Н. в. гоголь‑сатирик 4 страница

Крайняя степень бессознательности существования, «легкость в мыслях необыкновенная» – вот единое качество и помещичьего царства, и губернского общества. «Галопадом» скачут они не только на балах. Неведомые никому силы несут их по однообразной, ими же объезженной, истоптанной жизненной дороге. И думается, отсюда возникает понятие «странных героев». Они действительно странны в своих пороках, развлечениях, поведении.

В лирических отступлениях, отдельных замечаниях автора ощущается жгучий интерес к той же мучительной проблеме. С других позиций трудно понять «видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы». Смешна до анекдотичности ложь городской газеты, нелепо тяготение к «шапочному знакомству с графом или князем» («свадьба с генералом»), отвратительны низменные страсти и неискоренимая подлость ради подлости и т. д. Но почему они вызывают слезы? Можно, конечно, все объяснить масштабами разложения общества. Однако авторские страдания вызваны не только всеобщим застоем. Писатель не находит вокруг себя живого духа, разумного существа.

Во втором композиционном круге I тома (VII–XI главы) автор продолжает изображать бессмысленную жизнь героев. В основе этой части – сатирическое изображение чиновников гражданской палаты и членов губернского общества (особенно острое в сцене ужина в доме полицмейстера, где завершается оформление покупки Чичиковым душ умерших крестьян). Здесь нам открываются новые грани характера Чичикова. Он представляется в роли «миллионщика», предающегося зыбким иллюзиям будущего счастья, в роли супруга и хозяина. Восхождение «сентиментального» авантюриста кончается, как известно, конфузом: пьяный Ноздрев стихийно, безумно разоблачает аферу Чичикова с мертвыми душами. Губернские дамы и господа начинают преследовать вновь испеченного «херсонского помещика» с той же бессмысленной силой, с какой только что курили ему фимиам. А сплетни, возникшие вокруг Чичикова, достигают таких невероятных размеров, что выявляется вопиющая глупость их сочинителей.

И в этой части повествования автор не прерывает своего прямого общения с читателем. Он сочувствует тяжелому труду крестьян. Писателя волнует, что несчастные мужики слабеют и теряют способность сопротивляться тяжелым условиям. Вот в чем истоки поведения неповоротливых, бестолковых Митяя и Миняя, загнанной деревенской девчонки, не знавшей, где «право» и «лево».

Раздумья писателя обращены и к более общим процессам действительности. Он подчеркивает путаницу, бесперспективность всех общественных начинаний. Именно так воспринимается оценка работы совета, «где занятно было отсутствие одной вещи, которую в простонародье называют толком…» Отсутствие толка – так открыто названа ведущая черта бессмысленной деятельности власть имущих.

Стремясь шире представить состояние мира, писатель включает в произведение так называемые вставные рассказы: о капитане Копейкине, Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче. Почтмейстер предполагает, что Чичиков не кто иной, как капитан Копейкин. В X главу автор вводит внешне будто не связанную с похождениями Чичикова «Повесть о капитане Копейкине» – историю инвалида Отечественной войны 1812 года. Отчаявшись в поисках хлеба насущного, в бесчисленных столкновениях со столичной бюрократией, Копейкин становится атаманом шайки разбойников. Факт этот воспринимается в ряду трагических нелепостей. Из таких нелепостей и складывается общественный уклад крепостнической России. <…>

Горькая правда капитана Копейкина незримо присутствует и в рассуждениях писателя о тех ленивых душой читателях, которые не хотят знать истину. Они «накопляют себе капитальцы, устраивают судьбу свою за счет других». А когда прочтут о своей ничтожной жизни, «выбегут изо всех углов, как пауки, увидевшие, что запутались в паутину мухи, и подымут вдруг крики». «Философия» Кифы Мокиевича тоже основана на стремлении сокрыть истину для сохранения личного спокойствия. Развенчание этого хитреца – завуалированный ответ Гоголя мнимым радениям об отечестве: пусть у нас будут любые безобразия, но говорить о них нельзя. Наступательная позиция писателя против лжепатриотов необычайно актуальна и для нашего времени.

Книга Гоголя, исполненная мужественной и мудрой правды о жизни, завершается лирическим раздумьем о судьбах родины. Большой эмоциональной силой проникнута авторская вера в ее развитие.

Образ Руси – тройки утверждает мысль о неостановимом движении родины, выражает мечту о ее будущем и надежду на появление настоящих, «добродетельных» людей, способных спасти страну.

I том «Мертвых душ», безусловно, выглядит завершенным произведением. С точки зрения автора, эта завершенность, однако, относительная. Через несколько месяцев после выхода из печати книги Гоголь писал: «Полное значение лирических намеков может изъясниться только тогда, когда выйдет последняя часть». В заключительной главе I тома автор взволнованно говорит о том времени, когда «предстанет несметное богатство русского духа… Подымутся русские движения… И увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов…» Писатель хотел отразить именно духовный подъем своих соотечественников.

