Слушайте приказ, братишки!
Чтоб помочь Анастасии
Сделать мир Земли счастливым,
Катастрофу упредить,
Навсегда о ней забыть,
В шесть утра проснёмся дружно
И с улыбкой, простодушно
К звёздам мы протянем руки
Так, чтоб не было в нас скуки.
И потянемся, как в детстве,
К милой маме, как к невесте:
На меня! Возьми, родная!
И улыбка озорная нас охватит,
В тот же миг —
Мамы ей ответит лик.
Здравствуй, Матушка Природа,
Ты при Батюшке при Роде
Родила богатырей
Во Вселенной нет добрей.
Ну, славянка! Ну, сестрёнка!
Ждали мы тебя так долго.
Лучик твой дошёл до нас,
Выполняем твой указ.
Слушайте приказ, братишки!
В шесть утра! По тьме! Как в книжке!
Проведём мы артобстрел,
На пятнадцать минут дел.
Поддержать сестрёнку надо,
Чтоб не волновалось чадо,
Мы в ответе ведь за них,
Как же бросим их одних?
Не впервой нам привыкать,
Как блокаду прорывать!
Валерий,
офицер флота России.
Удачи Вам и всего наилучшего, Полина. Будем рады от Вас получить в Центр информацию, касающуюся Анастасии. Передайте самые наилучшие пожелания от нас и Вашему отцу. С наступающим Новым годом!»
— Ну, что ты о таком письме, Анастасия, скажешь?
— Скажу, прекрасны у людской Души стремленья. В том не моя заслуга, не твоя. В том сила только их Души и красота. В названии не моё, а их достойней будут имена. Я в колыбели у Создателя взрастала, а их Душа мучения ада преодолевала и выстоять смогла.
Годами вокруг них невзгод, лишений, искушений и сует чреда стремилась исказить понятия добра. Их Души всё преодолеть сумели, они сильнее тех, кто оградил себя от мира каменной стеною.
Они в миру и мир собой украсят. Их имена в названии быть должны. Когда моим все центры станут называться, возникнет культ, такого допустить нельзя. Культ личности иль образа всегда от главного уводит человека, от себя.
— Так что ж получится тогда? В Москве — центр Солнцева, а Ларионовой — в Геленджике, есть отделение уже «Анастасия» и при Международной академии духовного развития, как люди будут узнавать направленности центров?
— Всем людям интуиция дана, и суть определяет не названье, Душа деяния почувствовать должна.
— Вот интересный поворот, теперь опять думать придётся. Ты нестандартная какая-то, Анастасия, и от общения с тобой работа в мыслях создаётся теперь не только у меня, подумать и другим придётся, а отдыхать когда? Ещё вопрос тебе конкретный задают, что за курганы там у них на речке, на Медведице?
— Курганы раскапывать не нужно. Своё предназначение исполнили курганы, и родились там люди те, что первыми вопрос задали главный.
— Какой вопрос?
— Подумай сам, Владимир. А пока скажу: ты помоги подобным им познать друг друга. Их адреса ты в книге укажи. Пусть письма все, что светлым лучикам подобны, помогут людям обогреть сердца. Поэт Санкт-Петербурга — Коротынский — тебе давно подсказку написал:
От сердца к сердцу луч Любви
Сверкнёт Божественною нитью.
От праха Душу отними
И напои небесной высью.
— Ладно, понял. Я и сам хотел опубликовать и письма, и стихи, которые читатели прислали. Отдельным сборником их хотел издать. Сам чувствовал, что-то есть в них непростое. И адреса их через центр Московский можно предоставлять, чтоб люди помогать могли друг другу. Полинка, дочь моя, такой работой тоже может заниматься, она ответственно к письмам отнеслась.
А что, неплохо может получиться, когда из разных стран Душою люди меж собой общаться будут. Найдут себе по духу подходящих, поженятся или подружатся хотя бы, затеют дело общее или отпуск вместе проведут. Всё! Здорово! Сборник я издам такой.
А то, ты знаешь, у нас служба знакомств есть, в газетах люди объявления печатают такие, ну, в общем, брачные, так в объявлениях они свой рост, цвет глаз да возраст сообщают, как будто бы корову для хозяйства выбирают. А тут, наверно, лучше будет, когда по Духу встретятся и помогать начнут друг другу.
— Конечно, лучше и прочней союз по Духу.
— Да... Только вот проблема есть одна...
Проблема? В чём она?
Воссоздайте Шамбалу
В Новосибирске так всё почему-то происходит... что критики и книжки, и меня оттуда больше всех исходит. Да, в общем, только там и критикуют.
В трёх зарубежных странах книжку издают, и многие другие страны контракты предлагают. В Новосибирске всё ругают. А там — Полина, представляю, как она переживает. И про сборник скажут: «Вот опять придумал финт какой-то, лучше б бизнесом продолжил заниматься».
По телевизору в Новосибирске о предпринимателях первых передача шла. И про меня в ней вспомнили, с Полиной интервью в ней показали, вопрос задали дочери: «Твой папа не у дел теперь?..» — сказали. Полина про духовность что-то пыталась говорить, но там её прервали.
— Немного ещё времени пройдёт, и большинство новосибирцев с пониманием к тебе и книге отнесутся. Из прежних — лучшие друзья к тебе вернутся, и новые появятся друзья. В одном из центров городских недалеко от Вечного огня и новые, и прежние твои друзья Кедровую аллею возведут.
— Вот это да! Ну, надо же! Такое чтоб помыслить... Кедровую аллею у Вечного огня... Ну, ты даёшь, Анастасия, мечтательница милая моя.
