Холодно, даже морозно. Мне привиделось, что копыта обледенели, и я поскользнулся на склоне и падаю, падаю вниз... Но уж лучше ты ко мне вверх! Ей Богу!

Приезжай,

Твой Козел».

«Мой милый Козел! В деревне, конечно, теплее. Но туман, мне кажется, еще гуще, чем наверху. Туман ведь падает, да? Ах, как бы я хотела летать, как клочья тумана! Увижу пушинку и лов­лю ее губами, но так, чтобы не поймать. Лети, пушиночка, к Коз­лу! Передавай мое письмо.

Ничего не вижу из-за слез - видишь, и на письмо упали?

Не пропадай,

Коза».

«Коза! В горах созрели сосульки, ты никогда таких не виде­ла! Мы сбили вчера одну, и грохот стоял не менее получаса. Коза, моя дорогая! Я хотел бы сбивать сосульки вместе с тобой, для тебя, ты бы смотрела, как они разбиваются в тысячи бриллиантов, в снежную пыль, в завесу тумана. Коза! Мне скучно без тебя. Иногда я от растерянности жую собственную бороду. Не могу успокоиться.

Тысяча поцелуев от

Козла».

«Козел, мой милый! У меня ничего не получается написать. Я дура. Ты пишешь, что жуешь бороду, а мне что жевать? Была бы я птицею - прилетела бы к тебе в гости. Что-то голова не варит.

Заканчиваю письмо,

К.»

«Ночью, под половинкой Луны. Приплясываю от холода. Волшебник подарил мне подзорную трубу. Если честно, мы про­сто украли ее у туристов. Сегодня я видел тебя. Ты шла из клуба в стойло или куда-то еще. На тебе была восхитительная серая шубка. Ты вообще восхитительна. Я тебе не надоел своей болтов­ней?

Если да, то закончу.

Всецело твой,

Козел».

«Ах, мой милый, милый Козел! Ты там на горе, сильный, как великан. Ты и есть великан, я это чувствую.

Поздравь меня: у меня родилась двойня. Я хочу их обоих на­звать в твою честь. Пусть будут героями. Только боюсь, что тогда они оба скоро убегут наверх. Назову, может, попроще. Младше­го - Емеля, старшего - Колоском».

«Я научился летать, пока немного, сил хватает только на по­ляну. Прыгаю я пока лучше, но очень хочу и летать тоже. Рад за тебя. Когда я понял, что ты не приедешь, тогда у меня и стало по­лучаться с полетом. Видимо, стал легче.

Пока».

Ночи без любимого - и ночи С нелюбимым, и большие звезды Над горячей головой, и руки, Простирающиеся к Тому —

«Мой родной Козел. Наверное, я все-таки дура. Столько лет жила и не узнала, зачем. А вчера мой младшенький сжевал не­сколько твоих писем, и по тому, как я на него закричала, я поня­ла, как люблю тебя».

Кто от века не был -и не будет, Кто не может быть - и должен быть.

(Марина Цветаева)

В этой гексаграмме три янские черты вверху и три иньские черты внизу отталкиваются друг от друга. Как и в ситуации не­вроза, только гораздо сильнее, верх тянется вверх, а низ тянется вниз, и ничто их не связывает друг с другом. Так, Козла тянет в высокие и дикие горы, а Козу тянет в плодородную долину, и эта тяга оказывается сильнее их тяги друг к другу. Приходится выби­рать - и они выбирают разлуку.

Когда Инь и Ян, мужское и женское, расстаются, в мире не происходит ничего хорошего. Следует упадок (так и называется со­ответствующая гексаграмма в И Цзин) - упадок сил и угнетение духа. Выходят наружу и действуют силы низшего порядка. «Вели­кое отходит, малое приходит», - говорит Книга Перемен. Увы!

В сюжете великих перемен «Расставание с любимым» прихо­дит как плата за самостоятельность. Успешно разворачивается индивидуация, и развивающаяся личность отделяется от сил, ко­торые «застили ей свет». Наконец она получает желаемое - то, что достигло своей кульминации в предыдущей ситуации Расцвета, -и вскоре теряет нечто исключительно ценное. Так уходит из дома блудный сын и получает письмом уведомление о лишении наслед­ства. Так талантливый и самостоятельный сын, пойдя собствен­ной дорогой, лишается благословения матери. Вся эта ситуация очень временна, как можно увидеть из соседних гексаграмм, но это не уменьшает ее боли.