Последующая работа над поэмой, продолжительная, мучительная, не удовлетворяла исключительно требовательного к себе писателя. В 1845 году он сжигает первый вариант второго тома «Мертвых душ», а в конце жизни, в 1852 году, – второй вариант.

Найденная часть черновиков представляет собой пять глав ранней редакции и пять глав позднейшей. По всей видимости, Гоголь хотел внести существенные изменения в самые принципы воссоздания жизни. Так, биография Чичикова оказывалась теперь в центре произведения и как бы требовала дальнейшего развития. Путь персонажа, возможно, должен был конкретизировать высказанное в изданной части поэмы предположение: «И, может быть, в сем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека перед мудростью небес. И тайна, почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме». «Положительный» опыт воплощен и в другом герое сохранившихся черновиков – помещике Костанжогло. Тем не менее показательно: в первой главе второго тома автор обещает продолжить изображение «бедности нашей жизни». И намерение это реализуется.

В дошедших до нас отрывках сожженной рукописи не тускнеет редкий талант Гоголя – сатирика и исследователя заштатной России. Сюжет здесь тоже связан с путешествием Чичикова в поисках мертвых душ. Их немало среди живых: «коптитель неба», «увалень, лежебока, байбак Тентетников; генерал Бетрищев, тупой, грубый солдафон, перенесший в свое имение армейские нравы; помещик Петр Петрович Петух, «барин‑арбуз», целью жизни которого (несмотря на то, что имение его заложено и перезаложено) является стремление больше и вкуснее поесть и закормить любого постороннего человека, и многие другие.

Во II томе под авторским критическим прицелом окончательно разрушенная усадебная Русь. Гоголь варьирует (и очень изобразительно, ярко) типы Ноздрева и Плюшкина. Все персонажи – «небокоптители». Но, может быть, именно факт сходства «странных героев» I и II томов и не устраивал Гоголя. Творчество в таком направлении не могло дать качественно нового произведения. Вот почему писатель стремится создать противоположные вырожденцам образы: рачительного и умного хозяина Костанжогло, благодетеля крестьян; добрейшего и честнейшего купца, винного откупщика Муразова; одухотворенную и чистую генеральскую дочь Улиньку Бетрищеву.

Сами по себе идеалы писателя: создание совершенных форм груда и жизни, воспитание высоких чувств и помыслов – не вызывают сомнения. Однако единственным средством утверждения положительного героя стало авторское воспевание нереально абсолютизированного добра. Произошло то, чего так боялся Белинский: мотивы эти «сделались комическими – по крайней мере в патетических местах», от поэмы вдруг повеяло фарсом. И художник, видимо, первым почувствовал фальшь, предав огню плод долгого своего труда. <…>Гоголь буквально тосковал об активном, честном, добром, смелом характере. «Где же тот, кто бы на русском языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед!», «которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий, и промыслов русский человек?» – спрашивает Гоголь в одном из лирических отступлений II тома.

Безответность этого вопроса не умаляет величия подвига создателя «Мертвых душ» – большого, сложного лиро‑эпического полотна, одного из шедевров русской литературы. Оно требует серьезного, вдумчивого к себе отношения. В. Г. Белинский верно заметил: «Как всякое глубокое создание, «Мертвые души» не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих: читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение. «Мертвые души» требуют изучения».

Трагическая острота конфликта Катерины с «темным царством» в драме а. Н. Островского «Гроза»

I. Соединение в пьесе Островского «Гроза» жанров драмы и трагедии.

II. Хозяева и жертвы «темного царства».

1. «Отсутствие всякого закона и логики – вот закон и логика этой жизни» (Добролюбов).

2. Дикой и Кабаниха как воплощение деспотизма, самодурства, невежества и ханжества.

3. Второстепенные персонажи (Феклуша, сумасшедшая барыня), дополняющие в пьесе образ тьмы.

4. Способы противостояния и защиты от «темного царства»:

– обман и побег Варвары и Кудряша,

– робкая самозащита Бориса,

– загулы Тихона,

– сочувствие жертвам Кабановых и непротивление силе Диких.

III. Неразрешимость конфликта Катерины с устоями кабановского мира.

1. Условия естественных человеческих взаимоотношений, добра и душевного тепла родного дома, сформировавшие натуру Катерины.

2. Неприятие деспотической атмосферы подавления личности и неспособность к лицемерию и изворотливости.

3. Роль монологов Катерины. Образ птицы как символ воли.

4. От трагедии совести к социальной трагедии.

5. «Грустно, горько такое освобождение» (Добролюбов). Был ли другой исход?

6. Что стоит за финалом пьесы?

IV. «Самое решительное произведение Островского» (Добролюбов). Добролюбов и Писарев о «Грозе». Мое мнение о понятии «луч света».

Добролюбов Н. А