Глава 4 мне здесь не место
Перевод: Юлия Виноградова
Во вступлении к книге «Гендер мозга» (Brain Gender) Мелисса Хайнс (Melissa Hines), психолог из Кембриджского университета, кратко рассказывает, каково было оказаться студенткой в первой партии женщин, допущенных к обучению в Принстоне в 1969 году. В университете ее распределили жить в комнате «для двух юношей», где ее встретил старшина по общежитию, «называвший меня мистером Хайнсом несколько недель, очевидно, пока не осознал, что я не мужчина» [1]. Подобная путаница в отношении половой идентификации приключилась и с Салли Хаслангер (Sally Haslanger), на данный момент являющейся профессором Массачусетского технологического института. Когда она сдала выпускные экзамены с отличием, «все шутили, что мне нужно сдать анализы крови, чтобы доказать, что я действительно женщина» [2].
Мэри Бирд (Mary Beard), преподавательница классической литературы в Кембриджском университете, вспоминает уроки римской эпиграфики в 70-х годах, на которых преподаватель «задавал умные вопросы умным мужчинам и вопросы о домашнем хозяйстве тупым девушкам» [3]. По крайней мере, вопросы девушкам задавали. Мэри Малларки (Mary Mullarkey), ставшая председателем Верховного суда Колорадо, была одной из немногих девушек, принятых в Гарвардскую юридическую школу в 1965 году. Хотя прошло уже пятнадцать лет с момента принятия принимать женщин, для многих это до сих пор «как соль на рану». Малларки и ее подруга Памела Бёрги Минцер (Pamela /Burgy/ Minzer) (впоследствии ставшая судьей Верховного суда Нью-Мексико) зря ожидали, что их будут спрашивать по теме занятий. Когда женщинам задавали вопросы по юриспруденции, это было настоящим событием, приуроченным профессором к «Дамскому дню». Темой дня, которая наконец-то обозначилась, были свадебные подарки:
«Наклонившись, профессор Кэснер сказал мне: “Мисс Малларки, если бы вы были обручены (а я вижу, что нет), - он сделал паузу, чтобы посмеяться, - вам бы пришлось вернуть кольцо, если бы помолвку разорвали?” Это был единственный вопрос, который мне задали за целый год по этому предмету» [4].
Как Малларки и Бёрги вскоре поняли, ученая степень Гарвардской юридической школы не гарантировала им, в отличие от их однокурсников, удачного трудоустройства. И хотя федеральный закон о гражданских правах, запрещающий дискриминацию по принципу пола на рабочем месте, был принят в 1964 году, казалось, что юридические фирмы, на удивление, ничего о нем не знали. «Распространенной была ситуация, когда рекрутер говорил женщине в лицо, что он и хотел бы ее нанять, но его старшие партнеры или клиенты фирмы никогда не согласились бы работать с женщиной юристкой», - вспоминает Маларки [5].
Не нужно иметь образования социолога, чтобы понять этот очень прозрачный намек, который отовсюду слышали эти талантливые и амбициозные женщины: «Вам здесь не место». Мы склонны считать этот тип откровенной дискриминации по признаку пола делом минувшим в западных капиталистических странах. Автор «Парадокса пола», Сюзан Пинкер (‘The Sexual Paradox’ Susan Pinker), в частности, пишет, что преграды для женщин уже «стерты» [6]. Ее книга населена женщинами, которые на вопрос об опыте пренебрежительного к ним, женщинам, отношения почесывают головы и безрезультатно пытаются вспомнить хоть какой-нибудь произошедший с ними случай, где им приходилось бы столкнуться с гендерно обусловленными препятствиями. Как мы увидим в следующей главе, очевидная, намеренная дискриминация женщин продолжает существовать не только на страницах учебников истории. Но здесь мы посмотрим на мягкие, обескураживающие намеки, о том, что «вам здесь не место», бурлящие в индивидуальном сознании.
