Интервью: люди и обстоятельства

Особые обстоятельства

В практике интервьюера нередки случаи, когда приходится иметь дело с непростыми собеседниками, например, неприязненно или враждебно настроенными; не желающими идти на контакт, наконец, просто грубыми. Конечно, журналисту не стоит напряженно дожидаться таких «выходок» партнера, но надо быть готовым к разным ситуациям, поворотам событий. При определенных обстоятельствах следует даже отойти от стандартных приемов и действовать по правилам, специфическим для каждого конкретного случая.

Попробуем проанализировать трудные случаи интервью, которые оказываются нередкими в журналистской практике, и предложить наиболее приемлемые тактики их преодоления.

Собеседник дает ответ: «Без комментариев». Такой поворот событий может на первый взгляд показаться безвыходным. Но не следует спешить с выводами: в ответе «без комментариев» может заключаться вовсе не отрицательный смысл, а вполне серьезное содержание. Например, такой ответ может означать: «Я, может быть, вам и ответил бы, но тогда меня выгонят с работы» или «Я не могу дать ответ, мне проще вопрос не комментировать, чем объяснять причину моего отказа». Трактовка подобного ответа может быть и более простой: собеседник не знает, что сказать, и не желает признаваться в этом репортеру.

В любом случае после ответа «без комментариев» журналист должен еще раз попытаться убедить собеседника дать более определенный ответ. Попробуйте послать «вдогонку» один из вариантов второстепенного вопроса: «У вас есть указания свыше оставить эту тему без комментария?» или «Вы опасаетесь неприятностей, если вас процитируют?». Возможно, более эффективной будет брошенная журналистом реплика: «В таком случае вы останетесь в долгу перед публикой!».

Но даже если вам не удастся убедить информатора дать более содержательный ответ, реплика «без комментариев» может быть использована в тексте и внесет в него оттенок интриги.

«Не для печати». Как правило, ньюсмейкер предоставляет журналисту информацию для публикации, т.е. «для протокола», «для печати». Таким образом, осуществляется условие открытого обмена информацией, возможность гласного обсуждения, интерпретации ее содержания. Однако нередки случаи, когда в силу разного рода обстоятельств источник предупреждает журналиста, что озвученные им в ходе беседы факты или их часть «не для печати». Иными словами, предоставляет информацию на условиях ее неразглашения.

До сих пор люди не договорятся между собой, что означает это условие — «не для печати». Одни считают, что такое информационное поведение собеседника вызвано его страхом раскрыть свою принадлежность к просочившейся информации. Такое, вполне естественное чувство появляется чаще всего, когда люди обсуждают сведения, раскрывающие негативные стороны деятельности своей компании, например обстоятельства внутренних конфликтов. Они вполне резонно боятся предать огласке свое имя, так как это противоречит корпоративной этике компании. Кто хочет быть уволенным за разглашение? Правда, при этом возникает вопрос, зачем информацией делиться с журналистами, если она не предназначена для публикации? Многие из них поэтому считают, что сведения, полученные «не для печати», нередко являются намеренной «утечкой», которую можно использовать в качестве рабочего материала для подготовки публикации, при этом, естественно, не ссылаясь на источник.

Дабы избежать неразберихи в трактовке термина «не для печати», некоторые организации разрабатывают для своих сотрудников свод правил общения с журналистами. Вот, например, какое официальное толкование ситуации передачи информации предлагается сотрудникам штаб-квартиры НАТО в

«Основных правилах общения должностных лиц с представителями СМИ»1:

а) On the record (для печати) — все сказанное лицом может цитироваться дословно, с прямым указанием его имени и занимаемого поста или с косвенным указанием оратора или должностного лица. Офицерам и командующему составу рекомендуется именно этот вид беседы с журналистами.

б) Background (для фона) — информация, которую журналист может использовать без уточнения источника. Условия договоренности могут быть различными. Собеседник имеет право потребовать от журналиста, чтобы его имя, должность и организация, которую он представляет, не фигурировали в публикации. При этом информация может быть представлена репортером аудитории как результат проведенного им самим расследования.

в) Off the record (не для печати) — сведения, которые не могут быть обнародованы в журналистских публикациях. Информация предоставляется репортеру для его ознакомления и оценки. Во избежание недоразумений штаб-квартира НАТО настоятельно рекомендует должностным лицам не использовать этот способ общения с журналистами, за исключением случаев, когда речь идет об экстремальных или неординарных ситуациях, и только после консультации с вышестоящим офицером, ответственным за контакты со СМИ.

С помощью таких прямых указаний, как видим, некоторые организации, располагающие важной служебной или секретной информацией, создают свои способы защиты от утечки или разглашения сведений, не предназначенных для широкого пользователя. Однако все же чаще интервьюируемые не знают всех тонкостей терминологии и не представляют себе подводных камней и возможных последствий состоявшегося разговора. Поэтому журналисту следует честно проинформировать партнера о существующих правилах ссылок и цитирования, даже напомнить, если потребуется, о его праве на анонимность.

«Журналисту следует брать инициативу в свои руки, ориентируя собеседника в дебрях существующих правил и форм разговоров, — советует известный шведский репортер Эрик Фихтелиус. — Как правило, это успокаивает тех, кто чувствует себя несколько неуверенно. Сам я не раз до начала беседы договаривался с первоклассным источником о том, что наш разговор ведется для «фона» до того момента, пока мы не решим перейти на другую форму беседы»2.

