Системы эмоций, чувств и интеллекта 4 страница

Армия муравьев является одним из наиболее ярких примеров того, какие ценные результаты могут быть

получены при исследовании поведения животных в свете системных взаимоотношений. Первые работы,

посвященные этой теме, были выполнены в 1930-1940-е годы Т. С. Шнейрла. Муравьи, как и многие

другие общественные насекомые, разделены на касты: царицы, работники и солдаты. Эти особые виды

общественных насекомых являются предметом давнего интереса ученых из-за своих циклических

миграций. Орды муравьев периодически перемещаются на большие расстояния. Понимание того, что

управляет этими массовыми миграциями, углублялось поэтапно, причем параллельно с пониманием

связи между солнечными ритмами и человеческим поведением. И в том и в другом случае происходил

постепенный сдвиг фокуса внимания с отдельных деталей на процесс их взаимодействия.

Сначала о взаимоотношениях в армии муравьев было мало что известно, вследствие чего некоторые

ученые стремились приписать индивидуальные черты и мотивы поведения каждому отдельному

муравью. Например, Пол Гриссволд Ховес (Howes, 1919) отмечал, что муравьи послушны и

ответственны: лейтенанты следят за порядком и прячут царицу от остальных муравьев. Остается

непонятным, каким образом это «собрание индивидов» планирует и организует миграцию.

Шнейрла, наоборот, считал, что поведение колонии не зависит от индивидуальных мотивов, а является

результатом иерархически организованных взаимосвязанных поведенческих актов (Schneirla, 1957).

Периодичность

овуляционного цикла царицы регулируется не ее собственными биоритмами, а стадией созревания

личинки. По мере того как личинка приближается к окукливанию и ее потребность в еде уменьшается,

царице достается больше еды, увеличивается ее рабочая активность. Увеличение питания царицы

стимулирует ее переход к новому циклу производства яиц. Кочевая фаза миграционного цикла колонии

заканчивается в тот момент, когда совпадают изменения в активности царицы и рабочих муравьев.

Было выявлено, что в основе циклических изменений жизни колонии лежит самовоспроизводящаяся

система автоматической регуляции, система реципрокных отношений между царицей и остальной

колонией. Шней-рла установил, что колония муравьев может быть лучше понята как эмоциональная

единица, чем как собрание отдельных особей. Колония как целое содержит в себе предсказуемый

процесс взаимоотношений.

Даниель Лерман (Lehrman, 1967) провел обширные исследования влияния процесса взаимоотношений

голубей-вяхирей на их репродуктивное поведение. Его работа позволила получить два важных

результата, которые идут в русле системного подхода к поведению. Первый состоит в том, что

существует тонко настроенный взаимопереход между психологией и физиологией отдельного голубя, а

второй — что существует взаимовлияние того, что происходит внутри отдельной особи, и того, что

происходит между голубями.

Лерман, проводивший это исследование в Институте поведения животных в университете Рутгера,

тщательно регистрировал последовательность мельчайших физиологических и поведенческих

изменений у голубей-вяхирей во время процессов ухаживания, спаривания, строительства гнезда,

откладывания и высиживания яиц, выведения птенцов и, наконец, их выкармливания и защиты. Когда

мужская и женская особи голубей-вяхирей помещаются в клетку, где есть пустой стеклянный шар и

какое-то количество материала для строительства гнезда, они сразу же начинают свой нормальный

поведенческий цикл, который идет предсказуемым курсом по привычному расписанию. Полный цикл

начинается

с ухаживания и продолжается до момента, когда молодые птицы уже способны сами клевать зерна с

пола клетки. Все это занимает шесть-семь недель.

Изменения в поведении птиц происходят в четкой последовательности. Птицы не начнут строительство

гнезда только потому, что в клетку помещен соответствующий материал. Гнездостроительное

поведение может возникнуть только на определенной стадии цикла. На яйца и на молодняк птицы

также реагируют лишь на соответствующей стадии цикла. Эти циклические изменения в поведении

связаны не только с изменениями во внешней ситуации, но и с поразительными изменениями в

анатомии и физиологическом состоянии птиц, которые включают и состояние яичников, и вес яичек, и

длину кишки, и вес печени, и микроскопическую структуру гипофиза, и другие параметры, которые

коррелируют с поведенческим циклом.

