Глава 3. Преступная цепочка 8 страница

Припомнив некоторые детали этого явления, он объясняет мне:

— Тут ещё задействован особый природный механизм, который не допускает спаривания даже между животными, если они испытывают друг к другу привязанность. Но — заметь! — отнюдь не из-за родства.

И я, подхватив его мысль, пытаюсь развить её:

— Другими словами, родные люди или животные, которых разлучили в раннем детстве, в дальнейшем не испытывают никакого эмоционального барьера и без всяких комплексов спариваются между собою.

Он с готовностью подтверждает:

— А как бы иначе животноводам удалось без помощи спаривания между близкородственными особями добиться хороших результатов в выведении новых пород?

Тогда я спрашиваю:

— Братан, а ты не замечаешь аналогии?

И поясняю:

— Выходит, это неспроста, что у нас в ельне детей с первого же дня воспитывают в интернатах?

Хмыкнув, он соглашается:

— Да. Своих родителей, братьев и сестёр мы не запечатлеваем, и не имеем к ним никакого эмоционального привыкания и привязанности.

Однако кое от чего я прихожу в недоумение:

— Но для меня в таком разе по-прежнему остаётся непонятным, почему практика кровосмешений не встречается, как ты сказал, на всём протяжении задокументированного исторического прошлого?

И, укоризненно взглянув на меня, он разъясняет:

— Я ведь уже говорил об этом. Считалось, что Близкородственное спаривание приведёт людей к их биологическому вырождению. К тому же внутреннее соперничество могло привести к разрушению семей. Хотя, конечно, были и другие интересы. Например, посредством браков заключались выгодные политические и хозяйственные союзы. Но при этом надо отметить, что для особ королевской крови всегда делалось исключение — для них кровосмешение являлось событием вполне заурядным. И даже закат Римской империи объясняют расцветом Кровосмесительных спариваний в высших кругах общества.

И тут я восклицаю:

— Вот! Видишь! Практика Кровосмесительных спариваний всё-таки существовала! Я так и думал! А ты мне зачем-то твердил тут: «Не было этого! Не было!»

На эти слова Ворчун отзывается возмущением:

— Я этого не утверждал! Я просто сообщил тебе о том, что человечество, как обычно, декларировало одно, а делало совсем другое. И существует масса упоминаний о фактах этого «преступного», по понятиям тех эпох, спаривания.

Услышав это, я требую подробностей:

— Например?

И он начинает рассказывать:

— В древности весь мир был условно поделён на «западный» и «восточный». И в обеих этих частях мира Кровосмесительное спаривание находилось под запретом. Но если западный мир, не желая «потерять лица», старался скрывать информацию о существовании у себя такого явления, то восточный — легкомысленно позволял ей просачиваться. К примеру, старая индийская пословица гласит: «Если девочка девственна в десять лет, значит, у неё нет ни братьев, ни кузенов, ни отца». И существуют воспоминания одной индийской девочки, как после достижения ею четырёх лет она каждую ночь по очереди спала с разными её дядями. Следовательно, Кровосмесительное спаривание в Индии являлось правилом, а не исключением. То же самое относилось к Китаю и Японии. С сыновьями спали японские матери, в то время как их отцы где-то в другом месте спаривались с другими женщинами — ведь Внебрачное спаривание являлось традиционным для женатых мужчин их общества. Имеется множество показаний, как всё это происходило. Мать, увидев самоудовлетворяющегося сына, говорила ему: «Если будешь делать это один, твой интеллект снизится. Я помогу тебе». — Или: «Ты не сможешь научиться этому, если не будешь спариваться. Ты можешь воспользоваться моим телом». — Или ещё: «Я не хочу, чтобы ты нажил неприятностей с какой-нибудь девицею. Лучше уж спаривайся со мною».

Ошеломлённый, я перебиваю Ворчуна:

— Слушай, братан! Они что? Все жили семьями? Как наши андеграунды?

И он подтверждает:

— Да.

