В) Периоды спокойствия, перевороты и войны
Беспрецедентные спокойствие и устойчивость, столь характерные для жизни до 1914 года, привлекались для объяснения многих аномальных явлений. Несколько утрируя, эту аргументацию можно свести примерно к следующему. В прежние времена человека на каждом шагу подстерегают рок, жизнь была полна опасностей и приходилось рассчитывать только на себя; ныне же тревожная и эгоистическая гонка происходит только ради того, чтобы получить экономическую выгоду, — самой же жизни ничто не угрожает, так как она находится под надежной защитой социальных институтов. Прежде большинство людей жило естественной трудовой жизнью, которая требовала полной отдачи от каждого; ныне же мы наблюдаем, с одной стороны, безжалостное засилье изнурительного физического труда, а с другой — богатых, бездеятельных, не преследующих никакой жизненной цели, не имеющих почти никаких обязанностей людей, которые тем не менее в большинстве своем недовольны жизнью. Пустота, бессодержательность жизни порождает имитацию полноценной жизни и способствует развитию истерического типа личности. На место истинных, судьбоносных ценностей приходит боязливая, мелочная зависимость от моральных норм и условностей. Это ведет к подавлению нормальных влечений и естественных чувств, к возникновению истерических симптомов.
Совершенно противоположная картина вырисовывается из сообщений о психических явлениях, имевших место в неспокойные времена — после эпидемии чумы в XIV веке, во время Великой французской революции, после революции в России. Похожие вещи приходилось непосредственно наблюдать и нам после 1918 года. Глубокие эмоциональные потрясения, касающиеся популяции в целом, воздействуют на людей совершенно иначе, чем потрясения сугубо личного свойства. Широкое развитие получают такие качества, как равнодушие к жизни (возрастает число дуэлей, люди проявляют меньше осторожности в опасных ситуациях, готовы жертвовать жизнью без всяких идеалов), неуемная жажда наслаждений и моральная неразборчивость.
В свое время считалось, что в военное время число психозов и самоубийств уменьшается. В начале войны о неврозах почти не говорят. «Какие могут быть неврозы, когда речь заходит о жизни и смерти!» (Хис [His]). По данным Бонгеффера, в годы войны в берлинскую клинику Шарите поступило значительно меньше больных с расстройствами на почве алкоголизма, но зато возрос приток психопатов мужского пола. Он замечает, что этот рост числа психопатов выглядит как капля в море, если мы сравним его с миллионами людей, которым пришлось подвергнуться тем же жесточайшим испытаниям. Подавляющее большинство людей под действием военных испытаний сохранило психическое здоровье. Очевидно, решающую роль сыграла наследственная предрасположенность. Относительно депрессий Керер (Kehrer) указывает, что «заботы, подавленность, горе и страх, испытанные теми, кто во время войны оставался дома, при всей неслыханной интенсивности этих чувств не привели к сколько-нибудь заметному количественному росту депрессивных состояний».
В течение 1914—1918 гг. был осуществлен ряд наблюдений в действующей армии. В очередной раз подтвердилось мнение, что специфических «военных» психозов и неврозов не существует. Правда, стало больше случаев острого помрачения сознания и, кроме того, возросло разнообразие неврозов, эти факты сделались предметом оживленного обсуждения. Воздействие страха и истощения на психику с пониженной сопротивляемостью проявилось в более драматичных
формах, чем когда-либо прежде. Хотя в процентном отношении число таких расстройств было невелико, реальные цифры оказались достаточно большими. Основные дискуссии велись вокруг вопроса о том, как отделить явления, имеющие психогенное происхождение, от явлений чисто физических. За этим стояла борьба двух мировоззренческих тенденций — искать виновных и приписывать все чьей-то злой воле или винить во всем болезнь, за которую никто не может быть в ответе. Очевидно, одна из двух сторон совершенно не замечала внесознательных, причинно обусловленных факторов, тогда как другая сторона — гуманная, но склонная к некоторой чувствительности — упускала из виду те полубессознательные (или, возможно, полностью бессознательные) силы, которые, так сказать, вторглись в болезнь. Впрочем, были и такие исследователи, которые занялись объективным анализом связей и попытались принять во внимание все точки зрения'. О воздействии психических испытаний на развитие неврозов свидетельствует тот факт, что военнопленные практически не болели неврозами — если не считать типичных расстройств настроения, известных под названиями «серая птица» (grauer Vogel) и «болезнь колючей проволоки» (Stach-eldrahtkrankheit). На ряде примеров, с привлечением биографического материала Виттиг описал влияние войны на морально неразвитую часть юношества.