Хотя эти параллельные анатомические, физиологические и поведенческие изменения происходят в

циклической форме у каждой птицы, этих изменений не возникнет, если мужскую и женскую особи

поместить в разные клетки, пусть даже и в такие, где есть материал для строительства гнезда. Таким

образом, цикл психобиологических изменений может происходить только синхронно у живущих вместе

членов голубиной пары, но при их раздельном проживании он не запускается. Изменения, которые

происходят у каждой птицы, есть результат стимуляции, возникающей от соседства с партнером.

Взаимодействие с партнером, например, постепенно готовит птицу к высиживанию яиц, и этот эффект

значительно усиливается при наличии строительного материала. Сигналы, которые идут от самца,

усиленные за счет присутствия шарообразного каркаса для гнезда и материала для его строительства,

индуцируют выделение гипофизом самки полового гормона, а результатом этого процесса является ее

готовность к высиживанию яиц. Короче, гормоны регулируют поведение, но и сами они подвержены

влиянию поведения и других внешних стимулов. Поведение каждой птицы влияет на гормональный

фон и поведение ее партнера. Это прекрасно организованная система, что видно из следующих слов

Лермана:

i

«Регуляция репродуктивного цикла голубя-вяхиря зависит, по крайней мере частично, от двойного

набора ре-ципрокных взаимоотношений. Первый из них — это влияние гормонов на поведение голубя и

влияние внешних стимулов (включая те, которые вызваны поведением самого животного и его

партнера) на секрецию гормонов. Второй же включает сложные реципрокные отношения между

влиянием самого факта присутствия и поведения одного партнера на эндокринную систему другого и

влиянием самого факта присутствия и поведения другой птицы (включая те аспекты ее поведения,

которые индуцированы этими эндокринными влияниями) обратно на эндокринную систему первой

птицы. Подобной цикличности не было обнаружено у пар птиц, находящихся в изоляции друг от друга,

так что синхронизацию циклов двух партнеров можно теперь считать результатом взаимодействия

факторов внутренней и внешней среды (Lehrman, 1967, р. 88).

Джон Колхаун (Colhoun, 1963), изучая процесс социальной стратификации в колонии норвежских крыс,

определил другие важные параметры взаимоотношений. Он обнаружил, что эти крысы, даже будучи

генетически почти идентичными (благодаря специальному скрещиванию), находясь в группе,

отличаются друг от друга по уровню активности и «степени общительности» с другими крысами. Этот

феномен дифференциации был выявлен в каждой колонии. Даже когда Колхаун исследовал группу

крыс с максимально высокой степенью генетического сходства, он таюке наблюдал, что колония по-

прежнему производит как активных доминантных крыс, так и менее активных подчиненных особей.

Если группа формировалась только из крыс, которые доминировали в прежней группе, новая иерархия

приводила к тому, что кто-то из них становился подчиненным. Точно так же, если группа

формировалась только из крыс, которые в прежней группе были подчиненными, в новой группе все

равно появлялись доминантные крысы.

Развитие доминантности и подчиненности, или, другими словами, активного и пассивного

функционирова-

ния, является скорее продуктом постоянно присутствующих взаимоотношений, нежели специфических

личностных особенностей отдельных крыс. Совсем не нужно выводить особых крыс для организации

этого взаимодействия, равно как и не требуется, чтобы сам процесс взаимодействия влиял на поведение

крыс. Неизменность этого процесса взаимоотношений, независимого от способа размножения

животных, свидетельствует о том, что он коренится где-то глубже, чем гены, либо он обусловлен той

частью генома, которая никогда не меняется.

Колхаун высказал предположение о возможной функции процесса социальной стратификации.

Поскольку более активные и доминантные крысы чаще спариваются и дают потомство, то этот процесс

проявляет форму механизма естественного отбора. Однако на основе своего исследования ушастых

окуней Бернард Гринберг (Green-berg, 1946) предложил другую возможную функцию стратификации. У

окуней существует социальная иерархия. Гринберг установил, что когда он изымал из аквариума

подсаженного туда окуня-изгоя, оставшиеся там постоянные жители становились более агрессивными

друг к другу. Затем запускали новую незнакомую рыбу, и она становилась новым объектом агрессии.

Все выглядело так, как будто эти рыбы-изгои служили каналом для отвода агрессии.

Примером другой удивительной системы, которая демонстрирует взаимодействие анатомии,

физиологии, поведения и процесса взаимоотношений, является тропическая рыба Labroides dimidiatus.

