Министерство высшего и среднего специального образования рсфср 5 страница

При таком понимании проблемы вывод от действия к дис-

позиции может быть получен путем оперирования следующей информацией: 1) о количестве необщих (уникальных) эффектов действия; 2) о социальной желательности этих эффектов. Роль количества необщих эффектов действия для понимания при­чин поведения легче всего продемонстрировать на примере.

Предположим, что некий молодой инженер Сидоров выби­рает себе место работы. У него есть три варианта — заводы А, Б и В. Сначала перечислим возможные эффекты выбора работы: 1) большая зарплата; 2) перспективы быстрого роста;

3) работа с друзьями по институту; 4) предоставление жилья;

5) интересная работа, дающая интеллектуальное удовлетворе­ние. На заводе А у него будет большой оклад (1), возмож­ность быстрого роста (2); на заводе Б—зарплата (1), друзья (3) и жилье (4); на заводе В—друзья (3) и интересная работа (5). Чтобы сделать вывод о причинах выбора того или иного места работы, необходимо исключить необщие эффекты:

Выбор завода А Б В

Эффекты выбора 12 134 35 Общие эффекты 1 133 Необщие эффекты 2 4 5

(Карьера) (Жилье) (Интересная работа)

Теперь можно понять, что если Сидоров выбирает завод Л, то он в основном заинтересован в карьере (2), а жилье (4) и интересная работа (5) для него неактуальны. Если он выби­рает завод Б, то он в основном хочет получить жилье (4), а карьера (2) и интересная работа (5) неважны, а если он выбирает завод В, то главное для него интересная работа (5), зарплата (1) совсем не важна, а карьера (2) и жилье (4) неактуальны. В результате в первом случае мы делаем вывод, что Сидоров — карьерист, во втором, что он остро нуждается в жилье, и в третьем, что он творческая личность. Но если бы все три завода предоставляли одинаковые условия, то, зная о выборе Сидорова, мы ничего не смогли бы сказать о его причинах.

Таким образом,, анализ необщих эффектов действия как будто бы приводит к выяснению его причин. Однако, по пред­ставлению Джоунса и Дэвиса, необходим еще один шаг — вы­яснение степени социальной желательности того действия, ко­торое совершено. Действительно, если поступок высоко жела­телен с точки зрения какой-либо группы, то в таком случае его причиной может быть не какая-то особенность личности, а ха­рактеристики объекта.

Предположим, что в битком набитом вагоне метро трое раз­ных людей в сложнейших условиях читают один и тот же скуч­ный и малохудожественный роман. Один из них — литератур­ный критик, второй — школьник, третий — инженер. Комуизних можно с уверенностью приписать любовь к плохим рома-

нам? Первый, скорее всего, читает в силу профессиональной не­обходимости (высокая социальная желательность), и, следо­вательно, ничего нельзя оказать о его отношении к данному роману и автору. Инженер может быть признанным в своем отделе знатоком литературы и читает также в силу социальной ценности этого романа как нового, о котором еще можно рас­сказать и на котором подтвердить свой авторитет. А вот что касается школьника, то поскольку мы не подозреваем, каким образом чтение этого романа может быть для него социально желательным, то здесь можно предположить, что он как раз любитель такого рода литературы.

Следовательно, вторым важным фактором, управляющим приписыванием причины совершаемого человеком действия, явля­ется степень его социальной желательности. О значимости этого фактора свидетельствуют многочисленные наблюдения, показы­вающие, что для оценки готовности человека действовать опре­деленным образом значительную роль играет такое его пове­дение, которое не может быть оправдано («списано») за счет социальной желательности. Например, если испытуемые слуша­ли некоторое сообщение или доклад через дверь (ситуация под­слушивания), то высказанное докладчиком мнение они в боль­шей степени приписывали его собственной позиции, чем в слу­чае, когда тот же доклад они слушали как участники публич­ного выступления. В последнем случае они допускали, что позиции, высказываемые докладчиком, могли быть вызваны желанием понравиться аудитории—социальной желательностью [1661. Влияние фактора социальной желательности проявляется во многих исследованиях, вскрывших большую информативную ценность поведения «выходящего из роли», по сравнению с по­ведением, удовлетворяющим требованиям определенной социаль­ной роли.