Так расстаются любимые, сами не понимая почему, но каж­дый чувствует глубокий смысл и неизбежность происходящего.

Этот сюжет наполнен поэзией. Сердце, разрываясь, поет.

Неужели и мы, как все, как все расстанемся?

Знающие кое-что

о страсти быстрее конца,

знающие кое-что

о мире меньше гроша -

пусть берут, кому нужен, -

знающие, что эта раковина - без жемчужин,

что нет ни единой спички, свечки, плошки,

кроме огня восхищенья,

знающие, откуда приходят

звучанье и свеченье -

неужели мы расстанемся, как простые невежды?

Не меньше, чем ивы

вырастать у воды,

не меньше, чем воды

следовать за магнитом звезды,

чем пьяный Ли Бо заглядывать

в желтое, как луна, вино

и чем камень опускаться на дно,

любящие быть вместе -неужели мы расстанемся, как простые скупцы и грубияны?

(Ольга Седакова. «Китайское путешествие»)

Да, расстанемся, говорит Книга Перемен, и «будешь полон стыда», но эта ситуация нестабильна, она не может длиться дол­го. То «изначальное счастье», которое уже испытал человек в люб­ви, зовет его и требует остановить упадок, воссоединиться с лю­бимым. Эта ситуация не глобального разрушения и краха, до все­го этого еще далеко; это ситуация кризиса, который укрепляет мышцы и отношения. «Укрепи его у буйно растущей шелкови­цы», - советует И Цзин. Заметим, что эта ситуация находится внутри начального периода бурного развития (если рассматривать всю нашу книгу в целом как историю одной жизни), она близка к основанию ствола нашего древа, а потому ничего страшного она не несет с собой. Настоящую любовь, как сильное дерево, невозмож­но вырвать с корнем. Ян и Инь, мужчина и женщина, отворачива­ются друг от друга - с тем, чтобы уже в следующую минуту, в сле­дующей сказке, встретиться и оказаться единомышленниками. «Сначала упадок, а потом радость», - заканчивает свой коммента­рий И Цзин.

Часть 2

ШАМАН

13. Союзники

КАК ПОЯВИЛИСЬ ПЕРВЫЕ МУЖЧИНЫ

Когда-то, давным-давно, не было ни мужчин, ни женщин, по­тому что все люди были одинаковы. В сущности, все они были женщинами. Жили они тогда очень бедно, в диких дремучих ле­сах. Никто из животных тогда еще не хотел иметь с ними дела, ни дикие коровы, ни дикие собаки. Женщины только охотились на диких животных и поедали их, а многие животные сами охотились на них.

Но жили в этих первобытных лесах такие чудесные летаю­щие зверьки. Вместо ног у них было два шарика, а на них длин­нющая шея и симпатичная голова с единственным глазком. Они были очень веселыми и прыгучими. Из-за того, что у них был только один маленький глаз, они были подслеповаты и нередко попадали - запрыгивали и залетали - в самые неожиданные мес­та. Чаще всего они просто попадали в колючую чащу кустов. По­том их нежная кожа зудела и чесалась. Бедные зверьки пытались чесаться обо всё вокруг, но мир был довольно суровым и непривет­ливым, и ничего приятного, чтобы почесаться, они не находили.

Как-то женщины, сидя у ночного костра, подобрали одного зверька, который только что вылез из колючих и жалящихся кус­тов и жалобно стонал. Они принялись чесать и поглаживать бед­ное создание. И женщинам, и бедному созданию это очень понра­вилось. Оно стало приходить к ним по вечерам, чтобы вволю по­чесаться (точнее, оно не приходило, а прилетало или выпрыгива-

ло). Дальше - больше, вслед за первым зверьком подтянулись его собратья. Женщинам, у которых не было ни одной родной души вокруг, пришлись по душе зверьки, которых можно было чесать, ласкать и нежить. Зверькам очень нравились женщины. Так они сдружились, и можно сказать, что именно эти чудесные звери ста­ли первыми одомашненными существами.

