Психология личности. индивидуально-психологические особенности женщин с осложненной беременностью
Автор: В. М. РУСАЛОВ, Л. М. РУДИНА
Г.
В. М. Русалов*, Л. М. Рудина**
* Доктор психол. наук, профессор, зав. лаб. МП РАН, Москва
**Психотерапевт, РОО "Семья и здоровье", Москва
Выявлялись семейно-генетические, темпераментальные и атрибутивно- стилевые особенности женщин с разной степенью осложнения беременности. В исследовании участвовали 400 женщин в возрасте от 22 до 35 лет. Выборка (300 женщин - основная группа) была разделена на 3 подгруппы (по 100 человек в каждой) по степени тяжести осложнения беременности. 100 женщин с диагнозом "практически здорова" составили контрольную группу ("норму"). Показано, что поведенческие паттерны наследуются четко по женской линии; являются устойчивыми, несмотря на деструктивность поведения беременной женщины. Каждая подгруппа обследуемых характеризовалась отличительными формально-динамическими свойствами индивидуальности. Показатели "пессимизма" были более выраженными у пациенток с большей степенью тяжести состояния здоровья. Тяжесть протекания беременности соотносилась с уровнем корреляционных связей между темпераментальными и атрибутивными характеристиками.
Ключевые слова: семейно-генетический метод, "наследуемость", темперамент, атрибутивный стиль, деструктивность поведения, адаптация к беременности, осложнения беременности.
Анализ социологических и демографических данных за последние годы показывает, что, несмотря на серьезные успехи в развитии медицины, в частности фармакологии, резко увеличилось количество женщин, нуждающихся в стационарном наблюдении и лечении в период беременности.
Очевидно, что комплексное состояние здоровья беременной женщины детерминировано множеством факторов, как биологических, так и социальных. Во время беременности происходит перестройка механизмов адаптации человеческого организма. По мнению М. А. Гилинского [4], эффективность адаптации индивида к меняющимся условиям среды обеспечивается не только возможностями специфических систем организма, осуществляющих гомеостатическую регуляцию, но и способностью центральных механизмов формировать на основе накопленного опыта оптимальную стратегию реагирования на происходящие изменения в организме.
К сожалению, из множества изученных физиологических систем человека наименее исследованной с точки зрения адаптации, как это ни удивительно, является репродуктивная система. Будучи очень надежной, она смогла по мере эволюции приспособиться ко многим факторам влияния среды обитания. Однако активное вмешательство человека в природу, стремительное техническое развитие и социальные проблемы, связанные с чрезмерной психоэмоциональной перегрузкой (стрессом), создают предпосылки для патогенных воздействий на все системы живого организма. Приспособительные реакции, тысячелетиями вырабатывающиеся у множества поколений, становятся неадекватными в абсолютно новых условиях существования HOMO SAPIENS.
В связи с этим не случайно, что в настоящее время все больше внимания уделяется изучению проблем адаптации к состоянию беременности. Так, в работе Н. В. Боровиковой, выполненной в рамках социально-психологического подхода [3], показано, что типы адаптации формируются в зависимости от структуры потребностей и мотивов личности женщины. Влияние репродуктивной мотивации, установок и ценностей на состояние здоровья беременных женщин рассмотрено в исследованиях Н. Б. Баркалова (1984), С. И. Голода (1984, 1996), Л. Е. Дарского (1972), В. В. Елизарова (1987) и др. (цит. по [1]). Анализ образа жизни будущих матерей на основе объективных критериев проведен в работах Е. Б. Бреевой и Н. М. Ромашевской (цит. по [3]). Среди объективных факторов отмечаются: семейное положение, доходы семьи, наличие вредных привычек, условия труда в период зачатия и беременности, возраст. Субъективные факторы (удовлетворенность браком и конфликты с родственниками) рассмотрены В. Кузнецовым (1992), Н. И. Макельской (1983) (цит. по [5]).
По мнению Г. Эггерса с соавторами (1988), самыми значимыми факторами в происхождении
стр. 16
различных нервно-психических нарушений у будущих детей являются различные заболевания матери, возникшие в результате дезадаптации к состоянию беременности, особенно в случаях, сопряженных с угрозой выкидыша.
Э. К. Айламазян (1991), Е. Г. Виноградова (1996), А. В. Кузьмин (1996), В. И. Орлова (1996) в своих исследованиях рассматривали влияние факторов риска на репродуктивное здоровье женщины, течение и благополучие беременности и родов. Влияние психологических факторов на репродуктивное здоровье изучалось О. В. Баженовой (1994), А. И. Захаровым (1996), Э. М. Каструбиным (1998), В. Н. Прохоровым (1997), Г. Л. Фридман (1985). В указанных работах в той или иной мере представлены как вопросы теории психологического или физического здоровья, так и результаты конкретных исследований здоровья беременных женщин.