Так, в одном из экспериментов [163] испытуемым предла­гали описание некоего учителя, которое в одном случае не вы­ходило за рамки обычного ролевого поведения (учитель разве­шивал по стенам наглядные пособия, готовился к уроку), а в другом случае несколько отклонялось от обычных ожиданий (учитель организовывал кружок современной музыки, пробо­вал новые формы обучения). В обеих ситуациях испытуемых просили оценить учителя по группе параметров. Оказалось,,, что во втором случае (поведение, не соответствующее привыч­ному представлению о роли) оценки были более полярными, чем в первом (типичное ролевое поведение). Иначе говоря, если человек ведет себя так, как «нужно» (т. е. социально привыч­ным и желательным способом), то это малоинформативно, и его трудно как-то оценить, поэтому ему и ставят «средние», «ника­кие» оценки, если же он ведет себя не так, как предполагалось, то это несет значимую информацию о нем, и оценки сдвига­ются к краю, поскольку теперь о нем можно хоть что-то сказать.

В этом смысле, чем меньше социальная желательность дейст­вия, тем увереннее приписываются причины поведения—те дис­позиции, которые за него «ответственны».

Многочисленные исследования показали, что модель «соот­ветственного вывода» в целом не противоречит реальности, т. е. люди в своей повседневной жизни действительно руководству­ются подобными правилами при объяснении себе поступков и действий других. Существуют и прямые экспериментальные подтверждения ценности основных положений модели. Так, в работе Ньютсона была подтверждена зависимость вывода от количества уникальных эффектов. В его исследовании показа­но, что уменьшение числа необщих, уникальных эффектов от некоторых действий приводит к более точным, уверенным и экст­ремальным (полярным) выводам при толковании причин этих действий. Обнаружено даже, что приписывание причины пове­дения по одному эффекту — линейная функция от уникальности эффекта [169].

Анализируя модель Джоунса и Дэвиса, можно заметить ее определенную ограниченность. В соответствии с ней конечный вывод связан с конкретной диспозицией, лежащей «за» поведе­нием. Это приводит к тому, что если действие не может быть объяснено личностными причинами, то объяснение действия с точки зрения ситуации остается за рамками модели, и нет способов найти причины поведения.

Например, если некто на наших глазах перебегает дорогу в запрещенном месте, подвергаясь опасности быть сбитым ма­шиной, то, используя модель соответственного вывода, ничего нельзя сказать о том, каково конкретное побуждение, которое ответственно за это поведение. Этим малосодержательным ут­верждением и будет исчерпан наш вывод, так как модель не дает возможности обнаружить причины — понять, почему он так делает: потому ли, что спешит, потому ли, что на него из окна смотрит любимая девушка и он демонстрирует ей свою храбрость, потому ли, что, задумавшись, начал переходить не там, где надо, и теперь нет хода назад.

Еще одним ограничением модели является то, что она предназначена для построения вывода на основании учета све­дений только об одном поступке человека, т. е. не позволяет использовать весьма ценную информацию о том, как этот же человек себя ведет в других ситуациях. Ведь согласитесь, одно дело, если он перебегает в неположенном месте улицу всегда, а другое, если он это делает в первый раз в жизни.

Модель каузальной атрибуции, позволяющую найти причину и в личности и в окружении и при этом учитывающую инфор­мацию не об одном, а о многих действиях человека, предложил Келли [158]. В его модели информация о поступке оценивается по трем аспектам—согласованности, стабильности и различию.

Согласованность — степень уникальности действия с точки

зрения принятых в обществе норм поведения. Низкая согласо­ванность отражает уникальность данного поведения, а высокая говорит о том, что данное действие является общим для боль­шинства людей в данной ситуации. Стабильность поведения подчеркивает степень изменчивости во времени реакций дан­ного человека в подобных ситуациях. Высокая стабильность •приписывается тогда, когда человек в большинстве случаев ведет себя также, низкая свидетельствует о том, что лат/нов действие уникально для человека в подобных обстоятельствах во времени (только сегодня!). Различие определяет степень уникальности данного действия по отношению к данному объек­ту. Низкое различие предполагает, что человек ведет себя также и в других подобных ситуациях. Высокое различие пред­полагает уникальность сочетания реакции и ситуации.