Собеседник, уклоняющийся от ответа. «Напускает туману», «темнит», «возводит каменную стену», «пудрит мозги» — какими только метафорами не награждают журналисты своих собеседников, которые не дают прямых ответов! Как правило, в роли таких уклончивых информаторов выступают чиновники и персоны, специально обученные общению с прессой. То, что интервьюер считает уходом от ответа, им кажется верхом откровения.

Что же делать журналисту (редакции), когда интересующий его источник выставляет свои условия для участия в интервью? Как уже говорилось, никто не обязан его давать, нет таких законов. Но нет и правил, запрещающих запрашивать информацию. Журналист имеет полное право задавать вопросы даже тем, кто не желает на них отвечать. Если собеседник по каким-либо причинам «увиливает» от ответа, интервьюер (редакция) вправе с этим не согласиться и сообщить об этом публике.

Есть несколько путей преодоления такого кризиса. Можно, например, объявить об «уклонисте» во всеуслышание, использовать факт «умолчания» в своем материале. Это, кстати, самый «жестокий» шаг по отношению к уклончивому собеседнику: «Господин Н. оставил без ответа вопрос о...»; «Пресс-секретарь президента уклонился от ответа, когда прозвучал вопрос о...». Более «мягкий» путь — попросить прокомментировать ту же проблему оппонента уклончивого собеседника, выслушать его точку зрения. Можно пытаться склонить собеседника дать ответ, задавая ему один и тот же вопрос всякий раз, когда он появляется перед прессой. Но и уход от ответа в этом случае не может служить препятствием к тому, чтобы нежелательная критика по данному вопросу была озвучена.

Собеседник, запугивающий журналиста. Тактику запугивания журналиста применяют, чтобы тоже уйти от ответа. Иногда это принимает весьма неприятные формы, когда «ответчик» бросает в лицо журналисту: «Это глупый вопрос»; «На этот идиотский вопрос я не собираюсь отвечать». Если вы столкнетесь с таким поведением собеседника, первое, что надо сделать, — постараться удержать под контролем свою реакцию и остаться в эмоциональном равновесии, что очень непросто. Затем можно парировать: «Не понимаю, что в нем глупого? Разъясните, пожалуйста!». Другой защитный прием — задать вопрос, используя рикошетом причину подобного выпада: «Вы, по всей вероятности, очень расстроились. Думаете, я хотел вас обидеть?»

Враждебно настроенный собеседник. Интервьюеру могут встретиться люди, переполненные враждебными чувствами. Проявляться они могут двояко — в открытой и скрытой форме. С первым, когда собеседник открыто демонстрирует свой антагонизм, громко кричит, размахивает руками, бороться даже легче. Как правило, такие открытые всплески ярости быстро проходят, и собеседник забывает о своей эмоциональной реакции. «Сбить» такой накал поможет разумно проявленная журналистом толерантность. Сложнее работать с партнером, враждебность которого скрыта, вербально не проявляется. Его состояние выдадут, например, скрещенные на груди руки, игра желваками. В такой ситуации единственный способ разрядить обстановку — вывести эти эмоции на поверхность, «разоблачить» вашего героя словами: «Кажется, я чем-то вас расстроил?».

«Благонадежный журналист». Как реагировать на пожелания влиятельных собеседников самим выбирать «удобных» журналистов для предстоящего интервью? Редакция должна понимать, что делается это с целью отсечь нелицеприятные вопросы, избежать критики. Теоретически ни власть имущие, ни их пресс-секретари не вправе решать, каких журналистов и на какие мероприятия допускать. Это дело редакции. Однако на практике журналистам нередко приходится сталкиваться с откровенными или завуалированными способами «продвижения» нужной и сокрытия нежелательной информации. Так же достигают своих целей службы PR, которые рассылают пресс-релизы только в «благонадежные» редакции, а на пресс-конференции приглашают лишь лояльных журналистов. Фактически таким скрытым образом ограничивается доступ к информации.

Вопросы для ознакомления. Обязан ли журналист предоставлять своему собеседнику вопросы для ознакомления? Есть два варианта: интервьюер знакомит его с вопросами или ведет

разговор, не знакомя с ними заранее. Для серьезной беседы с экспертом по актуальной проблеме корреспонденту прямой резон ознакомить его не только с темой, но и с перечнем вопросов. В этом случае он даст собеседнику шанс подготовить продуманный, аргументированный ответ, сверить или обновить данные. Нет ничего плохого и в том, чтобы намеченные вопросы почитал герой портретного интервью, хотя элемент импровизации, свежести реакции будет утерян.

Вопросы для ознакомления, как правило, просят люди, имевшие опыт общения с журналистами, в том числе негативный. Или искушенные, требовательные к себе и своим ответам, ибо им требуется время на подготовку. Просмотра вопросов заранее требуют и влиятельные фигуры, заинтересованные в продвижении собственных или корпоративных интересов. Ожидая от журналистов подвоха, они хотят предстать перед ними во всеоружии, часто прибегая к помощи сотрудников служб паблик рилейшнз. В этом случае журналистам (редакции) следует быть начеку, они вправе отклонить эти требования или вообще отказаться от интервью.

