Это не твое место, Ангелочек. Ты всегда будешь здесь чужой». 4 страница

И все они хотят переехать ее...

Элизабет и Джон вернулись с прогулки. Ангелочек заметила, как Джон нежно прикоснулся к жене, а она покраснела. Ангелочек видела то же выражение на лицах других мужчин, но ей никто из них никогда так не улыбался. С ней всегда была только сделка.

Дом был переполнен людьми, поэтому Ангелочек вышла и села на поляне, в зарослях золотистых цветов горчицы. Ей хотелось просто выбросить из головы печальные мысли. Хотелось, чтобы боль ушла. К ней присоединилась малень-

326

3%ю6овъ искупительная

кая Руфи. Горчичные заросли были выше ее роста, и ей, наверняка, казалось, что она попала в золотой лес, где пытается проложить себе дорогу. Для нее это было насто­ящее приключение. Ангелочек смотрела, как Руфи борется с зарослями, стараясь догнать белую бабочку. Ее сердце сжалось в комок.

Сегодня вечером они с Михаилом уйдут, и все закон­чится. Она больше не увидит Руфи. И Мириам. И Элизабет. Не увидит остальных. Она прижала колени к груди. Ей захотелось, чтобы Руфи подбежала и обняла ее. Хотелось покрыть ее милое личико поцелуями; но ребенок уж точно ее не поймет, а она не сможет объяснить.

Руфь прибежала, ее глаза горели детским восторгом. Она шлепнулась рядом с Ангелочком. — Ты видела, Амэндочка? Первая бабочка!

— Да, дорогая. — Она прикоснулась к ее шелковистым
темным волосам.

Руфь устремила на нее взгляд своих больших карих искрящихся глаз. — А ты знаешь, что они получаются из гусениц? Мне Мириам рассказала.

Она улыбнулась. — Правда?

— Некоторые из них пушистые и красивые, но совсем
невкусные, — рассказывала Руфь. — Я как-то съела одну,
когда была еще совсем маленькой. Это было ужасно.

Ангелочек рассмеялась и усадила Руфь к себе на колени. Пощекотала ей животик.

— Я думаю, ты больше не захочешь их пробовать, правда,
мышонок?

Руфь хихикнула и, спрыгнув с ее колен, побежала нарвать еще немного цветов горчицы. Выдернула один цветок вместе с корнями.

—У нас теперь есть дом. Вы с Михаилом переедете к нам?

—Нет, милая.

Руфь удивленно взглянула на нее.

—Почему? Вы не хотите?

—Просто потому, что теперь у всех нас есть свои дома.

32?

ФРАНСИН РИВЕРС

Руфь подошла и встала рядом. — Что с тобой, Мэнди? Ты плохо себя чувствуешь?

Ангелочек прикоснулась к ее неясной детской коже. — Я в порядке.

—Ну, тогда не споешь ли ты мне песенку? Я никогда не слышала, как ты поешь.

—Я не могу. Не умею.

—Папа говорит, что любой человек может петь.

—Песня должна выходить изнутри, а у меня там ничего не осталось.

— Правда? — переспросила Руфь удивленно. -
Почему?

— Все вытекло куда-то.

Руфь нахмурилась, осматривая Ангелочка критическим взглядом с головы до ног. — По-моему, ты выглядишь нормально.

—То, что снаружи, бывает обманчиво. По-прежнему недоумевая, Руфь села к ней на колени.

—Тогда я тебе спою.

Слова и ноты не совпадали, но Ангелочка это не беспо­коило. Ей было так приятно держать Руфь на коленях и вдыхать запах горчичных цветов. Она прижалась головой к головке Руфи и крепко обняла ее. Она не замечала Мириам, пока та не заговорила.

— Тебя мама зовет, зайчик!

Ангелочек спустила Руфь с колен и слегка шлепнула, помогая набрать скорость.

—Почему ты пытаешься отдалиться от нас, Амэнда? -поинтересовалась Мириам, присаживаясь рядом.

—Почему ты так решила?

—Ну вот, ты всегда так делаешь. Задаешь вопрос вместо того, чтобы ответить. Это так досадно, Амэнда.

