Категория деятельности в психологии личности

В качестве конкретно-научной методологии изучения личности различные общепсихологические направления принимают принципы деятельностного подхода, в том числе и получивший свое конкретное воплощение в ряде исследований этого подхода принцип системности. В психологии понятие «деятельностный подход» чаще всего употребляется в двух значениях. В более широком смысле под деятельностным подходом понимается методологическое направление исследований, в основу которого положена категория предметной деятельности (К. Маркс). Это направление развивается в исследованиях большинства психологов, придерживающихся философской методологии марксизма. К их числу относятся основатели советской психологической науки Б. Г. Ананьев, Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин, А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, В. Н. Мясищев, Д. Б. Эльконин и С. Л. Рубинштейн. Особенно большой вклад в разработку деятельностного подхода внесен А. Н. Леонтьевым и С. Л. Рубинштейном. Деятельностный подход также нашел свое выражение в исследованиях таких зарубежных психологов, как Ж. Политцер, А. Валлон, Л. Сэв, Т. Томашевский, М. Форверг и др.

В более узком смысле «деятельностный подход» есть теория, рассматривающая психологию как науку о порождении, функционировании и структуре психического отражения в процессах деятельности индивидов (А. Н. Леонтьев).

При всех различиях в трактовке категории «деятельность»[55] подавляющая часть современных советских психологов признает тот факт, что без обращения к этой категории путь к конкретному изучению развития и формирования личности — вопросов о соотношении биологического и социального в жизни личности, механизмов регуляции социального поведения личности, ее творчества, способностей, характера, воспитания, коррекции отклонений личности и т. д. — будет закрыт. Разработка психологии личности в контексте методологии деятельностного подхода позволяет реализовать те требования к изучению человека, которые сформулированы на уровнях философской и общенаучной системной методологии, преодолеть антропоцентризм при исследовании личности. Введение категории деятельности в психологию меняет точку отсчета, с которой начинается построение общей теории и конкретных методов анализа развития и динамики поведения личности. На смену традиционному пониманию человеческого «Я» либо как некоего интегрирующего психические процессы начала либо «спрятанного под поверхностью кожи индивида», либо выступающего как идеальная метафизическая инстанция приходят представления о нескончаемой веренице рождения человека как личности в процессе его движения в системе общественных отношений, осуществляемого в деятельности и общении. Акцентируя происходящий в психологии переход изучения проблемы личности в иную систему координат, А. Н. Леонтьев писал: «Личность (...), ее коперниканское понимание: я свое «я» не в ceбe самом (его во мне видят другие), а вовне меня существующем — в собеседнике, в любимом, в природе, а также в компьютере, в Системе»[56].

В деятельностном подходе получают свое конкретное выражение исходные положения философской и общенаучной системной методологии изучения человека: для того чтобы изучить личность как активный «элемент» развивающейся системы, нужно выделить такое основание этой системы, которое определяет развитие и функционирование личности. Таким основанием является предметная деятельность. Именно деятельность, реализующая объективные общественные отношения человека в мире, представляет собой субстанцию личности. Следует подчеркнуть, что субстанция понимается в том смысле, который вкладывается в это понятие в диалектическом материализме. «... Материализм, — отмечает В. П. Кузьмин, — использует понятие субстанции и для раскрытия необходимой зависимости, связи между явлением и главным основанием данной группы явлений. Например, труд как субстанция стоимости»[57]. Точно так же, как труд, по К. Марксу, представляет собой материальное основание такого сверхчувственного системного образования, как стоимость, совокупность деятельностей, реализующих общественные отношения, выступает как «лестница» оснований для группы социальных системных качеств, обозначаемых понятием «личность». Если предметная совместная деятельность вводится в качестве метода анализа развития личности, то становится очевидной неадекватность статичного «вещного» понимания личности, ее структуры и утверждается, что основной формой существования личности является ее развитие.