Как быть, если интервьюируемый требует просмотра записи или текста беседы, подготовленной к печати или эфиру? Тут тоже имеются варианты. Например, в силу нехватки времени практически не представляется возможным демонстрировать синхроны, подготовленные для радио- и телеэфира. Если запись интервью не представляет оперативного интереса, автор, конечно же, может пообещать своему герою дать текст или пленку для просмотра до подписания в печать или выхода в эфир. Но надо иметь в виду, что это обещание может быть воспринято собеседником как возможность заблокировать публикацию, хотя фактически он не имеет на это права. Ответственность за публикацию лежит на редакции, она обладает правом вето, точнее выпускающий редактор номера или программы.

Визирование материала. С профессиональной точки зрения интервью считается безупречным, если завизировано интервьюируемым. Это значит — дать его на чтение собеседнику, чтобы удостовериться в корректности, не искаженности переданной им информации. Визировать интервью — признак хорошего тона и верный способ не испортить отношения с недавним собеседником.

На практике журналисты не всегда визируют материалы, написанные с чьих-то слов. К примеру, в случае острой нехватки времени сделать это просто невозможно. К тому же для актуальных информационных публикаций в этом нет необходимости. С двумя лишь оговорками. Во-первых, автор материала гарантирует дословное цитирование или передачу неискаженного смысла высказывания собеседника. Во-вторых, должно быть неукоснительно соблюдено правило идентификации интервьюера, т.е. он должен сообщить источнику, что он журналист. Не визировать материал можно и в том случае, если он публикуется без купюр или в основных фрагментах. Естественно, должен указываться источник. А если журналист передает смысл интервью собственными словами, то указание на источник — дело его порядочности.

Чтобы решить вопрос о необходимости визирования, взвесьте, какова степень риска. Если вы не хотите разорвать отношения со своим героем и принесете ему для чтения текст будущей публикации, будьте готовы к следующему повороту событий: а) он может взять свои слова обратно; б) подвергнуть текст цензуре; в) займется редактированием, приглаживанием своих высказываний — вычеркнет, к примеру, все вводные слова или слова-паразиты, которые придают шарм и естественность речи; г) может даже начать править заголовок и лид, что уж точно не входит в его компетенцию.

Вообще не надо питать иллюзий, что визирование материала — это процедура, приносящая пользу вашей публикации. На самом деле пригодится только возможное исправление фактических неточностей, остальная правка вносится, как правило, исходя из интересов собеседника, который, естественно, хочет предстать перед публикой с самой выигрышной стороны, и в меньшей степени из соображений корректности, объективности публикации. Вынося решение визировать или не визировать текст, помните, что после этого он может потерять остроту и драматизм. Пускайте в ход красноречие, используйте все «маленькие хитрости», дабы убедить собеседника не приглаживать текст, оставить на своих местах все острые моменты, даже шероховатости стиля, придающие речи индивидуальность.

Журналист, задающий трудные вопросы. Трудных вопросов журналисту в своей практике не избежать, но следует принять определенные меры предосторожности, чтобы не навредить ходу беседы. Во-первых, полезно спросить себя, действительно ли этот вопрос «жизненно необходим». Во-вторых, законный ли он и честный ли — непредвзятый. (Кстати, нелишне проверить на себе, насколько он может быть оскорбительным, обидным для собеседника.) Не бояться признать, что некоторые вопросы окажутся несовершенными, с изъяном, и от них придется отказаться. Те же, которые безусловно важны, надо задавать с осторожностью, сводя к минимуму их «колкость». Например, можно задать непрямой, как бы «между прочим» вопрос, не заостряя на нем внимание. Можно также дистанцироваться от вопроса, например, сослаться на задание редакции («Мой редактор попросил обязательно спросить о вашем отношении к национальному конфликту в вашем регионе») или на общественное мнение («Вы наверняка знаете, что в обществе существует мнение, будто вы ярый националист...»). Правда, следует приготовиться к тому, что такие вопросы могут рикошетом вернуться к вам («Вы, журналисты, сами так считаете, а прикрываетесь мнением народа...»).

«Шоковая терапия». Бывают случаи, когда все попытки наладить контакт с собеседником оказываются тщетными, и враждебность, безразличие или грубость невозможно переломить никакими «дипломатическими» методами. Тогда единственным действенным «ходом» может оказаться «шоковая терапия». Конечно, совсем не обязательно демонстративно бросать блокнот или срывать с себя микрофон, как это сделала известная журналистка Ориана Фаллачи во время интервью с Мухаммедом Али. Существуют и другие способы. Например, выпалить намеренно оскорбительную фразу, как бы привести собеседника в чувство. Одна журналистка призналась, что, испробовав все возможные средства, чтобы привлечь внимание Рудольфа Нуриева, который слушал ее вполуха и демонстративно листал журнал, задала ему провокационный вопрос: «Это правда, что вы хотите запросить американское гражданство? Вы вообще-то гражданин какой страны?». Нуриев сразу оживился: «Я — гражданин мира», — и включился в беседу. Можно пойти и на более резкий шаг — закрыть блокнот, развернуться и уйти, но тогда цена окажется слишком высокой: интервью не состоится.