Ангелочек поднялась и отряхнула юбку.

Мириам тоже встала. — Ты не ответила и не смотришь мне в глаза, а теперь пытаешься убежать.

Ангелочек посмотрела ей прямо в глаза. — Да ну, глупости.

328

<9%юбо8ъ искупительная

—Или ты думаешь, что теперь, когда у нас есть свой дом, наша дружба закончена?

—Каждый из нас будет занят своей жизнью.

—Ну, не настолько занят, чтобы забыть друзей. — Мириам попыталась взять Ангелочка за руку, но она поспешила уйти, делая вид, что не заметила руки.

—Ты знаешь, если ты будешь так стараться избежать огорчений от других, то огорчишь сама себя еще больше! — крикнула Мириам ей вслед.

Ангелочек рассмеялась: — Слова мудреца!

— Ты невыносима, Амэнда Осия!

— Ангелочек! — пробормотала она. — Меня зовут
Ангелочек!

Как только Элизабет, Мириам и Ангелочек разложили на поляне еду, все расположились на расстеленных покры­валах. Ангелочек делала вид, что с удовольствием ест, но каждый кусок застревал в горле.

Павел бросал на нее холодные взгляды. Она пыталась не обращать на это внимания. Он так ненавидит ее из-за собственной слабости.

Она вспомнила, как вело себя несколько молодых людей, которые, оплатив, пользовались ее услугами. Когда они надевали брюки и ботинки, собираясь уходить, они вдруг осознавали собственное фарисейство. Они вдруг понимали, что натворили. Не ей. О ней никто не думал. Своей душе. «Вы что-то вспомнили?» — вонзала она нож, стараясь задеть их поглубже. Они должны понимать, что она все знает. Сначала на их щеках загорался яркий румянец, потом в глазах появлялись ненависть и отвращение.

Да, она вонзила нож в сердце Павла, но сама же оказа­лась раненой. Лучше бы она тогда прошла пешком весь путь до Парадиза. Тогда, может быть, Михаил догнал бы ее вовремя? Тогда, может быть, и Павел не стал бы ее так ненавидеть? И ей не пришлось бы сожалеть о столь многом.

329

ФРАНСИН PlIBEPC

Вся ее жизнь, с самого начала, была одной огромной ошибкой, о которой стоит сожалеть. «Она не должна выла родиться, Мэй».

Михаил взял ее за руку, и она очнулась от своих мыслей. — О чем ты думаешь? — тихо спросил он.

—Так, ни о чем, — от его прикосновения по ее телу разлилось тепло. Это ее смутило, и она поспешила отде­рнуть свою руку. Он слегка нахмурился.

—Ты чем-то встревожена.

Она пожала плечами, пытаясь не встретить его взгляд. Он внимательно смотрел на нее. — Павел тебя больше не обидит.

—Если и обидит, это не важно.

—Если он обижает тебя, он обижает меня.

Эти слова пронзили ее, как меч. Она пыталась задеть Павла, и вместо этого сделала больно Михаилу. В тот день она вовсе не думала, как это отразится на нем. Она думала только о себе, о своей собственной злости и безнадежности. Может быть, попытаться это как-то исправить?

—Павел здесь не при чем, — заверила она Михаила. — Правду все равно не скроешь.

—Я рассчитываю на это.

Весь оставшийся день Михаил продолжал наблюдать за Амэндой. Она все больше погружалась в себя. Работая с Элизабет и Мириам, она почти ничего не говорила. Она снова ушла в себя, в свои мысли, и опять возводила стены. Когда Руфь брала ее за руку, он видел печаль в ее глазах и понимал, чего она боится. Он не мог обещать, что ничего подобного не произойдет. Элтмэны, как и все люди, могут быть так заняты своими делами пли проблемами, что не заметят чужую боль или одиночество.

Но юная Мириам заметила.

— Она здесь, с нами — и в то же время где-то далеко.
Она не подпускает меня к себе, Михаил. Что с ней такое

330

3%ю6овъ искупителъиш,

сегодня? Она ведет себя так же, как тогда, в первый день, когда мы к вам приехали.