Постепенно, правда, у женщин появились проблемы с новы­ми любимцами. Те хотели чесаться когда и где угодно, и часто просто спрыгивали на женщин откуда-нибудь с деревьев в самые неподходящие моменты. Если это происходило, например, во вре­мя охоты, то было очень неудобно и неприятно. Чтобы уберечься от нападений, женщины стали ловить зверьков и носить с собой, чтобы те чесались, только когда их достанут и попросят. Кстати, ловить их было трудно, и это удавалось только самым быстрым и смелым женщинам. Они ловили зверьков и носили их с собой. Одежды у тогдашних людей еще не было, поэтому женщины но­сили зверьков на себе, пряча в самых укромных местах, чтобы не сбежали.

Однако зверьки не могли угомониться и постоянно чесались, причем не только о своих хозяев, но еще и подбивали своих хозя­ев передавать их другим женщинам, чтобы вволю почесаться. Женщины таскали их на себе постоянно, и постепенно зверьки стали срастаться со своими хозяевами. Те, кто сумел одомашнить такого зверька, стали называться мужчинами. Они стали не похо­жими на женщин. Одомашненные зверьки передавали своим хо­зяевам многие из своих качеств. Например, привычку нападать на женщин из-за кустов, чтобы вволю почесаться...

На предыдущей 12-й гексаграмме в определенном смысле за­кончился один цикл развития (или, точнее сказать, «перемен»), в

Вот так на земле появились первые мужчины. А чудесные зверьки в дикой природе постепенно перевелись. Остались толь­ко самые волшебные, неуловимые, летающие.

котором «герой» был одинок и своих целей добивался в одиноч­ку. Начиная с нынешнего сюжета, открывается новый цикл пере­мен, в которых герой (то есть «шаман») «приближается» к миру, теснее с ним взаимодействует. Для него теперь важнее отношения с другими существами. При благоприятном развитии он обретает «союзников». Ими становятся изначально далекие от него сущно­сти, которым каким-то образом стало с героем по пути.

Классическая волшебная сказка обязательно рассказывает о помощниках героя. Все эти ёжики, муравьи, волки, печки, яблонь­ки оказывают ему неоценимые услуги в путешествии. Постоянно возникают ситуации, когда только помощники и спасают героя от неминуемой гибели.

* * *

Возникает вопрос: зачем им самим это надо? Зачем «союзни­ки» помогают такому далекому от их жизней существу? В сказке часто сам герой оказывается им полезен — например, спасает от смерти. Это простая связка, для нас очевидная. Но порой от героя требуется лишь «правильный ответ», «правильное действие». Как девочка отвечает Морозко, замерзая от холода: «Тепло, дедушка, тепло, милый». То есть союзники могут действовать из каких-то «высших» или, точнее, «иных» соображений, как только герой по­казывает свою «правильность», адекватность, соответствие каким-то законам «того» мира.

Есть и еще один способ найти союзника, описанный Карло-сом Кастанедой в книгах о доне Хуане. Начинающий маг стремит­ся встретиться с «олли», с потенциальным союзником, а потом борется с ним, стремясь победить или хотя бы остаться в живых. Если это происходит, то «олли» делается верным помощником мага. Настолько верным, что дон Хуан часто говорил о том, что маг становится с «олли» одним целым (это воздействие всегда обоюдно, как видно и в нашей сказке про веселых зверьков).

* * *

И Цзин в своих комментариях к этой гексаграмме (которая обозначается иероглифом «единомышленники» или «родня») ука­зывает на большой потенциал совместных действий: «Благоприя­тен брод через великую реку» (метафора больших дел). Можно

сказать, глядя на гексаграмму, что чисто янский герой (верхняя триграмма творчества) «подогревается» энергией восходящего огня (нижняя триграмма обозначает «огонь»).

Центральным образом комментариев, похоже, является са­мый первый: «единомышленники находятся на пустоши». То есть движение в этой ситуации начинается с нуля, с дикой, невозде­ланной почвы. Предыдущая ситуация «Расставание с любимым» как бы обнулила весь тот расцвет, который был достигнут в пре­дыдущем цикле перемен. Они встречаются «на пустоши» еще и потому, что изначально далеки друг от друга по своей природе. Надо отдавать себе отчет, что союзник - это не ты, это чужое су­щество из другого мира, которое объединилось с тобой ради некой цели (при этом его цель тебе может остаться неизвестной) и весь­ма возможно, расстанется с тобой, когда цель будет достигнута. Тем ценнее союз, пока он живой и действующий.