Трудные собеседники

По большому счету каждое интервью — уникальный, не имеющий аналогов акт коммуникации, а каждый собеседник — индивидуальность, влияющая на оригинальный контекст разговора и требующая своих неповторимых «ключей». Но все же обобщения уместны, и можно выделить группы людей, общение с которыми принесет ожидаемые трудности.

Знаменитости. Журналисты любят рассказывать «страшные» истории про то, как они общались со знаменитыми людьми.

Театральный критик Сергей Николаевич скептически относится к подобным откровениям: «Не стоит доверять хвастливым рассказам избранных счастливцев, как они вчера душевно поговорили с Олежкой (актером Олегом Меньшиковым. — М. Л.) или ходили с ним в баню. То есть все это, может быть, даже правда. Но, вслушиваясь в этот застольный треп, понимаешь, что они не приблизились к нему ни на миллиметр»1.

Трудности подстерегают журналистов с самого начала их общения со знаменитостями, с момента, когда в интервью начинают отказывать. Резоны выдвигаются следующие: «Зачем мне тратить на вас время?»; «Я и так знаменит(а) и в дополнительной рекламе не нуждаюсь», «Извините, я даю интервью только серьезным изданиям», «Мне нечего сказать, я уже все сказал посредством своих ролей. Позвоните через полгода».

Причины могут скрываться в самых что ни на есть банальных человеческих слабостях — от обычной усталости до элементарной стеснительности. Нередки также случаи, когда знаменитые люди просят за интервью денежное вознаграждение. Для журналиста, который работает в издании, не практикующем такие подходы, отказать звезде в гонораре — серьезное испытание.

К сожалению, испытания на этом не закончатся: знаменитости весьма часто не воспринимают всерьез журналистов, особенно молодых, обращаются к ним покровительственно, строго.

«Деточка», «радость моя» — так обращался ко мне Василий Ливанов, и эти эпитеты мне не льстили, напротив, явно доказывали: серьезно меня не воспринимают», — призналась молодая журналистка М.

Беседа может осложниться также демонстративной закрытостью собеседника, который всегда ждет от журналиста подвоха, или, наоборот, его неумеренной говорливостью.

«Я не вижу в этом ничего унизительного, — пишет журналист Урмас Отт, — это моменты, неизбежные в моей профессии, которую я избрал добровольно и от которой до сих пор получаю истинное наслаждение. Думаю, у всех нас бывают ситуации, когда мы чувствуем свою зависимость от кого-то и подавляем в себе внутреннее сопротивление»2.

Есть и другие, не менее существенные обстоятельства, которые должны приниматься во внимание журналистом при встрече со «звездой». Так, надо учесть, что знаменитости в своей массе не терпят критики и очень любят лесть. Именно в этой связи интервью прессе они предпочитают использовать как своего рода рекламную акцию. Журналисты, кстати, нередко стараются воспользоваться этой слабостью и под предлогом рекламы новой книги, альбома, программы заручиться согласием «звезды» на интервью. А вот что может случиться с рискнувшими покритиковать мастера.

Вспоминает журналист Евгений Факторович: «Сентябрь 1991 года. Только что на экраны вышел новый фильм Рязанова «Небеса обетованные». Договорившись о встрече, я вместе с другой журналисткой отправился в Дом кино. Первый вопрос задал режиссер: «Ну, как вам фильм?» Известно, что для многих известных людей лесть как воздух. Без нее они задыхаются. Но моя коллега по журналистскому цеху, видимо, этого не учла и выдала все, что думала о фильме: что он слишком публицистичен, что от прежнего Рязанова в нем только прежние актеры... Все последующие события стали для меня наглядным пособием по теме «Как не надо начинать интервью». Через секунду после комментария Эльдар Рязанов стал пунцового цвета, объемы его несоизмеримо увеличились, и казалось, что еще одно слово критики — и от журналистов не останется и мокрого места. Первые слова известного мастера кино касались «сопливости», «дурости» и других индивидуальных черт присутствующих здесь журналистов»3.

Вот несколько полезных советов, как общаться со знаменитостями, какие вопросы им задавать.

• Добиваться встречи надо настойчиво и целеустремленно, но не назойливо. Такое поведение может по-человечески растрогать «жертву», и в конце концов она снизойдет до встречи с вами.

• Старайтесь задавать вопросы, основанные не на слухах, а на тщательном журналистском расследовании.

• К вопросам надо отнестись серьезно, они должны провоцировать мыслительную деятельность.

• Надо учитывать, что журналисты задают знаменитостям одни и те же вопросы и, естественно, получают на них уже сто раз отрепетированные ответы («Я решил стать актером после того, как меня отвели родители на «Синюю птицу»...»). Поэтому надо избегать банальных вопросов.

• Беспроигрышны биографические вопросы. Правда, желательно заранее выяснить, какой период жизни собеседнику будет интересно обсудить. Спрашивайте и о любопытных эпизодах, наиболее запомнившихся историях из жизни — они пригодятся при подготовке материала.

• Проявленный личный интерес придаст беседе элемент непосредственности, искренности.

