Контекст парадоксальной терапии

Диалектическая психология, как и гуманистическая, пред­ставляют собой попытку понять «целостность». Её приверженцы стараются открыть сложную сеть связей между явлениями. Данная точка зрения находит своё отражение в современной литературе, посвящённой теме диалектической психологии, значительная часть которой посвящена анализу связей между различного рода общественными, историческими, экономическими и психологическими явлениями. Наиболее точная система исследования диалектики изменения была предложена Ригелем (1975, 1976). Он считает, что развитие человека проходит одновременно на четырёх независимых друг от друга уровнях: а) внутреннем - биологическом; б) индивидуальном - психологическом; в) культурном - социологиче­ском; г) внешнем - физическом.

Два первых уровня относятся к «внутренней» диалектике, третий и четвёртый касаются «внешней» диалектики. По мнению Ригеля, когда на каком-либо уровне или же между уровнями проис­ходит десинхронизация, возникает кризис развития. Ликвидировать этот кризис можно путём синхронизации уровней.

Лица, обращающиеся за помощью к терапевту зачастую - а возможно и всегда - испытывают десинхронизацию между уровнями развития либо же в рамках какого-либо из уровней. Короче говоря, явления, которые мы обычно классифицируем как психопатологию или же жизненные трудности, возможно, являются проблемами развития, требующими «синхронизирующей реинтерпретации» (Ригель, 1976). К сожалению, Ригель не объясняет, что он имеет в виду под этим определением; он также не описывает способов ускорения хода этого процесса. Как нам кажется, синхронизирующая реинтерпретация учитывает, по крайней мере, два положения. Во-первых, следует рассмотреть все уровни развития. Как правило, десинхронизация касается двух либо более уровней, а одним из них почти всегда является культурно-социологический уровень. Мы не живём в вакууме, наши проблемы не появляются в вакууме, а поэтому и лечение не должно проходить в вакууме. Человек живёт в общественном контексте, которым чаще всего является семья. В семейной системе поведение не подчиняется правилам простой последовательности «причина-следствие» или же двунаправленной причинности. Поведение системы является продуктом сложной серии трансакций. Причинность здесь циркулярная. Поскольку асинхронизм возникает чаще всего в контексте семьи человека, можно рискнуть утверждать, что семейная и брачная терапии являются наиболее непосредственными формами интервенции. Проведенные исследования подтвердили эффективность такого подхода (Guerin, 1976; Gurmann, Kniskern, 1981) и выявили что, если индивидуальная терапия пациента, жалующегося на воз­никающие проблемы с.супругом, будет проводиться в пустоте, то это может вызвать ухудшение отношений с партнёром.

Теория причинности, к которой мы обращаемся, не представляет собой ничего нового в терапии семей. Она выходит из общей теории систем. Основы теории систем были созданы биологом Людвигом фон Берталанфи (1968). Он исходил из предположения, что система - это нечто большее, нежели сумма её составляющих, это «комплекс взаимодействующих элементов» (1968, стр.33). Фон Берталанфи считал, что семья представляет собой открытую систему, т.к. получает информацию извне (из-за пределов системы). В связи с этим находят проявление все особенности, открытой системы, а именно: целостность, внутренние связи и первоначальное равенство. Знание этих понятий облегчает концептуализацию семьи.

Первой особенностью открытой системы является целостность.Система не является свободным набором элементов. Она представляет собой набор взаимозависимых составляющих, функционирующих как единое целое. Систему по определению следует рассматривать в категориях отношений, существующих между её элементами. Каждый из этих элементов определяется остальными составляющими системы (напр., муж-жена). Третьей чертой системы является первоначальное равенство.Данное понятие означает, что одна и та же проблема может проявляться в различных формах и на разных уровнях. А следовательно, за данной проблемой можно наблюдать и диагностировать её множеством способов. Изменяется лишь содержание проблемы, но не сам процесс. Предположим, к примеру, что какая-то семья погружена в борьбу за власть. Конфликт между членами системы может касаться работы, школы, денег, детей, секса. Содержание проблемы относительно малосущественно. Важно то, кто с кем не соглашается и каким образом, а это можно определить, основываясь на наблюдении за каким-либо конфликтом между членами системы.