В работах, в которых исследуется онтогенетический аспект адаптации к процессу беременности, выделяются некоторые виды опыта (взаимоотношения с собственной матерью, контакты с младенцами и возникновение интереса к ним в детстве, интерпретация материнства в связи с супружеством и половой сферой и др.), влияющие на содержание отношения матери к ребенку, к своей материнской роли и на интерпретацию своих переживаний по поводу материнства (И. А. Захаров, СЮ. Мещерякова, Г. В. Скобло и Л. Л. Баз, Г. Г. Филиппова, W. Miller). В. И. Брутман и М. С. Радионова (1994) изучают формирование привязанности матери к ребенку в период беременности (цит. по [18]).
В последние годы все больше внимания уделяется изучению генетических факторов риска невынашивания беременности. В работе В. С. Толмачева [15] не только рассмотрены теоретические проблемы, но и на основе экспериментальных исследований раскрыты конкретные генетические механизмы иммунологического конфликта, вызванного тканевой несовместимостью двух генетически различных организмов - матери и плода.
Исходя из вышесказанного, можно ожидать, что адаптация женщины к состоянию беременности будет существенным образом зависеть от биологических подпрограмм репродуктивного поведения, передаваемых по наследству от родителей, а также от наследуемого типа темперамента, отражающего биоэнергетические возможности женщины.
"Генетическая детерминация" репродуктивного цикла уже давно изучается в рамках семейной психотерапии (Bowen, 1978; McGoldrik, Orfanidis, Carter, 1977; Pendagast, Sherman, 1977; Brandt, 1980 и др.). Для определения наследуемых паттернов поведения разработан специальный "семейно-генетический" метод - метод построения "генограмм", формы семейной родословной, на которой записывается информация о членах семьи, по крайней мере, в трех поколениях.
Определенная обусловленность репродуктивного поведения может проявляться и в особенностях темперамента беременной женщины. К сожалению, роль формально-динамических свойств как "наследуемой" категории практически еще не была предметом конкретных исследований в контексте адаптации к процессу беременности. Темперамент в настоящее время рассматривается как особая психобиологическая категория, охватывающая все богатство "несодержательных", стилевых характеристик поведения, особая совокупность формально-динамических свойств индивидуальности. Темперамент, с нашей точки зрения, обеспечивает фоновую, базовую, тоническую регуляцию поведения человека в различных условиях жизнедеятельности: типичный способ и уровень расходования энергии, скорость переключения с одних видов деятельности на другие, темп индивидуального поведения, чувствительность (обратную связь) к ошибкам поведения [12, 13].
В настоящее время можно считать доказанным, что у человека, находящегося в состоянии физиологического или психогенного стресса (например, ощущение безнадежности, беспомощности), существенно меняется нейрогормональный баланс, в частности угнетается выработка катехоламинов при возрастании содержания эндорфинов, что приводит к "ослаблению" иммунной системы. Для беременной женщины и ее плода такое нарушение иммунных механизмов грозит наибольшей опасностью [15, 21].
В связи с этим изучение особенностей атрибутивного стиля личности приобретает особое значение при исследовании психологических проблем беременных женщин. Очевидно, что объяснение, которое дает себе женщина на происходящие с ней процессы и события, ее оптимистический или пессимистический взгляд на положение в семье и обществе, т.е. особенности ее когнитивной системы, могут сыграть важную роль в протекании беременности.
С точки зрения М. Селигмана [21], существуют три основных параметра стиля объяснения, или "атрибутивного стиля": 1) "постоянство" - характеристика событий во временной шкале (неудачи преследуют меня в любое время и всегда); 2) "широта" - пространственная характеристика событий (неудачи со мной случаются в любом месте, везде); 3) "персонализация" (кто виноват в причинах моих неприятностей: я сам или другие люди и обстоятельства).
Помимо "генетических", темпераментальных и атрибутивно-стилевых факторов, влияющих на течение беременности, важную роль могут играть также и экологические факторы. Для болыпинст-
стр. 17
ва заболеваний генетические факторы оказываются этиологически значимыми, но патологический процесс манифестирует лишь с определенной совокупностью экзогенных внешних факторов. Необходимым условием для реализации наследственного предрасположения к болезни является контакт индивида с определенными патогенными условиями внешней среды (Е. Ф. Давиденкова, Е. С. Либерман, 1987).
Рассматривая влияние экологических (средовых) факторов на развитие человеческого организма, В. В. Ленц (1985) отмечает, что фенотипические признаки, зависящие, как известно, от многих генов, испытывают сильное влияние многочисленных биохимических агентов, проникающих в организм человека. Следовательно, гены человека - это своего рода мишень для различных экзогенных факторов. При таком "мультифакторном" подходе необходимо учитывать как генетически обусловленные, так и негенетически (экзогенно) обусловленные признаки, что позволяет выделять среди "практически здоровых" людей так называемые группы риска по конкретному заболеванию. Однако среди "практически здоровых" женщин имеется еще одна группа риска, для которой проблемы вынашивания беременности начинаются не в связи с конкретным заболеванием, наличием стрессогенных факторов или социального неблагополучия. Осложнения порой возникают на фоне рутинного функционирования при воздействии простейших стрессоров.
В существующих на сегодня подходах к исследованию проблематики беременности факторы выделяются в пределах одного "слоя" индивидуальности (при признании значимости других составляющих) либо определяется рядополагаемый список субъективных и объективных критериев. В настоящей работе проблема репродуктивного цикла рассматривается в ее многообразии. Изучаются: 1) "семейно-генетические", 2) темпераментальные и 3) атрибутивные особенности беременных женщин в целях разработки индивидуально-ориентированных коррекционных программ, направленных на обеспечение полноценного вынашивания ребенка и сохранение физического и психического здоровья женщины-матери.
