Понимает ли собака человеческую речь

Несколько лет назад вышла в свет книга профессора Синицина – «Этюды по теории биологического детерминизма (Вечные цепи)», в которой автор, касаясь вопроса о дрессировке животных, пишет:

«Путем остроумных комбинаций можно заставить животное производить очень замысловатые движения и связать их с каким-нибудь определенным раздражением органов чувств («условный рефлекс» Павлова). Тогда мы получим явления, в высшей степени напоминающие сознательные человеческие поступки. Этим и пользуются дрессировщики животных для своих фокусов, показывая публике собак и лошадей, как будто понимающих человеческую речь, по их приказаниям танцующих и извлекающих кубический корень из пятизначного числа. Автору приходилось не один раз наблюдать, как известный клоун Владимир Дуров у себя дома подготовлял такие фокусы. В основе его метода, разработанного многолетней практикой, лежало теоретическое допущение, что животные, обученные и обучаемые, ничего не понимают из того, что делают» (Курсив мой. – В. Д.).

Остановлюсь на этой цитате.

Совершенно ясно, что проф. Синицин не допускает существования у животных сознания сознательных поступков. Небольшого труда стоит опровергнуть это положение. На этом вопросе я подробно останавливался в главе «Собака – не машина». Целый ряд ученых-экспериментаторов в результате своих многочисленных опытов доказывают, что сознание у животных существует.

Фридрих Энгельс решительно признает наличие сознания у животных. Он пишет:

«Нам общи с животными все виды рассудочной деятельность: индукция, дедукция, следовательно, также абстракция (родовое понятие четвероногих и двуногих), анализ неизвестных предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае проделок животных) и в качестве соединения обоих экспериментов (в случае новых препятствий и при незнакомых положениях). По типу все эти методы, т. е. все известные обычной логике средства научного исследования вполне одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени развития соответственного метода они различны. Основные черты метода одинаковы у человека и у животных и приводят к одинаковым результатам, поскольку оба оперируют или довольствуются только этими элементарными методами. Наоборот, диалектическая мысль – именно потому, что она предполагает исследование природы самих понятий – свойственна только человеку, да и последнему лишь на сравнительно высокой ступе и развития.

Очень важно выяснить также вопрос, который должен интересовать каждого занимающегося дрессировкой, – понимают ли животные, и в том числе собака, человеческую речь?

Я не буду говорить об антропоидах или о морских львах с их сильно развитым мозгом, а остановлюсь на животных, ниже стоящих в биологической лестнице, – на слоне, лошади и главным образом на собаке.

Откинув на время дрессировки всякое насилие и волевое воздействие на животное, мы увидим, как все теснее и теснее будет устанавливаться связи у человека с собакой.

Собака, не умеющая, скажу грубо, говорить на человеческом языке, но усиленно желающая понять человеческую речь, следит за каждым движением человека, за всеми его телодвижениями, тонко различает каждую интонацию, каждый оттенок в голосе.

Это мы, культурные, в совершенстве владеющие даром речи и письма, обладающие огромным лексиконом люди, потеряли способность или, вернее, необходимость пользоваться при обмене мыслями жестикуляцией и мимикой, тщательно изучать их.

Но присмотритесь, скажем, к языку глухонемых, сплошь построенному на необычайно богато разработанной мимике и жестикуляции, и вы поймете поведение собаки, которая, пытаясь понять ваше настроение и ваши слова, чутко ловит каждый ваш жест.

Зачаточный «язык» самой собаки при внешнем наблюдении весьма не сложен. Я намечаю в общих чертах такого рода словарь «собачьего языка»:

1) Собака отрывисто лает один раз, приподняв одно ухо и глядя на человека: «Ам!» Это означает вопрос, недоумение;

2) поднятая кверху морда, протяжное горловое: «Ay-y-yy!» – тоска;

3) несколько раз повторенное нытье: «Мм-мм-мм!» – просьба;

4) рычание с оскаливанием зубов: «Рррррр!» – угроза;

5) рычание с лаем: «Рррр-ам!» – вызов на бой;

6) виляние хвостом – радость;

7) оскаливание зубов – смех;

8) переступание с ноги на ногу означает нетерпение;

9) книзу опущенные голова и хвост – горе, виноватость;

10) тяжелый вздох – мысленное переживание неприятного;

11) зевота с визгом – тоска;

12) поднятая кверху голова и задранный хвост – кокетство, заигрывание.