—Она боится боли.

—Но сейчас она сама себе делает плохо.

—Я знаю. — Он не собирался рассказывать о прошлом своей жены или обсуждать с кем-либо ее проблемы.

— Это отчасти потому, что Павел ее не любит. Она
больше не проститутка, но она думает, что остается ею в
глазах окружающих. Думает, что к ней будут соответст­
венно относиться.

Он готов был взорваться от нахлынувшего гнева. — Это Павел тебе сказал?

Она отрицательно покачала головой.

— Она сама мне это сказала еще тогда, на дороге. Она
сказала это громко, чтобы мама слышала. — Ее глаза напол­
нились слезами. — Что нам с этим делать, Михаил? У меня
сердце рвется на части, когда я вижу, как она смотрит на
Руфи.

Михаил понимал, что Мириам теперь будет очень занята, помогая Джону и Элизабет устроиться на новом месте. Поэтому он не мог просить ее часто приходить к ним. Это дало бы Амэнде понять, что привязанность и дружба Мириам были подлинными, а не преследовали практичес­кой цели. К тому же девушка уже смотрела на Павла, как на греческого бога, сошедшего с Олимпа, несмотря на все его недостатки. Он видел, что и Павлу она нравится. Это было нетрудно понять, потому что тот стал сознательно ее избегать. В любом случае, похоже, что чувствам Мириам к Амэнде придется пройти проверку на подлинность.

Джон достал скрипку. На этот раз вместо печальных гимнов зазвучала веселая музыка кантри. Михаил подхва­тил Ангелочка и закружил в танце. От его близости у нее начала кружиться голова.

Ее сердце бешено колотилось. Она чувствовала, как жар приливает к ее лицу, и не осмеливалась взглянуть на

331

ФРАНСИН PlIBEPC

Михаила. Иаков танцевал с мамой, Мириам водила хоро­вод с малышкой Руфь. Джон, не переставая играть, поднял ногу и слегка пнул Андрея в сторону сестры Лии. Павел наблюдал за всеобщим весельем, безучастно прислонив­шись к стене нового дома. Он выглядел таким одиноким, что Ангелочку даже стало жаль его.

—Это наш с тобой первый танец, — заметил Михаил.

—Да, — ответила она, едва дыша. — Здорово у тебя получается.

—Тебя это удивляет? — рассмеялся он. — У меня многое здорово получается. — Он крепко сжал ее в объятиях, отчего ее сердце забилось еще быстрее.

Подошел Иаков, поклонился Ангелочку, и Михаил с улыбкой передал ее новому кавалеру. Она окинула взгля­дом двор, и они стали танцевать. Посмотрев на Мириам, было нетрудно понять, что ей хотелось бы потанцевать с кем-то другим, кроме младшей сестры и братьев. Но Михаил танцевал с Элизабет, Лией и Руфь, а Мириам оставалась одна. Ангелочка пронзила нехорошая мысль: почему Михаил избегает Мириам? Он что, боится близко подойти к ней? Когда он оказался рядом, чтобы забрать ее для следующего танца, она не дала ему свою руку.

— Ты ни разу не танцевал с Мириам. Почему ты с ней
не потанцуешь?

Он слегка нахмурился, потом крепко взял ее за руку и притянул к себе. — Павел об этом позаботится.

— Он еще ни с кем не танцевал.

— И не будет, если я буду делать это за него. Мне
кажется, что он вспомнил Тесси. Он на празднике с ней
познакомился. Но он скоро поймет, что надо потанцевать
с Мириам.

В конце концов, Павел пошел танцевать с Мириам, но с безучастным, мрачным видом и почти не разговаривал с ней. Мириам от этого растерялась. Как только музыка закончилась, он попрощался и пошел к своей лошади.

— Нам тоже пора ехать, — сказал Михаил.

882

<9%ю6овъ ис£/жте,лънал

Мириам обняла Ангелочка и прошептала ей на ухо: — Я через несколько дней к вам приду. Может, ты мне тогда скажешь, что такое с этим парнем.