Специфика настоящего исследования состоит в том, что указанные особенности беременных женщин изучаются в относительно экологически "благополучных" случаях, когда факторы, манифестирующие осложнения соматического характера, еще остаются неизвестными.
МЕТОДИКА
Выборка состояла из 400 женщин в возрасте от 22 до 35 лет. 300 женщин - основная группа - пациентки отделения "Патологии беременности" Медицинского центра планирования семьи и репродукции г. Москвы, находившиеся в состоянии осложненной беременности различной этиологии (сроки беременности: 18 - 38 недель). 100 женщин - контрольная группа - наблюдались по поводу беременности в женских консультациях г. Москвы с диагнозом "практически здорова" и родили в срок при неосложненном течении беременности и родов здоровых по медицинским показаниям детей. Необходимо отметить, что, помимо возрастного ценза, вся выборка (400 человек) формировалась по следующим критериям: первая (и желанная) беременность, отсутствие в анамнезе серьезных заболеваний и хирургических вмешательств, полная семья, проживание в экологически благополучных районах г. Москвы, приемлемое материальное положение, отсутствие значительных стрессов, тяжелых физических нагрузок и вредных привычек в период, предшествующий зачатию (не менее трех месяцев), и в перинатальный период. Выборка (300 женщин-пациенток, основная группа) была разделена на 3 подгруппы (по 100 человек в каждой) по объективным медицинским показателям - на основе степени тяжести состояния здоровья.
У первой подгруппы, условно названной нами "тяжелая", наблюдалось наиболее тяжелое протекание беременности, которое сопровождалось гипертонией, нефропатией, признаками энцефалопатии (12%). У второй подгруппы ("средняя") беременность протекала с осложнениями средней тяжести. Для этих пациенток были характерны эндокринные нарушения различной этиологии, задержка развития плода. Третья подгруппа ("легкая") имела удовлетворительное состояние здоровья при наличии тонуса матки (угроза выкидыша). В анамнезе у большинства женщин данной группы - остеохондроз, вегетососудистая дистония. Практически здоровые женщины вошли в контрольную группу "норма".
Для оценки "семейно-генетических" влияний на здоровье женщин и особенностей протекания беременности в настоящем исследовании мы использовали вариант метода "Генограмма семьи", предложенный К. Ч. Тойчем (Teutsch K.C., 1970) [22]. В основе данного варианта метода лежит идея о том, что "наследуется" не болезнь, а сложные латентные "биосоциальные" паттерны поведения, провоцирующие заболевание, т.е. "наследуется" предрасположенность к определенным поведенческим моделям, проявляющимся как в деструктивном (дезадаптивном) поведении, так и в психосоматических дисфункциях. В процессе построения генограммы для каждой пациентки выяснялись характерные поведенческие реакции, касающиеся различных аспектов семейного уклада, собиралась и структурировалась информация, как минимум, о трех поколениях семьи, отмечались типичные виды комплементарных и компен-
стр. 18
саторных взаимодействий, передаваемые в исторических семейных вертикалях.
В качестве важных параметров для анализа были использованы следующие 10 паттернов поведения, трансгенерационные повторы которых служили основанием для нашего заключения о семейной "наследуемости" паттернов поведения:
1. "Паттерн незавершаемого действия". Начатое действие обычно не доводится до конца, повышая уровень неопределенности в коммуникативном и проблемном пространствах.
2. "Паттерн дистанцирования". Физическое и/или моральное удаление из семьи, разрыв отношений или сведение их к минимуму. Односторонняя закрытость в отношениях.
3. "Паттерн негативных случайностей". Нецеленаправленные действия, повлекшие тяжелые или фатальные последствия для индивидуума и/или его близких.
4. "Паттерн непрощенной несправедливости". Обида на близких за "несправедливое обращение" и чувство вины, проистекающее из невозможности простить обиду.
5. "Паттерн долга лояльности". Выполнение замещающих ролей (вместо умершего, не родившегося, уехавшего родственника).
6. "Паттерн повторения моделей функционирования". Алкоголизм, физические симптомы, разводы, следование правилам семейной системы ("В нашей семье так принято").
7. "Паттерн отложенного решения": откладывание действий, связанных с изменением состояния, боязнью неудачи, необратимостью последствий.
8. "Паттерн долженствования - внутренний" -"Я должен", - определяющий внутренний стандарт поведения.
9. "Паттерн долженствования - ожидаемый" - "Мне должны" - стандарты ожидаемого поведения социума по отношению к индивиду.
10. "Паттерн долженствования - социально-предписываемый" - "Ты должен" - стандарты поведения индивида, задаваемые и ожидаемые средой.
