Врачебные свидетельства нашего единства

Люди, которые постоянно демонстрируют способности к аномальному познанию, например профессиональные провидцы и гадалки, часто входят в нечто вроде транса. Они рассказывают, что успокаивают свой разум, приглушают внешний шум, чтобы достичь более спокойных сфер интуиции и руководящей силы. Занимающиеся нетрадиционным целительством, в том числе энергетическим, также свидетельствуют, что для них важно войти в спокойное состояние, усиливающее их восприимчивость. Однако обычные люди, участвующие в экспериментах с так называемыми картами Зенера в лабораториях, не впадают в состояние транса. Большинство из них сохраняют полное сознание. Возможно, это мешает ученым измерять масштабы аномального познания.

Исследователи парапсихологии задались вопросом, есть ли способ искусственно вызвать восприимчивость, присущую людям в состоянии транса. Они предположили, что телепатическое общение, определяемое как способность получать информацию о мыслях, чувствах или действиях другого человека без помощи обычных пяти чувств, может быть более эффективным, легче поддаваться измерению и проверке, если отправитель будет передавать некий образ спящему получателю.

Хотя Зигмунд Фрейд никогда публично не признавал, что существует телепатическое общение, он все же отмечал, что «сон благоприятствует телепатии». Доктор медицины Монтегю Ульман из Нью-Йорка, работавший в Медицинском центре Маймонида, согласился с Фрейдом. В 1961 году Ульман решил использовать технологические новшества лаборатории по изучению сна и проверить мнение Фрейда о том, что сон улучшает шансы на телепатическое общение. Эта проверка стала в своем роде знаменательной. Монтегю попытался выяснить, может ли отправитель телепатически общаться со спящим получателем, влияя на содержание сна получателя.

Получатели были подсоединены к аппаратам ЭЭГ, которые отмечали, когда наступала парадоксальная стадия, во время которой люди обычно видят сны. Отправителей предупреждали о наступлении этой стадии у получателей и давали им поручение: мысленно отправить визуальный образ, выбираемый наугад из богатого набора картинок. Получателя будили, как только проходила парадоксальная стадия, и просили рассказать как можно подробнее, какой сон он видел. Трое независимых экспертов затем анализировали содержание сна, изучали первоначальный набор картинок и выбирали одну из них, наиболее подходившую к описанию сна получателем. Исследования велись на протяжении 6 лет, было проведено 450 экспериментов. Передача образов происходила не всегда, но достаточно часто. Шанс на такую передачу соответствовал одному на 75 миллионов.

Эти убедительные данные вызвали переполох в мире науки о сне. Неудивительно, что звучали голоса многочисленных скептиков. Методология исследования тщательно проверялась доктором наук Ирвином Чайлдом в Йельском университете, он доказал, что исследование проводилось корректно. Тем не менее ученые-рационалисты не могли объяснить явление передачи образов, их несогласие с даже проверенными данными было очевидным.

Ульман был убежден, что телепатия во сне существует, что, когда люди отключают разум во время сна, то высвобождается их природное свойство передавать информацию от одного к другому. Его интересовал и общественный аспект этого явления: Монтегю полагал, что способность передачи образов отражает могучую взаимозависимость, показывает, что жизнь каждого человека переплетена с жизнью других. Он считал, что в процессе эволюции такая взаимосвязь была преимуществом.

Были ли его находки теми научными доказательствами, которые я искала, подтверждением духовной идеи, что все мы – одно целое? Я интересовалась предметом все больше и спрашивала себя, есть ли еще какие-то научные данные, подтверждающие мысль о всеобщем единстве.

Ганцфельд-эксперименты

Работа о телепатии во сне, выполненная в лаборатории Ульмана, вдохновила на новые опыты Чарльза Хонортона, который некогда переписывался с Джозефом Райном, а позже работал с Ульманом в центре Маймонида, где возглавил отдел парапсихологии и психофизики. В 1979 году он основал лабораторию психофизических исследований в Принстонском университете. Хонортон интересовался аномальным познанием с подросткового возраста. Во время работы в лаборатории сна он задался вопросом, можно ли создать условия для отключения «ментального шума» повседневной жизни и лучшего изучения телепатии на примере бодрствующих людей.