Как мы узнали из предыдущей главы, женщины, пребывающие в мужских сферах, часто вынуждены действовать в неприятной и неблагодарной атмосфере, созданной угрозой подтверждения стереотипа. Могут появиться тревога, уменьшение рабочей памяти, заниженные ожидания и разочарование. Но есть и решение, хотя и довольно радикальное. Как заметил Клод Стил (Claude Steele), «женщины могут существенно снизить угрозу подтверждения стереотипа, пройдясь по коридору от кабинета математики к кабинету английского языка» [7]. Угроза подтверждения стереотипа может сделать больше, чем ухудшение работы – она может снизить интерес к нехарактерным для вашего пола видам деятельности.
Отличной демонстрации этого явления добились Мэри Мерфи (Mary Murphy) и ее коллеги из Стэндфордского университета. Продвинутых студентов, изучающих математику, науки и инженерию (МНИ), попросили высказать свое мнение о рекламном ролике «для летней конференции лидеров ВМНИ, которая должна состояться в Стэнфорде в следующей году»[8]. Студентам сказали, что ученые также хотят изучить физиологическую реакцию на ролик, поэтому замерялся также сердечный ритм и токопроводимость кожи, чтобы оценить уровень возбуждения. После просмотра рекламы студентам задавали вопросы, чтобы оценить, как они почувствовали свою причастность к конференции и насколько они были заинтересованы в ее посещении. Было два практически одинаковых видео с участием порядка 150 человек. Однако в одном соотношение мужчин и женщин было примерно таким же, как на специальностях МНИ: три мужчины на одну женщину. Во втором видео мужчин было почти столько же, сколько женщин. Женщины, просмотревшие второе видео, отреагировали примерно так же, как и мужчины и физиологически, и относительно комфорта пребывания на конференции и заинтересованности в ней. Женщины, просмотревшие видео с более реалистичным гендерным дисбалансом, пережили это иначе. Они больше возбудились – признак физиологически выраженного беспокойства. Они были менее заинтересованы в посещении конференции, когда видели гендерный дисбаланс. (Интересно, что так было и с мужчинами – хотя это, возможно, было связано с другими причинами.) И хотя женщины и мужчины, которые смотрели ролик с гендерным балансом, чувствовали себя на своем месте на конференции; среди женщин, видевших видео с гендерным дисбалансом, такая уверенность была значительно ниже. В условиях состояния мужского доминирования они уже не были уверены, что им там место.
Быть в меньшинстве – это реалия жизни женщин на факультетах ВМНИ. Другая такая реалия – гендерные стереотипы в рекламных роликах. Сначала может быть не совсем ясно, почему, например, женщина, прыгающая на кровати в восторге от нового средства от прыщей, может стать психологической преградой для женщин, стремящихся найти свое место в «мужских» сферах. Тем не менее, изображения женщин, расстраивающихся из-за своей внешности или пребывающих в восторге от новой смеси для выпечки, хотя непосредственно и не связаны с математическими способностями, все же делают гендерные стереотипы в целом более осязаемыми. Пол Дейвис (Paul Davies) и его коллеги продемонстрировали эти или нейтральные рекламные ролики женщинам и мужчинам, от которых ожидали хороших результатов в математике. Им дали тест, подобный GRE (тест, который сдают выпускники вузов для поступления в аспирантуру – прим.пер.), в котором были задания для оценки математических и речевых навыков. Мужчины, видевшие оба типа роликов, и женщины, смотревшие нейтральные ролики, пытались решить больше математических задач, нежели заданий на речевую компетентность. Но женщины, смотревшие сексистские рекламные ролики, поступили иначе – они избегали математических задач. Их карьерные устремления также изменились: от сфер занятости, требующих развитых математических навыков (вроде инженерии, математики, программирования, физики и др.), к сферам, требующим развитых речевых навыков (вроде писательства, лингвистики и журналистики) [9]. Рекламные ролики, которые транслируют стереотипы о рассеянности и легкомысленности женщин тоже, как отмечают Дейвис и его коллеги, снижают интерес женщин к лидерству. Студенты и студентки университетов были равнозначно заинтересованы в том, чтобы занять лидирующую роль в группе – кроме женщин, которым продемонстрировали гендерно-стереотипные рекламные ролики: они были склонны отказаться от лидерства [10].