Для оценки темперамента мы воспользовались опросником формально- динамических свойств индивидуальности, ОФДСИ [11]. Как установлено в многочисленных исследованиях, этот метод является валидным и надежным инструментом, позволяющим оценить как отдельные формально-динамические свойства, так и индексы темперамента, отражающие различную степень интеграции формально-динамических свойств человека. Доказано, что формально-динамические свойства индивидуальности следует рассматривать в трех сферах поведения: психомоторной, интеллектуальной и коммуникативной. Таким образом, в данной модели темперамента выделяется 12 его первичных свойств [11].
Особенности атрибутивного стиля пациенток оценивались с помощью специально разработанного нами теста на оптимизм [10]. Данный тест представляет собой существенно переработанный опросник атрибутивных стилей М. Селигмана [21]. Концепция атрибутивных стилей, как известно, основана на теории конструктов Дж. Келли. Разработанный нами тест содержит 48 вопросов - по 8 для каждой из 6 следующих шкал; PmB (Permanent Bad) - ПОСТОЯНСТВО В объяснении причин неприятностей. PmG (Permanent Good) - постоянство в объяснении хороших событий; PvB (Permanent Bad) - параметр широты - конкретное или универсальное объяснение беспомощности; PvG (Permanent Good) - оценка оптимизма с позиции широты для хороших событий; PsB (Personalization Bad) - оценка персонализации в плохих условиях; PsG (Personalization Good) - оценка персонализации в хороших условиях. Проверка теста на валидность производилась с помощью коэффициента синхронной надежности, вычисляемого по критерию Кронбаха. Данный показатель отражает внутреннее постоянство или устойчивость по отдельным шкалам теста и колеблется в пределах 0.655 - 0.739. Таким образом, данный тест является психометрически надежным и валидным инструментом для оценки атрибутивных стилей.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Мы не проводили специального математического (количественного) анализа наследования того или иного паттерна поведения. В данной пилотажной работе мы ограничились анализом частотности (повторов) того или иного паттерна на протяжении 3 - 5 поколений в исследуемых нами клинических подгруппах.
На рис. 1 представлен "семейно-генетический "рельеф"" (частотность повторов) паттернов поведения, передаваемых по наследству от поколения к поколению, у пациенток различной степени осложнения беременности. Сопоставление "рельефа" у разных клинических подгрупп обследуемых показало, что доминирование того или иного "наследуемого" паттерна поведения (или их совокупности, "стратегии") четко связано с принадлежностью женщины- пациентки к определенной клинической подгруппе. Как видно на рис. 1, в "тяжелой" подгруппе доминировала стратегия, которую мы назвали "Подчинение - полное следование". Для этой группы характерен очень высокий "удельный вес" незавершенных действий, негативных случайностей и отложенных решений (паттерны 1, 3, 7). Здесь же можно отметить "наследование" моделей функционирования и выполнение замещающих ролей (паттерны 5, 6). Очевидно, что такое сочетание "наследуемых" паттернов создает социальный дискомфорт, страх, негативную оценку и робость и может фор-
стр. 19
мировать модель избегающего поведения на основе нецеленаправленной двигательной активности. Функционирование поведенческих моделей идет в "автоматическом режиме" без сколько-нибудь значимых модификаций, несмотря на осознаваемую неэффективность. Данная стратегия "семейно- генетического наследования" означает, что дочь живет по материнскому "сценарию", без каких бы то ни было попыток выработать собственный сценарий жизни.
"Средней" подгруппе была свойственна несколько другая стратегия, которую мы обозначили как "Подчинение - пассивное сопротивление". Здесь, как следует из рис. 1, паттерн 4 - "непрощенная несправедливость" сочетается с паттерном 5 - "долг лояльности", что может сформировать общую схему тревожной привязанности: сильные связи с релевантным окружением, сопротивление автономии для обеспечения вторичной выгоды. Женщины данной подгруппы выдвигают множественные требования к социуму, остро переживают отсутствие помощи, предъявляют к другим встречные требования (паттерн 10). Для них также характерна повторяемость моделей функционирования (паттерн 6), приводящих к закреплению зависимых схем поведения.
В целом, такую стратегию "наследования" можно охарактеризовать следующим образом: дочь строит свою жизнь по материнскому сценарию с некоторыми слабыми попытками ее изменения, но практически полностью реализует "завет" матери. Женщины-пациентки этой подгруппы воспринимают свою роль "по семейной вертикали" как неудобную, но пассивно продолжают действовать в ее рамках, следуя пессимистичному стилю определения любых попыток изменения своих целей и функций как неудачных.
В "легкой" подгруппе наблюдалась совершенно другая структура "наследуемых" паттернов поведения. Такой тип "наследования" мы назвали "Отрицание". Данная стратегия выражалась в том, что "высокий долг лояльности" (паттерн 5) сочетался с "непрощенной несправедливостью" (паттерн 4). По-видимому, чувства обиды на несправедливость и вины за негативные эмоции определяют у этих пациенток жесткую дистантность в отношениях с близкими людьми (паттерн 2). Примечательно, что разрывы отношений в целях избавления от родительского давления (паттерн 10) сочетаются с собственным конструктом долженствования и высоким уровнем перфекционизма. В "легкой" подгруппе четко выступает и паттерн 7 - "отложенные решения", вероятно, вследствие высоких стандартов собственной деятельности (паттерн 8). Общим знаменателем стратегии "Отрицание" является то, что дочь вырабатывает свой жизненный "сценарий", нередко противоположный сценарию жизни матери ("антисценарий"). Другими словами, дочь формирует собственный жизненный "девиз".