Схема Келли «работает» следующим образом. Различные сочетания высоких или низких значений факторов определяет отнесение причины поступка либо к личностным особенностям (личностная атрибуция), либо к особенностям объекта (стиму-льная атрибуция), либо к особенностям ситуации (обстоятель­ственная атрибуция).

Вернемся к нашему недисциплинированному пешеходу и про­ведем атрибуцию по модели Келли. С ее помощью можно более или менее точно «локализовать» причину либо в личностных особенностях человека, либо в особенностях ситуации, либо объекта. Так, если мы знаем, что в основном на этой улице люди выполняют правила дорожного движения и обычно не перебегают дорогу в неположенном месте, а идут по переходу (низкая согласованность), если этот конкретный человек всегда перебегает здесь улицу (высокая стабильность) и при этом вообще часто нарушает правила движения не только здесь, но и в других местах (низкая степень различия), то мы за­ключаем, что причина его поведения в нем самом—характе­рологические особенности «заставляют» его переходить улицу именно так. Если же, в другом случае, мы знаем, что очень многие люди нарушают в этом месте правила, т. е. ведут себя так же, как и наш пешеход (высокая согласованность), если этот пешеход всегда здесь перебегает дорогу, но при этом в других местах соблюдает правила дорожного движения (вы­сокая степень различия) мы можем заключить, что его пове­дение определяется особенностями стимула, ну, например, здесь переход расположен крайне неудобно. Если же, наконец, мы знаем, что здесь правила никто не нарушает (низкая согла­сованность) , что наш пешеход тоже обычно переходит эту улицу по переходу (низкая стабильность) и что в других местах он идет тоже по переходу (высокая степень различия), то мы мо­жем заключить, что его поведение объясняется особенностями данной ситуации, например, он куда-то сейчас спешит или дей­ствительно на него смотрит любимая девушка.

Можно заметить, что процесс каузальной атрибуции, по Кел­ли, представляет собой как бы чисто логический процесс, меха­нический подсчет вариантов, обработку информации, где, ка­залось бы, не остается места ни для какой психологии. Так ли это происходит на самом деле? Специально проведенные ис­следования показали, что если человеку предоставляется ин­формация о действии вместе с информацией о всех трех пара­метрах, его выводы соответствуют тому, как если бы они со­вершались по ковариационной модели.

В исследовании Мак-Артур [165] испытуемым в письменною виде давалась информация о действии и всех трех парамет­рах, работающих в модели Келли, и предлагалось указать при­чину действия. Например, сообщалась информация: «Том оча­рован этой картиной»; говорилось о высокой согласованности:

«Почти все, кто видит эту картину, очарованы ею»; указывалось на высокое различие: «Почти все другие картины не произво­дят на Тома такого впечатления» и на высокую стабильность поведения: «Раньше Том почти всегда очаровывался похожими картинами». Результаты исследования практически полностьк» подтвердили модель Келли: приписывание причин в целом со­ответствовало тем, которые предполагались исходя из нее. Так, при сочетании высокой согласованности, высокой стабиль­ности и высокого различия большинство испытуемых приписы­вало причину стимулу (в нашем примере с Томом это было нечто, связанное с картиной), а при низкой согласованности,. высокой стабильности и низком различии причина приписыва­лась личности (в нашем случае—самому Тому).

Таким образом, теории атрибуции как будто бы проясняют, каким образом мы понимаем причины своего поведения и дру­гих людей. Интересно проверить, как «работают» эти теории-в уже знакомой нам ситуации суда, когда задачей «судей» явля­ется вынесение приговора и установление степени ответствен­ности «преступника». В специальных экспериментах Шоу и его-коллег испытуемым—детям, юристам, полицейским—предла­гали описания действий, соответствующих уровням ответствен­ности, по Хайдеру. Оказалось, что и приписывание ответствен­ности и предлагаемое наказание соответствуют тому, что пред­полагалось из модели Хайдера [178].