В контексте деятельностного подхода к изучению психических явлений и личности человека предлагается следующее определение категории «деятельность»: деятельность представляет собой динамическую, саморазвивающуюся иерархическую систему взаимодействий субъекта с миром, в процессе которых происходит порождение психического образа, воплощение его в объекте, осуществление и преобразование опосредствованных психическим образом отношений субъекта в предметной действительности. Исторически для психологии характерны два следующих момента: а) введение положения о единстве психики и деятельности, исходно противопоставившего советскую психологию как различным вариантам психологии сознания, изучавшим «психику вне поведения», так и разным натуралистическим течениям поведенческой психологии, изучавшим «поведения вне психики»; б) введение принципов развития и историзма, воплощение которых в конкретных исследованиях эволюции психики и общественно-исторической природы психики человека необходимо предполагает обращение к деятельности как движущей силе развития психики человека и его личности.

В деятельностном подходе раскрывается положение о том, что анализ системы деятельностей, реализующих жизнь человека в обществе, приводит к раскрытию такого многоуровневого системного образования, как личность.

Любые попытки понимать личность вне контекста реального процесса взаимоотношений субъекта в мире с самого начала обессмысливают изучение ее сущности. Рассматривать личность вне анализа деятельности — значит сбрасывать со счетов ключевой для понимания любой саморазвивающейся системы вопрос, «для чего» (Н. А. Бернштейн) возникает личность как совершенно особая реальность. Эволюция образа жизни, развитие психики человека в филогенезе, социогенезе и онтогенезе приводят к появлению личности как особого «элемента» системы, обеспечивающего ориентировку в мире общественных отношений и преобразование образа жизни. Поэтому логическая операция изъятия личности из системы общества, из процесса взаимоотношений субъекта с миром, «потока» его деятельностей перекрывает дорогу к изучению закономерностей становления, развития и функционирования личности в предметной действительности.

Использование категории деятельности в психологии является тем методологическим средством, которое дает психологам возможность приступить к чтению книги человеческих сущностных сил, предметного бытия промышленности (К. Маркс), культуры, общества, а тем самым и сущности личности человека. В связи с этим для психологии личности имеют важное значение принципы анализа мира психических явлений, выработанные в русле деятельностного подхода в современной психологической науке. Деятельностный подход, опирающийся на философскую марксистскую методологию и общенаучную системную методологию, не отбрасывает принципы анализа психических явлений в других течениях психологической науки, а сохраняет и перерабатывает все ценное, найденное в разных направлениях развития психологической мысли. К числу принципов деятельностного подхода в психологии относятся принципы предметности, активности, неадаптивной природы деятельности субъекта, опосредствования, интериоризации (экстериоризации), а также принципы зависимости психического отражения от места отражаемого явления в структуре деятельности субъекта, развития и историзма.

Принцип объектной и предметной детерминации деятельности человека

При исследовании проявлений как организма, человека как индивида и человека как личности необходимо разграничивать объектную и предметную детерминацию проявлений жизни человека в разных системах.

Под объектной детерминацией понимаются различные виды физической стимуляции, непосредственно воздействующие на организм и воспринимаемые разными органами чувств человека. Объектная детерминация, обеспечивающая ориентировку человека в мире, является максимально беспристрастной, неизбирательной, индифферентной к смысловому содержанию раздражителя. Если на мгновение можно было бы представить себя в «объектном» мире, то вокруг оказалось бы пространство контрастов, форм, послеобразов, т. е. пространство, в котором действует закон угла зрения, а не закон константности восприятия. Люди бы очутились в «мире без значений» и, как Алиса в Зазеркалье, старались бы всюду отыскать «значения», которые покинули вещи. Две главные характеристики объектной детерминации отражения — максимальная полнота и объективность рецепции объекта (Н. А. Бернштейн). Представления о закономерностях преобразования объектной детерминации образа изучались в русле естественнонаучных натуралистических концепций, основывающихся на схемах «стимул — реакция», «организм — среда». Объектная детерминация образа является предметом исследования в сенсорной психофизике, нейрофизиологии, психофизиологии сенсорных систем. Объектная детерминация отражения, действительно, обеспечивает тот материал, те «сырые сенсорные данные», без которых не может быть построен субъективный образ объективного мира. Объектная и предметная детерминации процессов психического отражения не противостоят друг другу. Их противопоставление неявно иногда возникает в ходе полемики между представителями разных подходов к изучению психики, сосредоточившихся на изучении психического отражения мира человеческой культуры и изучающих существующий независимо от совокупной деятельности человечества мир природы. В реальности же продукты объектной детерминации выступают в качестве необходимого чувственного материала, по выражению А. Н. Леонтьева, в... «чувственной ткани сознания».