У пациенток, не имеющих осложнений беременности, т.е. относящихся к "норме", или контрольной группе, наблюдалось "повторение функционирования" (паттерн 6). Данную страте-
стр. 20
гию мы назвали "Присвоение". У этих женщин практически полностью отсутствуют дисфункциональные паттерны поведения. Как следствие -принятие ими семейной истории и отсутствие антагонизма к предлагаемым моделям поведения. При такой стратегии дочь присваивает жизнеутверждающий "лозунг" матери, который становится ее собственным "девизом" и программой активного поведения. История семьи обычно является предметом гордости этих женщин.
Таким образом, сравнение стратегий "наследования" у всех четырех подгрупп женщин показало, что поведенческие паттерны, во-первых, наследуются четко по женской линии, во-вторых, оказываются устойчивыми, несмотря на осознаваемую деструктивность поведения, в-третьих, могут быть источником длительных конфликтов, провоцирующих соматические заболевания.
На рис. 2 представлены "темпераментальные профили" четырех исследуемых нами подгрупп женщин.
Для пациенток "тяжелой" подгруппы были характерны: узкая сфера психомоторной активности, общая двигательная пассивность; относительно высокий темп психомоторного поведения; обычная интенсивность эмоциональных переживаний при неудачах в физической работе; средний уровень интеллектуальных возможностей и стремления к интеллектуальной деятельности; средняя скорость умственных процессов при очень высокой чувствительности по поводу расхождения между прогнозируемым и реальным результатами и сильное беспокойство, связанное с когнитивной деятельностью; средняя потребность в общении, ограниченный набор коммуникативных программ.
Пациентки "средней" подгруппы отличались низким уровнем психомоторного напряжения, общей двигательной пассивностью. Им свойственны: невысокая пластичность, вязкость движений; средняя скорость моторно-двигательных операций; отсутствие беспокойства в случае некачественного выполнения физической работы; средний уровень интеллектуальных возможностей, вязкость, ригидность мышления, стереотипный подход к решению проблем, средняя скорость умственных процессов; относительно высокая чувствительность по поводу расхождения между ожидаемыми и реальными результатами, беспокойство по поводу задач, связанных с умственным напряжением; средняя потребность в общении, ограниченный набор коммуникативных программ, стремление к поддержанию однообразных контактов.
Пациентки "легкой" подгруппы отличались высокой потребностью в движении, широкой сферой психомоторной активности, высокой мышечной работоспособностью, жаждой психомо-
торной деятельности. У них наблюдались также высокая гибкость при переключении с одних форм двигательной активности на другие, плавность движений; высокие показатели темпа в различных видах двигательной активности, чувствительности к недостаткам в работе, уровня интеллектуальных возможностей; высокая способность к обучению, легкость умственного побуждения, нормальная гибкость мышления, высокая скорость умственных процессов при осуществлении интеллектуальной деятельности; очень высокая чувствительность при сравнении результата действия с акцептором; высокая потребность в общении, широкий круг контактов, легкость в установлении социальных связей, стремление к лидерству; нормальная пластичность при коммуникации, легкая и плавная речь, быстрая вербализация, высокая скорость речевой активности; большая ранимость при неудачных социальных контактах, ощущение беспокойства в процессе социального взаимодействия.
Женщины контрольной группы обладали высокой двигательной активностью и высокими показателями по интеллектуальным шкалам темперамента. В эмоциональной сфере для них характерны нормальные показатели чувствительности к неудачам в работе, спокойное отношение к неудачам в коммуникативных отношениях.
На рис. 3 представлен "атрибутивный "рельеф"" шкал по данным теста на оптимизм для четырех исследуемых групп. Из рис. 3 видно, что женщины из контрольной группы ("нормы") и "легкой" подгруппы имеют достаточно высокий показатель оптимизма по всем шкалам, кроме PsB. По данной шкале "легкая" подгруппа, по
стр. 21
сравнению с "нормой", более пессимистична и демонстрирует фундаментальную ошибку атрибуции, а также перфекционистские тенденции к функционированию.
"Средняя" подгруппа характеризуется более низкими значениями по шкале "персонализации" и дает пессимистичные оценки по "шкале времени".
У "тяжелой" подгруппы наиболее высокие показатели пессимизма по оценке собственной значимости в отношении неудач (PsB) как следствие сильного страха отвержения.
На основе анализа рис. 3 можно построить некоторую общую картину атрибутивных стилей обследуемых женщин-пациенток.
Для представительниц "легкой" подгруппы в целом характерен (по терминологии А. Бека [2]) "напряженный" стиль атрибуции, который выражается в "активном невнимании" к новой информации и влияниям извне, если последние противоречат жестким внутренним установкам. Задачи, которые пациентки данной подгруппы ставят перед собой, имеют силу императива и заменяют личные желания как первичный источник мотивации. У этих пациенток отмечаются высокие показатели по шкале персонализации - "Я за все в ответе". У них отмечается достаточно высокий уровень оптимизма и по широтной, и по временной шкалам при наличии внутреннего напряжения.