Она с травы вскочила, на колени встала, сияя вся, всплеснув руками, вдруг шёпотом произнесла:
— Спасибо за слова такие. Милая. Моя. Ведь это я, Владимир, да? Я стала милой для тебя?
— У нас так к слову, как бы, говорится. Ну, а мечта действительно красивая твоя.
— И сбудется, поверь, она. Как помечтала, так всё и случится.
— Само собой ничто не происходит в мире. Вот если бы ты чудо сотворить какое-то могла в Новосибирске. Да нет, не просто чудо, что толку от чудес, ни холодно от них, ни жарко.
Вот если б сделать так могла, чтоб каждый житель города большого хоть чуть богаче стал и здоровее, ну, в общем, чтоб счастливей каждый стал в Новосибирске, вот тогда, быть может, и аллею люди посадили. Но такое, я думаю, всем твоим Светлым Силам, даже вместе, не по силам сделать. Такое не по силам никому.
— Ты прав, Владимир, над волей человеческой никто не властен. Несчастной иль счастливой — сам строит человек свою судьбу. Осознанность для каждого дорогу выбирает.
— А кто осознанностью нашею играет? Кто не даёт нам выбирать такую, чтобы счастливым из несчастных стать?
— К чему искать причины вне себя, Владимир, что ты изменишь, если кого-то станешь обвинять? Прекрасной мысль родилась у тебя: для людей города хорошее создать, — мне очень нравится она, с ней надо помечтать...
Так! Здорово! Придумалось! Вот это да! Войдут в века все люди города Новосибирска, там поколение счастливое родится. Счастливее живущий каждый станет и сейчас. Давай помыслим вместе, как людям города, который так тебя волнует, сказать, пробившись к сердцу каждого, к Душе...
— Что хочешь каждому из них сказать?
— Что Шамбалу всем вместе можно воссоздать.
— Да что за Шамбала? Ты говори яснее.
— Веками ищут на Земле искатели святое место. Считают, что зовётся Шамбалой оно, что с мудростью вселенской в том месте связь с любым случится.
Но Шамбалу никто найти не смог, хоть стран заморских искатели объехали немало. И не найдут, коль будут так искать, ведь Шамбала у каждого внутри и внешне проявление её людьми воссоздаётся.
— Конкретнее. Что сделать надо для связи с мудрою Вселенной и чтоб счастливей стать, и не внутри себя. Внутри себя всё как-то непонятно. Скажи о внешнем, что нужно строить, сеять или ломать?
— Пусть каждый житель города большого достанет из смолистой шишки Кедра орешек маленький, во рту своём, в слюне своей его подержит. Посадит в доме в Землю в маленьком горшочке и поливает Землю каждый день.
Перед поливом в воду пальцы рук опустит, беззлобным состоянье быть должно, и пусть себе, а главное, своим потомкам, детям, добра, осознанности Бога пожелает. Так каждый день.
Когда взойдёт росточек, с ним можно мысленно беседовать о сокровенном. В день летний и неморозной ночью горшочек с маленьким росточком на улице среди других растений нужно ставить.
Пусть он со звёздами, луною, солнышком в общенье вступит, познает дождик, ветерок и дух травинок, растущих рядом, и в дом вернётся снова к своим друзьям, родителям своим. Так делать можно много раз, когда желанье есть и время.
В века росточек прорастает, ведь больше полутысячи лет Кедр проживёт, потомство даст и новым Кедрам о Душе взрастивших их расскажет.
Когда он в доме вырастет на тридцать сантиметров, весною ранней в Землю можно посадить росточек. Пусть власти города всем тем, кто Землю не имеет, хоть метр один квадратный Земли для их росточка отведут.
И с краю города, на берегу реки и вдоль дорог, среди домов и в центре многолюдных площадей посажены росточки будут. Пусть люди каждый свой росточек берегут и пусть друг другу помогают.
Со всей Земли веками в этот город будут ехать люди, чтоб посмотреть, к святыням прикоснуться, с людьми его счастливыми обмолвиться хоть словом.
— С чего же вдруг со всей Земли поедут люди? Чтоб на озеленение города обычное взглянуть? Вот если б ты в Новосибирске какие-то святыни вдруг открыла! Дольмены, например, как в Геленджике.
Ты о дольменах геленджикских рассказала, сейчас туда из разных городов России, да и стран других стремятся люди. Я видел, каждый день экскурсии теперь идут к дольменам.
И каждый год в сентябре из разных городов на конференцию съезжаются читатели. Художники устраивают выставки картин, и фильмы там снимают. А тут, вот невидаль, какая, деревья в городе растут. И не деревья, только лишь росточки Кедров.
— Росточки эти будут непростые. Звенящим Кедрам уподобятся они. Согретые теплом людских сердец, с Душой соприкоснувшись человечьей, они Вселенной лучшие лучи в себя вберут и людям отдавать их станут.
И на века и люди, и Земля в том месте воссияют. И новая осознанность придёт, открытия вселенского масштаба от тех людей по всей Земле пойдут! Святое место, что это такое, знаешь? Поверь, Владимир, ты в городе тебе родном его познаешь.
— Заманчиво, конечно, это всё. Но ты пойми, Анастасия, одной тебе в такое вряд ли кто поверит. История подобного не знала, наука современная не подтвердит. Вот если б что-то повесомее тебя, с авторитетом, всем известным, такое показало...
— В Коране мудро сказано, что значат дерева. И Будда мудрость познавал, в леса надолго удаляясь. Скажи, Владимир, ты ведь Библию читал?..
— Читал, и что из этого?
— В Завете Ветхом сказано: ещё до рождества Христова мудрейший из правителей Земли, царь Соломон, из Кедра храм во славу Божию и дом себе построил. Он тысячи людей нанял, чтобы рубили Кедры и ему несли с далёких мест. Царь Соломон мудрейшим был, так Библия гласит, и «Песнь Песней», написанная им, до дней дошла сегодняшних.