Исследователи предположили, что мы все способны к аномальному познанию, что это наше естественное качество, но, возможно, информация не доходит до нас, заглушается шумом повседневности. Была выдвинута гипотеза, что аномальное познание лучше определяется в лабораторных условиях, когда участники эксперимента меньше отвлекаются на внешние стимулы. Хонортон любопытствовал, можно ли снизить уровень «мозгового шума» и соответственно увеличить силу телепатических сигналов.

Вместе с другими исследователями парапсихологии – докторами наук Уильямом Бродом и Адрианом Паркером – Хонортон разработал то, что позже было названо методом ганцфельда (ganzfield – однородное поле). На глаза участников эксперимента накладывались полупрозрачные половинки мячей для настольного тенниса, через которые светили красными лучами, и надевались наушники, через которые транслировался так называемый белый шум. Затем им предлагалась серия упражнений на релаксацию, призванных снизить чувствительность тела и заглушить «ментальную болтовню».

В рамках экспериментов тотального поля глаза и уши получателя посланий были закрыты, как указано выше, а отправитель находился на некотором расстоянии в звукоизолированной комнате. Ему предлагалось на протяжении получаса концентрироваться на случайно выбранной картинке и телепатически передать ее получателю. Последний в эти 30 минут должен был просто мыслить вслух, рассказывая, какие образы или мысли приходят ему в голову, фактически он изливал поток сознания. По завершении опыта получателю показывали четыре картинки, из которых одну отправитель пытался ему передать. Задачей получателя было расположить картинки в том порядке, в каком они соответствовали его мыслям на протяжении 30-минутного промежутка времени. Если получатель помещал правильную картинку на первое место, исследователи ставили плюс, в противном случае ставили минус. По теории вероятности правильный ответ мог быть дан в 25 % случаев.

Хонортон опубликовал статью на материале 42 ганцфельд-экспериментов, проведенных десятью разными исследователями в лабораториях всего мира. Средняя доля правильных ответов у испытуемых составляла 35 %. Вероятность такого высокого результата – один шанс из 10 миллиардов.

Публикация Хонортона вызвала немалый шум и привлекла внимание закоренелого скептика Рэя Хаймана, психолога-когнитивиста из Орегонского университета. Хайман искал в данных какой-нибудь подвох и решил подвергнуть их независимому анализу. Хонортон и Хайман подписали соглашение о том, что оба проведут раздельные метаанализы всех полученных ранее результатов тотального поля и сравнят полученные данные. В 1986 году они опубликовали эти данные в Journal of Parapsychology, и оказалось, что ученые пришли к схожим выводам. Правда, Хонортон и Хайман разошлись во мнении насчет того, являются ли данные опытов доказательством существования телепатии, но согласились, что опыты проводились честно и объяснить их результаты методологическими ошибками нельзя. Другие исследователи повторяли эксперименты в области тотального поля и постоянно получали правильные ответы в 33–35 % случаев. Это наводит на мысль, что телепатическое общение между людьми действительно возможно.

Критики скептически отнеслись к экспериментам, но результаты выглядели убедительными, так что ученые начали их обдумывать. Лисби также была заинтригована ганцфельд-экспериментами. Она написала: «Наконец-то они начали обретать научную форму». В одной статье, опубликованной в солидном Psychological Bulletin, был сделан вывод, что указанные эксперименты вполне подтверждают существование телепатии. Правда, в другой статье из того же журнала столь же громогласно заявлялось, что телепатии не существует.

Вопрос о том, можем ли мы доверять данным ганцфельд-экспериментов, перекидывался взад и вперед подобно теннисному шарику, которым закрывали глаза испытуемых, и Лисби решила поставить эксперимент на себе. Она записалась в получатели посланий, нацепила на себя шарики и наушники, а кто-то пытался телепатически послать ей одну из шести картинок. Наконец она сняла с себя все хитрые штуковины и посмотрела на шесть карточек. Ни одна из них, как ей казалось, не подходила к образам, роившимся в ее разуме во время эксперимента. Единственным, что она зафиксировала в уме, был красный цвет. Ассистент настаивал, чтобы она выбрала одну картинку, пусть даже по наитию. Элизабет остановила свой выбор на карточке с красным закатом.

Ассистент открыл конверт и показал Лисби, какая картинка ей передавалась. Это был красный закат.