Социальная группа состоит из одного самца и гарема самок, занимающих общую территорию.

Робертсон (Robertson, 1972) показал, что самец подавляет тенденцию самок к смене пола, агрессивно

доминируя над ними. Когда он умирает, доминантная самка в группе моментально меняет пол — и

становится новым хозяином гарема!

Уилсон (Wilson, 1985), длительное время исследовавший процессы взаимоотношения общественных

насекомых, был поставлен перед необходимостью использовать принципы системной теории. Он начал

с определения специфических отношений, которые регулируют функционирование колонии насекомых.

Пока Шнейрла

изучал, как мельчайшие особенности поведения одного организма влияют на особенности поведения

другого, Уилсон попытался выявить сами принципы, которые управляют наблюдаемыми

последовательностями поведенческих актов. Колония насекомых — прекрасная гомеоста-тическая

система в отношении контроля за размером популяции, кастовыми пропорциями и гнездового

окружения. Поскольку Уилсон смог определить регуляторные механизмы, свойственные колонии как

целому, т. е. механизмы, которые контролируют функционирование отдельных рабочих особей, он счел

возможным назвать колонию насекомых суперорганизмом. Колония должна быть понята как

самодостаточная целостность.

Примером развития индивида, ход которого регулируется уровнем взаимоотношений в колонии,

является процесс превращения личинки в члена определенной касты. Принадлежность отдельной особи

к касте детерминируется средовыми раздражителями. Каждый муравей рождается примерно с одним и

тем же набором генов, но те особые гены, которые несут в себе информацию и определяют, превратится

ли личинка в солдата, рабочего или царицу, контролируются средовыми стимулами. Другими словами,

тип муравья, в который превратится личинка, не запрограммирован в ней на момент рождения. Когда

личинки появляются, они представляют собой лишь сырой материал для нужд колонии. Колония

обладает набором функциональных обязанностей, которые должны быть выполнены, а также

способностью направлять свою «молодежь» на те «должности», которые наиболее полезны сообществу

именно в данное время. Когда нужды колонии меняются (возможно, под влиянием окружающей среды),

включается регуляторный механизм, распознающий новые обстоятельства и меняющий стимулы,

которые получает развивающаяся личинка.

Способ дифференциации личинки муравья в направлении определенной касты похож на способ

дифференциации клеток в многоклеточном организме. И отдельная особь, и клетка имеют

потенциальную возможность реализовать более разнообразную по форме и интенсивности активность,

чем они демонстрируют в обычных

условиях. В нормальных условиях основная часть потенциала, которым обладает клетка или муравей,

находится в латентном состоянии, репертуар их активности ограничен специфическими для них

задачами. Когда же возникает чрезвычайная ситуация, начинает быстро разворачиваться более широкая

программа. В результате определенная каста муравьев начнет выполнять больше самых разнообразных

задач и работать в более быстром темпе, чем до этой чрезвычайной ситуации. Это отнюдь не означает,

что каждый отдельный муравей «распознает» проблему и «решает» помочь. Наоборот, колония как

система имеет механизмы диагностики чрезвычайных обстоятельств и активацион-ные регуляторные

механизмы, которые должны обеспечить компенсаторные изменения в функционировании отдельных

своих членов. Отдельные особи управляются этими механизмами, которые включают, в частности,

контуры обратной связи.

Вопросы теории

В приведенных выше примерах ясно видна важность процесса взаимоотношений для регуляции

внутреннего физиологического функционирования животных и их поведения. На самом деле, для

многих животных системы взаимоотношений описаны более точно и детально, чем для человеческих

индивидов. Однако, несмотря на наличие таких детальных описаний, сделанных исследователями

поведения животных, тот тип системной теории, который был разработан для человеческой семьи,

никогда не применялся к поведению животных. Чтобы лучше увидеть контраст между теорией

семейных систем, объясняющей человеческое поведение, и теорией, предложенной современными

социобиологами для объяснения поведения животных, необходимо сначала выделить релевантные

теоретические принципы социобиол огии. Этот контраст поможет также оценить потенциальную

важность теории семейных систем для всех наук, изучающих живую природу.

В социобиологии теория строится на допущении, что естественный отбор (базовый механизм,

предложенный Ч. Дарвином) — это главная направляющая сила процесса эволюции поведения.