В Завете Ветхом говорится также, что к концу жизни дней своих из разных стран, вер разных, его гарема жёны от веры Соломона стали уводить. Он веры разные познал, какою удовлетворился, знаешь?
— И какой же?
— Той, где не только рубят, но и сажают дерева. И понял, умирая, мудрый царь. И дом его, и храм во времени сотрутся, потомки не удержат власть, величие. Могущество померкнет государства, — так и случилось всё.
И до сих пор Душа его ошибкою содеянной томится. И понял мудрый царь: «Нельзя Богоугодное свершить, при этом сотворённое Создателем, живое убивая».
Томление Души его и многих Душ людских в тысячелетиях длится, взирая, как одна ошибка тысячелетия вершится. Её исправить можно, и тогда взойдёт над миром вновь прекрасная заря. О городе твоём по всем земным каналам и вселенским молва пойдёт.
Из всех чудес на свете, дошедших до сегодняшнего дня, никто ещё не слышал о городе таком, где каждый житель с любовью необычною и с лаской, и с Душой такие дерева взрастил, в Любви Пространство, в храм истинный, живой, вселенский окаменевший город превратил.
Для этого осознанность божественною быть должна, так пусть же, пусть у каждого появится она, предназначение своё, вселенское понять поможет.
— Быть может, есть рациональное зерно в словах твоих, Анастасия, и я об этом, может, напишу, пусть люди сами всё определяют, но, знаешь, должен я тебя предупредить: и ты здесь кое-что теряешь. Ты о деревьях так всё говоришь... Ну, в общем... Замуж никогда официально выйти ты не сможешь.
Чтоб расписаться в загсе, документов не имеешь, а тут с таким значением о деревьях говоришь... И без того церковные служители тебя язычницей считают, а как слова твои вот эти напишу, они и к храму близко тебя не подпустят и ни за что ни с кем тебя не обвенчают.
— Владимир, напиши слова мои, пусть люди их узнают. Сам не стыдись ты этих слов, смири свою гордыню. Не сразу и не все, быть может, значенье осознают этих слов. Но в городе твоём учёных много есть, они научным языком мной недосказанное скажут, коль ты считаешь, что их люди больше понимают.
И журналисты... За критику ты не сердись на них, ещё не все из журналистов свои слова сказали. А коль венчаться мне придётся, поверь, Владимир, мне — венчающий найдётся.
— А если в городе ином, не в Новосибирске такое тоже люди сотворят?
— Любой так город может возродиться. Чтоб действа совершить такие, осознанность иная в людей должна вселиться, а коль появится она, изменят облик города. Но будет первый среди них, кто первый Благодать познает.
— Блаженная Анастасия, ты, наивная, о лучшем лишь всегда мечтаешь. Ну, ладно, напишу, что говорила ты, пусть люди и такое знают.
— Спасибо. Спасибо... Не знаю, как ещё благодарить.
— Да чего уж там... не трудно написать. Ещё добавить можешь, но немножко.
— Прошу вас, люди, не в суете слова читайте, осознайте.
— Вот ты, Анастасия, отвечаешь на вопросы, которые читатели задают, о человеке говоришь как о творце, но ты ведь женщина. Лидер одной духовной конфессии, знаешь, что о женщинах сказал?
— И что же?
— А то сказал, что женщины творить не могут, их предназначение в том и состоит, чтобы красивыми им быть, мужчин лишь вдохновлять на разные дела и творчество, а всё творят только мужчины.
— Но ты, Владимир, согласен с высказываниями такими?
— Наверное, с ним можно согласиться. Знаешь, есть статистика — наука беспристрастная такая. Так вот, если по статистике смотреть, следующая ситуация получается.
— Какая?
— Андрей Рублёв, Суриков, Васнецов, Рембрандт, ну, и другие знаменитые художники мужчинами все были, а женщин среди них нет вообще, по крайней мере, я и не припомню женщин. Изобретатели самолёта, машин, электродвигателя, спутников, ракет — тоже мужчины.
Сейчас одним из самых популярных искусств кино у нас считается, чтоб фильм поставить, нужен кинорежиссёр, он для кино один из самых главных. И снова все лучшие кинорежиссёры — мужчины.
Бывают женщины, но редко. И у них нет выдающихся, ну, таких, как у мужчин, интересных фильмов. И музыканты лучшие всегда мужчины, философы, и те, которые из древности до нас дошли, и современные, — тоже мужчины.
— Но для чего ты мне всё это говоришь, Владимир?
— Так, мысль одна есть у меня. Я думаю, она тебе поможет.
— Какая мысль? Со мной ты ею поделиться можешь?
— Такая мысль. Тебе, Анастасия, надо больше уделить внимания какому-то благоустройству здесь и воспитанию ребёнка, о мире, людях ты не очень загружай себя, в конце концов, со всеми делами мужчины могут разобраться.
Только мужчины, так статистика говорит. Наука точная, беспристрастная. И по истории всё так случалось, что мужчины главное всё делали, а от истории нам тоже не уйти. Ты поняла, какая неопровержимая получается мысль?
— Да, я поняла тебя, Владимир.
— Ты только не расстраивайся. Лучше раньше всё понять, чтобы делами своими заняться, а не теми, которые другие лучше могут сделать. Ты мир стремишься к лучшему менять, а это могут сделать лишь мужчины, они всё лучшее изобретают и лучше женщин всё творят. Согласна с этим?
— Владимир, я согласна с тем, что внешне выглядит творцом мужчина. С позиций материальных если посмотреть.