Вот какой «ход» придумала журналистка Мария Шевченко в начале беседы с Ксенией Пономаревой, возглавлявшей некоторое время ОРТ: «Знаете, Ксения, — призналась я ей с порога, — мне двадцать лет, я в силу своей молодости тоже безрассудна, но мне, ей-богу, трудно объяснить многие ваши поступки»4.

Официальные лица. Официальные лица интересуют журналистов чаще всего не как персоны (хотя среди них нередко встречаются интересные личности), а как источники информации о деятельности организаций и учреждений, к которым они относятся. Наибольший интерес для журналистов представляют авторитетные источники, т.е. лица, обладающие властью или принимающие решения в той сфере, о которой идет речь (например, министр культуры является наиболее авторитетным источником в вопросах культуры, но не налогообложения). Понятно, что с такими собеседниками удается встречаться для личной беседы не так уж часто. А вот пресс-конференции или брифинги этих же лиц по различным поводам стали рутинными информационными мероприятиями (например, пресс-конференции министра культуры по поводу утверждения нового руководителя Большого театра или министра по налогам и сборам в связи с готовящимися изменениями в налоговом законодательстве).

При освещении или детальном разъяснении узкопрофессиональных вопросов, требующих специальных знаний, источником сведений может выступать и более низкое по званию должностное лицо, имеющее прямой доступ к заслуживающей доверия информации. Но сегодня нередки случаи, когда работу по информированию СМИ официальные (авторитетные или должностные) лица делегируют информационным службам, которые имеются в подавляющем большинстве учреждений федерального или регионального масштаба, а также в крупных политических или общественных организациях.

Существующие пресс-службы, в ведении которых находится общение с представителями СМИ, подчас являются единственными источниками актуальной и общественно значимой информации. Однако на самом деле первоисточник представляют собой не они. Перед журналистами, получающими сведения от официальных лиц или их пресс-служб, возникают сразу две проблемы. Первая заключается в опасности невольного искажения фактов при их передаче и интерпретации, в эффекте так называемого «испорченного телефона». Вторая — в намеренном дозировании сведений.

Такая опасность особенно возрастает во время военных конфликтов. Опираясь на соответствующее законодательство, информационные службы, их корреспонденты нередко используют для освещения военных операций принципы намеренной дезинформации. Понимая мотивы и методы работы такого рода служб, журналисты в силу общественных интересов зачастую действуют под давлением одной из сторон как «возмутители спокойствия».

Интервью с официальными лицами или представителями

их пресс-служб чреваты двумя проблемами:

опасностью невольного искажения информации при передаче,

интерпретации фактов, а также передачей намеренно

дозированных сведений.

«Бывшие». Большинство журналистов в своих расследованиях опираются на общение с источниками, располагающими сведениями об актуальном состоянии дел, и нередко игнорируют информацию о прошлом. Между тем то, что могли бы рассказать бывшие директор, секретарша, бухгалтер, наконец, бывший сосед по подъезду, добавило бы в расследование больше деталей, свидетельств, историй из прошлого и, возможно, пролило бы свет на современное положение вещей.

Неправда, что так называемые «бывшие» редко идут на контакт, просто они руководствуются мотивами, логику которых журналист не всегда может предвидеть. Например, это может быть ностальгия по былому, желание вспомнить друзей, поразмышлять о прошлом опыте. Однако воспоминания могут всколыхнуть не только положительные, но и отрицательные эмоции, возродить в памяти «плохие истории». А это — хорошее и плохое — добавит в картину событий новые штрихи, детали, которые не удалось бы получить от современных информаторов. Поэтому опытные репортеры в свое досье включают как настоящих, так и покинувших сцену участников, так называемых «бывших». Поиск таких фигур желательно осуществлять сразу по нескольким каналам: с помощью экспертов, неформальных связей, подшивок газет и журналов прошлых лет, архивов организаций, компаний и т.д.

Представители меньшинств. Интервью с представителями разного рода меньшинств — этнических, религиозных, сексуальных — серьезная проверка на профессионализм. Дело в том, что эта категория собеседников, нередко обделенная политическими, экономическими, социальными свободами, ищет и находит подчас единственную поддержку в своих правах со стороны средств массовой информации. Для каждого отдельного журналиста это испытание на гражданскую ответственность. Но как должен он вести себя, попав в незнакомую культурную и религиозную среду?

Незыблемое правило гласит, что главный принцип такого общения заключается в уважении к традициям и обычаям своих визави, даже если это входит в противоречие с нормами собственного поведения. Снять обувь перед входом в помещение, покрыть голову, если того требуют религиозные нормы, не садиться за стол вместе с мужчинами (женщине-журналистке), если так не положено, — все это не должно смущать журналистов, идущих на встречу с собеседниками иной веры или других национальных традиций.

Кроме того, именно эти группы населения наиболее подвержены стереотипизации. Поэтому для журналистов это еще испытание на независимость от стереотипов массового сознания. А они могут быть следствием предшествующего освещения конфликтов в СМИ, стремления к сенсациям, желания противопоставить чаяния меньшинства и большинства, игнорирования их объективного сходства5.