Лисби писала: «В тот момент мир повернулся ко мне странной стороной. На мгновение я почувствовала всеобъемлющий страх. Это было похоже на вспышку, но оказалось ошеломляюще реальным. Подобного страха я никогда не испытывала, мой разум раскололся. Я осознала, что знала нечто, чего не могла знать, и приняла это. Мои пациенты говорили, что их разум им не принадлежит, что они теряют рассудок. Это чувство меня страшило, ведь разум куда-то ускользал, мир выходил из-под контроля… Покинув лабораторию, я поняла, что получила желаемое: знание, помогающее верить… Часть меня все еще настаивала, что выбор красного заката был чистым совпадением, счастливой догадкой и не имел ничего общего с однородным полем и приглушением шума. Но я приходила не за верой в необычайную настройку мозга, а за чем-то другим. Я не чувствовала потрясения в тот момент, когда ассистент протянул мне карточку с закатом или когда молодой человек вернул мне арфу… Потрясение было сигналом после события. Я приходила, чтобы ощутить нечто до потрясения. Каким бы ни было это чувство, именно за ним я и приходила».

Реальна ли телепатия? Если да, то доказывает ли ее реальность, что мы все – одно целое, что мы способны так или иначе попадать в поле сознания, связывающее нас? Я не могу сказать наверняка, но перспективы такого единения блестящи. Лисби сделала вывод, имеющий отношение к этой теме: «Способны ли мы, человеческие существа, вступать с другими людьми и иными существами в столь тесную связь, что она нарушала бы законы природы? Если да, то перспективы этой связи практически невозможно вообразить».

Тесная связь

Если мы действительно связаны между собой, то что это значит для нашей жизни в мире? Легко осудить иных людей, верящих или ведущих себя не так, как мы, но всякий раз, когда мы занимаемся осуждением друг друга, то укрепляем иллюзию разделенности, забывая о том, что нас объединяет. Все мы виноваты в подобной забывчивости. Так, недавно я опубликовала в сети вдохновенный видеоролик, в котором звучит послание знаменитого духовного учителя. Многие посетители были тронуты и поделились увиденным со своими друзьями, но были и такие, кто оставил пренебрежительные записи. Заявлялось, что духовному наставнику нельзя доверять, потому что он лечился от алкоголизма, словно мы не можем научиться духовности у алкоголика.

Я вспомнила, как присутствовала на собраниях анонимных алкоголиков (в рамках психиатрической подготовки мы должны были посещать такие собрания). Встречи эти глубоко тронули меня. До тех пор я осуждала алкоголиков как потерянные души, которым попросту не хватает силы воли. И не помышляла о том, чтобы доверить свое духовное становление страдающему от зависимости человеку. Но, побывав на собраниях алкоголиков, я раскаялась в своих мыслях и осознала, что эти люди могут многому меня научить. Ранее я не понимала, что, осуждая их, наношу им одно из величайших духовных оскорблений. Я забывала, что сочувствие – это, возможно, самая духовная из всех добродетелей, а именно его посетителям этих собраний было не занимать.

Я слушала, как алкоголики рассказывают о человеческой уязвимости, и в это время головы слушателей склонялись в знак понимания. Они рассказывали о сексуальных травмах детства, о том, как их бросали родители и усыновляли другие люди, о том, как их родители напивались и избивали детей клюшками для гольфа… Даже матери выбивали им зубы. Некоторые из них кочевали из одного детского приюта в другой, их вынуждали оставлять людей, которых они полюбили…

Конечно, они не только терпели несчастья, но и приносили их другим. Участники собрания признавались в этом: они предавали своих близких, крали деньги у родителей, нарушали законы и даже подвергали людей насилию. Они рассказывали о потерях сознания и приступах белой горячки, о попытках самоубийства, о сроках, проведенных в тюрьмах, о своем стыде за избиение жен и детей. Когда они делились всем этим, часто со слезами на глазах, другие жадно слушали и тоже плакали. Никто не осуждал алкоголиков, когда они выговаривались, напротив, все проявляли сочувствие. Я была глубоко тронута, вступив в единение с моими товарищами по жизненному пути, и чувствовала стыд за то, что раньше их осуждала.

Каждый из нас делает все, что в его силах. Никому не дано предусмотреть все жизненные события, даже тем, кого вы хотели бы возвести на пьедестал почета. Хотим ли мы, чтобы нас осуждали за ошибки, пока мы прилагаем усилия для достижения лучших результатов? Миру не нужны дополнительные порции осуждения: мы нуждаемся в росте сочувствия друг к другу. Как подытожил мои мысли один анонимный алкоголик, «не суди других людей за то, что они грешат по-другому». Практикуя сочувствие, мы благословляем этот мир.