А затем продолжает:

— Ты хотел узнать о примерах Кровосмесительного спаривания в древности? Так вот, слушай дальше! У предков арабов мальчики не только занимались проституцией, но и вступали в браки с мужчинами-родственниками. Даже их женщины сетовали: «Они убивают друг друга из-за мальчиков, а из-за нас — никогда». А так называемые святые утверждали, что поглощение их семени необходимо сыновьям, чтобы впитать духовную мощь. И там же родители ласкали спары младенцам, чтобы «сделать их больше и сильнее». К примеру, есть масса вот таких мужских признаний: «Взгляд хорошенького мальчика очень волнует и чертовски искушает». — Или такие: «Мужчина никогда не уснёт ночью в одном доме с безбородыми мальчиками». — Есть и ещё: «Не усидеть подле сыновей, ибо лицами они подобны девам и даже более соблазнительны».

Когда он умолкает, я озадаченно произношу:

— Даже и не знаю, что тут сказать!

А Ворчун свой рассказ ведёт дальше:

— И вот только что ты сам напомнил о наших андеграундах. Так знай: если у нас, в ельне, Кровосмесительное спаривание — это разовая ритуальная акция, то у них оно зачастую принимает форму брака. И у меня есть такие видеозаписи. Хочешь посмотреть?

И, не дожидаясь моего согласия, он активизирует свой внешний коммуникатор, который разворачивает перед нами голографический экран.

…Появляется видеоизображение чиновника в униформе Госбанды по делам населения, ведущего допрос пары андеграундов. Сначала этот строгий чиновник задаёт вопрос женщине:

— Верно ли я понял, что ты никогда не была замужем?

Она отвечает:

— Да, уважаемый урка.

И начинает оправдываться:

— Это из-за того, что в молодости я по глупости лишалась девственности, а потом не сумела скопить на штраф за её потерю.

Указывая на мужчину, чиновник спрашивает у неё:

— Ответь, для чего ты родила сына? Вот его. Ведь это незаконно.

Она сообщает:

— У меня высокий уровень полового влечения и я забеременела. Но я ведь не русская маня и не способна «консервировать» зачатый плод. И я сохранила зародыша, так как знала, что он обладает всеми правами личности с момента зачатия, и что аборт приравнивается к убийству. Ведь так?

Чиновник подтверждает:

— Да. За аборт тебя бы казнили. Ибо закон гласит: «Новое поколение ценнее предыдущего».

А затем произносит:

— Но ведь ты могла бы обратиться в нашу Госбанду, где у тебя изъяли бы зародыша и отправили бы его на искусственное созревание, а тебя саму стерилизовали бы. Поэтому, я считаю, что ты так и не ответила на поставленный вопрос. Итак, повторяю: для чего ты его родила?

И она признаётся:

— Мне был нужен партнёр для Эффективного спаривания.

Чиновник продолжает её допрашивать:

— В каком возрасте он был, когда ты начала использовать его для спаривания?

Андеграундка отвечает:

— С семи лет я за сладости приучала его ласкать мой похотник. А на шестнадцатилетие сделала ему подарок — приласкала ртом его спар. Ну, а после этого мы начали заниматься Эффективным спариванием…

А когда чиновник принимается выяснять у андеграундки, кто помогал ей зарегистрировать незаконнорожденного ребёнка, Ворчун прерывает эту видеозапись и активизирует другую.

…На экране перед тем же самым чиновником находятся уже трое андеграундов: две женщины и мужчина.

Указывает на одну из андеграундок, чиновник спрашивает у другой:

— Ты обвиняешь своего мужа в измене? Он изменил тебе с нею? Со своей матерью?

И эта женщина заявляет:

— Да! И я требую развода!

Чиновник задаёт вопрос второй андеграундке:

— Как это произошло в первый раз?

Та отвечает:

— Я не помню, как это происходило. Мы все трое были сильно пьяны и спали в одной комнате. А когда я проснулась, то увидела, что лежу без трусов, а рядом он, и тоже без трусов. Наверное, ночью он перепутал нас.

Чиновник допытывается:

— И как ты повела себя дальше?

Она рассказывает:

— К тому моменту я уже долгое время была в разводе, потому что мы с бывшим мужем перестали испытывать друг к другу половое влечение.

И указывает на мужчину:

— Поэтому не удержалась и стала ласкать его. Он ответил, и у нас всё началось.

Чиновник обращается к мужчине:

— А что скажешь ты?

Тот указывает на свою жену:

— У нас с нею уже давно возникли половые проблемы. Мы стали быстро терять былое половое влечение друг к другу.

Чиновник спрашивает у него:

— И что ты предлагаешь?

Мужчина вновь указывает на жену и говорит:

— Нас с нею лучше всего развести.