Используемые негативные стереотипы, как правило, являются проводниками чьих-либо интересов. Например, политических: «так власть предержащие подчеркивают свое преимущество, диктуя способы изображения тех, кто власти лишен»6. Или этнических, когда этническое большинство является законодателем моды, вкусов и оценок, а репортеры, представляющие культуру большинства, бессознательно выражают эти взгляды. К примеру, при освещении межэтнического конфликта постоянный показ представителей групп меньшинств в ситуации бесчинств, протестов и столкновений с силами правопорядка формирует негативный стереотип враждебной, разрушительной, воинствующей нации. Вспомните, как бездумно российское телевидение освещало начало чеченских событий, в котором не было места картинкам повседневной созидательной жизни людей, а знак отношения к малой нации артикулировался в двух выражениях с негативным оттенком: «боевик» и «лицо кавказской национальности». Даже слово «чеченец» приобрело отрицательное созначение.

Похожая ситуация возникает, когда речь заходит о религиозных или внутрирелигиозных конфликтах, которые подаются чаще всего с позиций религиозного большинства. Так освещается, к сожалению, во многих российских СМИ большинство судебных процессов над нетрадиционными или малыми религиозными группами, которые подвергаются обструкции со стороны основной конфессии. К тому же негативные стереотипы имеют тенденцию распространяться от одной деструктивной группы на представителей всей конфессии. Например, в случае с понятием «исламист» фактически произошла подмена понятий «фундаменталист» и «последователь ислама».

В СМИ стран развитой демократии к политике освещения проблем национальных, религиозных и других меньшинств предъявляются высокие требования. Так, в практическом руководстве по выпуску новостей для работников телерадиовещательной компании Би-би-си особый раздел посвящен подготовке и выпуску в эфир сюжетов о разного рода меньшинствах. Образцы и правила поведения репортеров в непростых ситуациях вырабатывались на основе многолетнего опыта поколений производителей новостных программ и были одобрены в качестве рекомендаций руководящим органом — Советом директоров и управляющих компании. Приведем выдержки из этого документа.

«Показ в новостях общественных групп, представляющих меньшинства, — дело весьма тонкое. Первое, чего должны избегать программные производители, — это упоминание о национальности или этническом происхождении людей, когда в этом нет особой необходимости. Как и к представителям иных социальных групп, к членам этнических общин надо относиться как к индивидам, независимо от цвета кожи или разреза глаз. При описании происхождения человека предпочтительно называть страну происхождения, а не национальность, например, «выходец из Бангладеш», «из Индии», «из Пакистана». Следует также помнить, что члены живущих в Британии этнических групп уже давно стали «британцами», и большинство из них не знают другого местожительства. Они вносят свой вклад в развитие всех сфер британского общества, и об этом надо обязательно сообщать»7.

Эксперты предупреждают, что в тех сюжетах, где затрагивается национальный вопрос, надо особенно чутко относиться к своему словарю, в котором могут случайно проскочить неуместные, необдуманные или оскорбительные для национальных меньшинств определения или словосочетания типа «черный», «желтый» и т.п. Особенно, по их мнению, в этом смысле ранимы чернокожие британцы, индусы и латиноамериканцы. Проблема усугубляется тем, что в среде национальных меньшинств существуют разные интерпретации слов и образов, мимики и жестов, которые столь незначительно отличаются от общепринятых, что их иногда трудно обнаружить. Например, выходцы из стран Карибского бассейна предпочитают, чтобы их называли не «черными» (blacks), а «черными людьми» (black people), что, скорее всего, имеет историческое объяснение. Чтобы разобраться в этих нюансах восприятия и во избежание конфликта субкультур, эксперты в области массовых коммуникаций предлагают ввести в штат телерадиокомпаний консультантов — представителей национальных меньшинств8.

• Незыблемое правило, которому должен следовать журналист, попавший в незнакомую ему культурную и религиозную среду, — это уважение к принятым в этой среде традициям и обычаям.

• Интервьюируя представителей национальных и религиозных меньшинств, надо решительно отринуть все сложившиеся общественные стереотипы и быть особенно осторожным в словоупотреблении.

Пожилые люди. Разница в возрасте между журналистом и его собеседником может сказаться на результатах интервью, в особенности если вопрошающей стороной является молодой журналист, а «ответчиком» — человек преклонного возраста. Журналист может, во-первых, не учитывать фактора социальной незащищенности, в которой оказалось большинство пожилых людей после перестройки (невыплаченные пенсии, пропавшие вклады, неприспособленность к новым экономическим реалиям и т.д.). Во-вторых, не придавать значения связанным с возрастными изменениями особенностям человеческого общения. В-третьих, процессу общения могут препятствовать бытующие в обществе мифы о стариках: что с возрастом всех ждет потеря памяти, что пожилые люди не меняют привычек, что они страдают от одиночества и т.д.

Конечно, процессы старения влияют на человеческую активность, они бывают причиной многих болезней и ухудшения состояния здоровья. Но возникают они и у людей помоложе, поэтому не стоит все проблемы списывать на возраст. Лучше взглянуть на собеседника под другим углом зрения: старики — это воспоминания, истории из прошлого, жизненный опыт и мудрость — то, чего никогда не узнаешь от молодых.