Ангелочек взяла на руки маленькую Руфь, крепко прижала к себе и поцеловала в нежную щечку. — Пока, милая. Будь хорошей девочкой.

Михаил подсадил Ангелочка в повозку и устроился рядом. Всю дорогу, пока они ехали при лунном свете, он крепко обнимал ее. Ни один из них не произнес ни слова. Его объятия вызывали в ней такую бурю чувств, что это беспокоило ее. Она бы предпочла пройти всю дорогу пешком.

Когда, наконец, между деревьями показался дом, она с облегчением вздохнула. Михаил спрыгнул с высокого сиденья и протянул к ней руки. Наклонившись к нему, она положила руки на его сильные плечи. Их тела соприкосну­лись, когда он опускал ее на землю, и она почувствовала, как в ней бурлит жизнь — влекущая, захватывающая и незнакомая.

—Спасибо, — сказала она натянуто.

—Пожалуйста, — он усмехнулся, и у нее моментально пересохло во рту. Когда он, опустив ее на землю, оставил руки на ее талии, ее сердце забилось быстрее. — Ты была такая тихая сегодня, — стал он опять задумчивым.

—Мне нечего было сказать.

—Что тебя беспокоит? — спросил он, убирая толстую косу с ее плеча.

—Ничего.

—Мы снова одни. Может быть, в этом причина? — он взял ее за подбородок и поцеловал. Ангелочек почувство­вала, как все внутри тает, в коленях появилась слабость. Оторвавшись от ее губ, Михаил нежно прикоснулся к ее лицу. .

—Я скоро вернусь.

Прижав руки к груди, она смотрела, как он уводит лошадь в стойло. Что с ней происходит? Она пошла в дом и занялась камином. Вскоре огонь полыхал, и она осмотре-

333

ФРАНСИН РИВЕРС

лась в поисках дел. Ей нужно заняться хотя бы чем-нибудь, чтобы не думать о Михаиле, но вокруг царил порядок. Элизабет даже поменяла солому в матраце. Пряности свешивались с перекладины под потолком, наполняя дом сладковатым, терпким ароматом. На столе стояла ваза с золотистыми цветами горчицы: об этом, конечно же, поза­ботилась Руфь.

Михаил перенес из сарая их вещи.

— Так тихо здесь без Элтманов, правда?
-Да.

— Ты, наверно, больше всего будешь скучать по Мириам
и Руфи, — предположил он, ставя сундук обратно в угол.
Она склонилась над огнем. Он положил руки на ее бедра,
и она выпрямилась. — Они тебя любят.

Ее глаза вспыхнули.

— Давай сменим тему, хорошо? — попросила она, отсту­
пая от него.

Он взял ее за плечи. — Нет. Давай поговорим о том, о чем ты думаешь.

—Я ни о чем не думаю. — Он подождал немного, неудов­летворенный ответом, и она беспокойно вздохнула. — Мне надо было хорошо подумать, прежде чем сближаться с ними. — Оттолкнув его руки, она плотнее закуталась в шаль.

—Ты думаешь, что теперь, когда они уехали, они будут меньше любить тебя?

Она дерзко посмотрела на него, стараясь защи­титься. — Иногда мне хочется, чтобы ты просто оставил меня в покое, Михаил. Чтобы ты просто вернул меня туда, откуда я пришла. Так все было бы гораздо проще.

—Ты говоришь так, потому что ты стала чувствовать?

—Я чувствовала и раньше, и переступила через это.

—Ты обожаешь Мириам и эту маленькую девчушку.

—Ну и что? — С этим она тоже справится.

— Что ты сделаешь, когда Руфь придет к нам с новым
букетом цветов? Укажешь ей на дверь? — жестко спросил
он. — У нее тоже есть чувства, и Мириам не исключе-

834

3%ю6овъ искупительная

ние. — По выражению ее лица он понял, что она не верит в их возвращение. Он прижал ее к себе, несмотря на противостояние. — Я все время молился о том, чтобы ты научилась любить, и вот, это случилось. Только ты полю­била их вместо меня. — Он рассмеялся, забавляясь над самим собой. — Бывали времена, когда я жалел, что привез их сюда. Я ревную.