В нашем сочувствии нуждаются не только окружающие, но и мы сами. Очень часто, осуждая других, мы на самом деле проецируем на них самокритику, обрушиваемся на отрицаемые элементы нашего «я». Если я облачаюсь в тогу праведника и полагаю, что нахожусь выше кого-нибудь, то всегда можно обнаружить, что в какой-то степени предмет для критики находится во мне. Например, если меня раздражает подруга в силу ее эгоизма, то мне нужно посмотреть на свое «я» и понять, почему ее поведение меня раздражает, очевидно, потому, что и я не лишена эгоизма. Поскольку всегда легче критиковать других, чем исследовать собственные теневые стороны, мы проецируем последние на окружающих, а между тем нам следовало бы сочувственно относиться как к другим, так и к себе.

Осуждение вырастает из ложного страха. Нас пугает, когда люди отличаются от нас. Если кто-то молится другому божеству, любит человека своего пола, решает прервать беременность или присоединяется к оппозиционной политической партии, мы высказываем осуждение. Когда кто-то принадлежит к воинственному клану или вражеской группировке или даже просто живет на другой стороне улицы, мы считаем их «другими». Когда кто-то совершает преступление, мы ополчаемся на преступника. Но всякий раз, поступая так, мы вредим себе. Мы боимся людей, которые отличаются от нас, как будто их отличия угрожают нашему самоощущению. Но на самом деле угрозу чувствует лишь наше малое «я». Если мы готовы позволить страху исцелить нас, то следует использовать страхи для освещения наших предрассудков, показывая себе, как они подпитывают иллюзию разделенности. Если мы оказываемся способны отстранить наше малое «я», то способны и вступить в непосредственный контакт с душой другого человека. Тогда различия испаряются: душам они никогда не мешают и не угрожают.

Наше малое «я» чувствует себя более комфортно, когда все похожи и действуют одинаково, но каждый человек уникален, как неповторима каждая из снежинок. В то же время мы связаны между собой посредством коллективного сознания, объединяющего нас всех. Это парадокс, который рассудок просто не может понять, даже размышления о нем вызывают в мозгу что-то вроде короткого замыкания. Как выяснила Джилл Тейлор, когда у нее случился инсульт, лишь правое полушарие способно понять, что все мы – единое целое. Мы не можем рационально уяснить наш путь к единству, поскольку, как только начинаем о нем думать, включается левое полушарие, которое отделяет нас от целого. Оно твердит: «Я, я…» С таким подходом мы обособляемся от единства.

Левое полушарие мозга втягивает нас во множество проблем и как индивидов, и как представителей рода, и как жителей планеты. Ложный страх зарождается именно в этом полушарии, ответственном за язык, поскольку каждый ложный страх – это не что иное, как мысль, элемент языка. Поскольку левое полушарие создает также иллюзию разделенности мира, проводит разграничение между «я» и «они», возникают конфликты и травмы. В итоге мы подвергаем насилию не только друг друга, но и нашу планету.

Большинство глобальных проблем, с которыми мы сталкиваемся на Земле, вырастают из ошибочного мнения о том, что мы – разделенные существа, обособленные друг от друга. В тот момент, когда мы вспоминаем, что все мы – одно целое, мы уже не можем повернуться спиной к другим страдающим людям, животным в беде, гибели тропических лесов, загрязнению океанов, истончению озонового слоя… Если мы все – одно целое, то мы сильны лишь настолько, насколько сильно наше слабейшее звено. Наша слабость ныне заключается в покушении на природу и ее ресурсы. Никогда в истории планеты один вид не занимался так усердно уничтожением других видов. Пока мы упорствуем в заблуждениях относительно разделенности, то принимаем эгоистические решения, которые в краткосрочной перспективе создают для нас комфорт, но в долгосрочной – разрушают Землю и человеческий род, т. е. нас самих.

Когда мы вспомним, что все мы – одно целое, то будем призваны открыть сердца для беспрецедентного сочувствия другим. Выбор будет за нами: либо уступать страху, обособляться путем осуждения других и беспомощно воздевать руки вверх, либо действовать.