— Что значит внешне? И как ещё, с каких таких позиций на факты неопровержимые можно смотреть? Ты лучше тут не философствуй, а конкретно мне скажи: ты сотворить хоть что-то сможешь? К примеру, можешь вышивать хотя бы? Иголкой по ткани можешь рисунок красивый вышить?
— Рисунок вышить я иголкой не смогу.
— А почему?
— Иголку в руки взять я не смогу. Иголку, что содеяна из недр живой природы. К чему ж творить, сначала разрушая творение великое, живое?
Представь, Владимир, когда разрежет кто-то неразумный картину, полотно великого художника, как ты сказал, творца и станет зайчики, фигурки резать из кусочков полотна, его деяния можно творчеством назвать, пред этим на неразумность скидку сделав?
Но если то же самое станет творить другой, разумный, понимающий, что есть вокруг него, тогда определение иное его деяния приобретут.
— Какое?
— Подумаем давай мы вместе. К примеру, можно вандализмом его деяния назвать.
— Ну надо же, куда хватила. Так что же все творцы, художники — вандалы?
— Они художники, творцы в сознании мирозданья на уровне своём. Но если на другом сознание уровне окажется у них, творения способом иным вершиться будут.
— Каким — иным?
— Тем, что Создатель всё творил в своём порыве вдохновения. И совершенствовать творения свои и новые вершить он человеку, лишь человеку одному способность дал.
— А чем Создатель всё творил? И инструмент какой для творчества он человеку дал?
— Мысль — главный инструмент Великого Творца. И человеку мысль дана. Творения Истинны тогда, когда в свершеньях мысли действует Душа, и интуиция, и чувства, и главное, а главным будет осознания чистота.
Смотри, цветок растёт у наших ног, его прекрасны формы и цвета, полутона меняются в живом творении, усовершенствуй их своею мыслью. Сконцентрируйся, попробуй их изменить на лучшее видение.
— Какое, например?
— Ты сфантазируй сам, Владимир.
— Ну, сфантазировать смогу. Один, к примеру, красный лепесток пусть будет у ромашки этой, другой останется как есть, так чередуются, по-моему, так лучше, веселее будет.
И вдруг Анастасия замерла. Внимательно стала смотреть на белую ромашку. И, понимаете, она, ромашка, тихонько, медленно, но прямо на глазах сменила лепестков своих цвета. Они чередоваться стали — красный, белый, снова красный.
Сначала красные едва заметны были, потом сильнее покраснели, все ярче красный цвет их получался, и наконец они пылать, словно светиться красным цветом стали.
— Вот видишь, как произошло, придумал ты, а я всё мыслью сотворила.
— И что же, люди все так делать могут?
— Да! И делают. Но материал используют при этом, сначала омертвляя материал, а мёртвое лишь разлагаться может. Так человечество веками бьётся, чтобы своих творений разложение приостановить, так гнили мысль людская всё больше отдаётся, и некогда подумать человеку, что Истинным Творением зовётся.
Всему сначала мысль предшествует, потом со временем её и воплощают в материю или обустройство общества меняют. Но лучшее иль худшее творят — не сразу понимают.
Вот ты ромашки лепестков цвет захотел сменить. Я мыслью их сменила, ромашка подчинилась мысли человека, теперь внимательно смотри, ты лучшее помыслил? Совершеннее того, что было?
— По-моему, повеселее стало, попестрее.
— Но почему без восхищенья говоришь ты о Творении новом?
— Не знаю, может, ещё чего-то не хватает, цветов каких-то, я пока не знаю.
— Цвета друг с другом в противоречия вошли, полутона нежнейшие за пестротой поблекли. Спокойных нежных чувств не вызвать пестроте кричащей.
— Ну, ладно, попробуй всё вернуть обратно.
— Не я, обратно измениться сама ромашка сможет. Цвет красный опадёт. Ведь мы её, живую, не убили. Природа всё сама в гармонию вернёт.
— Так что же, по-твоему, Анастасия, мужчины все вандалы несмышленые, а женщины — творцы?
— Мужчины все и женщины едины, начала в каждом два сливаются в одно. И в творчестве своём они неразделимы, для них обоих земное существует бытиё.
— Но как же так? Совсем не ясно. Вот я, к примеру, я — только мужчина.
— А из чего ты состоишь, Владимир? Плоть женщины и плоть мужчины в единое слились, в тебе объединились, и Дух двоих в единый слился Дух.
— А для чего ж тогда твердят, трактаты пишут, что женщина, а что мужчина есть и кто из них сильнее, кто главнее?
— Подумай сам, кто хочет и с какою целью твою осознанность, твоё сознание, что изначально всем Создатель дал, догматом заменить своим?
— А вдруг кому-то больше дал Создатель, и он, учитель, стремится поделиться мудростью своей со всеми?
— У каждого росточка на Земле, у семени берёзки, Кедра и цветка есть информация Создателя сполна. Так как же мысль тебе прийти смогла, что Высшему Творению своему Создатель мог помыслить недодать чего-то? Что может быть обидней для Отца подобного упрёка?
— Да что ты, я никого не упрекаю. Я просто про себя, так, как бы, размышляю.
Кто ты, Анастасия?
Прежде чем задать Анастасии этот вопрос, я внимательно посмотрел на неё. Вот сидит передо мной женщина, молодая, красивая, внешне почти ничем не отличается от людей нашей цивилизации. Разве что ощущаемой даже внешне какой-то лёгкостью во всём её теле, лёгкость в позе, жестах, а тем более, когда встаёт и идёт. Всё это она делает с какой-то необычной лёгкостью.