В упомянутом эксперименте оценивалась такая ситуация:

водитель оставил машину без тормозов на горе и ушел. Машина поехала вниз и произошло происшествие — для одних испыту­емых машина врезалась в столб, для других она задавила чело­века. Испытуемым предлагалось оценить степень ответственности водителя. Оказалось, что чем хуже и ярче последствия, тем боль­шая ответственность ему приписывается. В данном случае, оче­видно, оказывают влияние социальная «желательность резуль­тата» и представление о его предсказуемости, что прямо соот­ветствует модели соответственного вывода Джоунса и Дэвиса.

Люсьер в подобных экспериментах проверял предсказание, вытекающее из модели Келли, о том, что «преступнику» с по­добными преступлениями в прошлом (т. е. с высокой стабиль­ностью поведения) будет приписываться большая ответствен­ность за поступки (так как в этом случае должна расти лично­стная атрибуция) и соответственно ему будут давать большой «срок». Эксперимент подтвердил эту гипотезу [см. по: 108].

В другой работе исследовалось влияние фактора согласо­ванности (по Келли) на атрибуцию ответственности. Согласно модели, если согласованность высока, т. е. когда многие люди ведут себя так же в похожих ситуациях, то должна возрастать ситуационная атрибуция и, следовательно, уменьшаться личная ответственность. В эксперименте предлагалось вынести приго­вор за совершение кражи либо в одиночку, либо в компании (групповая кража). Как правило, «одиночкам» приписывали большую ответственность, чем «коллективистам», но на «срок» в эксперименте это значимо не влияло. Однако анализ 140 реальных случаев осуждения за кражу показал, что 70 одиночек получили вместе значительно большее наказание, чем 70 «груп-повиков» (при этом возраст и дела преступников в выборке были уравнены) [178]. Таким образом, и здесь теория атрибу­ции ярко подтверждается.

«Ошибки» атрибуции. Как мы видели, результаты многих исследований свидетельствуют о том, что в экспериментальных условиях люди часто оценивают других людей так, как если бы они производили определение причин их поведения по той или иной схеме каузальной атрибуции. Однако сомнительно, чтобы в реальной жизни все именно та^к и происходило. Рас­смотренные модели предполагают сложный анализ разно­образной информации о действиях человека. Между тем дале­ко не всегда в нашем распоряжении есть вся необходимая информация и время для ее анализа.

Например, кто-то опаздывает на свидание с приятелями. Один из ожидающих считает, что это связано с плохой работой транспорта, другой предполагает, что опоздание — результат легкомыслия того, кто опаздывает, третий начинает сомне­ваться, не сообщил ли он опаздывающему другое, неверное время встречи, а четвертый считает, что их специально застав­ляют ждать. Таким образом, у каждого свои представления о причине опоздания. Первый видит ее в обстоятельствах, вто­рой—в особенностях личности опаздывающего, третий видит причину в себе, а четвертый считает опоздание намеренным и целенаправленным. Причины приписаны совершенно разным моментам, причем связано это, вероятно, с тем, что приятели по-разному проводят атрибуцию. Если бы каузальная атрибу­ция действительно представляла собой ту строгую логическую процедуру, какой она предстает в моделях, то, вероятно, ре^-зультаты были бы более близкими. Получается, что, с одной

стороны, вроде бы нет возможности осуществить правильную атрибуцию, а, с другой стороны, результаты атрибуции причин поведения «налицо» и не только в экспериментах, но и в ре­альной жизни. По-видимому, в реальных ситуациях приписы­вание причин происходит, но как-то «неправильно». Следова­тельно, важно установить закономерности этой «неправильной», но реальной атрибуции.

Исследователи каузальной атрибуции предполагают суще­ствование двух классов причин, которые приводят к отклоне­ниям реальной каузальной атрибуции от «идеальных» моделей [154]. Во-первых, это различия в имеющейся информации и пер­спективе наблюдения и, во-вторых, это мотивационные разли­чия.