Интервьюируя людей старшего возраста, стоит учесть и некоторые особенности коммуникативного поведения, которые свойственны этой возрастной группе. Пожилые люди неторопливы, они, как правило, испытывают дефицит общения, могут быть и скрытными, неразговорчивыми, им свойственна осторожность и осмотрительность. Кроме того, взгляды пожилых людей могут не совпадать с взглядами журналиста, что может затруднить беседу.

Прислушаемся к советам опытных интервьюеров, как беседовать с пожилыми.

• Не следует ограничивать беседу во времени.

• Не проявлять нетерпения, быть готовым к тому, чтобы выслушать длинные сентенции и поучения.

• Увеличить время для «разминки»; пустить в ход прием ненавязчивого, «мягкого» зондирования.

• Проявить терпимость и не вступать в спор — это минимальные условия того, чтобы разговор состоялся.

• Упростить вопросы, не демонстрируя при этом свое снисхождение.

• Одеться построже, не использовать яркой косметики, входить в комнату неспешно и со спокойным выражением лица, как хороший знакомый.

Дети. Психика их менее устойчива, чем у взрослых. Поэтому, решаясь на интервью с ребенком, надо тщательно взвесить все «за» и «против». Не подвергать его испытанию публичностью, если в этом нет особой необходимости, даже если это нанесет ущерб полноте собранного материала. Но все же, если интервью с ребенком состоится, оно никогда не должно причинять ему страданий и переживаний, делать его предметом насмешек и уж тем более не эксплуатировать его высказывания в чьих-либо интересах.

Дети — наиболее уязвимая и легко ранимая группа населения. При этом они легче, чем взрослые, идут на контакт с журналистами, любят позировать перед камерой, охотно говорят в микрофон. Недобросовестные репортеры нередко пользуются этим и задают детям недозволенные вопросы, которые могут причинить боль. Например, о болезни или смерти друзей и близких, о страданиях и переживаниях, с которыми им пришлось столкнуться. Именно поэтому среди журналистов существует неписаный запрет на интервью с детьми без согласования с родителями или администрацией детского учреждения, в котором они находятся (детский сад, школа, интернат, исправительное учреждение и т.п.). Заручиться согласием взрослых людей абсолютно необходимо во время съемок в детских учреждениях. Это может служить хоть какой-то гарантией защиты прав ребенка, при этом «основным гарантом» все же остается сам журналист. В этой ситуации врачебная заповедь — «Не навреди!» — ему особенно пригодится.

У журналистов существует неписаный запрет на интервью

с детьми без согласования со взрослыми.

Интервьюируя детей, надо помнить о заповеди «Не навреди!».

Неполноценные люди. Немалый сегмент общества составляют физически и умственно неполноценные люди. Так же как и здоровые, они вполне могут представлять информационный интерес для репортеров. К сожалению, зачастую при работе с такими источниками наблюдается несколько крайностей. Либо не учитывается специфика физиологических и психологических состояний этой группы населения, либо неполноценность, воспринимаемая как ущербность, вызывает у журналистов страх или, наоборот, гипертрофированное восхищение достигнутыми успехами. Последнее приводит к тому, что об инвалидах, которые ведут активную социальную жизнь — имеют семью, заводят детей, работают, занимаются спортом, — нередко пишут как о героических персонах, совершающих «невозможные» для их состояния шаги. Стереотип «инвалида-героя» соседствует в наших СМИ со стереотипом увечного, ущербного калеки-попрошайки. Этому способствует неточно употребляемая терминология, когда некоторые слова, обозначающие определенную болезнь (например, синдром Дауна), употребляются в переносном значении с иронично-уничижительным оттенком (даун), что может ранить и больных, и их родственников. Журналисты должны взять за правило видеть в инвалиде в первую очередь человека, а уж потом — больного и «ущербного». В то же время общение с такими людьми требует особого внимания и такта. Американские психологи даже разработали рекомендации для журналистов, как говорить с инвалидами.

• Обращаться к инвалидам напрямую, даже если есть переводчик.

• Говорить с инвалидами нормальным голосом; если вас не поймут или не услышат, вам об этом дадут понять.

• С умственно отсталыми людьми лучше беседовать медленно, негромко, простыми, понятными фразами. Однако такой язык вовсе не должен быть нарочито детским.

• С инвалидом в коляске говорить лучше, сидя на стуле или на корточках, чтобы лицо было на уровне глаз вашего собеседника; на колени вставать не следует — это может показаться ему унизительным.

• При подаче информации стараться избегать стереотипов, излишней героизации; не преувеличивать страдания и не возводить инвалида на пьедестал, когда речь идет о вполне посильных занятиях, например о вождении им машины;

• Деликатно использовать лексический ряд. По возможности стараться объяснять медицинские термины9.

Люди в горе. Весьма непросто брать интервью у людей, которые потеряли близких друзей или родственников, а журналисты, надо признать, редко об этом задумываются. Общественное мнение осуждает репортеров, которые с микрофоном в руках бесцеремонно выспрашивают горюющих: «Расскажите, что вы почувствовали, когда узнали о гибели сына?». Это недозволенный прием.