Специфика предметной детерминации образа мира состоит в том, что объекты внешнего мира не сами по себе непосредственно воздействуют на субъекта, а определяют формирование образа, лишь преобразовавшись в деятельности, превратись в ее продукты и приобретя тем самым не присущие им от природы системные качества. Только наделенные системными качествами объекты становятся предметами деятельности. Вне деятельности этих системных качеств объектов не существует. Филогенетические предпосылки предметности проявляются в детерминации процессов образа мира животных биологически значимыми признаками объектов, ключевыми раздражителями, а не любыми воздействиями внешнего мира. Так, например, паука побуждает к активности не появление мухи, а вибрация паутины, приобретшая в ходе адаптации «биологический смысл», т. е. отношение к потребностям паука и ставшая тем самым вызывающим активность паука ключевым раздражителем. В филогенезе различных биологических видов образы мира выступают для животных как обусловленные предметной детерминацией разные пространства биологических смыслов (А. Н. Леонтьев).

В своей развитой форме предметная детерминация процессов психического отражения действительности свойственна исключительно миру человеческой культуры. Она проявляется в обусловленности процессов порождения образа опредмеченными в объектах внешнего мира «значениями» (А. Н. Леонтьев), которые представляют собой форму хранения общественно-исторического опыта и существуют в фиксированных в орудиях труда схемах действия, в понятиях языка, социальных ролях, нормах и ценностях.

Принцип предметности составляет ядро методологии деятельностного подхода к изучению личности. Именно этот принцип и тесно связанный с ним феномен предметности позволяют провести четкую разделяющую линию между деятельностным подходом и различными антропоцентрическими концепциями, основывающимися на схеме «стимул — реакция», «организм — среда», «личность — общество». Без детального освещения принципа предметности и раскрытия феномена предметности как узлового пункта деятельностного подхода понять смысл и пафос этой конкретно-научной методологии изучения человека в психологии невозможно. Для того чтобы раскрыть содержание феномена и принципа предметности, необходимо охарактеризовать системную природу этого феномена и тем самым показать его несовместимость с пониманием взаимоотношений между «организмом» и «средой», «обществом» и «личностью» как двумя, механически воздействующими друг на друга факторами.

Сделать это совсем не просто, так как при характеристике этого принципа возникают те милые препятствия, как называет их Ф. Энгельс, которые «расставляет» цепкое метафизическое мышление. Первое из этих препятствий заключается в том, что «предмет» берется в обыденном понимании как «объект», т. е. вне зависимости от деятельности, образа жизни в целом. Такого рода понимание является благодатной почвой для возникновения разного рода вульгаризмов, например высказывания о том, что предметная деятельность — это не что иное, как манипулирование с предметами. При этом окружающая действительность сразу же, как это и демонстрируют бихевиористы, благополучно рассекается на мир стимулов («объектов»), воздействующих на субъекта, и мир реакций; или «внешний мир общества» и «внутренний мир личности». Между тем, как специально подчеркивал А. Н. Леонтьев, предмет не есть сам по себе существующий объект природы, а «... то, на что направлен акт... т. е. как нечто, к чему относится живое существо, как предмет его деятельности»[58]. В другой работе он писал: «...предмет деятельности выступает двояко: первично — в своем независимом существовании, как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторично — как образ предмета, как продукт психического отражения его свойства, которое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осуществиться не может»[59]. В свою очередь деятельность субъекта, регулируемая психическим образом, опредмечивается в своем продукте. Опредмечиваясь в продукте, она превращается в идеальную сверхчувственную сторону производимых ею вещей, их особое системное качество.