А затем кивает на свою мать:

— А с нею — зарегистрировать новый брак. Потому что я испытываю к ней такое сильное половое влечение, какого не было ни к кому другому. Я уже и на штраф скопил…

Ворчун блокирует свой внешний коммуникатор, и экран вместе с изображением исчезает. Промелькнувшие кадры видеозаписи оставляют после себя тягостное впечатление, и мы оба молчим.

Затем Ворчун нарушает затянувшуюся паузу словами:

— Ну, и что ты, братан, думаешь обо всём этом?

И я констатирую:

— Судя по видеозаписи, я вижу, что в среде андеграундов не всё благополучно. К Кровосмесительному спариванию их подталкивает бедность. У них нет кредитов ни на штрафы за потерю девственности, ни на покупку мозгограмм Эффективного спаривания второго и последующих уровней.

Ворчун, взрываясь, восклицает:

— А кто в этом виноват? Неужели за триста лет жизни они не могут скопить на это?

Но я примирительным тоном говорю ему:

— Ну, чего ты завёлся так, братан? Какое нам дело до них? У них ведь там творится чёрте что! Мало того, что живут семьями, но доходит даже до того, что в одних апартаментах проживает вместе — аж! — двенадцать поколений.

И он, улыбнувшись, недоумевает:

— А, действительно, чего я завёлся? Среди пяти миллиардов пар андеграундов всякое может происходить. Чему тут удивляться?

Я принимаюсь смеяться:

— И ты только представь себе все эти пять миллиардов горемычных пар, которые по триста лет вынуждены жить вместе! То ли дело мы! Мало кому из ельни удаётся прожить больше половины века! Так что эти андеграундские проблемы нас не касаются!

Заразившись моим смехом, он соглашается:

— Да. Нас хоть и в пять раз меньше, чем остального человечества, но за год в ельне людей рождается и умирает ровно столько же, сколько во всех подземных городах вместе взятых.

А я шучу:

— Надо подсказать им, чтобы они тоже регулировали свою численность в сражениях!

Преодолевая смех, Ворчун спрашивает:

— А за какие имения им сражаться?

И почти на полном серьёзе я предлагаю:

— Да хотя бы за свои апартаменты или за должности.

И ещё какое-то время мы ведём подобные отвлечённые разговоры. Но, в конце концов, всё-таки возвращаемся к первоначальной теме.

Уставившись в столешницу и тяжело покачивая головою, Ворчун произносит:

— Раз уж нам с тобою исполнилось по двадцати одному году, то деваться некуда — придётся всё довести до конца и стать урками.

А я, желая избавиться от гнетущего чувства, предлагаю:

— Давай, прогуляемся внизу у андеграундов. Возможно, это нас хоть как-то подготовит. Психологически.

На что он с радостью соглашается:

— Пойдём! Ведь у них, несмотря ни на что, половые отношения намного проще. Например, там повсюду дефилируют женщины в обтягивающих одеждах, непрерывно демонстрируя атрибуты своей физиологической власти.

Улыбаясь, я дополняю его:

— Да, да! Своим поведением они имитируют течку и гипнотизируют мужчин как кошки мартовских котов!

И мы с ним перемещаемся на пятнадцатый горизонт Поганграда. Тут повсюду кипят общественные волнения. Ходят толпы людей и призывают друг друга к каким-то действиям. А мы с Ворчуном, как это всегда тут бывает с нами, первым делом обращаем внимание на фигуры андеграундок.

Вертя головою, Ворчун указывает мне:

— Смотри! Смотри! У них соотношение ширины плеч и бёдер один к двум, причём в пользу последних!

Но я с этим не согласен:

— Какое ещё один к двум? Да ты вон на ту посмотри! Она хоть и в облегающем трико, а выглядит так, будто бы на ней галифе старинного кавалериста!

Ворчун усмехается:

— Если уж вспоминать о древности, то тут нелишнею будет поговорка: «Чем сильнее женщину распирает плоть, тем короче её Камасутра»!

Фыркая от презрения, я отмечаю:

— И, вообще, эта женщина напоминает мне гусеницу!

Ворчун поддерживает меня:

— Точно! А бюст она лишь имитирует. Надела лифчик на один из валиков жира — и рада!

Я продолжаю критиковать эту несчастную андеграундку:

— Да и ноги у неё некрасивые! Колени начинаются там, где у других ещё лодыжки.