Естественный отбор означает,

что физическая организация и поведение всех живых существ формируются постепенно на протяжении

многих сотен поколений путем отсеивания менее приспособленных структур и типов поведения в

пользу более приспособленных. Не пройти отбор означает, что организмы, чьи физические

характеристики и типы поведения являются недостаточно адаптивными к окружающей среде, имеют

меньше шансов спариваться и производить себе подобных, чем те организмы, которые демонстрируют

более адаптивное поведение. Если менее адаптивные особи репродуцируются менее часто, то

свойственные им физические характеристики и типы поведения будут иметь тенденцию к

исчезновению из популяции. Таким образом природа производит отбор. Поскольку родительский

организм не дает потомства, точно воспроизводящего самого родителя, кто-то из потомков имеет шанс

проявить характеристики, которые позволят ему быть немного более адаптивным, чем другие

представители того же вида. Такое дифференцированное воспроизводство постоянно, дает жизнь

«новым» организмам, которые потом также подвергаются естественному отбору.

Книга Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» впервые была издана в 1859 г., за

семь лет до публикации работы Грегора Менделя о законах наследственности и более чем за сорок лет

до того момента, когда важность работ Менделя была оценена научным сообществом. Впоследствии в

1920-е годы родилось направление, которое получило название неодарвинизма: синтез дарвиновской

теории естественного отбора и генетики. Неодарвинизм вырос из запоздалого признания работ

Менделя. С точки зрения такого «современного синтеза», каждая характеристика, проявляющаяся у

растения или животного, оценивается со стороны ее адаптивной значимости, а затем соотносится с

базовыми принципами популяционной генетики.

Современная теория эволюции строится на достижениях генетики. Гены — единственный известный

механизм передачи информации от поколения к поколению, и лишь генетика может объяснить различия

при воспроизводстве потомства4. Каждая структура организма, которая способ-

ствует индивидуальному выживанию, лучшему уходу за подрастающим поколением и такому

сложному социальному поведению, как альтруизм, оценивается по своей способности передавать

большую пропорцию генов следующему поколению. Если такая структура способна серьезно изменить

генетический набор, она становится характеристикой вида. Организмы ведут себя таким образом, как

будто они «знают», в каком направлении действуют, но совершенно очевидно, что они этого не знают.

Уилсон так характеризовал этот процесс:

«Гипоталамо-лимбический комплекс таких высокоорганизованных видов, как человек,

запрограммирован действовать таким образом, как будто бы он «знает», что лежащие в его основе гены

будут максимально представлены в последующих поколениях только в том случае, если он организует

эффективное поведение, обеспечивающее выживание индивида, его репродукцию и проявления

альтруизма. Следовательно, когда организм сталкивается со стрессовыми ситуациями, центры этого

лимбического комплекса испытывают разум состоянием амбивалентности. Любовь смешивается с

ненавистью, агрессия со страхом и т.д.— такая смесь не обеспечивает индивиду ни счастья, ни

выживания, но максимально благоприятствует наследственной передаче активных генов»(Wilson, 1975,

р. 4).

Биологи различают также два типа причинных связей — ближайшие и отдаленные. Говоря о

ближайших причинах, имеют в виду условия внешней среды или физиологические состояния,

запускающие реакцию организма. Примером ближайшей причинности является предложенное

Лерманом описание триггерных механизмов у голубей-вяхирей, объясняющее их репродуктивное

поведение. Однако это объяснение дается на описательном уровне, и нет сообщений о том, как это

реально происходит. Отдаленные причинные связи привлекаются как раз для объяснения внутренних

закономерностей.

Различия при воспроизводстве потомства возникают в результате смешения генов при спаривании и из-

за генетических мутаций.

В этом случае анализируются те условия внешней среды, которые делают определенные черты

адаптивными, а другие — неадаптивными; таким образом, адаптивные черты имеют тенденцию

сохраняться в популяции и в этом смысле являются отдаленной «причиной». Другими словами, если

специфический процесс спаривания, описанный у голубей-вяхирей, будет способствовать

воспроизводству более жизнеспособных особей, чем те, которые выросли в результате другого типа

ухаживания и спаривания, то именно этот процесс спаривания будет обладать большей адаптивностью

и в конечном итоге и будет отобран.