Предпринимательство – это еще одна сфера, где доминируют мужчины, и в ней необходимые для успеха качества (воля, решительность, агрессивность, умение рисковать) приписывают мужчинам. И вот еще одна ниша, в которой женщины себя не видят. Студенткам женской школы бизнеса дали две фальшивые газетные статьи. Одна описывала предпринимателей как творческих, сведущих, стойких и щедрых и утверждала, что эти качества присущи в равной степени и мужчинам, и женщинам. Другая статья описывала предпринимателя как агрессивного, рискового и самостоятельного - все эти черты соответствуют стереотипному мужчине. Затем женщин спросили, насколько они заинтересованы в создании своего дела – мелкого или крупного предприятия. Для женщин, получивших мало баллов по шкале инициативности (тенденция «проявлять инициативность, определять возможности, использовать их и не останавливаться до достижения своей цели») было неважно, какую статью они читали. Но что же было с инициативными женщинами? Как и можно было ожидать, интерес этих активных женщин в организации своего бизнеса был высок, однако значительно снижался после прочтения статьи о том, что «бизнес – мужское занятие» [11].
Какие физиологические процессы отвечают за отказ включаться в мужские виды деятельности? Возможно, одна из причин заключается в том, что – как мы узнали из предыдущей главы – когда гендерные стереотипы становятся заметны, женщины склонны включать эти стереотипные качества в структуру самовосприятия. Им становится сложнее представить себя, скажем, инженером-механиком. Убежденность в том, что человек найдет себе место, может быть более важной, чем нам кажется, и это может объяснить, почему в некоторые ранее считавшиеся мужскими сферы женщинам легче попасть, чем в другие [12]. В конце концов, стереотипный ветеринар отличается от стереотипного хирурга-ортопеда или программиста, и они же отличаются от строителя или юриста. Различные стереотипы можно с большей или меньшей легкостью встроить в женское самовосприятие. Что, например, приходит на ум, когда вы представляете себе специалиста в области компьютерных технологий? Мужчину, конечно же, но не просто мужчину. Возможно, вы представляете себе мужчину, который некомфортно чувствует себя во время посиделок. Мужчину, оставляющего за собой гору банок от колы, упаковок фаст-фуда и журналов об электронике по пути на диван, чтобы в сотый раз посмотреть «Стар трек». Мужчину, чья бледность намекает на чрезмерный дефицит витамина D. Иными словами, гика.
Сапна Чериян (Sapna Cheryan), психолог из Вашингтонского университета, интересовалась, насколько «гиковость» компьютерных технологий отпугивает женщин от этой сферы. Когда она и ее коллеги опросили студентов об их желании основной специальностью выбрать компьютерные технологии, выяснилось, что эта сфера – неудивительно – преимущественно «мужская», заметно меньше интересует женщин. Но менее очевидным было то, почему их интерес был ниже. Женщины чувствовали себя совсем не похожими на студента компьютерщика. Это повлияло на их ощущение сопричастности к сфере компьютерных технологий – опять же, женщин там меньше – и именно из-за того, что женщины не чувствовали себя частью этой сферы, они были в меньшей степени заинтересованы в том, чтобы основной специальностью выбрать компьютерные технологии [13].
Однако интерес к «Стар Треку» и антисоциальный образ жизни могут и не иметь прямой связи с талантом в программировании. На самом деле, вначале программирование было работой преимущественно для женщин и считалась деятельностью, которой отлично подходили женские таланты. «Программирование требует много терпения, упорности и внимательности к деталям, и эти качества присущи многим девушкам», - написал один автор руководства по карьере программиста в 1967 году [14]. Женщины сделали значительный вклад в развитие компьютерных технологий и, как пишет один эксперт, «нынешние достижения в разработке программного обеспечения зиждутся на плечах первых женщин-программисток» [15]. Чериян предполагает, что «только в 1980-е годы появились отдельные герои компьютерных технологий вроде Билла Гейтса и Стива Джобса и термин «гик» стал ассоциироваться с техническим складом ума. Фильмы типа “Мести полудурков” и “Настоящего гения”, выпущенные в те годы, сформировали образ ‘компьютерного гика’ в культурном сознании» [16].