Но Ворчуну это, в конце концов, надоедает и он восклицает:

— Да брось ты её! Вон лучше на ту посмотри! Какова? Манкая?

Я одобряю его выбор и восхищаюсь:

— Да, манкая! Вид её ног оставляет приятное впечатление, даже несмотря на подошву-платформу, которая и создаёт эту иллюзию их удлинения.

Не переставая вертеть своей головою, словно боясь упустить кого-то, Ворчун, перекрикивая шум толпы, наклоняется к моему уху:

— А посмотри на ту! Как гордо она несёт себя на высоких каблучках!

Оглядев андеграундку критически, я даю ей удовлетворительную оценку:

— В, общем-то, она ничего. Хотя полусогнутые колени и выдают её неуклюжесть.

Но Ворчун уже отпускает воздушные поцелуи в сторону другой андеграундки:

— А вон та девица в сандалиях, хороша?

Но я критикую и её:

— Мне кажется, такие лёгкие сандалии совершенно не гармонируют с грубыми ремешками, которыми она обмотана по самые колени. Эти ремешки выглядят такими крепкими, что, наверное, использовались ещё для пыльных сапог древнеримских легионеров.

И так беспечно переговариваясь, мы постепенно привыкаем к миру андеграундов.

А когда мы немного успокаиваемся, Ворчун замечает:

— Никак не могу без напряжения относиться к тому, что все они скалят зубы, когда улыбаются. Ведь мы, русские, делаем так лишь когда хотим напугать.

Я смеюсь:

— Показывать зубы — это привилегия диких животных и андеграундов!

Затем, обернувшись к Ворчуну, который отстал от меня, я спрашиваю:

— Ты чего, братан?

Он объясняет:

— Увидел тут одну. У неё такие мелкие черты лица, что пришлось специально притормозить, чтобы разглядеть их.

А я зову его:

— Смотри-ка! Смотри! Какие губастенькие!

Но он отмахивается:

— Сразу понятно, над их губами потрудилась не Природа, а пластические хирурги.

Выражая согласие, я восклицаю:

— Да уж!

И прибавляю:

— Верно кем-то замечено, что есть такие андеграундки, которым лица не нужны — они только портят их фигуры.

А Ворчун вдруг заинтересовывается женщиною, у которой кончики волос почти касаются плеч, благодаря чему она резко выделяется среди других андеграундок низшего сословия с их короткими стрижками. Указывая на неё, он произносит:

— А вот если бы они могли носить такие же длинные волосы, как наши мани, то выглядели бы вполне манкими. Видишь вон ту иудейку? Погляди, как выигрышно она смотрится!

Но моё внимание неожиданно обращается на мужчин, большинство из которых, судя по наголо бритым головам, принадлежат к двум низших сословиям. И лишь кое-где среди них мелькают короткие стрижки иудеев из сословия «от семени Давидова». И я восклицаю:

— Странно! Все они носят обтягивающие одежды, но если мужики при этом выглядят смешно, то женщины — очень даже привлекательно!

Ворчун произносит:

— Во-первых, мы в своих шароварах для них, скорее всего, тоже смешны. А во-вторых, женщины в таких одеждах тебя привлекают потому, что выглядят голыми. Но это дело вкуса. Например, я, зная, что под широкими юбками наших русских мань нет никакого белья, так сильно заставляю работать свою фантазию, что даже самые оголённые андеграундки при этом выглядят очень бледно.

Рядом с нами трётся какой-то подозрительный мужчина. Разглядываю его через экран своего ика и вижу, что вторая буква у него «К». А это значит, что он из сословия «культура и искусство», то есть магометанин. И этот магометанин, решив принять участие в нашем разговоре, говорит:

— Ещё неизвестно, что хуже — бесформенная юбка и чадра или непрерывная физиологическая провокация задниц, обтянутых узкими штанишками!

Ворчун поощряет его:

— Верно говоришь, дег!

Но при этом смотрит на него так пристально, что андеграунд решает за благо для себя ретироваться в самую гущу толпы.

А я продолжаю рассматривать одежды обитателей царства Давидова:

— Интересно! А такие тесные штаны и бельё им ничего не натирают?

Но Ворчун напоминает мне:

— Не забывай, братан, что носить такие же как у нас шаровары им попросту запрещено. Так же как длинные волосы, усы и бороды.