Грузная, тяжёлая походка пожилого человека значительно отличается от движений молодого, энергичного, жизнерадостного человека. Но таково же отличие движений и походки Анастасии от даже молодого спортсмена.
Кажется, она легка, как пушинка, и, в то же время, она — сильна физически. Свободно пронесла тяжёлый мой рюкзак пятнадцать километров, при этом, ещё мне помогала идти.
Во время коротких привалов не лежала, не присаживалась в изнеможении, а двигалась, то отбегала собирать траву, то ногу мою разминала. И всё это с лёгкостью, весёлостью, улыбкой. И откуда столько жизнерадостности в ней?
Попробуйте когда-нибудь обратить внимание на поток прохожих, идущих по улице, на их лица. Я обращал. Почти все они сосредоточенны, удручены или пасмурны. Особенно, когда один человек идёт.
И вроде бы ноши никакой тяжёлой не несёт, и одет прилично, явно не голодает, потому что сигареты дорогие курит, а на лице печать напряжения, тяжёлых дум, и так у многих, у большинства.
А она всё время радуется. И солнцу, и травинкам, дождику и туче, ну как ребёнок беззаботный счастьем светится всё время, и даже когда о серьёзных говоришь с ней делах, она не бывает грустной.
Вот и сейчас... Нет, вот сейчас не очень характерен вид её. Анастасия сидела чуть с наклонённой головой и опущенными ресницами, словно смутилась или чуть взгрустнула, будто почувствовала, о чём я хочу её спросить. Но всё равно спрошу:
— Ты, если письма все просмотришь, Анастасия, сможешь убедиться, как по-разному тебя называют, и инопланетянкой тоже называют. В книге своей известная писатель-психолог, исследователь Лаврова тебя назвала биологом внеземной цивилизации.
Простые читатели Богиней называют, правда, странно при этом ведут себя, пишут так, словно другу близкому. Ты, наверное, первая, кого называют Богиней, но не поклоняются, а говорят, как с близким другом.
Учёные, руководители духовных конфессий в своём большинстве тебя сущностью называют, высокой сущностью, самодовлеющей субстанцией.
Я вот общаюсь с тобой, книжку о наших встречах написал, а не могу понять, кто ты. Ты сама чётко, внятно можешь пояснить мне, кто ты?
— Владимир, сам кого во мне ты видишь? — спросила Анастасия, не поднимая глаз. — И почему так важно для тебя, что говорят другие?
— Вот в том и дело всё, что сам не знаю, что и вижу. Если честно тебе сказать...
— Ты говори, Владимир, честно, искренне, я постараюсь всё понять.
— Ну ладно, всё скажу... Когда первый раз тебя увидел, Анастасия, ты воспринималась простой женщиной. Когда шли в лес с тобой первый раз, отдыхать сели и ты до платья своего разделась, платок сняла, я увидел — ты красивая, влекущая к себе, ну, понимаешь, у нас таких называют сексуальными или сексапильными. Мне тогда с тобой... ну, сама понимаешь, что захотелось. Ты помнишь?
— Помню.
— Так вот теперь, может, из-за всех этих непонятностей, мне уже такого не хочется, даже когда обнажённой тебя вижу.
— Ты стал бояться меня, Владимир, да?
— Не то чтобы бояться, скорее, нет. Но какая-то непонятность получается. Вот сын родился, а ты всё дальше как-то становишься, и даже когда рядом, вот как сейчас, сидишь, всё равно не близкой, а далёкой кажешься. Такое ощущение. Всё время в голове стоит, что сущность ты какая-то.
— Пусть сущность я, но ты ведь тоже сущность.
— Нет. Я не сущность, меня никто так в письмах не назвал. И пусть ругают меня в письмах иногда читатели, зато никто не сомневается: я — человек.
— Прошу тебя, пойми, Владимир, я женщина, я тоже — человек.
— Говоришь, тоже человек, а элементарного не хочешь сделать. Не хочешь жить, как люди все живут. Весь мир. Все хотят квартиру иметь, мебель, машину — ты не хочешь.
От книжки деньги стали появляться, их больше скоро будет, давай куплю квартиру, мебель, машину, поедем вместе по святым местам и сына с собой возьмём.
Наша цивилизация сейчас храмы восстанавливает, монастыри, и в других странах много есть святынь, памятников исторических. А у тебя здесь ничего нет, никаких святынь, за что тебе держаться? Что терять?
— Владимир, здесь моё пространство, Создателя творение в первозданном виде. Моя прамамочка и мамочка моя, мои отцы своей любовью каждую травинку обласкали, величественный каждый Кедр тепло их помнит рук и взгляды.
И всех растений семена весной дают росточки. И в каждом зёрнышке, с Землёй соприкоснувшемся весной, вся информация Вселенной есть. И информация о том, что будет Свет увиден ими Благодатный.
И прорастает зёрнышко росточком, ему и солнышко старается помочь, и к человеку тянется росточек ещё за большим, чем у солнышка, за Благодатным Светом.
Так сотворил Создатель всё. Придумал, чтоб человек творить с ним дальше мог. Мои родители Создателя творения сохранили, Любви Пространство здесь! Родители его мне подарили.
Святее что на свете может быть Создателя творений, родителей, живой Любви, заполнивших собой Пространство?
Так каждый должен сделать человек — родитель. Рождённому ребёнку своему Пространство подарить Любви! Прекрасное, как материнская утроба, лишь только в нём счастливым сможет быть их будущий ребёнок, будущее их.
Святое место и Любви Пространство я сыну нашему дарю.
— Ты даришь от себя, а где моё Любви Пространство? Я что сыну подарить могу?
— Нарушена преемственности связь у многих. Но нить не порвана. С Создателем связующая нить и сразу всех и каждого в отдельности, и лишь понять, почувствовать необходимо каждому, тогда и свет, и силу каждый может обрести.