Все указанные выше теоретические положения являются основой понимания принципа предметности в деятельностном подходе. Однако за ними нелегко просматривается психологическая реальность, и порой создается впечатление, что эти положения остаются на уровне высоких абстракций. Поэтому-то необходимо прямо указать на различные феномены предметности, которые проявляются в познавательной и мотивационно-потребностной сферах деятельности личности.

В экспериментальной психологии существует немало фактов, на материале которых можно отчетливо высветить самые различные аспекты феномена предметности. Прежде всего к числу этих фактов относятся обнаруженные гештальтпсихологами К. Левином и К. Дункером феномены «характера требования» и «функциональной фиксированности» объектов. «Характер требования» и «функциональная фиксированность» и относятся к такого рода свойствам объекта, которыми объект наделяется, только попадая в целостную систему, в то или иное феноменальное поле.

Явление притяжения со стороны объектов, т, е. «характер требования» (К. Левин) предметов, неоднократно описывался в художественной литературе. Порой побуждающий предмет не выступает в сознании человека, но тем не менее властно определяет его поступки, «притягивает» человека к себе. Так, герой романа «Преступление и наказание» Раскольников, намеревающийся пойти в полицейскую контору, вдруг находит себя (разрядка моя. — А. А.) у того места, где им было совершено убийство старухи-ростовщицы: «В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была уже в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом через две улицы, — может быть, без всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще потянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг, как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у того дома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил.

Неотразимое и необъяснимое желание повлекло его»[60]. В этом примере какая-то непонятная сила влечет главного героя к месту преступления, и она, эта сила, словно действует помимо него. При наличии некоторой потребности объект, могущий удовлетворить человека, влечет его к себе и побуждает совершить акт, как бы «требуемый» этой вещью и приводящий к удовлетворению данной потребности.

Тот фундаментальный факт, что «значение», кристаллизованное в продуктах общественной деятельности, как бы «требует» совершить то или иное действие, нашел свое выражение также в представлениях К. Дункера о «функциональной фиксированности». Ученый провел детальное исследование фиксации функционального «значения» за различными объектами. В типовых задачах испытуемый должен был преодолеть фиксацию функции, закрепленной за объектом, и употребить объект, ранее применявшийся в той же ситуации в обычной функции, в другой, непривычной функции. Например, после того как плоскогубцы использовались для вынимания гвоздя, применить их в качестве «подставки для цветов» и т. д. Было установлено, что фиксация какой-либо функции за объектом впоследствии приводит к тому, что у испытуемого возникает функциональная фиксированность, т. е. применение объекта только в той функции, в которой он использовался ранее. О наличии функциональной фиксированности судят по тому, как она препятствует, мешает употребить объект в новой непривычной функции.