Информационные различия и различия в восприятии ярче всего проявляются при анализе различий в приписывании причин поведения, которое производится «автором» действия и «сторон­ним наблюдателем». Действительно, атрибуция зависит от точ­ки зрения на ситуацию. В общем представляется ясным, что любая ситуация «изнутри» выглядит иначе, чем «снаружи», и, более того, можно говорить о разных ситуациях для того, кто действует, и для того, кто наблюдает. Соответственно и при­писывание причин у действующего и наблюдающего происходит по-разному.

Джоунс и Нисбет [154] описали атрибуцию воспринимаю­щего как диспозиционную, а атрибуцию деятеля как ситуаци­онную. Другими словами, они предположили, что люди склонны при объяснении своего собственного поведения приписывать причины преимущественно требованиям ситуации и обстоятель­ствам, а при объяснении чужого поведения приписывать причины в основном внутренним условиям — диспозициям. Грубо говоря, если действует другои»..то причина в том, что «он сам такой», а если действую я, то «таковы обстоятель­ства».

~~Информационные различия между наблюдателем и деяте­лем заключаются в различном владении информацией о дей­ствии — деятель знает об «истории» действия больше, чем на­блюдатель, он также «знает» свои желания, мотивы, ожидания об этом действии, а у наблюдателя этой информации нет. Раз­личия в восприятии заключаются в том, что действие по-разно­му видится с точки зрения деятеля и наблюдателя: для на­блюдателя поведение является «фигурой» на фоне ситуации, для деятеля же именно условия ситуации являются «фигурой», из которой нужно выбрать поведение [154]. В результате наблю­датель склонен постоянно переоценивать возможности личности, роль диспозиций в поведении действующего. Эта «неправиль­ность» получила название «фундаментальной ошибки атрибу­ции» [175]. Наряду с ней выявлены также другие «ошибки ат­рибуции», связанные с характером используемой информации.

Это в первую очередь ошибка «иллюзорных корреляций» и ошиб­ка «ложного согласия».

Ошибка «иллюзорных корреляций» возникает из-за исполь­зования априорной информации о причинных связях. В соот­ветствии со своими представлениями человек склонен в ситуа­ции выделять одни моменты и совершенно не замечать других и вместо поиска причин просто вынимать из памяти то, что ближе лежит [170]. Скажем, если что-то болит, то это потому, что, «наверное, что-то съел». Интересно в этом отношении обра­тить внимание на то, как объясняют молодые родители плач своего младенца. Одни склонны «переводить» плач как прось­бу о еде и кормят ребенка, другие считают, что «ему холод­но», и утепляют его, третьи уверены, что «у него что-то болит» и приглашают врача и т. д. и т. п. Поскольку достоверно установить причину плача в каждом случае очень трудно, то очевидно, что при атрибуции используются какие-то предвари­тельные представления о том, почему дети плачут. И если ре­бенок, например, постоянно переедает, то причина и следствие начинают меняться местами. У него действительно очень хоро­ший аппетит или его родители чаще всего именно так истол­ковывали его плач и приучили его есть много.

Если рассматривать «механизм» ошибки «иллюзорных кор­реляций» как влияние ожиданий о причинах тех или иных дей­ствий, то очень важен вопрос о происхождении этих ожиданий. Действительно, почему одни родители полагают, что ребенок все время голоден, а другие, что все время болен? Почему одни люди, почувствовав себя плохо, в первую очередь вспо­минают, что они ели в прошедшие сутки, а другие, где они нервничали?

Очевидно, что «иллюзорные корреляции» появляются у че­ловека в силу разных обстоятельств — прошлого опыта, про­фессиональных и иных стереотипов, полученного воспитания, возраста и личностных особенностей и многого другого. И в каждом случае иллюзии будут свои, а следовательно, и атри­буция различная.

Особенно важным представляется подчеркнуть такую при­чину тех или иных ожиданий, рак индивидуальные различия в стиле атрибуции. Многочисленные исследования показали, что одни люди склонны больше к личностно-психологическим объ­яснениям, другие—к ситуационным. Первые—«субъективи­сты»—чаще объясняют свои и чужие действия намерениями, же­ланиями и усилиями самого человека, а вторые — «ситуациони-сты»—чаще объясняют все исходя из обстоятельств [108]. Само же наличие таких «стилей» свидетельствует об обяза­тельном присутствии систематических и неустранимых «ошибок» в приписывании причин поведения.