* * *

Вообще-то хорошей иллюстрацией сюжета «союзников» яв­ляется любовное соитие мужчины и женщины. Почти все коммен­тарии И Цзин к данной гексаграмме в этом случае легко доступ­ны для понимания: «Единомышленники находятся в воротах... Скроешь оружие в зарослях... Станешь восходить на высокий холм... Поднявшись на городской вал, не решайся на атаку...» И главный комментарий к пятой (обычно основной) черте: «Едино­мышленникам сначала возгласы и вопли, а потом смех».

14. Обладание великим

КОРОЛЬ И ЛУННАЯ ЖЕНЩИНА

(Из «Приключений принца Эно»)

Жил-был король, купавшийся в лучах удачи и славы, как молоденькая купальщица в страстных лучах солнца. Он победил в трех войнах; он поставил золотой трон на том месте, куда его прадед приплыл простым продавцом морских капель; он даже, го-

ворят, добился того, что весь его народ работал - весь, до единого человека! - а это фокус потруднее прочих. Он был уже немолод, но ни жены, ни сына у него не было. Его советники часто говори­ли о необходимости жениться и родить наследника, но он не лю­бил такие разговоры, хотя и соглашался, что они правы. Вот од­нажды они подступили к нему особенно настойчиво, и он опять согласился и объявил, что займется выбором невесты сразу же после короткого отпуска, куда уходит сегодня же. Он быстро со­брал министров, раздал им поручения и вечером, оседлав коня, ускакал один через западные ворота.

Два дня скакал король через поля, леса и луга. Он выбирал места поглуше, чтобы не сталкиваться с подданными и не слышать надоевших криков «Ура!». Он сам не знал, куда едет. Ему очень не нравилось и самому себе не хотелось признаваться, как встрево­жила его идея женитьбы, и он отгонял ее бегом прекрасного коня и думал, что всё само пройдет.

На третий день он заблудился.

«У-у-у», - пели волки в неизвестных оврагах.

«Вот черт, - ругал он себя, - расслабился, старый дурак. А ну живо возвращаться и к делу!»

Но возвращаться не получалось, получилось только найти какую-то узенькую тропинку, петлявшую среди леса, и ехать по ней медленным шагом, чтобы не пораниться о низкие ветки. А впрочем, в этом не было ничего страшного.

Потом настала ночь, а король ехал и ехал, не видя окрестно­стей, потому что Луна была на исходе и, кажется, исчезла совсем.

А потом он увидел дом, да такой, что даже и не в таком не­удобном положении не проехал бы мимо. Весь дом светился се­ребристыми бликами; как лунная дорожка бежит по морю, по его стенам струились тысячи огоньков. Король подъехал ближе и по­пытался на ощупь определить, из какого материала были сделаны эти светящиеся точки и нити. Но они и вправду были неизвестно откуда взявшимися бликами, потому что его рука не различала ничего, кроме деревянной стены.

Тогда король заглянул в окно - и аж присвистнул от того, что там увидел. Красиво наряженная девушка что-то готовила на кухне, и вся она светилась таким же серебряным светом, как весь дом. «Сыграю-ка я с тобой шутку, красавица!» - подумал король, снял корону, припрятал ее вместе в прочими гербами-цепочками поглубже в мешок и постучался в дверь.

* * *

Три счастливейших дня и ночи он провел в этом доме. Каж­дое утро он думал уехать, но оставался. Разум не покидал его, но потерял свое главенствующее значение. Значение имела она, ког­да говорила, пела, молчала, стояла, лежала, вздыхала, закусывала губы, смеялась и так далее. И всем этим король вначале стыдли­во, а потом откровенно любовался; как школьник, собирал ей цве­ты; как влюбленный или сумасшедший, слушал пульс на ее руке. На третий день он чуть было не предложил ей стать его женой и королевой, но, собравшись говорить, вдруг поперхнулся и одумал­ся. Он знал, что это политическое безумие - брать девицу простой фамилии, за это можно и трона лишиться. Чтобы не множить со­мнений и мук, он решил уехать сразу же.