Дарвин первоначально понимал естественный отбор как процесс, оперирующий на уровне отдельных

организмов. Ожидалось, что индивиды всегда будут делать то, что должно обеспечить их собственное

выживание. Если отдельные члены данного вида не будут этого делать, то вид окажется под угрозой

вымирания. Можно предположить, что если члены сообщества будут по собственной доброте помогать

друг другу, это также будет способствовать выживанию вида. Но здесь возникает следующая дилемма:

если индивид будет помогать другим, уменьшая при этом свои собственные шансы участвовать в

спаривании и воспроизводстве, то как его самоотверженность может быть передана другим поколениям?

С этой же самой дилеммой Дарвин столкнулся в процессе наблюдения за эволюцией бесплодных каст у

общественных насекомых. Такая каста насекомых самоотверженно работает на колонию и не имеет

потомства. Если естественный отбор оперирует на уровне отдельных организмов, как же этот организм,

который не воспроизводит себя, продолжает существовать в популяции? Уилсон считает этот феномен

центральной теоретической проблемой социобиологии. Каким образом альтруизм может передаваться в

процессе естественного отбора?

Дарвин пытался объяснить альтруизм, предположив, что естественный отбор может происходить на

уровне семьи или группы. Семья или группа, способная воспроизводить стерильное, но готовое к

альтруизму потомство, должна рассматриваться как более адаптивная, нежели те группы, у которых

этого не происходит. Научный мир

очень долго ждал современной теории, которая объясняла бы эволюцию и эгоистического, и

альтруистического поведения. Автором такой теории стал Вильям Д. Хамиль-тон (Hamilton, 1964).

Он предложил понятие «прирожденной приспособленности», или «жизнеспособности», для

обоснования которого воспользовался точными математическими расчетами. Хамильтон предположил,

что альтруистические, эгоистические и даже враждебные действия имеют генетическую основу и что

они будут эволюционировать в тех случаях, когда средняя жизнеспособность демонстрирующих эти

черты индивидов внутри социальных объединений будет выше, чем жизнеспособность индивидов в

других сходных социальных объединениях, которые не демонстрируют этих черт.

Понятие жизнеспособности включает естественный отбор, оперирующий на уровне группы, или то, что

иногда называют родственным отбором. Хотя альтруистическое поведение может поставить под удар

собственные способности индивида к спариванию и воспроизводству, но если при этом облегчается

возможность воспроизводства для близких родственников, то, с точки зрения передачи генов

следующему поколению, это поведение также следует считать эффективным. Так что если понятие

естественного отбора расширить в этом направлении, то подобная генетическая теория эволюции

сможет включить и социальное поведение, такое, как альтруизм. Бесплодные касты насекомых,

например, выполняют свои обязанности по обслуживанию других членов колонии, с которыми они

генетически почти идентичны. Гены альтруизма могут скорее передаваться следующему поколению

опосредованно, через близкого родственника, нежели непосредственно. Согласно современной теории,

если выживает ген, то выживает данная особенность поведения.

Описанная выше работа Уилсона по определению регуляторного механизма, действующего на уровне

колонии общественных насекомых, поднимает и еще более важные вопросы в теории естественного

отбора. Как объяснить не только эволюцию альтруистического

поведения, но и само существование подобных регуля-торных механизмов? Данные механизмы,

принадлежащие колонии как целому, должны быть представлены в генах, которыми обладают

отдельные особи. Для объяснения этого Уилсон привлекает естественный отбор, действующий на

уровне колонии. Поскольку между колониями как целостными образованиями также идет борьба, то

лучше выживает и размножается та из них, которая имеет самую совершенную систему внутренней

регуляции, обеспечивающую максимальную адаптивность колонии к внешней среде. И все это

происходит без оглядки на судьбу отдельных членов колонии. Шансы индивида на выживание и

продолжение рода существенно зависят как от успеха колонии в целом, так и от его собственных

репродуктивных способностей. Следовательно, те гены, которые ориентируют индивида на группу и

содействуют групповому процессу, не менее, а может быть и более важны, чем гены, «отвечающие» за

индивидуальную адаптивность.