Конечно, это – только основные элементы «собачьего языка». Тут тоже при желании и внимательном наблюдении можно различать большое количество оттенков, причем должен сказать, что особенной выразительности достигает у собаки движение ее спины, позвонка с его естественным продолжением – хвостом.

Будем ли мы отрицать ту мысль, что собаки пользуются всем этим «лексиконом» для взаимного понимания и в несравненно большей степени, чем мы даже подозреваем? Конечно, нет.

Свои методы «разговора» собака переносит и на общение с человеком, на понимание его речи.

В мозгу собаки остаются, закрепляются отдельные слова-звуки, которые она особенно часто слышит. Эти слова каждый раз ассоциируются в ее мозгу с каким-то действием человека иди с видом, вкусом и запахом какого-нибудь предмета.

В результате отдельные слова человека твердо воспринимаются собакой, сопряженные с каким-нибудь явлением.

Вы хотите идти гулять и только протянули руку к шляпе или подошли к вешалке или даже только посмотрели на свои калоши, как уже собака уловила ваше желание и моментально бросается к двери.

Вами произнесено слово: «Гулять!» и собака ваша вскакивает, радостно прыгает и с лаем стремится вас сопровождать.

Мои дрессированные собаки, и в особенности Рыжка (нечистокровная «колли»), вполне убеждают меня в том, что они отчетливо понимают некоторые мои слова, связывая с ними свои действия.

Сидя за столом, я разговариваю с моими сотрудниками и, совершенно не меняя тона и не делая никаких движений, говорю: Рыжка, затвори дверь!».

Рыжка, если она не спит и прислушивается к разговору, моментально бежит и затворяет дверь.

Я тем же тоном и в такой же манере произношу: «Дай мне спички!». Рыжка начинает всюду искать спички и, найдя на подоконнике случайно положенный туда коробок, приносит его мне.

То же самое она проделает, если я попрошу у нее газету, ключ, деньги, упавшую со стола вилку или ножик.

Я совершенно не сомневаюсь в том, что моя собака понимает все эти слова («дверь», «ключ», «нож», «деньги» и т. п.) как таковые. При желании этот ее лексикон можно значительно развить, каждый раз ассоциируя слово звук с представлением о каком-нибудь определенном действии или предмете.

Итак, я утверждаю, что собаки могут понимать слова как таковые, не связанные ни с интонацией, ни с телодвижением. В доказательство этого я проделываю следующий опыт.

Среди помещения ставится на столике репродуктор, от которого идет провод в другую комнату, где стоит глухая камера.

Я помещаюсь в этой камере, запираюсь и оттуда в одном тоне даю собаке, сидящей перед репродуктором, целый ряд приказаний.

Собака слушает, что ей говорит репродуктор, и точно производит всевозможные движения: по слову «садись» – садится, потом ложится, подает газету, спички, чешется, лает указанное количество раз и т. д.

Ясно, что здесь совершенно исключена сигнализация собаке мимикой, жестикуляцией, интонировкой голоса. Собака понимает значение самих слов, воспроизведенных механическим способом.

Джон Леббок сообщает о своих интереснейших опытах с собакой Ван, которая научилась понимать связь между написанным на картоне словом и обозначаемым им предметом. Здесь уже мы видим ассоциацию второго порядка: предмет или действие сперва ассоциировалось со словом-звуком, а потом слово-звук связалось в мозгу собаки со словом-символом, написанным на картоне.

Если животное научилось понимать значение человеческого слова и связывать с ним свои действия, кому же придет в голову, занимаясь дрессировкой, делать «теоретическое допущение, что животные ничего не понимают из того, что делают», о чем говорит проф. Синицин, смешавший методы механического, болевого воздействия (когда животное насильственно вынуждается к какому-либо поступку: прыгает через барьер, желая избежать удара кнутa) с единственно правильным методом дрессировки путем установления эмоциональных рефлексов.