Журналистка Юлия Калинина с возмущением пишет о том, как репортеры пользуются этим приемом: «Вот упал самолет, люди погибли, много детей сразу, страшная трагедия. В человеческой массе образовалась черная дыра, ткань общей жизни порвалась, нас теперь стало меньше. Больно? Больно. Но не всем... Журналисты берутся за трагедию, засучив рукава, — так мясники подходят к разделке туши — и профессионально и быстро разбирают ее на требуемые куски. Четыре вопроса, как в учебнике: что, где, когда, почему? Публике особенно интересно, что чувствуют родственники погибших. «Вы родственники? Что вы чувствуете?..» И еще те, кто не попал в самолет, — четверо счастливчиков, — что они чувствуют? Тоже очень интересно»10.

Но надо учитывать и тот факт, что родственники нередко хотят говорить об ушедших, разделить свою боль со всеми. По мнению психологов, это помогает им справиться с горем. Достаточно вспомнить, как выражали свое горе во время печальных событий родители Дмитрия Холодова, сдержанно, не избегая камеры. Показательным в этом плане является и фильм Григория Кричевского «Женщина русского лейтенанта», построенный на очень откровенных интервью с женой погибшего на подводной лодке «Курск» Дмитрия Колесникова.

Предлагаем несколько советов, как журналистам следует себя вести, когда они сталкиваются с человеческим горем.

• Журналист должен выразить соболезнования родным, при этом не демонстрировать слишком навязчиво свое сопереживание. В конце концов, журналист — случайный человек на похоронах, и он на работе. Слова сочувствия: «Примите мои соболезнования», «Сочувствую вашему горю» — будут вполне адекватными вашему положению.

• В ситуации горя помогают обращенные к родным и близким личные, персонифицированные вопросы, например: «Расскажите, как вы познакомились со своим супругом?». При этом нужно помнить, что в горести любят вспоминать хорошее, а не грустное время.

• Журналист должен быть готовым к тому, что могут быть слезы. Кстати, слезы сопровождают и наиболее радостные воспоминания, связанные с ушедшими близкими. Что и говорить, для телевидения это самая эффектная «картинка».

• Необходимо дать возможность горюющим выразить сполна свои чувства, даже если для этого нужна длинная пауза. Свои сопереживания можно сопровождать словами «Я понимаю...», «Мне очень жаль...» и т.п. Однако не следует эксплуатировать горе, показывая крупным планом долго лица и слезы людей.

Жертвы насилия. Отдельно надо остановиться на особенностях интервью с жертвами насилия. Люди эти часто ощущают себя брошенными, ненужными обществу, чему нередко способствуют журналисты, которые задают вопросы в основном о преступлении, о действиях правоохранительных органов, но отнюдь не о самой жертве.

Надо различать характер преступлений (ограбление, избиение, изнасилование), от которых жертвы могут испытывать самые разные чувства. Готовясь задать вопрос, журналист должен учитывать, что чувствует жертва.

Спрашивая о пережитом, особенно если речь идет о насилии, надо быть исключительно деликатным в расспросах. Например, мужчина, подвергшийся нападению, может испытывать чувство вины, что не оказал должного сопротивления, поэтому надо быть особенно осторожными с вопросом о том, как он защищался. Психологи, правда, утверждают, что разговор о происшедшем с посторонним человеком может помочь жертве выйти из состояния депрессии, как бы освободит его от груза воспоминаний. Но бывали случаи, когда жертва еще раз переживала кошмар в своих воспоминаниях, и стресс возвращался. Однако журналист ни в коем случае не должен брать на себя роль психотерапевта и решать за него, как себя вести с потерпевшим.

• Беседуя с жертвами преступлений, журналист всегда окажется перед дилеммой, помогут его вопросы или, наоборот, навредят.

• Задавая вопрос, журналист должен учитывать, что чувствует жертва преступления, и быть исключительно деликатным в своих расспросах.

Преступники. Интервью с людьми, признанными виновными в совершении преступления, по закону не возбраняется. Однако журналистам и редакторам стоит помнить, что информация «на выходе» должна защищать общественные интересы. Что это значит?

• Во-первых, преступникам не следует позволять выставлять в положительном свете свои поступки и противозаконные действия.

• Во-вторых, в интервью не может быть и намека на то, каким образом преступление совершалось.

• В-третьих, интервьюируемый не должен давать советы, как можно избежать наказания.

Вопрос об оплате интервью людей, осужденных за какие-либо преступления, решается неоднозначно. В принципе вознаграждение за информацию о противоправных действиях или о мотивах их совершения из морально-этических соображений приветствоваться не должно. Однако бывают случаи, когда такая информация необходима в общественных интересах. Соглашаться на интервью с условием оплаты услуг такого интервьюируемого можно лишь в том случае, если проступок или антисоциальные деяния не окажутся примером для подражания, не будут чреваты подобными преступлениями.

Вот какая история произошла недавно в Великобритании, куда был экстрадирован и посажен в тюрьму известный в прошлом преступник, 80-летний старик, ограбивший в свое время много людей и «почистивший» не один десяток банков. Коммерческое чутье и в этой ситуации не оставило грабителя. Из своего возвращения на родину старик постарался извлечь прибыль. Он открыл магазин в Интернете и стал продавать всем желающим сувениры: майки, бейсболки и значки со своей символикой. Такой поворот вещей вызвал в стране широкий общественный резонанс и споры, может ли противоправный поступок быть источником доходов, не противоречит ли это общественной морали.

Глава 6