Сущность феноменов и принципа предметности особенно ярко проступает в тех фактах, в которых проявляется расхождение и даже конфликт между естественной логикой движения, определяемой чисто физическими свойствами объекта как «вещи», и логикой действия с «предметом», за которым в процессе общественного труда фиксирован вполне определенный набор операций. Такого рода конфликт и выступил в качестве прообраза методического принципа экспериментальных исследований практического интеллекта ребенка, которые проводились в 30-е гг. А. Н. Леонтьевым и его сотрудниками Л. И. Божович, П. Я. Гальпериным, А. В. Запорожцем и др. Приведем в качестве примера исследование Л. И. Божович. Она просила детей 3—5 лет достать картинку, которая прикреплена к рычагу на столе. Сложность задания заключалась в том, что ребенок тянет ручку рычага к себе и все время терпит неудачи, так как логика непосредственного восприятия ситуации вступает в конфликт с логикой «орудия», которая, используя термин К. Левина, «требует», чтобы ребенок оттолкнул ручку от себя. Лишь тогда картинка приблизится к нему. Впоследствии специфические особенности «предметных» действий с удивительной ясностью и полнотой были описаны выдающимся советским ученым Н. А. Бернштейном: «Дело в том, что движения в предметном уровне ведет не пространственный, а смысловой образ, и двигательные компоненты цепей уровня действий диктуются и подбираются по смысловой сущности предмета и того, что должно быть проделано с ним. Поскольку же эта смысловая сущность далеко не всегда совпадает с геометрической формой, с пространственно кинематическими свойствами предмета, поскольку среди движений — звеньев предметных действий вычленяется довольно высокий процент движений, ведущих не туда, куда непосредственно зовет пространственное восприятие...»[61]. Процедуры открывания крышки шкатулки путем прижатия ее книзу, поворота лодки против часовой стрелки путем поворота руля по часовой стрелке — все это примеры движений «не туда», в которых вещь фигурирует в первую очередь не как «материальная точка в пространстве», не как стимул, вызывающий реакции, а как предмет — носитель общественно-исторического опыта, определяющий специфику предметного действия человеческой личности.

Н. А. Бернштейн, изучавший характер предметных действий, А. Н. Леонтьев и его сотрудники, исследовавшие значения, фиксируемые в орудиях, имели дело с той же реальностью, что К. Левин и К. Дункер. Но в отличие от гештальтпсихологов они сумели раскрыть действительное происхождение реальности, этих «системных качеств» объекта, усмотреть за ней «осевую» на объектах мира человека деятельность. Феномен предметности мгновенно исчезает, стоит лишь изъять объект из той или иной деятельности, из той или иной культуры. Ни на каком объекте, взятом самом по себе, не написано, что он является мотивом деятельности личности, и в то же время любой объект может превратиться в мотив (предмет потребности), наделяться таким сверхчувственным системным качеством, как «характер требования», когда он попадет в определенную систему деятельностей человека.

Наделяется этими сверхчувственными системными качествами и такой вполне телесный объект природы, как человек, вступая как личность во все новые и новые отношения с другими людьми и становясь порой мотивом их деятельности. Именно эти системные качества человека, а не то, что «спрятано под поверхностью его кожи», составляют плоть его личности. Здравый смысл упорно сопротивляется в самых разных формах подобному «предметному» пониманию личности, выступая в обыденном сознании, например, в виде расхожих представлений вроде представления об «идеализации», приукрашивании любимого человека. В действительности же любящий человек, включаясь в такой вид творческой деятельности, как творчество любви, не идеализирует, а открывает появившиеся в совместной деятельности системные социальные качества другой личности. Одну из важнейших характеристик предметной деятельности, неразделимость в деятельности личности и общества, можно проиллюстрировать образным высказыванием публициста Е. М. Богата. По его мысли, одна из самых замечательных особенностей творчества в том и состоит, что в нем меняются, рождаются заново не только полотно или камень, но и сам художник. К творчеству, объединяющему в одно целое двух близких людей, это относится особенно, так как в нем «субъект» и «объект» — живые, и понять, кто субъект,. а кто объект, практически невозможно.

Итак, реальным основанием для выделения принципа предметной детерминации деятельности в психологии личности служит целый ряд описанных выше феноменов предметности. Принцип предметности, выделяемый в конкретно-научной методологии деятельностного подхода к изучению человека, выступает как оппозиция объектному «антропоцентрическому» видению человека и задает особое пространство исследования личности. Для этого пространства характерны следующие особенности: а) в нем снимается присущее бихевиористскому, персонологическому, ролевому и психоаналитическому подходам личности противопоставление индивида — среде, личности — обществу, мира стимулов — миру реакций; б) человек и предметный мир рассматриваются как полюса развивающейся системы, системы деятельностей в обществе, внутри которой они только и приобретают присущие им системные качества. Анализ деятельности на полюсе субъекта вплотную подводит еще к двум принципам деятельностного подхода — принципу активности и принципу неадаптивной природы индивидуальности личности.