Она показала ему дорогу, и он погнал коня без остановок. Голова его продолжала кружиться от счастья, как все последние дни и ночи. Он решил не останавливаться на ночевку, а продол­жал гнать коня к столице. Ночью король увидел, что и он сам, и его конь светятся теми же серебряными бликами, что и Лунная женщина (так он называл ее про себя). Ему хотелось лететь, а не скакать. Конь мчался, как глупый мальчишка с горы. Весь обрат­ный путь они проскакали за сутки, и к вечеру король спрыгнул на землю у своего дворца. Самодовольно улыбаясь, он вытащил спря­танные в мешке гербы и корону, оделся как подобает и вступил в свою вотчину. Не заметив стражи, он прошел по залу. Там заседа­ли министры и советники. Он хотел, чтобы они упали от восхище­ния тем, как он светится, и крикнул на весь зал: «Добрый вечер!» Но никто не обернулся. Тогда он подошел к креслу, где сидел кан­цлер, толкнул его в спину кулаком и сказал: «Эй, вставай, канце­лярская крыса!» Канцлер беспокойно обернулся, но тотчас повер­нулся обратно, будто ничего не заметив.

Через полминуты король понял, что стал невидимым.

Он вышел из дворца, оседлал коня, закусил губу и прошеп­тал: «Хорошую шутку ты сыграла со мной, Лунная женщина!»

* * *

Король, разом лишившийся королевства и великого множе­ства других вещей, тихо поехал прочь из города. Бесконечная тос­ка затопила его сердце. Он бросил поводья, и конь сам скакал куда

хотел. Питаться им было легко, где угодно они могли брать что хотели, оставаясь невидимыми. Безучастно король слушал про­стые разговоры крестьян, крики птиц, вой волков, свист ветра. Спал днем, а ехал обычно ночью, при свете Луны. Поднимая го­лову, он часами смотрел на нее. Охватывавшую его при этом пе­чаль он не знал, как выразить, и ему нравилось слушать, как воют на Луну волки, внутренне он присоединялся к ним.

Однажды, в полнолуние, он сидел на вершине какого-то хол­ма. Вдруг вой раздался совсем рядом. Король повернулся и уви­дел уши и морду волка, лежавшего в пяти шагах. Долго, в вое и тишине, они были рядом, а потом король сказал:

- Ах, волк. Наверное, я скоро умру. Всё пропало, я лишился всего на свете.

- Что ты говоришь, - ответил волк.

* * *

Эти слова стали для короля тем, чем были для его прадеда слова старенького молитвенника. Он встал, оседлал коня, покло­нился месту, где провел ночь, и поехал на поиски дома Лунной женщины. Ровно через две недели он стоял перед ним, наблюдая переливы серебряного света на стенах и силясь прогнать комок в горле. Он постучал, и она открыла. Они обнялись и жарко поце­ловались. Потом он сел, не выдержав слабости в ногах, и сказал:

- Я стал невидимым для людей. Верни мне мою видимость.

- Я не могу вернуть тебе то, что не брала у тебя, - мягко от­ветила она. - Но я могу дать тебе кое-что получше. Во всяком слу­чае, дать подержать. - Она счастливо засмеялась, вышла в другую комнату и вынесла на руках белый сверток, переливавшийся та­ким же светом, как она сама. - Это твой сын. Возьми.

Он взял на руки сына и открыл маленькое лицо.

- Боже мой, - сказал он. Поднял глаза на нее и повторил: -Боже мой.

- Возьми его себе, - сказала она. - Он-то будет видимым, я уверена. И ты, наверное, станешь вместе с ним. Мне трудно оста­вить его у себя. Мне надо возвращаться на небо, а он слишком маленький и земной. С тобой ему будет лучше. И тебе с ним, я уверена.

И, покручивая браслет, который он подарил ей в первый свой приезд, она лукаво добавила:

- Когда начинают дарить подарки, никогда не знаешь, где это кончится.

На следующее утро, после счастливой ночи, они разъехались в разные стороны. Король соорудил на седле эдакую колыбель и поехал с малышом куда глаза глядят.

* * *

Младенец рос очень быстро. Король самозабвенно возил его по стране, показывая и рассказывая, какая она, чем богата, где он воевал и прочее, а младенец вначале лежал, а потом сидел и стоял в своей колыбели. И только одного король не замечал, заворожен­ный своим отпрыском. По всей стране люди то здесь, то там виде­ли чудесного младенца, плывущего по воздуху, и все громче шеп­тались, что это сын исчезнувшего короля. Этого король не учел: сын-то и вправду был видимым, а он и конь - всё еще нет. Он бы долго этого не видел, потому что отвык обращать на людей боль­ше внимания, чем на деревья и птиц, если бы однажды, когда они приехали на какую-то ярмарку, не услышал пение бродячих музы­кантов:

Плывет по воздуху постель, Как будто голубь или стриж. Я вижу - это колыбель, И в ней лежит малыш.