Если женщин отталкивает именно «гиковский» стереотип, тогда небольшой ребрендинг этой сферы может оказаться эффективным способом привлечь больше женщин. Чериян и ее коллеги проверили эту идею. Они предложили студентам принять участие в «Исследовании интереса к техническим специальностям и стажировке Центра развития карьеры». Студенты заполняли анкеты о своих интересах в сфере компьютерных технологий в маленькой классной комнате в корпусе имени Уильяма Гейтса (как вы догадываетесь, это корпус компьютерных технологий). Помещения, тем не менее, были оформлены по-разному. В одном декор можно назвать «гиковым шиком»: плакат «Стар Трек», гиковые комиксы, видеоигры, фастфуд, электронное оборудование и книги и журналы о технике. Второе было значительно менее «гиковым»: плакат был обычным, вместо фастфуда – бутылки с водой, обычные журналы, а книги о компьютерах были понятными для читателя с любым уровнем подготовки. В первой комнате мужчины чувствовали себя значительно более заинтересованными компьютерными технологиями, чем женщины. Но когда «гиковый» фактор исключался, женщины продемонстрировали равный с мужчинами интерес. Казалось, что большее чувство сопричастности приносило положительные изменения. Просто меняя декор, Чериян и ее коллеги смогли повысить интерес женщин, например, к работе в гипотетической компании, занимающейся веб-дизайном. Исследователи отмечают «влияние окружения на ощущения людей относительно того, стоит ли им внедряться в определенную сферу» и предполагают, что изменения окружения в области компьютерных технологий «может, таким образом, вдохновить тех, у кого раньше интерес был слаб или вообще отсутствовал… проявить его» [17].
Вы можете подумать, что это все это занятно, однако узко сфокусированная, несоциальная личность просто идет рука об руку со способностями в области компьютерных технологий. Но как отмечают психолог развития Элизабет Шпелке (Elizabeth Spelke) и Ариэль Грейс (Ariel Grace), «личностные качества, типичные для определенного рода занятий, часто ошибочно принимаются за необходимые для этой профессии». Они приводят в качестве исторического примера предположение психолога начала 20-го века о том, что его студенты-евреи не могли преуспеть в науке из-за отсутствия качеств, присущих христианам, он «ошибочно полагал, что типичная манерность его гарвардских коллег была необходима для успеха в науке» [18].
Подчеркивает идею Шпелке и Грейс удивительный непреднамеренный эксперимент на факультете компьютерных технологий Карнеги-Меллона (Carnegie-Mellon), проведенный, чтобы подтвердить, что гиковость не является необходимой для успеха в данной сфере. В середине-конце 1990-х годов масштабное исследование мужчин и (немногочисленных) женщин, учащихся на факультете компьютерных технологий Карнеги-Мелллона, обнаружило, что мужчины были очень сконцентрированы на программировании – у них даже «сновидения были в коде» - в то время как немногие женщины в программе были заинтересованы прикладной стороной компьютерной науки. Но в конце 1990-х требования к поступлению изменились, и теперь не было нечестного и бессмысленного отсеивания кандидатов, не имевших на тот момент большого опыта в программировании [19]. Благодаря этому количество женщин увеличилось в пять раз, с 7% до 34%. Лерон Блум (Lenore Blum) и Кэрол Фриз (Carol Frieze) воспользовались этой ситуацией, чтобы взять интервью у поступавших на факультет компьютерных технологий в 1998 году. Когда с ними беседовали в 2002 году, эти студенты, хотя и были приняты еще по старым критериям (наличие опыта в программировании), теперь учились на факультете с разными сокурсниками. Блум и Фриз обнаружили, что, примечательно, интерес к программированию или к прикладной компьютерной науке теперь стали точкой соприкосновения, а не различием между мужчинами и женщинами. «Почти все студенты воспринимали программирование как часть своих интересов, а компьютеры – как инструмент в создании приложений, в практическом их применении». А также стало понятно, что «студенты создавали новый образ», в котором «узко специализирующийся студент факультета компьютерных технологий» уже не был нормой:
«Наш коллектив включал студентов, играющих на скрипке, писавших рассказы, певших в рок-группе, игравших в спортивных командах, занимающихся искусством и входящих в разнообразные студенческие организации. Мы выяснили, что мужчины и женщины подобным образом стремились к построению более гармоничной личности, для которой важны и учеба, и жизнь вне программирования. Студенты описывали себя как ‘неповторимых и творческих, интересных многогранных людей’, ‘очень образованных, … очень основательных, не традиционных гиков’, ‘более гармоничных, чем люди пять-шесть лет назад’».