«Ошибка ложного согласия» в атрибуции состоит в том, что приписывание причин всегда происходит с эгоцентрической по-

-зиции — человек отталкивается от своего поведения, причем переоценивая его обычность и распространенность. Вот пример. В одном из экспериментов испытуемых просили полчаса похо­дить по территории университета с рекламным плакатом «Ешьте у Джо». Те, кто соглашались на это, считали свое поведение вполне обычным и находили, что отказ в такой просьбе — след­ствие особенностей личности отказавшегося. Те же, кто отка­зался выполнить просьбу, считали, что это как раз обычно и нормально, а вот согласие свидетельствует о каких-то лич­ностных особенностях [176].

Второй класс причин, вызывающий различия в атрибуции причин—мотивационная предубежденность,—хорошо иллюст­рируется в таком эксперименте: испытуемые должны были на­учить считать двух учеников, якобы находящихся за стеклян­ной перегородкой с односторонней прозрачностью. Один из уче­ников не проявлял успехов в учении, другой очень быстро учил­ся. Испытуемые («учителя») склонны были приписывать не­удачу ученикам, а удачу—самим себе. В случае же, если испы­туемым сообщали, что их «педагогическая деятельность» бу­дет записываться на пленку для последующего анализа, т. е. они узнавали о последующем гласном обсуждении, то атрибу­ция менялась — испытуемые были склонны нести ответствен­ность скорее за неудачу, чем за успех обучения [108].

Получается, что атрибуция каждый раз проводится таким об­разом, чтобы ее результаты не противоречили представлениям о себе, чтобы подтверждать самооценку. Если зрителей не пред­полагалось, то поддерживалось представление о себе как хо­рошем преподавателе, если же считалось возможным гласное обсуждение, то испытуемые представляли себя скромными и са­мокритичными. В этом и проявляется мотивационная предубеж­денность, или мотивационная ошибка атрибуции.

Представьте себе лектора (докладчика, выступающего), ко­торый вдруг видит, что какой-то человек встает и, нисколько не стесняясь, выходит из аудитории. Если лектор молодой, не уверен в себе, то ему будет казаться, что вышедшему стало скучно или он что-то неправильно сказал; уверенный в себе человек решит, что тот, кто вышел, просто невоспитан, не умеет себя вести и т. д. Просто же опытный человек знает, что чаще всего выход из аудитории никак не связан с лектором и лек­цией — человек вышел в связи со своими обстоятельствами. Однако во всех этих атрибуциях явно «просвечивает» мо­тивация.

Таким образом, исследования показывают, что существует множество «ошибок атрибуции», вызванных разными причинами, в силу которых атрибуция приводит к различным результатам. И если вспомнить нашу компанию ожидающих друзей, то мож­но предположить, что их мнения вызваны разными «ошибками». Один исходит из представления, что чаще всего причина опоздания — транспорт (иллюзорная корреляция); другой считает опоздание совершенно недопустимым для себя и поэтому свя­зывает его с легкомыслием приятеля (ложное согласие); третий не уверен в себе, четвертый...

У каждого свои «ошибки», свои атрибуции и свои причины этих атрибуций, и непонятно, кто же прав, кто виноват, когда все-таки понимание действий других, каузальная атрибуция является верной?

Каузальная атрибуция как механизм восприятия. Для более или менее четкого определения места процессов каузальной ат­рибуции в социальной перцепции необходимо определить тот класс ситуаций, в которых происходит приписывание причин поведения, т. е. ответить на вопрос: «Когда происходит кау­зальная атрибуция?» [108]. Ведь далеко не всегда нам нужно ломать голову над причинами действий других, ведь они мо­гут быть «самоочевидны» в силу стереотипных ожиданий или привычны и потому не вызывают никаких вопросов.