Владимир, ты расширь Любви Пространство. В том мире, где сейчас живёшь, Любви Пространство сотвори. Для сына нашего, для всех детей Земли, в Любви Пространство всю Землю преврати.
— Не понял. Чего ты хочешь от меня? Чтоб я всю Землю изменил?
— Да, я этого хочу!
— И чтоб любили все друг друга, войн не было, преступности и воздух чистым был? Вода?
— Пусть будет так на всей Земле.
— И лишь тогда будет считаться, что настоящий я отец, что сыну что-то дал?
— Только тогда отцом ты станешь, сыном уважаемым своим.
— А что ж, иначе он уважать меня не будет?
— За что, Владимир? За деяния свои какие ты уважение сына хочешь получить?
— А за то, за что отцов все дети в мире уважают. Отцы им жизнь дают.
— Какую жизнь? Когда ребёнок в мир приходит, где, в чём он свои радости находит? И почему в подаренном отцами мире несчастий столько происходит? В несчастьях этих должен жить и вновь рождённый, и здесь рожающий себя считает ни при чём. Так мы живём, и уважение получать себе желаем, и удивляемся, когда не получаем.
Поверь, Владимир, немногих из своих отцов по-настоящему их дети уважают. Вот почему, чуть повзрослев, родителей бросают, забывают, тем самым, пусть интуитивно, своих родителей они и обвиняют и сами их ошибку повторяют. Владимир, коль уважение сына хочешь заслужить, придётся мир тебе счастливым сотворить.
— Ах, так... Теперь понятно... — Я вскочил. Отчаяние и злоба в голове. Клубком сплетались мысли.
Теперь я понял, да и всем, надеюсь, ясно стало. Анастасия — фанатичная отшельница. Я сразу так предполагал, ещё при первой встрече. Пусть с необычными, непонятно откуда способностями, и, может быть, именно они, эти её способности, её Луч не дают соизмерять свои, я имею в виду, не дают соизмерять ей её возможности.
Вы помните, она сказала: «Я перенесу всех людей через отрезок времени тёмных сил». Да, видно, поняла сама, что не под силу ей такое сделать, и теперь меня, читателей она пытается втянуть в свою бесплодную мечту.
Я понял, наряду с фанатизмом, ненормальностью в ней присутствует и неимоверная хитрость и с помощью её она всё делает ради своей мечты!
Ребёнка родила, добилась, чтоб книжку написал теперь. Ну надо же сказать такое: «Чтоб сына уважение заслужить, мир переделай, в Любви Пространство весь мир преврати, сыну подари и детям всем...»
Она методично и тонко втягивает всех в свою мечту и передо мной всё усложняет задачу. Сначала книжку напиши, теперь Любви Пространство во всём мире делай, а дальше что?
Немало нам известно фанатов, мир пытавшихся менять, и где они сейчас? Растаяли, как дым. И вот очередная предо мной с опущенною головой, и всё туда же... Мир менять.
Я знал, что с ненормальными и фанатичными спорить бесполезно, что нужно успокоиться, уйти, но и сдержать себя не мог. И я сидящей ей с опущенным, как прежде, взором глаз всё высказал:
— Я понял, понял, кто ты. Ты — смесь сущности и человека. И ты хитра. До необычности хитра. Ну надо же, так тонко заплести интригу! Заставить книжку написать и как приманку родить сына.
Пыталась логикой своей нечеловечьей скрыть свой фанатизм, да только вот прокол случился у тебя. Прокольчик, понимаешь, получился. Пока писал я книжку, со многими людьми общался, много понял, мне читать давали много разных книг духовных. И я не знаю, что тебе о них известно, но я могу сказать одно.
Ещё тысячелетие и не одно назад на свете появлялись мудрецы великие, святые, теченья разные духовные их по сей день живут. Конфессий духовных разных на Земле больше двух тысяч, я слышал, в передаче по телевизору об этом говорили.
Все о добре твердят, как жить, всех учат, и каждый лидер нам твердит о том, что Истина лишь в нём. Святынь кругом полным полно, а толку что от говорилен их тысячелетних? От учений?
Я понял лишь одно: тысячелетия проходят, но не прекращается война. Война учений меж собою. Кто победит, тот прав считается, но ненадолго. Проходит время, новая война и новое учение побеждает.
Но вот на павших в той войне никто внимания не обращает. Да если напрямую всё сказать... Ты знаешь, кто ты, к чему меня и всех читателей зовёшь?..
Анастасия встала, в глаза спокойно смотрит мне и говорит:
— Не продолжай, пожалуйста, Владимир. Поверь, я знаю, дальше что ты можешь мне сказать. Давай сама скажу. Короче будут и без брани фразы.
— Сама? Ну-ка давай попробуй. И пусть без брани. Что я хотел сказать?
— Хотел сказать, Владимир, ты о том, что множество пророков на Земле, учителей. Учений разных много, и трудно разобраться тебе в них. Но я скажу, и ты понять всё сможешь, если понять захочешь.
Критерием, оценкой для всего ВОДА послужит. Всё с каждым днём грязней становится вода. И трудно воздухом дышать.
Чреду правителей мирских, каких бы храмов ни воздвигших, потомки будут вспоминать лишь тем, что грязь от них пришлось принять. И жизнь опасней с каждым днём, а мы живём.
Ты посчитал, Владимир, будто я одна из тех, кто всех учить пытается, как жить. Одна из тех, кто создаёт религию очередную, себя стараясь поставить во главе.