Психология еды

(Читано на заседании ученого совета зоопсихологической лаборатория 15/XII 1930 г., протокол № 358).

Каждый дрессировщик охотничьей собаки должен для полного изучения и понимания своего ученика выяснить для себя также все вопросы, связанные с природой и особенностями одного из самых важных жизненных процессов. Я говорю о еде.

Обычно воспитатели и дрессировщики собак уделяют этому вопросу самое ничтожное внимание. Ограничиваются тем, что держат собаку вполсыта, кормят ее чем попало, когда попало, и как попало, полагая, что качества собаки и успех дрессировки нисколько не зависят от этого.

Особенно это наблюдается у охотников-промысловиков глухих районов, где зачастую хорошо натасканную собаку предоставляют в отношении пищи самой себе. Дескать, смышленый пес всегда добудет себе пропитание.

Даже в теоретических книгах, где говорится о воспитании собак, авторы ограничиваются самыми общими и формальными указаниями насчет того, что щенкам до такого-то возраста хорошо давать такую-то пищу и из таких-то кормушек, что пища должна быть свежей и что для роста костяка полезно посыпать корм известью. В лучшем случае авторы (С. А. Бутурлин) добавляют несколько общих соображений по поводу витаминов и желез внутренней секреции.

Одним словом, все эти сведения и рецепты носят глубоко физиологический, то есть односторонний характер.

Я хочу сказать несколько слов о психологии еды, полагая, что эта сторона дела играет в воспитании и в дрессировке собаки не менее важное значение, чем работа желудка и кишечника.

Я уже много раз говорил о том, что вкусопоощрение, то есть раздражение психики животного с помощью еды, является самым сильным раздражителем на установление эмоциональных рефлексов и играет первенствующую роль в научной дрессировке собак.

«Условный рефлекс, – пишет профессор З. И. Чучмарев, – как он обычно вырабатывается у собаки, определяется ее эмоциональными состояниями (голода), являющимися, конечно, психическими состояниями: этими же состояниями определяется напряжение установки (внимания) и ее колебания в продолжение опытов».

Перемена еды, само прохождение процесса кормления, количество и качество пищи, время и периодичность кормежки, – все это играет колоссальную роль при дрессировке, и от того – как, когда и чем вы кормите собаку – в очень значительной мере зависят все ваши успехи как дрессировщика.

Опыты говорят о том, что вкусная, разнообразная еда, полученная своевременно, способствует более обильному выделению слюны, чем еда невкусная, обыденная, приевшаяся, предложенная несвоевременно.

Вместе с этим мы должны помнить, что чем обильнее у собаки выделяется слюна, тем охотнее животное стремится получить вкусопоощрение, особенно, если собака незадолго до занятий напилась воды.

Из опытов академика Павлова мы знаем, что собака при виде сухой пищи выделяет (условный рефлекс) больше слюны, чем при виде жидкой. В этом случае психический процесс чрезвычайно ярко и показательно соединяется с физиологическим процессом.

Другие опыты академика Павлова, показали, что от психического состояния собаки зависит не только работа слюнных желез, а что и отделение желудочного сока не наступает, если у собаки нет аппетита, если пища не вызывает приятных ощущений. Это говорит о том, что и выделение желудочного сока связано с психикой.

Обильное слюноотделение при виде или запахе приятной пищи как условный рефлекс имеет очень важное значение при еде, так как животное может ощущать вкус пищи только тогда, когда она растворяется в слюне и таким образом приводится в соприкосновение с вкусовыми органами.

У собак, пугающихся необычайной для них обстановки, деятельность желудочных желез, выделяющих желудочный сок, необходимый для пищеварения, может вовсе прекратиться (опыты Леконта).

Академик Павлов производил опыт с голодной собакой, которой показывали кошку, и она приходила в ярость. После этого у нее при виде пищи почти не наблюдалось отделения желудочного сока.

Профессор Нечаев доказал, что возбуждение чувствительных волокон седалищного нерва у собаки, длящееся 2–3 минуты, на несколько часов задерживало отделение желудочного сока.