Вспомним, что этих студентов набрали по старым критериям. Это были программисты-гики. Тем не менее, как предполагают исследователи, годы, проведенные в становящимся более гендерно уравновешенным окружении, «изменили их представление о себе. Мы можем предположить, что подобная промежуточная культура ‘позволила’ мужчинам раскрыть свои негиковые качества» [20].
И женщины, и сфера компьютерных технологий проигрывают, когда гиковый стереотип служит ненужной преградой к специальности. А недавняя работа психолога Кэтрин Гуд (Catherine Good) и ее коллег показывает, что «чувство сопричастности» настолько же важный фактор в намерении женщин продолжить изучение математики. Интересно, что, как выяснили Гуд и ее коллеги, это чувство сопричастности может быть нарушено обществом, транслирующим, что способности к математике даны от природы и усердной работой они никак не повысятся, особенно в совокупности с убеждением, что женщины менее талантливы, чем мужчины [21]. Философ Салли Хаслангер (Sally Haslanger) предположила, что даже нынешним женщинам-философам (и представителям меньшинств) «сложно найти место в философии, являющейся не очень дружелюбной для женщин и представителей меньшинств, или, по крайней мере, предполагающей, что успешный философ должен выглядеть и вести себя как (традиционный, белый) мужчина» [22].
Но выбор карьеры это не только поиск места, в котором вы ощущаете себя комфортно социально. Он также должен соответствовать вашим талантам. Люди, конечно же, стремятся выбрать специальность, в которой они смогут преуспеть. Если гендерные стереотипы могут влиять на восприятие людьми своих способностей (а мы в этом убедились), значит неудивительно, что они могут повлиять и на карьерные решения. Социолог Шелли Коррелл (Shelley Correll) показала, что убеждения относительно гендерных различий в способностях играют важную роль в восприятии людьми их собственных маскулинных качеств, а это, ожидаемо, влияет на интерес к карьерам, полагающимся на эти способности. Коррелл использовала данные Национального долгосрочного исследования в сфере образования 1988 года, задействовавшего десятки тысяч старшеклассников, чтобы тщательно сопоставить реальные оценки с их собственным мнением насчет своих математических и речевых умений. Она обнаружила, что мальчики выше оценили свои математические способности, чем девочки с такими же оценками. Возможно, это связано с принятым в нашей культуре убеждением, что мужчины сильнее в математике, потому что мальчики знали, в чем себя похвалить: они не преувеличили свою речевую компетенцию. Эта самооценка оказалась важным фактором в выборе учащимися карьеры. В то время как реальные способности (это подтверждается оценками) были равны, от того, насколько высоко мальчик или девочка оценивают свои математические способности, зависит, выберут ли они науку, математику или инженерию. Коррелл делает вывод: «мальчики чаще, чем девочки, связывают жизнь с математикой не потому, что они сильнее в математике. Так происходит хотя бы отчасти потому, что они считают себя сильнее» [23]. Например, гендерные различия в самооценке математических способностей полностью объясняют различие в количестве поступивших на специальность «высшая математика».