"Средняя" подгруппа отличается дихотомичностью решений относительно независимости: либо полная беспомощность, либо независимость и одиночество без градаций между этими состояниями. Такое поведение можно назвать "пассивно-агрессивной зависимостью". У этих пациенток показатели по шкале Ps близки к нулю, что свидетельствует об отсутствии ответственности за все происходящее. По шкале PmG значения также низкие, что говорит о демонстративном пессимизме по временной шкале.
Для пациенток "тяжелой" подгруппы характерен глубокий пессимизм по всем шкалам, кроме PmB, что они сами объясняют надеждой на возможные позитивные изменения: "Надо же верить в хорошее". У них нет стратегий решения проблем. Они предпринимают непоследовательные попытки справиться с ситуацией без учета предыдущего опыта.
Женщины контрольной группы отличаются от остальных подгрупп высокой обучаемостью и большим набором моделей поведения. Они демонстрируют спокойный оптимизм по всем шкалам теста. Их "лозунг": "Человек - кузнец своего счастья". Они не допускают фундаментальной ошибки атрибуции, принимают реальность "как она есть", что позволяет им гибко и адекватно реагировать на изменение внешних условий, успешно адаптироваться.
Таким образом, показатели теста на оптимизм весьма точно совпадают с основными стратегиями, которые были выявлены у исследуемых групп с помощью "семейно-генетического" метода.
На рис. 4 приведен уровень статистически значимых связей (коэффициентов корреляции) между свойствами темперамента и атрибутивными характеристиками у четырех исследуемых групп пациенток.
Для контрольной группы и "легкой" подгруппы между темпераментом и атрибутивными стилями выявлено небольшое количество значимых коэффициентов корреляции, которые имели характер тенденции. Значимые коэффициенты варьировали от 0.215 до 0.311 (р < 0.05). Наиболее интересные тенденции были получены между показателями эмоциональной чувствительности и уверенности в собственных силах по шкалам персонализации и широты. Показатели темпераментальной пластичности положительно коррелировали с уровнем оптимизма по шкале широты. Для пациенток с более тяжелым течением беременности, т.е. для "средней" и "тяжелой" подгрупп, коэффициенты корреляции между темпераментом и атрибутивными характеристиками существенно возрастали - от 0.330 до 0.439 (р < 0.001).
стр. 22
Обозначения темпераментальных характеристик, коррелирующих со шкалами теста на оптимизм: Er - эргичность; Em - эмоциональность; T - скорость, Tcog - показатель скорости в интеллектуальной сфере; P - пластичность; Com - показатели в коммуникативной сфере, Com (Er, T) - показатели эргичности и скорости в коммуникативной сфере; Cog -показатели в интеллектуальной сфере; Mot - показатели в психомоторной сфере.
Так, в "средней" подгруппе отмечались достоверные корреляции между показателями эргичности и оценкой собственной значимости с позиций персонализации. Темпераментальная пластичность и эмоциональная чувствительность достоверно коррелировали с уверенностью в своих силах. В "тяжелой" подгруппе более высокие показатели темперамента в интеллектуальной сфере сочетались с более высокими значениями оптимизма с точки зрения персонализации. Эмоциональная чувствительность коррелировала со значениями оптимистичности при оценке событий по широтной шкале. Однако наиболее интересными в этой подгруппе, с нашей точки зрения, были корреляции между психомоторными показателями и показателями оптимизма. Более высокие психомоторные показатели отчетливо сочетались с более высокими значениями пессимистичности событий с позиций широты. Таким образом, паттерн "семейного полевого поведения", полученного "по наследству", становится для этих пациенток важнейшим фактором опасности (на соматическом уровне), если подкрепляется устойчивым комплексом связей между темпераментальными и атрибутивными характеристиками.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Результаты анализа трансгенерационной "наследуемости" (тиражирования) устойчивых поведенческих паттернов в истории отдельной семьи показывают, что выбор "стратегий жизни" характерен как для обыденного (рутинного), так и
для стрессогенного функционирования. Полученные данные хорошо согласуются с концепцией М. А. Гилинского о механизмах адаптации [4] и с моделью "быстрой рефлексии" В. А. Лефевра [6]. По мнению Гилинского, адаптивная реакция организма зависит от активности целого ряда систем мозга, выполняющих интегративные и регуляторные функции - от запускающего адаптационный процесс стрессора до комплекса необходимых реакций. Особую роль в процессах адаптации, как известно, играет иммунная система.
В работах В. С. Толмачева [15] и О. Е. Федоровой [16] высказывается точка зрения, согласно которой при беременности блокируется функция иммуннокомпетентных клеток матери. Это происходит в результате увеличения при беременности содержания в крови кортикостероидов, которые тормозят размножение циркулирующих в крови T-лимфоцитов (B. Fanci, 1979; C. Grabtree, 1980), что ослабляет трансплантационный (клеточный) иммунитет и иммунологическую толерантность.
В то же время хорошо известен феномен влияния эмоций на изменения нейрогормонального фона. В частности, повышенная тревожность, сопровождающая пессимистичный стиль мышления, характеризуется угнетением выработки катехоламинов при повышении уровня эндорфинов, что, в свою очередь, влияет на уровень производства T-клеток. Таким образом, иммунная система оказывается в состоянии "двойного угнетения", что отчетливо проявляется на соматическом уровне.