Принцип реактивной и активной организации процессов деятельности человека

Представления о реактивной и пассивной природе человека всегда были и остаются отличительными признаками различных психологических и физиологических концепций, основывающихся на идеях механистического материализма, для которого характерен взгляд на человека как на своего рода «машину» (М. Ламметри), «автомат», «ролевой робот» и т. п. Эти представления отличаются удивительной живучестью, постоянно находя аналогии между человеком и его органами и различными техническими устройствами — от камеры-обскура до сложнейших современных электронно-вычислительных машин. Своеобразной иллюстрацией этих принципов может послужить воображаемая перекличка между философами и учеными средневековья, физиологами, работающими в рамках рефлекторного подхода, бихевиористами, представителями когнитивной психологии, создателями «ролевых» теорий личности. Так, Ч. Шеррингтон словно перекликается с Дж. Уотсоном, говоря, что животные являются лишь марионетками, которых явления внешнего мира заставляют совершать то, что они совершают. Однако Ч. Шеррингтон, вслед за Р. Декартом, говорит о реактивной, пассивной природе только животных. Родоначальник же бихевиоризма Дж. Уотсон с присущей ему категоричностью заключает: «Необходимо изучать человека аналогично тому, как химики изучают органические соединения. Психологически человек все еще остается комком непроанализированной протоплазмы»[62]. Дж. Уотсону спустя полвека вторит основатель социального бихевиоризма Б. Скиннер, утверждая, что за поведение человека несет ответственность не он сам, а окружающая его среда. По мысли Б. Скиннера, человек бьется головой о стену, стена «наказывает»; это больше не повторяется, потому что именно «стена», а не «чувство ответственности» помогает человеку в дальнейшем избежать подобных неприятных случаев. И все это звучит довольно последовательно, если вспомнить принятый Скиннером принцип реактивности и идущее рука об руку с этим принципом превращение человека в марионетку, всецело выполняющую волю среды. В ролевых концепциях личность чаще оказывается пассивным конформистом, действующим под влиянием социальных ожиданий и норм группы.

Превращение человека в бихевиоризме в марионетку, а в социальном бихевиоризме Скиннера — в функционера, мапипулируемого посредством разных подкреплении, в ролевых теориях — в «играющего человека» — вещь закономерная. Предложив для объяснения поведения лаконичную схему S—R бихевиористы начали борьбу против «психологии сознания», предприняв попытку выбросить на свалку истории такие мистические категории, как «намерение», «образ», «сознание», «апперцепция», «свобода», «вина» и т. п. — словом, все то, что было связано с активностью, пристрастностью субъекта. Подобно средневековым рыцарям уотсоновцы предали огню и мечу внешние атрибуты старой религии, не разрушив при этом основания самого храма. В роли такого основания выступал «постулат непосредственности» (Д. Н. Узнадзе), молчаливо признаваемый психологами разных шкод, будь то ассоцианисты или бихевиористы, персонологи или психоаналитики, — постулат, который был позаимствован у классической физики. Радикальный, а затем и социальный бихевиоризм возвели этот постулат в принцип, которому должно подчиняться объяснение поведения, тем самым узаконив взгляд на поведение человека как реактивное по своей природе[63].