Анализ поведенческого процесса в системе (process aspects of the system's behavior) также выявляет, какие из уровней подверглись десинхронизации. С диалектической точки зрения диагноз и интервенция должны иметь системный характер - следует принять во внимание каждый из четырёх уровней развития.

Вторым положением является способ проведения синхронизирующей реинтерпретации. Согласно Ригеля, проблемы, касающиеся данного уровня, либо уровней, возникают по причине отсутствия синхронизации происходящих изменений. Человек переживает кризис развития, с которым он пытается бороться с помощью решений первой ступени. Но система требует проведения изменений второй ступени, перехода на качественно иной уровень функционирования. Кризис развития сигнализирует о трудностях семьи в начале нового этапа жизненного цикла. Применяемые до сих пор стратегии оказываются непригодными и их следует заменить новыми. Хейли (1973) и Вацлавик (1967, 1974) представили многочисленные примеры использования парадоксальных методов с целью вызова изменений второй ступени в жизненном цикле. Уикс и Райт (1979) разработали диалектическую теорию жизненного цикла семьи и доказали, что парадокс позволяет понять процесс развития, а также вызвать изменения в дисфункциональных системах поведения. Предложенная ими теория основывается на предположении, что кризисы развития, наступающие в жизненном цикле семьи следует решать с помощью изменений второй ступени. В большинстве случаев семья сама в состоянии совершить такого рода изменения. Однако когда члены семьи оказываются неспо­собными найти решение второй ступени, терапевт может исполь­зовать парадокс, чтобы помочь пациентам синхронизировать уров­ни развития.

СИМПТОМЫ

Во всех теориях психотерапии особое внимание уделяется феномену, называемому симптомом, или болезненным проявлением. Каждая из них определяет, чем является «симптом» и предлагает свой способ лечения. Большинство теорий психопатологии и психотерапии описывает симптомы как явления исключительно негативные. Согласно традиционному подходу, симптом - это неестественное поведение, странное, неконтролируемое, являющееся проявлением слабости. Это поведение воспринимается в качестве врага как носителем симптома, так и психотерапевтом. Из этого следует, что задачей пациента и терапевта является преодоление или «излечение» симптома.

Парадоксальная психотерапия предполагает, что симптом является «другом». Человек, представляющий такой подход, принимает симптом и сотрудничает с ним. Он идёт ему навстречу, вместо того, чтобы прятаться от него; он учится у него таким образом, каким можно чему-нибудь научиться из беседы с другом. Прежде чем мы представим парадоксальный взгляд на симптом, рас­смотрим его с перспективы трёх главных парадигм психологии, благодаря чему мы узнаем исторический контекст.

Исходя из психоаналитической парадигмы, симптомы являются отражением неосознаваемых конфликтов. Рыхляк (1973) считает, что в действительности аналитик ставит вопрос: «Каких два противоречивых стремления символизирует симптом?» (стр. 65). Развитие симптомов было представлено Фрейдом в трёхэтапной модели (Рыхляк, 1973). На первом этапе желанию, проявляемому «ид», противостоит противоположное желание со стороны «эго». Это может быть сильное, но подавляемое желание, ощущаемое сыном по отношению к матери (неразрешённый комплекс Эдипа). Затем происходит первоначальное вытеснение, результатом которого является фиксация. С приходом генитальной фазы происходит рост энергии либидо, которая разжигает подавленные ранее желания «ид». «Эго» уже не в состоянии противостоять вытесняемым мыслям. Желания выявляются в форме телесных или же невротических проявлений. Как пишет Фрейд, «симптом является символом и заменителем удовлетворения инстинктивных желаний, которые остаются ограниченными; он является следствием процесса вытеснения» (1959). Лечение симптома заключается в «переработке» вытесненного материала с помощью таких аналитических техник, как свободные ассоциации, анализ сновидений и т.д. (Хевенс, 1973).