Таким образом, теория эволюционной биологии, использованная для объяснения процесса

взаимоотношений в группе, должна решить вопрос о том, каким образом этот процесс обеспечивает

лучшую передачу следующим поколениям генов отдельного индивида по сравнению с генами тех

индивидов того же вида, которые не участвуют в данном процессе. Если характер взаимоотношений

внутри группы делает одного индивида более приспособленным к среде по сравнению с другими

такими же индивидами, то те гены, которые управляют процессом взаимодействия, будут сохранены в

результате естественного отбора и данный процесс закрепится в потомстве. Если же процесс

взаимоотношений делает индивида менее адаптивным, то гены, управляющие этим процессом, скорее

всего исчезнут в ближайшем будущем и, как следствие, данный процесс взаимоотношений сойдет на

нет.

Системы и социобиология

Понятий, разработанных биологами-эволюционистами для объяснения общественного поведения, еще

недостаточно для формулировки целостной и непротиворечи-

вой теории. Несмотря на эти ограничения, мы представили их здесь потому, что некоторые базовые

допущения со-циобиологии полезно сопоставить с базовыми допущениями теории семейных систем.

Эта дискуссия о различиях нисколько не умаляет значимости общего для обеих теорий положения о

том, что эволюционный контекст позволяет рассматривать поведение людей и общественных животных

наиболее объективно.

Важное отличие социобиологической теории от теории семейных систем состоит в том, что

социобиологи связывают специфическое поведение со специфическими генами. Например, проявления

самоотверженности, эгоизма и враждебности считаются генетически обусловленными в том смысле,

что гены обеспечивают сохранность данного типа поведения в популяции5. Такие аспекты

человеческого функционирования, как гомосексуальность, конформизм, преданность клану,

повышенная внушаемость, иногда объясняются таким же образом. Через понятия жизнеспособности,

родственного отбора, отбора на уровне колонии, а также индивидуального отбора делаются попытки

объяснить, как «причинный» ген передается будущим поколениям.

Теория семейных систем, напротив, предполагает, что функционирование и поведение всех организмов

существенно зависит от эмоциональной системы, субстрат которой находится на еще более глубинном

уровне жизненных процессов, чем даже гены. Предполагается, что эта система локализована на уровне

самой протоплазмы и, возможно, способна даже влиять на функционирование генов. Понятие

эмоциональной системы предполагает,

Социобиология определяет «альтруизм» (самоотверженность) как саморазрушающее поведение,

приносящее пользу другим; «эгоистичность» — как поведение, которое приносит пользу индивиду,

повышает его генетическую приспособленность за счет приспособленности Других представителей

этого вида; «враждебность» — как поведение, снижающее генетическую приспособленность и самого

носителя данного типа поведения, и того, на кого это поведение направлено. В соответствии с этой

строгой биологической дефиницией поведение стерильной касты муравьев выглядит самоотверженным,

а поведение Царицы муравьев — эгоистичным.

Теория

что системы взаимоотношений имеют некие универсальные характеристики. Вполне вероятно, что

процессы взаимодействия между собой внутриклеточных образований, клеток, систем органов и

отдельных представителей одного вида базируются на некоторых общих принципах''.

Дарвиновская теория естественного отбора, так же как и принципы популяционной генетики, отнюдь не

отрицаются концепцией эмоциональной системы. Предполагается, что все эти принципы укладываются

в более широкую схему. Сформулированное в рамках «современного синтеза» представление, что все

эволюционные изменения происходят на уровне генов, объясняет многие аспекты поведения, но при

этом накладывает совершенно неоправданные ограничения на некоторые идеи Дарвина.

Теория семейных систем придает особое значение функции поведения в процессе взаимоотношения.

Соотношение функции и целого — краеугольный камень любой теории, которая имеет дело с

отношениями. Оперирование функциями добавляет важную размерность в понимание мотивации

индивида. Эта новая размерность фиксирует, что мотивация индивида, по крайней мере отчасти,

определяется процессом, который выходит за рамки отдельного индивида и захватывает систему его

внешних взаимоотношений. Таким образом теория семейных систем пытается объяснить определенные

аспекты индивидуального поведения в контексте функций этого поведения в эмоциональной системе.

Социобиологический подход также подчеркивает важность «функции», но оценивает ее по-разному в

зависимости от ракурса рассмотрения причинности. Когда рассматриваются ближайшие причины,

биологи пыта-

Аргументы в пользу предложенных теорией семейных систем универсальных характеристик таковы: 1)

эмоциональную систему можно обнаружить в любой человеческой семье; 2) на степень выраженности

по крайней мере некоторых генов влияет интенсивность эмоционального процесса; 3) некоторые виды