Смущая лучшие умы

Пареньем легким над землей,

Прекрасный сын, дитя Луны,

Спешит к себе домой.

«Так они уже всё знают! - понял король. - Интересно, отку­да?» И он направил своего коня к столице. И музыканты, и мно­гие другие люди с ярмарки пошли вслед за ними, продолжая петь про чудесного младенца, а тот стоял в колыбельке, и ветер разве­вал его белую рубашечку.

Так подъехали они ко дворцу, сопровождаемые уже целой толпой народа. Перед дворцом король снял с головы корону и по­пытался надеть ее на малыша. Конечно, ничего не получилось. Тогда он просто поднял его высоко и проехал шагом до самых две­рей дворца, перед которым беспомощно стояли советники и мини-

стры. С сыном в руках он спешился и пошел (а они расступались) прямо во дворец, пересек все залы, подошел к трону... Он не заду­мывался, что будет дальше, но тут-то понял, что должен что-то решить. Он прижал сына к сердцу и крепко поцеловал. А потом посадил на трон, поставил рядом корону и спросил:

- Ну что, не пропадешь?

И малыш изо всех сил замотал головой: нет, мол.

- Ну, тогда я пошел. Кому я здесь нужен, невидимый.

Он помахал сыну рукой и пошел обратно, к дворцовым две­рям, прочь. Люди валили внутрь, и только дворцовая стража сдер­живала их натиск перед входом в тронный зал, где вокруг трона собрались советники и министры. Люди орали всякие глупости, и он пробрался через толпу, вышел, сел на своего коня и медленно поехал. Откуда он знал, что каждую секунду становится всё луч­ше видимым! И только когда вокруг заорали: «Король! Король вернулся!!», - он развернулся, чтобы посмотреть, и увидел бежав­шего к нему канцлера и прочую какую-то совсем уж взбалмошную суету, и вошел опять во дворец - уже королем, а не тенью, - сел на трон, посадил сына к себе на колени и вызвал из толпы тех са­мых музыкантов, чтобы сыграли ту песенку, что навязчиво крути­лась в его голове весь этот день:

Смущая лучшие умы Пареньем легким над землей, Прекрасный сын, дитя Луны, Спешит к себе домой.

В этой гексаграмме единственная иньская черта стоит посре­ди янских, являясь центром их тяготения. Это усиливается тем, что она занимает пятую позицию - позицию центра во внешнем выражении сущности данной ситуации, позицию максимального

ее раскрытия. Получается, что эта «слабая» черта управляет все­ми остальными, графически изображая идею «обладания вели­ким», то есть всеми элементами света.

Это очень благоприятная ситуация, которую стоит подробно рассмотреть.

Король безусловно символизирует здесь нижнюю триграмму творчества, сплошного янского напора. Можно вспомнить, что эта триграмма связана с драконами (как описывается в ситуации «Из­начальной эйфории» № 1), существами, одаренными мощной си­лой и умом, но обычно не искушенными в мудрости и обладающи­ми грубой и потому весьма сомнительной нравственностью. Таков и король - он силен и властен, он «купается в лучах удачи и сла­вы» (а верхняя триграмма, кстати, означает «свет», «сияние»), но он довольно грубо эгоистичен и не способен разглядеть и оценить то «великое», с которым встречается. Вот и сущность ситуации: король обладает великим (обладая вначале Лунной женщиной, а потом чудесным сыном), но не очень понимает его сущность. Можно предсказать, что он это великое еще потеряет - хотя это выходит за рамки данного сюжета.

Центр сюжета - в соединении двух «верховных» сущностей, земного царя и Луны - царицы неба. Книга Перемен в своих ком­ментариях называет это так: «Князю надо проникнуть к сыну неба. Ничтожным людям это невозможно». Это нужно, среди про­чего, для того, чтобы «нагрузить большую колесницу», дать на­следника королю большой страны, то есть и самой стране. (Так пишет И Цзин: «Большая колесница - для того, чтобы ее нагру­зить. Ей есть куда отправиться».) У этого сюжета большое буду­щее, ибо «само небо благословляет на это» (так заканчивается комментарий И Цзин). Но для того чтобы благоприятно достичь этого будущего, нужно правильно вести себя. Книга Перемен дает четкое указание: «Отрицай свою пышность». Что это значит?