И тут вдруг появляются несколько десятков рослых русских мань с развевающимися ниже плеч волосами и одетыми в чёрную униформу Госбанды общественного порядка — широкие штаны и курточки. Это начинается бандитская облава.

Андеграунды разбегаются, высмеивая на ходу наших бандиток:

— А вот появились женщины, которых брюки «омужичивают»!

И ещё они язвят, подозревая наших женщин в неэстетичном телосложении:

— У них всех, наверное, очень кривые ноги! Поэтому они и прячут их в широких гачах!

Но нас с Ворчуном всё происходящее касается мало. Ведь мы, русские, отличаемся от андеграундов не только высоким ростом, но и скоростью реакции. Не обращая внимания на людское скопище и не прилагая особых усилий, мы с ним прокладываем путь к своей цели.

Но вот какой-то сумасшедший андеграунд решает загородить нам дорогу. Он кричит, видимо, призывая на помощь своих приятелей:

— Тут русские!

Ворчун лениво интересуется у него:

— Дети есть?

Озадаченный андеграунд отвечает:

— Нет.

Ворчун со вздохом произносит:

— Значит, и не будет!

И наносит резкий пинок по промежности этого сумасшедшего.

Оставив за дверью шумную улицу, мы с Ворчуном вваливаемся в заведение, где происходит «Аукцион девственности», и располагаемся за невысокой перегородкою свободной кабинки. Золотистые узоры на стенах этого претенциозного помещения переливаются в лучах приятного приглушённого света, а вязкую тишину нарушает лишь еле слышная лёгкая музыка. Перед нами на столе сразу же появляются алкогольные напитки.

Просматривая анкету первой андеграундки, Ворчун удивляется:

— Так это разве не жених выставил на аукцион твою девственность?

И та, кокетливо поводя плечами, сообщает:

— Нет. Я сама решилась на это. Благодаря моей подруге.

Я перебиваю её:

— Сколько же тебе лет? Мне кажется, ты ещё слишком мала для этого. Судя по твоей голой ладе, тебе нет и двенадцати. А родные не будут мстить за твой позор?

Однако она, гордо вскинув голову, заявляет:

— Мне уже пятнадцать!

И дерзко демонстрирует нам все анатомические достоинства своего совершенного юного тела:

— Неужели вы, русские, не знаете, что без разрешения родителей меня просто не допустили бы к официальному аукциону? А что касается интимной поросли, то здесь внизу её почти ни у кого нет. Не растёт. Вот будут деньги — обязательно сделаю.

Я удивляюсь:

— Пятнадцать? Да к такому возрасту у наших девушек волосы по всему «треугольнику» уже такие же густые и длинные, как у взрослых женщин.

И, слегка шокированный её раскованным поведением, спрашиваю:

— А тебя что же? Совсем не смущает обнажаться вот так перед всякими?

Улыбаясь, она признаётся:

— Сначала немножко было. Но я выпила, и это быстро прошло.

Возвращаясь к началу разговора, Ворчун с затаённой брезгливостью любопытствует:

— А что сделала твоя подруга? Склонила тебя к Противоестественному спариванию?

И словоохотливая девчушка принимается рассказывать:

— Нет. Мы с нею — нормальные. Просто она старше меня на три года и уже ведёт свободную жизнь. Ведь у нас внизу после достижения восемнадцати лет власть родителей над детьми заканчивается.

Эта сторона быта андеграундов привлекает моё внимание, и я интересуюсь:

— И в чём же выражается эта свободная жизнь?

Она с готовностью отвечает:

— Можно посещает любые клубы, знакомиться с парнями и спариваться с ними. И подруга постоянно рассказывает мне о такой жизни.

А затем восторженно заявляет:

— Поэтому я так много об этом знаю! И, конечно же, сама тоже хочу всё попробовать!

Выслушав её, я недоумеваю:

— И для этого тебе нужно так много денег?

Она презрительно смеётся надо мною:

— Нет. Конечно, не для этого. С их помощью я откуплюсь от родителей и получу свободу.

А Ворчун грустным голосом спрашивает у неё:

— А что будет потом? Когда ты пресытишься этой своей свободою?

Однако она не понимает его:

— Когда это потом? Ведь у меня впереди почти триста лет счастья!