стр. 23
Результаты наших исследований убедительно подтверждают, что показатели, характеризующие наиболее тяжелое состояние здоровья, соотносятся как с высоким уровнем пессимизма, так и с применением индивидом дезадаптивных поведенческих и когнитивных стратегий.
В настоящем исследовании были выявлены особенности трех разноуровневых характеристик беременных женщин в зависимости от степени осложнения беременности: семейно-генетических паттернов поведения, темпераментальных и атрибутивных свойств личности. Исследование показало, что выраженное сочетание этих составляющих оказывает принципиальное воздействие на формирование компенсаторно-приспособительных (адаптационных) механизмов к состоянию беременности и может являться фактором риска, влияющим на репродуктивное здоровье.
В динамике процесса беременности нарастание ситуативного стресса, препятствующего нормальной адаптации к этому состоянию, проходит в три этапа. Вначале происходит развитие интрапсихического конфликта из-за несрабатывания генетически закрепленных генеральных стратегий поведения. В дальнейшем фиксируется состояние приобретенной беспомощности. И затем нарастают соматические проявления как средство реагирования на неразрешимую (дезадаптивную) ситуацию. Динамика и последовательность запуска дезадаптационных механизмов зависят от типа клинической подгруппы. Так, для "тяжелой" подгруппы основным является паттерн избегания, несостоятельный или просто невозможный при беременности. Здесь уместно привести образное высказывание одной из пациенток этой группы: "Я - песчинка в полном опасностей космосе. А сейчас внутри меня оказался другой космос, который развивается по собственным законам". Невозможность избежать "опасности", так как ее источник теперь находится внутри, приводит к стойкому чувству беспомощности и нарастающей тревоге, единственным социально приемлемым выражением которой является соматический конфликт. Запись в медицинских картах у пациенток этой подгруппы, имеющих наиболее серьезные осложнения: "несовместимость процесса беременности с состоянием здоровья".
Для "средней" подгруппы агрессивно-пассивная зависимая позиция становится невозможной и в отношениях с медиками при регулярных осмотрах (прохладная реакция на соматические жалобы и запрет на медикаментозное лечение), и, что главное, в отношении к будущему ребенку, который, будучи более беспомощным, чем мать, лишил ее возможности применения работавших ранее успешно моделей поведения. Это вызывает обиду и претензии к будущему ребенку и как следствие чувство вины за "плохие эмоции". Минимизация чувства вины может реализоваться только через жертвенную позицию, связанную с реальным ухудшением здоровья и реальным же состоянием беспомощности.
У пациенток "легкой" подгруппы внутренний конфликт возникает из-за невозможности контроля и управления своим состоянием (паттерн долженствования), повышенной фоновой тревожности и сопутствующих мышечных зажимов. Как известно из работы Х. Левенталя (1982), даже подпороговые значения уровня тревоги значительно ухудшают "качество жизни" индивида [20]. Пациентки этой подгруппы "знают, что не должны волноваться, так как это плохо для ребенка". Как и в "средней" подгруппе, здесь возникает тревога по поводу "плохих эмоций", что еще более усиливает напряжение, вызывая состояние беспомощности и симптомный стресс.
Следует отметить, что во всех трех подгруппах пациенток происходит "подстраивание" атрибутивного стиля под привычные схемы реагирования. Стратегии, тиражируемые в поколениях, являются адаптивными для данной семьи или определенного человека, в противном случае они бы не сохранялись. Дисфункциональные модели поведения "требуют" оправдания, вследствие чего формируются рациональные объяснения применяемых стратегий. Стиль объяснения, становясь привычным, автоматическим, сохраняет поведенческий инструментарий. В процессе принятия решений происходит, по сути, "выбор из одного", а именно срабатывает только одна конструктная схема при воздействии различных стрессоров.
Корреляционные связи между темпераментальными особенностями в эмоциональной сфере и атрибутивными характеристиками индивида, выявленные в данной работе, соответствуют представлениям А. А. Ильюченка (1979) (цит. по [4]), который указывает, в частности, на дезорганизующую роль эмоций при выборе способов достижения целей. Он отмечает также влияние эмоционального стресса на изменения активности катехоламинов, участвующих в механизмах адаптации.
В нашем исследовании показано, что женщины из "тяжелой" подгруппы обладают высокой эмоциональной чувствительностью, что, по-видимому, затрудняет формирование адаптивных программ. Сдерживание эмоций, характерное для "легкой" подгруппы, индуцирует специфические соматические заболевания (остеохондроз, вегетососудистая дистония), наличие которых отмечается практически у всех пациенток этой подгруппы.
Адекватные адаптивные реакции наблюдались лишь у женщин из контрольной группы
стр. 24
("норма"), демонстрировавших легкость приспособления к новому состоянию как следствие сочетания темпераментальной пластичности и когнитивной активности при выборе решения в проблемных ситуациях.