Опыты других ученых (Экслер) говорят также и о том, что психическое (эмоциональное) возбуждение может затормозить деятельность не только слюнных и желудочных желез, но также и работу железы, выделяющей желчь печени, т. е. может приостановить все процессы, которые необходимы для того, чтобы пища в организме претерпела все необходимые для ее усвоения изменения.

Рядом с этим приятные ощущения, доставляемые вкусом и запахом пищи, заставляют нормально сокращаться желудочно-кишечный канал, по которому проходит пища, а ничтожные следы страха или ярости у собак сопровождаются полным прекращением сокращений желудка (В. Кеннон).

Ломмель нашел, что у молодых собак сокращения желудка могут прекращаться на несколько часов, если они попадают в непривычную обстановку.

В. Кеннон добавляет: «Подобно движениям желудка – перистальтика и ритмическая сегментация тонких кишек, а также антиперистальтика толстых кишек прекращаются вовсе, как только животное приходит в возбужденное состояние».

«Эмоциональные состояния, – заключает В. Кеннон, – или «ощущения» могут сопровождаться противоположными друг другу влияниями на пищеварительный канал: одни в высшей степени способствуют перевариванию пищи, другие в такой же мере тормозят его».

Конечно, здесь речь идет о приятных или неприятных эмоциях. Нормальное усвоение пищи, таким образом, находится в прямой зависимости от того психического состояния, в котором находится животное.

А так как мы всю научную дрессировку собаки строим не на болевых, неприятных ощущениях, а на установлении условных рефлексов с помощью приятных эмоций (ласка, вкусопоощрение), то и ясно, что такого рода дрессировка, помимо всех своих других положительных сторон, способствует также и установлению через приятные эмоции нормального пищеварительного процесса. А это, в свою очередь, в огромной степени помогает всей предварительной работе дрессировщика в отношении доместикации, обезволивания, установления контакта с животным, вызова на сосредоточенность во время работы и т. д.

А. И. Крестовников, производивший опыты с собаками, говорит, что выработка условных рефлексов возможна только при том условии, если раздражение сигналом происходит раньше раздражения пищей, то есть, что для установления внимания у собаки необходимо, чтобы оно не было погашено кормлением. Внимание собаки направляется эмоцией «аппетита» (психическим состоянием), и если этот аппетит совершенно утолен едой, то это обстоятельство почти уничтожает установку на условный раздражитель (на сигнал).

У меня прикормкой, закрепляющей давно установившийся рефлекс у собаки, обычно является кусок вареного мяса. Но бывают случаи, когда это вкусопоощрение, если собака достаточно поела, постепенно теряет силу как раздражитель на повторные акты дрессировки. Мне это резко бросалось в глаза, когда я наблюдал все изменения в поведении собаки. Она уже с меньшей охотой исполняла хорошо заученные, что называется, «зазубренные» приемы.

Но стоило мне переменить корм (заменив его, скажем, жареным мясом или хлебом), как собака с новой охотой и еще с большим рвением исполняла все задания.

Изменения в качестве (вкусе) прикормки всегда сказывались также и на скорости выполнения заданий и даже на качестве условного рефлекса.

Наблюдая такую перемену в поведении собаки, перемену, зависящую от качества прикормки, я отметил и то обстоятельство, что, помимо вкуса, запах корма также играет серьезную роль.

Должен отметить и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, с которым необходимо считаться каждому дрессировщику.

При особенно сильном выделении слюны у собаки иногда качество условного эмоционального рефлекса изменяется в худшую сторону. Приведу пример.

Моя собака должна была при ноте «фа-диез», взятой на рояле, почесаться. При первоначальном вкусопоощрении она это выполнила спокойно, медленно, плавно, ничем не отвлекаясь. Но стоило мне переменить запах прикормки на более раздражающий, вызывающий более сильное выделение слюны (вместо вареного мяса я давал жареное на масле), как собака начинала спешить почесаться, начинала в торопливости недочесываться даже до половины, делая только самые первоначальные движения.

Ясно, что сильный, раздражающий запах затормозил привычное движение.

Я много раз проделывал с собаками и такого рода весьма показательный опыт.