И я тоже подключаюсь к Ворчуну:

— А разве ты не собираешься заводить собственную семью? Ведь обратной дороги для тебя может и не быть. Как я слышал, на штраф за потерю девственности некоторые не могут скопить и за пятьдесят лет.

Девчушка даже изумляется:

— Семью? Зачем? Детей я не хочу. Ведь народу на Земле и без того больше, чем требуется.

Пытаясь достучаться до её сердца, Ворчун спрашивает:

— А каково тебе будет спариваться с совершенно чужим человеком?

И рассудительным тоном она говорит нам:

— Тут на аукционе это по любому будет приятнее. Лучше здесь в шикарной обстановке за большие деньги с приличным человеком, чем даром где-нибудь в грязной конуре.

Тогда Ворчун предпринимает последнюю попытку:

— Неужели нет парня, которого ты хотела бы полюбить?

Она капризно надувает губки:

— Это так скучно!

Покачав головою, Ворчун обращается уже ко мне:

— Братан! Тебе не жалко для неё пятисот кредитов? Ведь выглядит-то она достаточно свежей и аппетитною.

Но я отрицательно мотаю головой:

— Такой не поможет и тысяча. К тому же я не представляю, как можно спариваться с девицей, не имеющей никакой интимной поросли.

И Ворчун соглашается:

— Да, для меня она тоже не манкая.

А затем кривится:

— И ещё мне кажется, что этот Аукцион девственности — это проституция, то есть противозаконное деяние. Странно, что его ещё не запретили, а участников не подвергли преследованию. Хотя имеется у меня догадка, что всё это устроено специально. Что Госбанда по делам населения для сдерживания половой распущенности через такие вот заведения распространяет всё новые и новые трудноизлечимые венерические болезни.

Поддерживая его, я киваю головой и говорю:

— Не вижу смысла оставаться здесь дальше, да и к Ритуальному спариванию это нас никак не подготовит.

Глубоко вздохнув и набравшись решимости, Ворчун предлагает:

— Тогда, может, попробуем реальное изнасилование? Ты что-нибудь слышал о заведении под названием «Рулетка любви»?

Я уточняю:

— «Ромашка»?

И говорю:

— Да. Некоторые жиганы рассказывали об этом. Можно попробовать. Пошли.

А уже на улице я спрашиваю у Ворчуна:

— Это правда, что у всех андеграундок совершенно нет интимной поросли?

Ухмыльнувшись, он отвечает:

— Нет, это не правда. Пусть и в рудиментарном виде, но у некоторых она всё ещё сохранилась.

Немного помявшись, я интересуюсь:

— А как узнать, у кого она есть?

И он принимается объяснять мне:

— Надо смотреть на их причёски, а особенно на брови. И если ты эстет, то нелишне знать, что на лобках эта поросль всегда темнее и более кучерявая. Правда, многие андеграундки по глупости выщипывают себе брови, в результате чего те перестают являться индикаторами волосатости их лобков.

А я вдруг вспоминаю один из своих последних разговоров с уркаганом Волчарою.

— Слышал я, что всё дело в их неправильной одежде, из-за которой возникает парниковый эффект. И потому у них в промежности ничего не растёт.

Подумав секунду, Ворчун соглашается:

— Вполне может быть. Я тоже слышал что-то такое.

Наши внешние коммуникаторы мониторят ближайшие окрестности и зелёными мигающими стрелками указывают оптимальный маршрут к заведению под названием «Рулетка любви». И когда в конце этого пути таким же зелёным цветом начинает подсвечиваться входная дверь нужного нам здания, я активизирую озвучивание краткой характеристики объектов, и в моей голове раздаётся шелест безликого голоса:

— Здесь полная раскрепощённость половых инстинктов, плюс непредсказуемость в выборе партнёров.

Мы входим внутрь и не успеваем даже осмотреться, как к нам подскакивает служитель — бритоголовый андеграунд — и спрашивает у нас:

— Чего желают уважаемые жиганы?

Заглядывая ему за спину, я любопытствую:

— А что у тебя есть?

Он указывает рукою на ближайшее гигантское устройство из длинного ряда точно таких же и говорит:

— Здесь располагаются два колеса на горизонтальной оси, одно в другом. Во внешнем колесе, в специальных ячейках располагаются мужчины, а во внутреннем — женщины и мужчины-извращенцы. Внутреннее колесо совершает несколько оборотов и произвольно останавливается, тем самым создавая непредсказуемое сочетание пар любовников.