Но, уверяю, самости такой, что поначалу просветлённых всех потом сжигала, в себе не допущу. Я победить смогу и побеждаю! Остановлю чадящий смрадом дым заводов, поймут шахтёры, они не будут жилки рвать Земли.
Прошу вас, люди, поскорей профессии свои смените, все те профессии, что вред несут Земле — Создателя великому творенью.
Прошу вас, люди, поскорей поймите, никто не сможет на Земле счастливым быть, коль будет продолжать Земле вредить.
Ещё немного времени пройдёт, и у беды людской по всей Земле агония начнётся, сгорит сама она в своём огне.
Осознанность людская через отрезок времени тёмных сил людей перенесёт. Владимир, ты вокруг смотри, что помечтала я — уже вершится, мечта Вселенною подхвачена моя, она всем людям раздаётся, всё человечество уже над пропастью несётся, лишь сомневающийся в пропасть ту сорвётся.
Но человечество, поверь, Владимир, человечество спасётся. Увидят люди, кто такие дети, познают люди жизнь в раю. События в России не случайно происходят. Владимир, ты повнимательнее на события смотри. Я отменяю предречённый ад Земли.
— Но кто ты, кем себя сама считаешь?
— Ах, что же ты никак не понимаешь? Неверье собственной Душе в тебя вселили постулаты. Колдовка я, мечты и устремления мои бесплодны, так считаешь? Но мучают сомнения тебя, и веришь ты себе, и сам себе не веришь, и в том моя вина, как неумеха, я всё путано и непонятно говорю.
И люди, все, читает кто, меня простите, никак слог не могу найти, чтоб всем понятен был без исключенья. Прости, Владимир, подвела тебя, не все тобой написанное понимают, смеются над тобой.
Но как мне искупить вину свою? Придумала, коль хочешь, для тебя я фанатичку полную сыграю. Или собой предстану, как хочешь, так и понимай, но искренне поверь, я искренне добра хочу для всех людей, ты только это знай.
Пожалуйста, не хмурься, улыбнись, смотри, прекрасно всё вокруг. Себя не мучай, пусть ни в чём не будет тайны. И если легче для тебя меня наивною колдовкой воспринять, воспринимай такой, какою сам считаешь.
— Вот так-то лучше. Ясность есть. Так значит, ты во всё играешь?
— А ты игру мою Душой воспринимаешь?
— Игра с весельем быть должна.
— Конечно, прав ты в этом. Во всём должна быть лёгкость, простота, и я весёлой быть должна.
На глади озера и берегу сквозь тучки лучи солнышка блистали. Капли дождя на листики кустов, траву ложились, и на воде от капелек дождя круги сплетались. Анастасия, до этого говорившая с волнением и тихо, не отрываясь глядя мне в глаза, вдруг по сторонам взглянула, ладошками всплеснула, засмеялась.
Смех звонкий, заразительный, манящий по веткам Кедров, берегу и глади озера разлился. Она в восторге детском кружиться стала в редких капельках дождя и хохотала, как ребёнок, хохотала. Но каждые минуты три свой прерывала танец огневой.
Я видел, на лице её пылавшем то ли в дождинках, то ли в слезинках солнышка лучи играли. Всё замирало вдруг вокруг, и звонкие, уверенно-отчаянные фразы Анастасии пространство заполняли, уносились ввысь.
И воздух над тайгою голубее становился, и птицы умолкали. Как будто птицы прислушивались все, как Анастасии фразы в пространство улетали.
— Эй, вы, пророки! Тысячелетия твердящие о безысходности и бренности земного бытия, людей пугающие адом и судом. Смирите пыл свой, вы повинны в том, что понимает Небо человек с трудом.
Эй, Нострадамус! Не предсказал ты, Нострадамус, а создал своею мыслью даты страшных катаклизм Земли. Заставил многих ты людей себе поверить и, тем самым, их мысли для воплощения страшного включил.
Витает над планетой мысль твоя, пророчеством и безысходностью людей пугая, но ей теперь не воплотиться. Пусть мысль твоя с моей сразится. Конечно, ты заранее всё знаешь, и потому так быстро ты сбегаешь.
Эй, вы, себя назвавшие учителями Душ людских! Учителя, внушить пытающиеся человеку, что слаб он Духом, ничего не знает и только вам, как избранным все Истины доступны. И только через поклонение вам доступен Божий глас и Истина вселенского созданья.
Смирите пыл, теперь пусть знают все: Создатель каждому даёт всё изначально, и лишь не нужно закрывать тьмой постулатов, тьмой вымыслов, гордыне собственной в угоду, Создателя великие творения.
Не стойте между Богом и людьми. Сам с каждым хочет говорить Отец. Посредников Отец не знает.
Есть изначально Истина у каждого в Душе. Сейчас, сегодня, а не завтра пусть будет счастлив каждый человек! Создатель счастьем заполнял мгновение каждое и каждый век. И в помыслах Его нет места для мучений любимого дитя.
Она играла! Так вдохновенно! Так отчаянно играла! Конечно же, она играет, но почему над нею в небе над тайгой какой-то необычный свет сияет? Как будто небеса записывать могли все фразы, что вдохновенно и отчаянно с Земли отшельница таёжная бросает:
— Эй, предсказатели веков, тьму человеку предрекавшие, тем самым, сотворившие и тьму, и ад. О, как старательно эгрегор свой подпитывали вы, пугая человека от имени Отца. Давайте, вот я.
Все сюда. Сожгу Лучом в одно мгновение тьмы постулатов вековых. Вся злоба на Земле, оставь дела свои, ко мне рванись, сразись со мной, попробуй.
Но вы, воители всех вер, ведь это вы все войны создавали. Теперь о войнах не мечтайте. За интересы меркантильные свои обманом мракобесия людей в войну не вовлекайте. Я одна пред вами. Победите. Чтоб победить, все на меня идите. Сражение будет без сражения, помогут в том служители всех вер.
