Психологическое значение и память

Остается вопросом, когда первичный стереотип, не разделяющий выражения, начинает связываться с психологическим значением. Как уже упоминалось, ранняя экспрессия младенца показывает, что эти удовольствия и неудовольствия содержат биологические послания, жизненно важные для адаптации и выживания (Emde, Gaensbauer, Harmon, 1976; Emde, 1980a; 1980b). но только постепенно они начинают связываться с удовольствием или фрустрацией потребности в голоде и комфорта. Вскоре экспрессия также начинает связываться с потребностью в человеческом взаимодействии – тогда, когда появляются воспоминания, ребенок начинает ассоциативно связывать удовольствие от удовлетворения потребностей с присутствием ухаживающей фигуры. Дополнительный вопрос: в каком возрасте младенец начинает связывать потребность в удовлетворении, присутствие значимой материнской фигуры и чувство удовольствия? Соединение этих трех элементов дает эффективную психологическую значимость ребенку, которая сопровождает эволюцию аффекта и дифференциацию.

Простые наблюдения предполагают, что появление этих связей – это появление памяти. Потому что младенец свободно улыбается знакомому человеческому лицу в три месяца, и каждый может заключить, что это становится возможным, когда младенец способен образовывать связи между опытом удовольствия и матерью. Но трех-четырехмесячный младенец может отличать мать от других людей, используя различные виды восприятия, такие как зрение и запах (Montaquer, 1983). Наблюдения Спитца и Вольфа (1946) показывают, что визуальная конфигурация улыбки неспецифична и не обязательно должна быть человеческой. Что-то большее, чем память об узнавании лица, требуется для психологического значения аффекта. Возможно, что, так как значение начинается в контексте способностей младенца отличать мать от других людей на основе распознавания определенного числа материнских особенностей (McDevitt, 1975), способности возрастают, так как становится возможным воспоминание. Дифференциальное видение материнского лица возникает около семи недель, начинается с ее глаз (Haith et al., 1977), и в последующие недели и месяцы младенец повторно запечатлевает многие ее детали, варьирующиеся и стабильные, что ведет к постепенному созданию образа матери.

Многие наблюдатели согласны, что ребенок имеет прочную привязанность к матери в четыре-пять месяцев. В семь-восемь месяцев он безошибочно показывает скуку в отсутствии матери и желание ее видеть; мать уже не легко надолго заменить (McDevitt, 1975). Это предполагает зачатки воспоминаний, достижение развития, которое, как считал Пиаже (1936), появляется позже, около восемнадцати месяцев, когда устанавливается образное мышление и язык используется наравне с другими способами общения. Более современные эксперименты расширили систему памяти, базирующуюся не на языке (Stern, 1985). Нахман и Штерн (1984) имеют очевидные данные раннего присутствия системы аффективной памяти и предполагают, что аффективный опыт вызывает воспоминания уже в семь месяцев, это предполагается также и в докладе МакДевитт. Оперативная память, таким образом, играет интегрирующую роль в создании аффективного компонента умопостроения, что подтверждается в заявлении Спитца, утверждающего, что психические функции развиваются "на основе аффективного обмена", который является "первопроходцем путей развития" (Spitz and Cobliner, 1965, стр. 140).

СТРАХ ПЕРЕД ЧУЖИМИ

Реакции стресса на чужих наблюдались и докладывались многими авторами (обзор Emde, 1980). Спитц (1959) обозначил их появление как "вторичный организатор" психики, как индикатор становления либидного объекта в детском сознании. Он заключил, что антипатичная реакция младенца на чужого и его бегство к матери подтверждает, что младенец способен отличать членов семьи от чужаков, и что он предпочитает мать. Спитц и Коблинер (1965) также установили, что восприятие чужого лица подразумевает потерю матери. Сейчас известно, что ребенок может отличать лицо матери от лица чужого уже до семи-девяти месяцев; далее реакции отделения менее предсказуемы и менее постоянны, чем страх перед чужим, их пик несомненно приходится на второй год жизни (Emde, 1976). Объяснение Спитцем восьмимесячного беспокойства базируется на когнитивном несоответствии или реакциях на разлуку, которые недостаточны и несоответственны.

Спитц обнаружил, что появление стресса говорит о важном сдвиге в развитии. Изучение показывает, что постепенные выражения эмоций появляются в контексте определенного развития и зависят от развития центральной нервной системы. С этим также связаны определенные когнитивные способности. Выражения удовольствия и неудовольствия появляются в два-три месяца, но выражение страха, удивления, гнева начинают появляться только после семи-девяти месяцев, и в то же время начинают устанавливаться причинно-следственные связи (Emde, 1980, 1976). Соответственно, появление страха перед чужим говорит о налаживании связи причин и следствий, предчувствии неудовольствия, появлении эмоциональных реакций, избегающее поведение. Интенсивность стресса также связана с качеством отношений матери и ребенка; при более безопасных отношениях стресс будет менее интенсивен. Смотри Малер и МакДевитт (1968), Боули (1969), Райнголд (1969), Айнсварт(1978).

Теперь материнская реакция приобретает новое значение для ребенка. Хотя его собственный аффект еще не функционирует как сигнал, начинают появляться "социальные ссылки". Начиная с конца первого года (и в течении всей жизни) ребенок ищет эмоциональную информацию от матери (или от других значимых людей), когда сталкивается с несемейной (незнакомой) ситуацией. Затем он использует эмоциональное выражение матери как индикатор ее ощущений безопасности или тревоги, в зависимости от обстоятельств. Соре и Эмди (1981) описали экспериментальную ситуацию, в которой это использование материнского аффективного выражения может быть повторено и исследовано. После столкновения с чужим ребенок немедленно бежит к матери; если ответная реакция матери выражает приятные чувства, улыбку, значит ситуация безопасна и ребенок начинает исследовать чужого. Если лицо матери отражает опасность, ребенок бросается в слезы и бежит к матери. Исследователи пришли к выводу, что аффективный сигнал матери является проводником последующего поведения ребенка.

Экспериментальные и социальные ссылки доказывают, что материнская эмоциональность является решающим фактором для развития Эго ребенка в двух направлениях. Первое: ее уверенность или предостережение содержащееся в аффективных реакциях начинают включаться как интегральная часть системы оценки ребенка и функционируют как высшее Эго; и второе: ее аффективные вмешательства помогают уязвленному Эго ребенка травматическим аффектом всеохватывающей паники. Эти наблюдения поддерживает идею, что появление стресса связано с формированием восприятия матери ребенком как либидного объекта, на котором он строит основное доверие. Мать сейчас – надежный источник продолжающейся безопасности. Вместо опыта дезорганизующей паники при столкновении с чужим ребенок использует материнскую поддерживающую улыбку, поощряющая к общению с чужим. Механизмы страха перед чужим и социальные ссылки далее начинают строить фундамент для использования ребенком его собственных аффектов как сигналов.