К сожалению, несмотря на довольно большое количество работ по этой тематике, ясного ответа на этот вопрос пока нет [108]. Получается, что практически все, что происходит в вос­приятии человека человеком, можно рассматривать как атрибу­цию черт, качеств, оценок или состояний. Однако это не пред­ставляется правомерным, поскольку хотя и грубо, но все-таки можно определить ситуации, в которых приписывание причин действиям другого и своим выглядит более органично, чем во всех остальных.

Целый ряд исследований показывает, что необходимость в каузальной атрибуции в социальной перцепции имеет место в тех ситуациях, в которых возникают неожиданные преграды, трудности на пути социального взаимодействия или совместной деятельности [122]. Это могут быть очень разные ситуации— трения в семейной жизни, вызванные разным пониманием ка­ких-то проблем, обнаружение рассогласования между ожидае­мым и реальным поведением человека при необходимости ре­шать вопрос о линии поведения в неопределенных отношениях с другими, в ситуациях конфликтов (столкновений интересов людей). Похоже, что к поиску причин своего и чужого пове­дения, а следовательно, к приписыванию причин люди прибе­гают для объяснения другому своего взгляда на ситуацию, на цель совместной деятельности и приемлемые способы взаимо­действия. Причинно-следственные объяснения оказываются как бы общим, всем понятным языком, применяемым в целях регу­ляции взаимодействия, общения людей, совместной деятельно­сти. При возникновении трудностей, конфликтов, столкновении интересов или взглядов на проблему или на, ситуацию люди прибегают к каузальной атрибуции своего или чужого поведе­ния и пытаются таким образом оказать влияние на дальней­шие события. Причем, чем большие затруднения встречаются нам при взаимодействии, тем более серьезно мы подходим к поиску причин этих затруднений и тем более тщательно этот поиск будет осуществляться, т. е. тем больше он будет напоми­нать те теоретические модели, которые были рассмотрены. Итак, получается, что каузальная атрибуция—это механизм социаль­ной перцепции в ситуациях социального взаимодействия в со­вместной деятельности.

Что же касается «ошибок» атрибуции, то, вероятно, «ошиб­ками» они являются только по отношению к идеальным моде­лям приписывания причин. При реальной атрибуции эти «не­правильности» являются просто отражением тех особенностей видения ситуаций взаимодействия и целей деятельности, кото­рые и являются предметом атрибуции. Ведь, как уже отмеча­лось, приписывание причин происходит не ради себя самого, даже не ради абстрактной потребности в понимании мира, 'а ради улучшения совместного общения, нахождения общего с партнером взгляда на мир. Поэтому естественно, что цели совместной деятельности, условия взаимодействия, точки зре­ния партнеров находят свое отражение в атрибуциях и могут подчинять их себе. Все же иногда разница в приписывании Причин может быть очень большой. Однако если цели дея­тельности ui'nme и одинаково приняты партнерами, если тем самым задано "•бшее для них восприятие контекста взаимо­действия и его условий, то в таком случае приписывание при­чин поведению будет более близким к ситуации, к пониманию партнера и таким образом окажется правильным (в рамках си­туации).

Очень важно, что знание закономерностей и «ошибок» ка­узальной атрибуции помогает сделать ее более эффективным орудием для налаживания взаимодействия. Скажем, знание о существовании «фундаментальной ошибки атрибуции» может направить наше восприятие по более правильному пути учета различных ситуационных воздействий на человека.

Понимание роли перспективы наблюдения в атрибуции также очень важно. В конце концов, что значат привычные слова: «Если бы ты был на моем месте, ты бы думал (делал, воспринимал) иначе?». Они как раз и означают имеющееся у каждого подспудное знание о том, что с разных точек зрения все выглядит по-разному. В этом плане очень важно осозна­ние своего стиля атрибуции, который присутствует в любом общении. Кто вы — «ситуационист», пытающийся все всегда объяснить из обстоятельств, или субъективист, объясняющий все усилиями и желаниями человека? Опыт психологов, зани­мающихся «атрибутивной психотерапией», показывает, что во многих ситуациях осознание и смена стиля приписывания причин приводят к увеличению успешности общения.

САМОПОДАЧА

Обаяние — это тогда, когда тебе го­ворят «да», когда ты ничего не просил.