Сперва я понемногу давал собаке мелко нарезанные в ее присутствии кусочки мяса. Если у нее было большое желание есть, она начинала торопиться получить следующий кусочек, выражала нетерпение, переставляла передние ноги, вытягивала шею и даже делала попытку вырвать мясо из моих рук, касаясь мордой пальцев (усиленный двигательный рефлекс).

Но стоило мне дать собаке сразу очень большой кусок мяса, и она уже не старалась вырвать его из рук, а наоборот, осторожно касалась его носом и, отодвинувшись, не спускала глаз с куска. Я подносил мясо ближе к ее морде – она нерешительно брала его в зубы и уходила с ним в другой конец комнаты, клала его на пол и, улегшись около него, начинала медленно и постепенно откусывать кусок за куском и так же медленно пережевывать и глотать.

В это время я подзывал собаку и начинал снова давать ей мясо из рук маленькими кусочками. И она снова начинала спешить выхватывать мясо и проглатывать, почти не жуя.

Этот опыт можно сравнить с состоянием человека, стоящего перед витриной гастрономического магазина, заваленной одними колбасами и сосисками. Подобное богатство вкусной, но однообразной пищи не вызовет такого сильного слюноистечения у проголодавшегося человека, как, скажем, маленькая корзинка, с копчушками, поставленная среди этого колбасного изобилия.

Количество предлагаемой животному пищи также, как видите, играет большую роль в смысле вызывания требуемых для дрессировки эмоций и закрепления на их базе эмоциональных рефлексов.

Сделаем краткие выводы из всего сказанного.

Мы видим, что для того, чтобы успешно дрессировать собаку, надо научиться ее кормить. А для того, чтобы научиться, ее кормить, необходимо твердо усвоить методы дрессировки, основанные на установлении эмоциональных условных рефлексов, возникающих на фоне приятных ощущений в результате получения соответствующей и своевременно предложенной еды. Это первое.

Затем усвоим себе правило: не кормить собаку после того, как она испытала какое-нибудь сильное волнение или болевое ощущение.

Дрессируемая собака должна быть полусыта и отнюдь не голодна. Кстати, о голоде. С этим состоянием у собаки необходимо очень серьезно считаться каждому дрессировщику.

Не следует смешивать понятия о состоянии голода с понятием об аппетите, психофизиологическая природа которых совершенно различна.

Вот что пишет по этому поводу В. Кеннон, которого я уже цитировал выше:

«Голод и аппетит значительно различаются по своей физиологической природе, по локализации и по своим психическим элементам. Можно испытывать аппетит еще и тогда, когда голод уже утолен... С другой стороны, аппетит может отсутствовать в то время, когда голод дает себя чувствовать. Разве обжора разборчив в пище? Разве мы все не знаем, что «голод – лучший повар?» Хотя оба ощущения могут существовать отдельно, они исполняют одну и ту же функцию, побуждая к принятию пищи».

Б. М. Завадовский комментирует это положение таким образом:

«Голод есть комплекс безусловных рефлексов, корни которых лежат в глубоких физиологических изменениях организма. А аппетит в гораздо большей мере является чисто нервным процессом и обусловлен природою тех условных связей (рефлексов), которые выросли на почве вида, запаха и других раздражений, идущих от пищи в момент удовлетворения голода. Для пробуждения аппетита достаточно одних условных раздражителей, а голод вырастает лишь на почве физиологической ненасыщенности организма в целом».

Дрессировщик животного из всего сказанного выше может и должен сделать тот вывод, что в процессе обучения собаки голодное ее состояние может только решительно затормозить установление рефлексов. В этом случае собака будет находиться в состоянии беспокойной возбужденности и забудет обо всем на свете, кроме пищи, будет только стремиться скорее получить эту пищу.

Наоборот, собака просто желающая есть, собака полусытая более или менее спокойно реагирует на вид, вкус, запах, качество и количество пищи, и, устанавливая условный рефлекс «аппетита», произвольно видоизменяя род пищи (вкусопоощрения), вы можете свободно и широко руководить ее психическим состоянием и с постоянным успехом вести работу по дрессировке.