Прамамочки мои, мои отцы, Свет Истинный первоистоков вселите в них. Отдайте всё, что для меня так бережно хранили. Раздайте всем, кто может Свет принять.
Пусть зло само с собой сражается и с моей плотью, не с Душой. Я Душу людям всю отдам свою. Я в людях выстою Душой своею. Готовься, злобное, уйди с Земли, набросься на меня!
Я человек! Я че-ло-ве-к пер-во-ис-то-ков. Анастасия я. И я тебя сильнее.
— Оставь, зачем сама нечистых всех зовешь? — включился я, считая, будто продолжается какая-то игра.
— Владимир, ты не бойся их, они трусливы. К тому же, сам сказал, что я хитра. Хитра? И пусть хитра. Я их перехитрила. Они смеялись над тобой, считали вымыслом меня, а я тем временем творила и силу, что с первоистоков пронесли прамамочки мои, мои отцы, я многим людям раздарила!
Она ногой притопнула, и засмеялась звонко, и закружилась снова, словно балерина. И я, игрой увлёкшись, стал поддерживать её морально.
— Тогда давай, Анастасия, жги! Пусть зло Земли всё бросится к тебе, а ты его сожги! Ты только осторожнее при этом, не погибни.
— Им для моей погибели, Владимир, земных оставить много дел придётся. Душ множество людских освобождая от оков своих.
Но если и погибну, всё равно вершится то, уже о чём я помечтала. Вселенской арфы струны мелодией счастливою звучат, людские Души слышат их. Они их понимают!
Звучи, Вселенная! Счастливою мелодией звучи! Для них, для всех людей Земли. Пусть все мелодию Души познают!
Людские Души лучики свои Земле, уставшей от невзгод, смотри, Владимир, направляют.
С этими словами Анастасия подбежала к целлофановому мешку с письмами читателей, опустилась на колени и положила руки на пакет. И, восхищенно радуясь, словно ребёнок, говорила:
— Когда у пожилого человека, солдата, побывавшего в бою, твою читая книжку, вдруг возникли слезы. Когда у мамы молодой иное отношение к рождённому ребёнку появилось. И девочка, ей лет ещё двенадцать, всё поняла и станет жизнь любить.
Когда, смотри, вот парень молодой наркотики, сказал, не будет больше брать и к матери своей поехал. Когда из тюрем люди письма шлют, ты видишь, чувствуешь, как Души их поют, иную силу обретают...
То знаки те, что я нашла, и сочетания вселенских звуков их Души понимают, теперь и в них они звучат, они их принимают... Пока не все, но будет много их! И небеса об этом знают, и каждого с любовью ждут.
Смотри, смотри, как люди понимание своё стихами излагают.
Она так искренне радовалась и всё о письмах говорила, что засмотрелся я на эту сцену и подумал: «Что ж, пусть радуется, пусть в свою игру играет и верит в претворение мечты. Я напишу всем, что она играет. Сама придумывает всё и радостно самой от выдумок».
Хотел я успокоиться, и вдруг в сознании снова все смешалось. Считал всё выдумкой, фантазией её, но тут, представьте, было от чего «поехать крыше». Представьте, она о письмах говорила всё то, что было в них написано на самом деле... И даже в письмах тех, которые в тайгу я не привёз. Но как? Она ведь не читала их.
Остолбенело я смотрел и слушал, как она стихи произносила, что в конвертах были, чему-то радовалась вдруг иль озабоченно молчала, как будто письма все в одно мгновенье прочитала.
О письмах абсолютно точно говорила всё она. Всё точно... Точно! Стоп! Так значит, и до этого она всё точно излагала, не играла... Мечтала? Конечно же мечтала! Но и о книжке, о стихах, что сейчас пред нею, она ведь тоже раньше помечтала. И надо же, сбылись её мечты! Сбылись!
Вот книжка перед ней лежит, она материальна. Фантастика! Нет, это нереально! Читатель, неужель и ты в своих руках сейчас вот держишь материализовавшуюся в книжку частичку отчаянной отшельницы мечты! И что теперь? Неужто всё другое может воплотиться?
Когда от оцепенения отошёл, её спросил:
— Анастасия, как же ты узнала, что люди в письмах пишут? Как будто все их прочитала. И даже те, которые я не привез?
Анастасия повернулась, вся радостно сияя:
— Так это просто всё, смотри, как можно слышать речь Души...
И вдруг Анастасия замолчала. В молчании подошла ко мне спокойно и задумчиво сказала:
— Ответить на вопросы все несложно, но ведь ответ проблемы не снимает, ответ один другой вопрос рождает. Так и сегодня яблоко Адама человечество грызёт, не зная, что им насытиться нельзя. Меж тем, ответ в себе любой услышать может сам.
— А как узнает каждый сам, где правильный, а где не очень правильный ответ приходит?
— От Истины лишь самость людей всегда уводит. Владимир, выслушать меня попробуй.
Мы сели на траву рядом с пакетом писем. Я видел, как глаза её блестели, румянец вспыхнул на щеках, когда сказала:
— Я расскажу тебе о сотворении, Владимир, и тогда сам, каждый на свои вопросы ответы сможет дать. Пожалуйста, Владимир, ты послушай и напиши о сотворении Создателя великом. Послушай и Душой принять попробуй...
И начался рассказ Анастасии вдохновенный о сотворении... Но длинный он. И здесь не смог вместиться. Но лишь одно скажу: после него мне захотелось помолиться.
С уважением к вам, читатели, и
до встречи в следующей книге.
Владимир Мегре.