Вместе с тем, критикуя различные концепции человека, будь то бихевиористские, когнитивистские или ролевые теории[64], не следует забывать, что все эти основывающиеся на принципе реактивности модели человеческого поведения основываются на реальных фактах, которые гиперболизируются, односторонне освещаются. Например, за ролевым поведением личности стоят функциональные утилитарные качества человека, которые он приобретает в той или иной социальной группе. В типичной социальной ситуации следование социальным нормам и ожиданиям группы освобождает человека от тяжелой работы по принятию решения. Так, П. Жане, резко разделивший память человека на память как социальное действие, присущее только человеку, и память как автоматическое повторение, подчеркивал большое значение реактивного поведения. Он даже называл людей «автоматами для повторения», которые воспроизводят одно за другим привычные стереотипные действия в течение многих десятилетий. Ориентируясь на принятое в конкретной культуре стереотипное поведение, можно с большей или меньшей степенью вероятности прогнозировать типичные социальные действия человека как представителя той или иной социальной группы. Стоит, однако, выйти за границы диапазона конкретных привычных ситуаций, например попасть в другую культуру или перенестись мысленно в другую историческую эпоху, и за кажущейся естественностью реактивного стереотипизированного поведения приоткроется его культурное историческое происхождение. Например, шведский путешественник Эрик Лундквист рассказывает, как однажды в Новой Гвинее после удачной охоты он, объев почти до конца кость дичи, бросил ее старому туземному вождю. Присутствующий при этом друг Э. Лундквиста, европеец, возмутился: «Ты обращаешься с ним, как с собакой!.. Швырять ему кости! Это же унизительно для него! А сам проповедуешь, что мы должны обращаться с туземцами по-человечески, так, словно они белые»[65]. Этот европеец, оценивая происшедшее событие через призму социальных норм общения, этикета в европейской культуре, неверно сориентировался в ситуации. Он не учел различия обычаев у папуасов и европейцев, характерных для образов жизни в этих культурах. У папуасов совершенное Э. Лундквистом действие считается проявлением дружеских отношений. Поэтому вождь племени в том, что ему давали недоеденную его гостем пищу, усматривал не обиду, а знак дружеского расположения. В приведенном примере проявляется то, что реактивное социотипическое поведение пригнано к определенному образу жизни. Оно дает сбой тогда, когда человек сталкивается с нестандартной ситуацией, в частности попадает в другую культуру. Реактивное и активное поведение человека не антиподы, а дополняющие друг друга приспособления в определенной системе взаимоотношений с миром, между которыми далеко не всегда удается провести отчетливую границу (С. Д. Смирнов).

В методологии деятельностного подхода с самого начала отстаивалось положение о том, что поведение человека в мире и его познание действительности носят активный пристрастный характер. В современной психологии выделяются три подхода, раскрывающих разные грани принципа активности.

Первый, наиболее традиционный из этих подходов состоит в том, что в нем исследуется зависимость познания мира человеком от различного рода ценностей, целей, установок, потребностей, эмоций и прошлого опыта, которые определяют избирательность и направленность деятельности субъекта. «Понятие субъективности образа включает в себя понятие пристрастности субъекта. Психология издавна описывала и изучала зависимость восприятия, представления, мышления от того, «что человеку нужно», — от его потребностей, мотивов, установок, эмоций. Очень важно при этом подчеркнуть, что такая пристрастность сама объективно детерминирована и выражается не в адекватности образа (хотя и может в ней выражаться), а в том, что она позволяет активно проникать в реальность»[66].

Различная глубина вкладов субъекта в психическое отражение мира проявляется на разных уровнях — от избирательности восприятия, обусловленной предшествующим контекстом, до пристрастности отражения, обусловленной мотивами личности. Подобное понимание активности может быть полностью выражено известной формулой С. Л. Рубинштейна, согласно которой внешние причины действуют через внутренние условия.

Обусловленность познания человека ожиданием будущих событий, предвосхищением возможных результатов действия установками, гипотезами и т. п. позволяет выделить предвосхищение вероятного и потребного будущего как одну из важнейших особенностей проявления активности субъекта. Разные аспекты представлений о заглядывании в будущее фиксировались понятиями «образ потребного будущего» (Н. А. Бернштейн), «акцептор результатов действия» (П. К. Анохин), «установка» (Д. Н. Узнадзе).

В психологии личности эти представления нашли свое выражение в понятиях «жизненных планов», «временной перспективе» (К. Левин), которые существенным образом влияют на выбор поступков личности, на ее судьбу.