Ее щеки пылали, и она никак не могла унять сердцебие­ние, как ни пыталась. Если бы он узнал, насколько сильна его власть над ней, что бы он сделал?

—Я не хочу влюбляться в тебя, — сказала она, выскаль­зывая из его рук.

—Почему?

—Потому что ты закончишь тем, что будешь исполь­зовать это против меня. — Она увидела, что он начинает сердиться.

—Каким же это образом?

—Я не знаю. Но это жизненная истина. Ты можешь даже не отдавать себе в этом отчет, когда это начнет происходить.

—О какой истине ты говоришь? Которой тебя Хозяин научил? Настоящая истина освобождает тебя.* А с ним ты была когда-нибудь свободна? Хоть на минуту? Он набил твою голову всякой ложью.

—А как насчет моего отца?

—Твой отец был эгоистичным и жестоким. Но это не значит, что все мужчины в мире таковы.

—Все мужчины, которых я видела, такие.

—И я, по-твоему, такой? А как насчет Джона Элтмана? А Иосиф Хотшильд и тысячи других?

Ее лицо исказилось от боли.

Увидев ее мучения, он смягчился. — Ты как птица, кото­рая всю жизнь провела в клетке, а когда попала на свободу, испугалась, и хочет обратно в клетку. — Он увидел, как

*«Тогда сказал Иисус...если пребудете в слове моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными».Евангелие от Иоанна 8:31-32.

335

ФРАИСИН РиВЕРС

разные эмоции замелькали на ее бледном лице. — Там не безопасней и не лучше, Амэнда. Даже если ты попытаешься сейчас вернуться к прошлой жизни, я не думаю, что ты выживешь таким способом.

Он был прав. Она это знала. Еще до того, как появился Михаил, она уже не могла так жить дальше. Но и здесь она не видела никаких гарантий.

А что, если она так и не научится летать?

336

<3%ю6о$ъ искупительная

2/

«Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!»

Псалом 41:2

емля пробуждалась с приходом весны. Склоны холмов словно кто-то осыпал пурпурными люпинами, золо­тыми одуванчиками, красными маками и белыми цветами дикого редиса. Что-то новое и странное появилось внутри Ангелочка. Она впервые почувствовала это, когда смотрела, как Михаил вскапывал землю для овощных грядок. От движения его мускулов под рубахой теплая волна разлива­лась по ее телу. А от одного его взгляда у нее пересыхало во рту.

Ночью они молча лежали рядом, едва касаясь друг друга, оба в напряжении. Она чувствовала дистанцию, которую он установил между ними, и не переходила ее.

— Это становится все сложнее, — загадочно сказал он однажды, и она не стала спрашивать, что именно.

Все больше она чувствовала себя одинокой. Это было связано с Михаилом, и с каждым днем ей становилось все больнее. Иногда, вечерами, когда он заканчивал-чтение и поднимал на нее глаза, у нее перехватывало дыхание. Ее сердце бешено колотилось, и она отводила взгляд, боясь, что он увидит, как ее тянет к нему. Все ее тело говорило об этом. Мысли о нем сливались в один громкий хор, заполняя

337

ФРАНСИН PlIBEPC

всю ее голову. Она едва могла что-то сказать, когда он ее о чем-нибудь спрашивал.

Как бы Хозяин смеялся над ней сейчас. «Любовь — это ловушка. Ангелочек. Стремись к удовольствию. Для этого не нужно никаких обязательств».

Теперь она задумывалась, не является ли Михаил отве­том на все, в чем она нуждалась. Размышляя над этим, она боялась признаться себе, что это так. Ночью, когда он во сне поворачивался к ней, прикасаясь своим сильным телом, она вспоминала, как они занимались любовью. Вспоминала, как он был счастлив в своей страсти, исследуя ее тело, подобно тому, как он исследовал землю, которой владел. Тогда она ничего не чувствовала. А теперь даже легкое прикосновение вызывало целую бурю эмоций. Его мечты постепенно становились ее мечтами.

