Глава 19 истинная любовь не может быть у тех людей, которые не понимают смысла своей жизни

Всякий человек знает, что в чувстве любви есть что-то особенное, — такое, что способно уничтожить все несообразности жизни и давать человеку то полное благо, к которому он стремится всей своей жизнью. «Но ведь это чувство бывает у человека только изредка, продолжается не долго, и после него наступают еще худшие страдания», — говорят люди, не разумеющие жизни.

Эти люди не понимают, что в любви заключается весь истинный смысл жизни. Этим неразумным людям кажется, что любовь — это просто одно из тех многих и разных настроений, в которых бывает человек: бывает, что человек щеголяет, бывает, что он увлекается наукою или искусством, бывает, что увлечен службою, честолюбием, приобретением богатства, бывает, что он любит кого-нибудь. А не понимают того эти люди, что любовь есть вся истинная жизнь, данная человеку, что в любви — вся сущность жизни человеческой. Люди непросветленные полагают, что любовь есть такое же мимоходное настроение, как и все другие настроения, которым подвергается человек во время своей жизни. Даже можно часто прочесть в книгах или услышать от людей такое суждение, что любовь есть мучительное настроение, которое нарушает правильное течение жизни. Нечто подобное тому, что должно казаться сове, когда восходит солнце.

Правда, люди, думающие так, чувствуют, что в состоянии любви есть что-то особенное, более важное, чем во всех других настроениях. Но люди эти не понимают жизни, и потому они не могут понимать и любви; и состояние любви кажется им таким же бедственным и таким же обманчивым, как и все другие состояния. Один стихотворец сказал:

«Любить?.. Но кого же? На время не стоит труда, А вечно любить невозможно»...

Словами этими признается, что в любви должно бы быть спасение от бедствий жизни и единственное состояние, похожее на истинное благо; но вместе с тем в словах этих признается и то, что любовь к смертным людям не может служить спасением. Любить некого, и всякая любовь проходит. И потому любовь могла бы быть благом только тогда, когда было бы кого любить, и был бы тот, кого можно любить вечно. А так как этого нет, то и нет спасения в любви, и любовь — такой же обман и такое же страдание, как и все остальное.

И так, и не иначе, как так, могут понимать любовь люди, учащие и сами научаемые тому, что жизнь есть ничто иное, как плотское существование.

Люди, полагающие жизнь в плотском существовании, очень часто считают любовью то, что вовсе не есть истинная любовь. Они, например, называют любовью то чувство, по которому мать для блага своего ребенка отнимает другую мать от ее голодного ребенка, берет ее к себе в кормилицы, тревожится о том, успешно ли пойдет кормление своего ребенка, и вовсе не думает о том другом ребенке, у которого отнято материнское молоко; — считают любовью то чувство, по которому отец, чтобы оставить богатое наследство своим детям, отнимает последний кусок хлеба у голодающих людей; — то чувство, по которому влюбленный в женщину сам страдает от этого и заставляет ее страдать тем, что соблазняет ее или из ревности губит себя и ее; — то чувство, по которому бывает даже, что человек влюбленный насильничает женщину; — то чувство, по которому люди одного товарищества наносят вред другим, чтобы отстоять своих; — то чувство, по которому человек занимается каким-нибудь любимым своим делом, которое причиняет горе и страдание окружающим его людям; — то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и из-за этого устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.

То чувство, по которому совершаются все эти поступки, люди, не разумевшие жизни, называют любовью. Но в действительности во всем этом нет и тени истинной любви.

Для людей, полагающих жизнь в благе своего плотского существа, бывает не только трудно оказывать любовь, но даже мучительно, а часто — и невозможно. [Пока ты тело, ты любить не можешь!] Люди, не понимающие жизни, обыкновенно говорят, что не надо рассуждать о любви, а просто и прямо предаваться тому чувству, которое заставляет предпочитать одного человека другому. Это-то чувство они и считают настоящею любовью.

Они правы, что нельзя рассуждать о любви, и что всякое рассуждение о любви уничтожает любовь. Но дело в том, что не рассуждать о любви могут только те люди, которые уже употребили свой разум на понимание жизни и отреклись от блага своего отдельного существа; те же люди, которые не поняли жизни и живут для блага своего плотского существования, не могут не рассуждать. Им необходимо рассуждать, чтобы предаваться тому чувству, которое они назвали любовью. Всякое действие этого чувства невозможно для них без рассуждения, без того, чтобы они старались разрешить неразрешимые вопросы.

В самом деле, люди предпочитают, например, своего ребенка, своих друзей, свою жену, свое отечество всяким другим детям, женам, друзьям, отечествам и называют это чувство любовью.

Любить вообще значит делать доброе. Так мы все понимаем и не можем иначе понимать любовь. И вот я люблю своего ребенка, свою жену, свое отечество, т.е. желаю блага своему ребенку, жене, отечеству больше, чем другим детям, женам, отечествам. Никогда не бывает и не может быть, чтобы я любил только своего ребенка, или жену, или только отечество. Всякий человек любит вместе и ребенка, и жену, и отечество, и людей вообще. Между тем благо, которое он по своей любви желает различным любимым существам, бывает большею частью такого свойства, что оно не только мешает благу других существ, но даже прямо в ущерб ему.