Второй психологической парадигмой является бихевиоризм. Бихевиористы рассматривают симптом как неадаптированную (maladaptive) заученную реакцию. В отличие от психоаналитической интерпретации, бихевиористская теория не приписывает симптомам никакого значения и функций. Здесь симптом не связан с неосознанным конфликтом и ничего собой не символизирует. Бихевиористы приводят четыре механизма возникновения симптома (Calhoun, 1977). Во-первых, симптом может обнаружиться при дефиците или избытке поведенческих реакций. Во-вторых и в-третьих, он может свидетельствовать о неправильной связи между стимулом и реакцией (или неправильном контроле стимулов) - реакция (симптом) появляется без подходящего раздражителя, или же раздражитель не вызывает соответствующей реакции. И, наконец, иногда поведение (симптом) формируется надлежащей усилительной системой - такой, которая вызывает поведение, отличающееся от поведения обычного человека. В поведенческой терапии лечение концентрируется непосредственно на симптоме. Существует множество поведенческих стратегий, направленных на ликви­дацию симптома. Бихевиористы, без сомнения, считают симптом своим врагом и стараются избавится от него.

Третьей по счёту появилась экзистенционально-гуманистическая парадигма. Она не такая цельная, связная и систематизированная, как поведенческий или психоаналитический подходы. Поэтому сделать некие общие выводы относительно образа восприятия симптомов в данном случае значительно труднее, а может быть и вообще невозможно. Экзистенциально-гуманистическая психология концентрируется не столько на симптомах, сколько на том, что сдерживает, или блокирует пациента и не позволяет ему самореализоваться, т.е. принять самого себя таким, каков он есть, пойти на откровенный разговор и отыскать смысл жизни.

Наиболее ярким представителем гуманистической школы является Роджерс. Он считал (1951), что главным экзистенциальным симптомом является тревога. Когда структура «я» человека не согласуется с объективными данными, он чувствует себя подверженным опасности. Тревога (симптом) является реакцией на воспринимаемую опасность. В таком случае человек пытается опровергать несоответствие или же искажать его с помощью различных защитных механизмов. Экзистенциальные психологи боле благосклонно относятся к симптому, воспринимая его как определённую форму информации о пациенте. К примеру, Бинсвангер видит в симптоме сообщение, касающееся экзистенциальной ситуации личности (1958, стр. 213). Кроме того симптом должен являться для человека бегством или же «путём выхода» из жизненной си­туации (1963, стр. 462).

Из всех психологов-экзистенциалистов наиболее благосклонно к симптому относится Франкл. Его техника «парадоксального намерения» предполагает использование симптома как друга. Франкл выдвинул теорию: невроз вызывается механизмом обратной связи - реакцией на страх ожидания являются симптомы. Он утверждал, что «реакцией на данный симптом является фобия; фобия вызывает симптом, который в свою очередь усиливает фобию» (1959, стр. 130). По мнению Франкла, единственным способом разорвать этот замкнутый круг является применение техники парадоксального намерения. Экзистенциальная психология, в отличие от гуманистической, делает ударение на симптом как элемент социальной системы. Босс (1963) подчёркивает, что «мы не сможем во всей полноте и правильно понять ни одного патологиче­ского проявления, пока не признаем его нарушением в структуре социальных связей, из которых складывается экзистенция данного человека; все психиатрические диагнозы в сущности являются лишь социологическими утверждениями» (стр. 56).

Данный краткий обзор выявляет один интересный факт, а именно доказывает, что симптомы воспринимаются во всё более позитивном свете. Многие психологи, придерживающиеся экзистенциально-гуманистической ориентации, воспринимают симптомы таким же образом, что и приверженцы парадоксальной терапии. Возможно поводом к этому изменению послужило осознание того, что негативный ярлык способствует закреплению данного поведения по принципу самоисполняющегося предсказания (Розенталь, 1973). Такой ярлык оказывает влияние на поведение пациента, а также на то, каким образом он воспринимает его и как трактует ок­ружение. Кроме того, хотя ярлык может относиться к какому-то единичному аспекту поведения пациента, он распространяется на всю его личность. Итак, ребёнка лишённого возможности видеть, называют «слепым ребёнком». Данное обобщение ведёт к опущению и деформации козырей ребёнка. Во многих случаях негативные ярлыки распространяются не только на всю индивидуальность человека, но и на систему, в которой этот человек живёт. Ярлык шизофреника почти автоматически влечёт за собой предположение, что у человека «шизофреногенная» мать, и что в семье имеют место специфические, патогенные родительские интеракции.

Согласно парадоксальной парадигме, симптом трактуется как инструмент изменения именно потому, что его существовавшей до сих пор функцией было недопущение изменения в семейной системе. Короче говоря, парадоксальный подход предписывает симптом. Терапевт советует пациенту продолжать проявлять или даже преувеличивать свои симптомы. Естественно, существует много вариантов использования патологических проявлений в качестве инструментов изменения, о чём пойдёт речь в следующих разделах книги.