Ворчун перебивает его:

— Понятно. А что в других?

Служитель объясняет:

— Конструкция у всех одна и та же. Отличия лишь в составе участников. Делаются всевозможные подборки, как по половым признакам, так и по индивидуальным склонностям.

А я требую:

— Говори конкретнее!

И он рассказывает:

— Есть рулетки только с женщинами, а есть — только с мужчинами. И ещё много чего есть. К примеру, садомазохисты и им подобные извращенцы. Имеется даже подборка двойников знаменитостей. Хотя, вы, уважаемые жиганы, как я понимаю, желаете иного. Мы же не впервые принимаем русских гостей. Вас ведь не интересуют добровольцы?

Я смотрю на него с подозрением и произношу:

— Ты имеешь в виду блудниц, занимающихся проституцией?

Служитель испуганно восклицает:

— Что ты, уважаемый жиган! Наша корпорация свято чтит закон и не имеет никаких дел с блудницами!

И предлагает:

— Поэтому для изнасилований я могу предоставить вам свежую партию рабынь-банкротов. В угоду вкусам ельни этим женщинам сделана не только интимная поросль, но все они накачаны психотропными препаратами, вызывающими агрессию.

Мы с Ворчуном озадаченно переглядываемся.

И он спрашивает у меня:

— Ну, что? Попробуем?

Собрав в кулак всю свою решимость, я отвечаю:

— Раз уж пришли — надо пробовать!

В этом заведении много посетителей и большинство их знакомы между собою. Нас эти андеграунды провожают подозрительными взглядами, а мы слышим, как они переговариваются.

Один другому говорит:

— …Ведь от других же баб я получаю удовольствие. Что с нею-то не так?

И другой отвечает ему:

— Может, причина в том, что она — твоя жена?

Первый восклицает:

— Эх! Нормальный мужик понимает, для чего жена, а для чего любовница!

Второй со смехом отзывается на эти слова:

— И мечтает, чтобы они тоже стали нормальными, и чтобы тоже понимали это…

Между тем служитель подводит нас к одному из сооружений и предлагает мне занять пустую ячейку. Я вхожу туда, и дверь за моей спиною сразу же закрывается. Ощущаю, как моя ячейка опускается вниз и останавливается. Видимо, наверху такую же ячейку сейчас занимает Ворчун. Проходит немного времени и открывается боковая перегородка, соединяясь с другой ячейкою, где мечется коротковолосая андеграундка. Всё происходит очень быстро. Оскалив зубы, она бросается на меня, но наткнувшись на мой автоматически вскинувшийся кулак, падает и затихает. Я склоняюсь над её жалким, словно бы тряпичным тельцем и понимаю, что никакого продолжения мне уже не хочется. Вернувшись в свою ячейку, я нажимаю большую красную кнопку и возвращаюсь к служителю, рядом с которым стоит Ворчун.

Я спрашиваю у друга:

— Ты не пошёл туда, братан?

Он кривится:

— Вернулся оттуда за пять секунд перед тобою.

Понимающе хлопнув его по плечу, я говорю:

— Ладно, пошли отсюда.

Нам вдогонку раздаются оправдания служителя:

— Уважаемые жиганы, поймите: без психотропных препаратов получается ещё хуже!

А Ворчун, обращаясь ко мне, вдруг восклицает:

— Эх! Гулять — так гулять!

И, походя, стукает кулаком по стене:

— Давай, сегодня обойдём все злачные заведения Поганграда!

Переходя от заведения к заведению, мы постепенно накачиваемся алкоголем, и в моём сознании всё окончательно перепутывается. Голые тела, безумные улыбки — плоть и похоть. Но мало что запоминается. Помню лишь, как в одном месте мы попадаем на конкурс, где андеграундки борются за большую сумму кредитов. И приз получает та, которая первой приносит на рассмотрение жюри образец семенной жидкости кого-то из зрителей. А успокоение в этот день мы находим в заведении под названием «Управляемые грёзы». Там под воздействием какого-то наркотического средства люди предаются сладким видениям, выбрав предварительно тот или иной сценарий. При этом сохраняется довольно ясное сознание и свобода действий. Как выясняется позже, мы с Ворчуном, не сговариваясь, выбрали бои с манями, победными итогами которых стали Виртуальные спаривания.