С чего же начинать? С себя. Если кто-то выбирает исцеление от ложного страха, замещение страха сочувствием и смелостью, его выбор отражается на других, заражая их любовью. Даже один человек, шагающий по миру с открытым сердцем и выбирающий правильные действия, благословляет других. Излучать любовь (пусть даже в небольших масштабах) – значит позитивно влиять на вибрацию планеты. Когда мы вспомним, кто мы есть на самом деле, то напомним и другим об их собственной сущности и иллюзия разделенности начнет рассеиваться.

Й олень

В документальный фильм «Я есть» Тома Шедьяка включен мультфильм, демонстрирующий последствия человеческого эгоизма. В нем рассказывается история древнего племени, жившего в гармонии много лет. Люди поддерживали друг друга, заботились о соплеменниках, когда те оставались без пищи или заболевали. Но однажды лучший охотник племени решил хранить добычу для себя, устроив тайник на горе вдали от стоянки. Когда другие охотники узнали об этом, они тоже стали припрятывать добычу, оставляя голодными слабых и больных. Племя усвоило культуру алчности и конкуренции, и родители начали учить детей, как оставлять побольше добычи себе. Таким образом, здоровый коллектив превратился в конгломерат разрозненных, зацикленных на себе индивидов.

Вам эта история кажется знакомой? Оглядитесь вокруг. Иллюзия разделенности подталкивает население накапливать ресурсы для себя и грабить окружающую среду за счет здоровья и благополучия большинства людей, за счет флоры и фауны. Но такой расклад не является естественным, ведь его подпитывает страх. Мы боимся, что при большей открытости и сотрудничестве наши собственные нужды или потребности наших семей не будут удовлетворены. Опасаемся политических идеологий, таких как социализм, поскольку исторические эксперименты привели к тому, что социализм ассоциируется в нашем сознании с диктатурой и ограничением свободы. Однако неудачный опыт оказался лишь примером того, как лучший охотник припрятывал мясо.

Мы, люди, – единственный вид на земле, живущий по конкурентному принципу «человек человеку волк». Возможно, нам следовало бы кое-чему научиться у других животных. В фильме Шедьяка описывается эксперимент, проведенный со стадом оленей для выяснения их подлинной сущности: нацелены они на конкуренцию или на сотрудничество друг с другом? Много месяцев ученые наблюдали за стадом, изучая оленью культуру, и вот что обнаружили. Всякий раз, когда наступает время отправляться на водопой к роднику, олени устраивают что-то вроде голосования. Альфа-самец не диктует, к какому роднику нужно идти, не тащит несогласных за собой. Все олени имеют возможность указать головами на родник по их выбору. Если по меньшей мере 51 % оленей выбирают один и тот же родник, то большинство направляется туда, а остальные следуют за ними. Когда приходит время сменить место водопоя, используется тот же ритуал.

Чему нас учит фильм «Я есть»? В наше время происходит изменение сознания в планетарном масштабе. От алчности и духа конкуренции мы переходим к сотрудничеству и предсказуемости. Том Шедьяк сказал: «Решение проблем начинается с глубоких перемен, которые должны произойти в каждом из нас. “Я есть” – фильм не столько о том, что вы можете сделать, сколько о том, кто вы. А после перемен в личности действия следуют естественным путем».

Что бы произошло, если бы 51 % людей прекратили доверять ложному страху управление их жизнью? Давайте выясним, ведь все начинается с вас. Вы можете стать тем 51-м оленем, который переступит черту, создаст то, что Малкольм Гладуэлл называл переломным моментом. Делая собственный выбор, вы участвуете в исцелении нашей планеты. Маргарет Мид говорила: «Не сомневайтесь в том, что небольшая группа мыслящих и самоотверженных людей может изменить мир. В действительности все всегда именно так и происходило».

Возможно, 51 % – это все, что нужно для перемен в глобальном сознании. Возможно, и вам для освобождения, обретения природной смелости необходимо лишь 51 % уверенности в себе. В акционерном обществе для принятия решения вам не требуется 100 % акций, достаточно 51 %. Когда ваша душа «выкупает» ваше малое «я» и приобретает контроль над 51 % акций компании под названием «ЛИЧНОСТЬ», смелость выступает на первый план.

Часть третья данной книги посвящена тому, как вам заполучить контрольный пакет акций собственной личности. Вы узнаете о шести шагах к развитию смелости и получите возможность выписать себе рецепт смелости. К концу книги у вас сформируется интуитивно созданный план действий (как сделать из страха топливо для личностного роста), так что смелость сможет руководить вами.