Помимо Вацлавика (1974) теорию симптомов предложил и другой пионер парадоксальной терапии - упоминавшийся в предыдущем разделе Милтон Эриксон. Он рассматривал симптом как избранный пациентом метод коммуникации с терапевтом. Поэтому он одобрял симптом, но давал ему такое определение, которое бы позволило изменить его. Его не интересовали «источники» симптома, он не пытался разъяснить пациенту динамику патологического проявления. Кроме того Эриксон отошёл от аналитической концепции замены симптома (symptom substitution). Он убедился в том, что после избавления от данного симптома пациент не заменял его другим; более того, избавление от одного болезненного проявления часто вело к излечению от остальных. Эриксон любил создавать такую терапевтическую ситуацию, в которой один симптом мог быть использован в лечении иных симптомов. Кроме того, он подходил к патологическому проявлению не как к составляющей болезни, а как к избранному пациентом способу, позволяющему ему справляться с самим собой и с окружающими людьми. Итак, Эриксон использовал системный подход. Он считал, что источник симптома следует искать в сети социальных контактов пациента. Концепции Эриксона, в особенности касающиеся восприятия симптомов, оказали огромное влияние на развитие парадоксальной терапии.

ДИАЛЕКТИКА СИМПТОМОВ

К пониманию симптомов следует подходить диалектически, используя категории полярности, противоположности или противоречия (Рыхляк, 1976). Из всего этого следует, что симптом может восприниматься негативно или позитивно - как друг или же как враг. Ранее нами указывалось, что до сих пор симптомы трактовались как негативное явление. Диалектическое мышление влияет на способ навешивания ярлыков - вместо того чтобы концентрироваться на обнаружении (а возможно и создании) «патологии» или слабости у пациента, мы начинаем делать акцент на его сильные стороны. Если навешенный на пациента ярлык исключительно негативен, с чем нам часто приходится сталкиваться в психиатрической документации, то мы получаем искажённый образ человеческой натуры. Диалектический взгляд на симптоматологию требует от нас пересмотра приоритетов. Мы должны задать себе следующие вопросы: «Каковы «активы» и «пассивы» пациента?», а также «Какую адаптационную роль выполняют его симптомы?»

Обретение способности находить и подчёркивать позитивы является лишь первым шагом в применении парадоксального подхода. Другим важным умением является переформулирование симптомов, т.е. навешивание на них новых, позитивных ярлыков. Иногда такого поведения оказывается достаточно для достижения положительного результата терапии. Позитивная оценка, данная какому-либо вызывающему опасение поведению пациента, порождает в нём не только позицию ожидания позитивных изменений, но и чувство контроля над этим поведением. Ленфильд (1975) приводит следующий пример: если пациент пребывает в полном замешательстве и по этой причине чувствует себя ещё более бессильным, терапевт может заявить, что это замешательство является предвестником недалёкого перелома в терапии. Данное утверждение помогает пациенту принять собственное душевное состояние, что позволяет ему начать работать над соответствующей проблемой. Кроме того, пациент начинает ожидать некоего позитивного изменения.

По утверждению Фельдмана (1976) метод навешивания нового ярлыка вытекает из парадоксального подхода. Уикс (1977) доказывает, что данный подход основывается на парадоксальной терапии изменения, а следовательно, данная теория также лежит в основе рассматриваемой техники. Единственное различие между техникой навешивания новых ярлыков и парадоксальной терапией (или же парадоксальным приказом) заключается в том, что первая интервенция является косвенной, а вторая - непосредственной. Другими словами, в случае парадоксальной директивы терапевт может совершенно чётко сказать пациенту, чтобы тот продолжал вести себя, как вёл, или же чтобы он не изменялся. Навешивание позитивного ярлыка несёт в себе то же сообщение, но делается это опосредованно. Так происходит потому, что каждое так называемое «нежелательное» поведение после придания ему позитивного ярлыка становится «желаемым». К примеру, замена ярлыка «замешательства» на «предсказание перелома в развитии» равнозначно разрешению испытывать чувство хаоса. В обоих случаях предполагается, что усиление поведения, которое пациент хотел бы изменить, является инструментом изменения.