Затем Коррелл показывает, насколько просто создать гендерный стереотип, который будет снижать уверенность и интерес женщин в считающейся мужской сфере. Она использовала тест контрастной чувствительности, в котором участники должны отгадать, какой цвет – черный или белый – занимает бóльшую площадь в серии прямоугольников. Участникам, первокурсникам Корнеллского университета, сказали, что «государственная организация тестирования разработала тест контрастной чувствительности, и что и школы, и компании из списка Fortune 500 хотят использовать его как критерий отбора» [24]. (Fortune 500 – список 500 самых крупных компаний США по версии журнала Fortune – прим.ред.) (На самом деле, тест – фальшивка: черное и белое присутствуют в равный пропорциях, так что правильного ответа не существует). Участникам говорили либо что мужчины справляются лучше, либо что гендерных различий нет.
Участникам сообщили одинаковые результаты тестирования, но то, как их восприняли, зависело от контекста – ситуация превосходства мужчин или гендерно-нейтральная. Когда учащиеся думали, что контрастная чувствительность – не зависящая от гендера способность, оценка собственных результатов у мужчин и женщин были очень похожими. Но совсем другая картина вырисовывалась, когда было высказано предположение, что пол играет роль. В контексте мужского превосходства мужчины оценили свою способность контрастной чувствительности выше и утверждали, что лучше справились с тестом. Они также были более снисходительны в оценке своих результатов. Затем Коррелл проверила, приведет ли более высокая самооценка к более высоким стремлениям, как в полученных ею ранее данных. Она обнаружила, что так и вышло. Когда мужчины думали, что они как группа более успешны в контрастной чувствительности, они чаще, чем женщины отмечали, что выберут курсы или семинары, для которых важна эта способность, и поступят на специальность или на высокоплачиваемые рабочие места, для которых эта способность является основополагающей. Нам нравится то, что (как мы думаем) нам хорошо удается.
Но, конечно же, многие женщины остаются в «мужских» сферах вроде математики, несмотря на угрозу подтверждения стереотипа и недостаток чувства сопричастности. К счастью для них, есть альтернатива отказу от математики – и это отказ от того, чтобы быть женщиной. Эмили Пронин (Emily Pronin) и ее коллеги обнаружили, что студентки Стэндфордского университета, которые прошли более десяти математических предметов, были менее склонны, чем другие женщины, называть для себя важными и свойственными предположительно не связанные с математикой черты, например, краситься, быть эмоциональной и хотеть детей [25]. Затем исследователи решили доказать, что это не так, что женщины, которым нравится губная помада и которые с радостью представляют своих будущих детей, изначально менее заинтересованы в математике. Скорее, женщины, которые хотят преуспеть в этих сферах, намеренно избавляются от подобных желаний в ответ на утверждение, что математика не для женщин. Исследователи собрали группу студенток Стэндфордского университета, для которых математические способности были важны. Половина женщин прочитала (фальшивую) научную статью о старении и речевых способностях. Остальные читали в сокращении настоящую научную статью о гендере и математике, опубликованную в «Science» [26]. Это исследование было посвящено результатам SAT (аналог ЕГЭ – прим.ред.) по математике, в котором приняли участие около 10 000 учащихся седьмых и восьмых классов с высокой успеваемостью. Мальчики показывали более высокие результаты, чем девочки, и в статье выдвинули предположение, что «есть существенные половые различия в математическом мышлении в пользу мальчиков» [27], в совокупности с утверждением, что это преимущество отражает врожденное превосходство мальчиков в пространственном ориентировании.
Женщины, определенно, сочли статью пугающей и приложили усилия, чтобы опровергнуть эти выводы и умозаключения. Но она, тем не менее, повлияла на них. Женщины, которые прочитали не пугающую статью, признали у себя наличие женственных качеств, которые считаются связанными или никак не влияющими на карьеру в области математики. Но женщины, прочитавшие статью из «Science» о математике и гендере, меньше признавали у себя наличие женских качеств, считающихся затрудняющими продвижение в сфере математики. Часть их личности выбрасывалась за борт в попытке остаться на плаву в сферах, где главенствуют мужчины. Если бы нужно было отказаться от особо значимых частей Я-концепции, то, в итоге, женщины, скорее всего, позволят кораблю пойти ко дну.