Второй подход к проблеме активности является антиподом различных представлений о поведении, основывающихся на принципе активности. Этот подход выражается во взгляде на психические процессы личности как на творческие, продуктивные, как на процессы порождения психического образа. Представители его (это прежде всего Н. А. Бернштейн, П. Я. Гальперин, А. Н. Леонтьев) с самого начала показывают, что в той среде, где возможно поведение как реактивное приспособление к миру, в возникновении пристрастного психического отражения нет никакой необходимости, а все реагирование субъекта может быть основано на врожденных физиологических механизмах или готовых социальных шаблонах и эталонах поведения и восприятия.

Совсем недавно и с несколько неожиданной стороны представители второго подхода получили подтверждение не только его правильности, но и своевременности. Разработчики моделей распознавания образа убедились в том, что сказочная форма «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю, что» имеет гораздо более глубокий смысл, чем это может показаться с первого взгляда. Оказалось, что в реальной жизни встреча с подобными «плохо сформулированными задачами» является скорее правилом, чем исключением. Люди то и дело попадают в ситуации, где буква S при случае может быть воспринята как цифра 5 или змея и т. д. Для таких ситуаций характерны следующие черты:

во-первых, они содержат неопределенность, и мало указаний на то, а что же требуется получить;

во-вторых, для их решения постоянно приходится обращаться к частным, разовым способам решения, применимым к данному конкретному случаю. Таким образом, представители различных вариантов теории распознавания образа и вместе с ними психологи когнитивистского направления, такие как У. Найссер, попадают в затруднительное положение, когда им приходится решать вопрос, как распознаются «плохо оформленные» категории. Выход из этого положения пытаются найти на пути выделения универсальных шаблонов, посредством которых можно распознавать образ, подогнать стимул к готовому шаблону. Такого рода шаблоны или готовые рефлекторные механизмы поведения были бы наиболее экономным способом приспособления в стационарной, а не в изменчивой среде. Именно в стационарной среде поведение по принципу реактивности обеспечило бы организму наилучшее выживание.

Но, как отмечал Н. А. Бернштейн, развивая взгляды на моторное запоминание как активную творческую деятельность, что бы человек ни делал — бежал ли по неровному месту, боролся с другими животными, выполнял тот или иной рабочий процесс, — всегда я всюду он занимается преодолением сил из категории неподвластных, не предусмотренных и не могущих быть преодоленными никаким стереотипом движения, управляемым только изнутри. В связи с этим положением ни познание, ни социальное поведение личности не могут быть объяснены при помощи ролевых или бихевиористских концепций, рассматривающих эти процессы как пассивное «отдавание» воздействиям, идущим извне, и как опирающиеся на те или иные раз и навсегда приготовленные следы, шаблоны в прошлом опыте человека. Они представляют собой не повторение действий, а их построение в непредвиденных и конфликтных ситуациях. Человек как активный «элемент» разных социальных общностей постоянно сталкивается с задачей соотнесения тех целей, которые ему приходится осуществлять в ситуациях, выдвигающих порой разные требования. Тут-то он и разыгрывает конфликт «быть или казаться», пуститься ему в погоню за удачным выполнением в разных системах разных социальных ролей и стремиться стать «хорошим для всех» или же не раствориться в разных системах и остаться самим собой. Включенность человека в разные и иногда противоречивые социальные общности приводит к необходимости ориентировки в разных социальных ситуациях и строительству таких поступков индивидуальности, которые могут привести как к трансформации личности, так и к развитию тех систем, в которых личность входит как их активный «элемент».

Таким образом, этот второй подход к проблеме активности доказывает ограниченность тех направлений психологии, которые опираются на принцип реактивности при объяснении различных проявлений поведения и познания человека.

Третий подход к проблеме активности ставит во главу угла идею о самодвижении деятельности. Этот подход неотрывен от принципа неадаптивной природы человеческой деятельности.