С точки зрения В. А. Лефевра [6], в психику человека как бы встроен врожденный информационный процессор, функция которого состоит в автоматической (сознательно неконтролируемой) генерации образов себя и других вместе с их субъективным миром. Этот вид рефлексии, в отличие от традиционной, был назван В. А. Лефевром "быстрой рефлексией".
Функционирование "быстрого" уровня соответствует предъявлению высокостатусных стратегий, выделенных в данном исследовании. Особенно характерно то, что для "тяжелой" и "средней" подгрупп взаимодействие в социуме посредством ограниченного набора закрепленных "генетически" стратегий в дальнейшем не корректируется, несмотря на явную неэффективность. То есть не происходит обработки информации на уровне логико-методологической рефлексии и - прежде всего для стрессогенных ситуаций - закрепляются в качестве адаптивных дисфункциональные модели. В то же время высокие адаптационные способности, демонстрируемые группой "норма", могут быть основаны не столько на широком спектре представленных в генограмме "хороших" стратегий и достаточном биологическом ресурсе, сколько на развитой способности к обучению. Можно сказать, что в этом случае онтологически значимыми становятся модели оптимального выбора решения для конкретной ситуации и поведенческие программы реализуются в сохранном режиме, обеспечивая высокую адаптационную эффективность.
Полученные результаты позволили разработать целую серию индивидуальных методов и техник психотерапии (более подробно см., например, [8, 9]).
ВЫВОДЫ
1. Поведенческие стратегии, обладающие высоким онтологическим статусом, тиражируются для женщин в исторических семейных вертикалях по женской линии.
2. Уровень корреляционных связей между темпераментальными и атрибутивными характеристиками соотносится со степенью соматических осложнений при беременности.
3. Определенное сочетание разноуровневых характеристик индивидуальности может являться фактором риска, затрудняющим адаптацию женщины к состоянию беременности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Безрукова О. Н. Влияние социопсихологических факторов на социальное здоровье беременных женщин: Дис. ... канд. психол. наук. СПб., 1998.
2. Бек А., Фримен А. Когнитивная психотерапия расстройств личности. СПб.: Питер, 2002.
3. Боровикова Н. В. Условия и факторы продуктивного развития Я- концепции беременной женщины. Дис. ... канд. психол. наук. М.: Изд-во МГУ, 1998.
4. Гилинский М. А. Механизмы эмоциогенной регуляции адаптационных процессов. Дис ... докт. психол. наук. Новосибирск, 1994.
5. Завьялова Ж. В. Психологическая готовность к родам и метод ее формирования. Дис. ... канд. психол. наук. М.: Изд-во МГУ, 2000.
6. Лефевр В. А., Адамс-Вебер Дж. Функции быстрой рефлексии в биполярном выборе // Международный научно-практический междисциплинарный семинар "Рефлексивные процессы и управление". М.: Изд- во ИП РАН, 2001. Т. 1. N 1. С. 34 - 46.
7. Равич-Щербо И. В., Марготина Т. М., Григоренко Е. Л. Психогенетика. М.: Аспект Пресс, 1999.
8. Рубина Л. М. Проблема психотерапии осложненной беременности в связи с феноменом увеличения "темпа жизни": Материалы международной конференции "Личность и общество: актуальные проблемы современной психологии". Кострома, 2000. С. 119 - 121.
9. Рубина Л. М. Психосоциальные технологии в адаптационной терапии эндокринных нарушений различной этиологии: Материалы международного конгресса "Психология инновационного управления социальными группами и организациями". Кострома, 2001. С. 205 - 206.
10. Рубина Л. М. Тест на оптимизм (метод определения атрибутивных стилей). М.: Наука, 2002.
11. Русалов В. М. Опросник формально-динамических свойств индивидуальности: методическое пособие. М.: Изд-во ИП РАН, 1997.
12. Русалов В. М. Природные предпосылки индивидуального поведения как фактор становления индивидуальности человека // Журнал высшей нервной деятельности. 1989. Т. 39. Вып. 3. С. 403 - 414.
13. Русалов В. М. Теоретические проблемы построения специальной теории индивидуальности человека // Психол. журн. 1986. Т. 7. N 4. С. 23 - 35.
14. Селигман М. Э. П. Как научиться оптимизму. М.: Персей, 1997.
15. Толмачев В. С. Генетические факторы риска невынашивания беременности. Дис. ... докт. мед. наук. Алма-Ата, 1986.
16. Федорова О. Е. Иммунологические взаимоотношения организмов матери и плода при нормальном и осложненном течении беременности: Дис ... канд. мед. наук. М.: МНИИ педиатрии АМН СССР, 1983.
стр. 25
17. Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института психотерапии, 2002.
18. Черников А. Генограмма и категории анализа семейной жизни // Психологическая консультация. 1998. N 1. С. 110 - 125.
19. Kagan J. Change and continuity in infancy. N. Y.: J. Wiley, 1981.
20. Leventhal H. The integration of emotion and cognition. N. J.: Erlbaum, 1982. P. 121 - 156.
21. Seligman M. & Johnson J. A cognitive theory of avoidance learning. Washington, D. C.: Winston-Wiley, 1973.
22. Teutsch K. C. Your right to reflect health: mental and spiritual healing principles. N. Y.: K. C. Teutsch, 1997.