Поведение коллег также иногда усложняет сочетание женских и профессиональных идентичностей в сферах, где доминируют мужчины. В недавнем исследовании Athena Factor, проведенном Центром политики обеспечения баланса между работой и личной жизнью (Center for Work-Life Policy), обнаружено, что четверть женщин, работающих в инженерных и технологических корпорациях, думают, что их коллеги по умолчанию считают людей их пола менее талантливыми в науках. «Мою точку зрения и доводы всегда ставят под сомнение: “Вы уверены?”, - жаловалась одна из участниц фокус-группы, - в то время как сказанное мужчинами принимается за истину». Участницы фокус-группы одна за другой рассказывали похожие истории: женщин-инженеров считали помощницами по административным вопросам; руководительниц считали младшими сотрудницами; появление женщины на совещании вызывало удивленные взгляды [28]. В ответ на отчет Athena, женщина-инженер на руководящей должности написала в блоге, что «многие клиенты думают, что я прихожу на совещания, чтобы делать заметки для мужчин… Некоторые даже извиняются, что я должна слушать скучные обсуждения технических деталей, предполагая, что я не понимаю, о чем идет речь» [29]. Несложно заметить, что такой подход и эти умозаключения могут не только быстро утомить, но и уничтожить чувство сопричастности женщин. Вторя открытиям Эмили Пронин и ее коллег о том, что математически одаренные женщины отказывались от признаков женственности, воспринимаемых ими как помехи, отчет Athena обрисовывает вызывающую тревогу картину психологических изменений, который происходят в женщинах, занятых в сфере науки, инженерии и технологий. Самым простым решением проблемы проявления женственности в окружении, где женщины чувствуют себя более слабыми и непричастными, это стать настолько неженственной, насколько это возможно. То, что бросалось в глаза - косметика, украшения и юбки – стандартные внешние признаки женственности, которые привлекают внимание к гендеру их носящих, - по наблюдению исследований, присутствовали редко. Женщины также начинали проявлять мизогинию, принижая других женщин за эмоциональность и «презирая» специальности с преимущественно женским контингентом и любые рабочие собрания, где преобладают женщины. «По определению ничего важного в этой комнате не происходит: в этой компании власть в руках мужчин», - вот как одна из женщин-инженеров объясняла свою политику избегания женских собраний. Отвратительная, трудноразрешимая несовместимость женственности и сферы науки, инженерии и технологий, где доминируют мужчины, была емко описана одной женщиной, процитированной в отчете, которая описала, как в большей и большей степени у нее проявлялся «дискомфорт от того, что она женщина» [30].
По мере того, как довод о якобы отсутствующем у женщин от природы таланте в ‘мужских’ сферах становился все более неубедительным, появилась и укрепилась идея об отсутствии у женщин интересов к этим сферам [31]. Но, как мы увидели в этой главе, интерес также подвержен влиянию окружения, по крайней мере, у молодых взрослых, которых в основном и изучали проанализированные нами исследования. Необычайно просто направить лучи света на карьерный путь для одного пола. Несколько слов относительно того, что Y-хромосома играет в вашу пользу, или пара деталей в интерьере, и сразу появятся существенные изменения в карьерных интересах. Увидев, какое влияние может оказать на карьерные интересы простой кратковременный лабораторный эксперимент, вы будете поражены тем, какое кумулятивное влияние оказывает огромная, неизбежная психологическая лаборатория, которую мы называем жизнью. Существующее гендерное неравенство в сфере занятости, сексистские рекламные ролики, точки зрения руководителей ведущих университетов, не говоря уже обо всех «фактах о работе мозга», к которым мы перейдем позже, - все это взаимодействует и формирует наше сознание.
К тому же, в нашей жизни присутствуют другие люди, чье сознание, как и наше, наделено имплицитными и эксплицитными установками относительно гендера. Борьба на игровом поле, создаваемом их наполовину измененными сознанием и поведением, как мы увидим в заключительных главах этой части, по-прежнему являются важной частью нашего наполовину измененного мира.