День за днем Михаил все больше открывался ей, но при этом она холодела от страха. Почему они не могут оставить все, как есть? Почему бы ей не остаться такой, как раньше, замкнутой в себе? Пусть все будет, как было. И все же Михаил продолжал наступать — мягко, но неизбежно, а она отступала в ужасе, потому что все, что она видела впереди, было незнакомым и пугающим.

«Я боюсь полюбить его. О, пожалуйста, не надо!»

У нее ведь не получится лучше, чем у ее матери, а Мэй не смогла удержать Алекса Стаффорда. Вся ее любовь не помешала ему сесть на лошадь и умчаться, подобно ветру, оставив ее навсегда. Ангелочек до сих пор отчет­ливо помнила картину из детства: темную фигуру Алекса в развевающейся накидке — как он на полном скаку убегал из маминой жизни. Приезжал ли он хотя бы, чтобы приказать ей собрать вещи и убираться, или воспользовался услугами молодого управляющего? Она не знала. Мама никогда об этом не говорила, а она не спрашивала. Алекс Стаффорд был запретной зоной, на которую Ангелочек никогда не осмеливалась ступать. Только мама могла произносить его имя, да и то, когда была пьяна и очень подавлена, и, подобно соли, это всегда растравляло старые раны. «Почему Алекс

338

3%ю6оЬ°ъ искупительная,

бросил меня?! — рыдала мама. — Почему? Я не понимаю! Почему? »

Мама невероятно страдала из-за этого, но еще больше ее мучило чувство вины. Она никогда не могла забыть цену, которую заплатила за любовь. И она никогда не могла забыть его.

«Но я заплатила ему сторицей, мама. Слышишь ли ты меня? Я раздавила его так же, как он когда-то тебя. О, я до сих пор помню его взгляд...»

Ангелочек закрыла лицо руками.

«О, мама, ты была так красива и совершенна. Ты была такой набожной. Но разве твои четки помогли тебе хоть капельку, мама? А надежда помогла? Любовь не принесла тебе ничего кроме боли. Теперь со мной происходит то же».

Ангелочек когда-то поклялась, что никогда никого не полюбит, а теперь это происходило вопреки ее воле. Чувство росло в ней против ее желания, пытаясь пробиться сквозь плотную темноту ее разума. Словно семя в поисках весен­него солнца. Мириам, маленькая Руфь, Элизабет. И вот теперь Михаил. Всякий раз, когда она смотрела на него, он разрывал ее сердце. Ей хотелось задавить эти новые чувс­тва, но ничего не получалось - они продолжали медленно прорастать, все больше пробиваясь наружу.

Хозяин был прав. Это опасно. Это ловушка. Это как упрямый плющ, пробивающийся даже сквозь крохотные трещины на защитных стенах, которыми она пыталась себя оградить. Рано или поздно это разобьет ее сердце. Если она позволит. Если не покончит с этим сейчас.

У тебя еще есть выход,— заговорил знакомый голос из тьмы. — Расскажи ему худшее, что ты сделала. Расскажи ему о своем отце. Это все отравит. И остановит боль, которая растет у тебя внутри».

Тогда она решилась рассказать ему все. Когда он все узнает, то, наконец, наступит развязка. Высказанная прайда проложит между ними такую глубокую пропасть, которую уже никто из них никогда не сможет преодолеть.

33,9

ФРАНСИН РИВЕРС

Она стала искать Михаила и вскоре обнаружила, что он рубит дрова. Он был без рубашки, и она какое-то время молча стояла и смотрела на него. На его широкой спине уже появился загар, под золотистой кожей двигались силь­ные мускулы. Здесь сочетались сила, красота и величие сразу — когда его топор, описав высокую дугу, с силой врезался в полено, разрубив его точно пополам. Две одина­ковые половинки дров упали с чурбана. Наклонившись за новым поленом, он увидел ее.

— Доброе утро, — поздоровался он, улыбаясь. Внутри
нее все затрепетало. Казалось, он рад ее появлению и
приятно удивлен тем, что она была рядом и смотрела, как
он работает.

«Зачем я это делаю?»