И вот являются вопросы, — во имя какой любви и как действовать? Во имя какой любви жертвовать другою любовью, кого любить больше и кому делать больше добра, — жене или детям, жене и детям или друзьям? Как служить любимому отечеству, не нарушая любовь к жене, детям и друзьям? Как, наконец, решать вопросы о том на сколько можно мне жертвовать и моим отдельным существом, нужным для служения другим? Насколько мне можно заботиться о себе для того, чтобы я мог, любя других, служить им?

Все эти вопросы кажутся очень простыми для тех людей, которые не пытались разобраться в чувстве, называемом ими любовью, но вопросы эти на самом деле не только не просты, они совершенно неразрешимы.

И не даром законник поставил Христу этот самый вопрос: кто ближний? Отвечать на эти вопросы кажется очень легко только тем людям, которые забывают настоящие обстоятельства жизни человеческой.

Только если бы люди были боги, как они часто и воображают себя, только тогда они бы могли любить одних избранных людей: тогда бы только и предпочитание одних другим могло бы быть истинною любовью. Но люди не боги, а всегда, как и все живые существа, живут одни на счет других, и человек, как разумное существо, должен знать и видеть это. Он должен знать, что всякое плотское благо получается одним существом только в ущерб другому. [За счёт других! Только в ущерб! ;( ]

Сколько бы ни уверяли людей некоторые мечтатели о таком будущем золотом веке, в котором всего всем будет довольно, разумный человек видит и знает, что закон его земного существования есть борьба всех против каждого, каждого против каждого и против всех.

В той давке и борьбе плотских выгод, которое составляет жизнь мира, человеку невозможно любить избранных, как это воображают люди, не понимающие жизни. Человек, если он любит хотя и избранных, он никогда не любит только одного. Всякий человек любит и мать, и жену, и ребенка, и друзей, и отечество, и даже всех людей. И любовь, как все согласны, не есть только слова, но есть дела, направленные на благо других. Дела же эти не происходят в каком-нибудь установленном порядке, например, так, что от человека сначала требуются дела самой сильной любви, потом менее сильной и т.д. Дела любви требуются беспрестанно все вместе, без всякого порядка. Сейчас пришел голодный старик, которого я немножко люблю, и просит еды, а я берег эту еду на ужин моим детям, которых очень люблю. Как мне взвесить требования сейчасной менее сильной любви с будущими требованиями более сильной любви?

Эти самые вопросы и были поставлены законником Христу: «Кто ближний?». В самом деле, как решить, кому нужно служить и в какой мере: людям или отечеству; отечеству или своим приятелям; своим приятелям или своей жене; своей жене или своему отцу; своему отцу или своим детям; своим детям или самому себе, чтобы быть в состоянии служить другим, когда это понадобится?

Ведь все эти требования любви, и все они спутаны между собою так, что если человек испоняет одни из этих требований, то он лишается возможности исполнить другие. Если же я допущу, что озябшего ребенка можно не одеть, потому что моим детям когда-нибудь понадобится то платье, которого у меня просят, то во имя моих будущих детей я могу не отдаваться и другим требованиям любви.

Точно то же и по отношению к любви к отечеству, избранным занятиям и ко всем людям. Если человек может отказать требованиям самой малой любви настоящего во имя требования самой большой любви будущего, то разве не ясно, что такой человек, если бы он всеми силами и желал этого, никогда не будет в состоянии взвесить, насколько он может отказать требованиям настоящего во имя будущего, и потому, не будучи в силах решить этого вопроса, человек всегда выберет то дело любви, которое будет приятно для него, т.е. он будет действовать не во имя любви, а во имя самого себя. Если человек решает, что ему лучше воздержаться от требований настоящей, самой малой любви, во имя другого, будущего требования большей любви, то он обманывает или себя, или других, и никого не любит, кроме себя одного.

Любви в будущем не бывает; любовь бывает только в настоящем. Человек же, не проявляющий любви в настоящем, не имеет любви.

Если бы люди были животные и не имели бы разума, они бы и существовали как животные, не рассуждали бы о жизни, и животное существование их было бы законное и счастливое. То же и с любовью: если бы люди были животные без разума, то они любили бы тех, кого любят: своих волчат, свое стадо, и не знали бы, что они любят своих волчат и свое стадо, и не знали бы того, что другие волки любят своих волчат, и другие животные — своих товарищей по стаду, и любовь их была бы та любовь и та жизнь, которая возможна на той ступени существования, на которой они находятся.

Но люди — разумные существа, и не могут не видеть, что другие существа имеют такую же любовь к своим, и что потому эти чувства любви должны прийти в столкновение и произвести нечто не благое, а совершенно противное любви.

Если же люди употребляют свой разум на то, чтобы оправдывать и усиливать то животное, не благое чувство, которое они называют любовью, придавая этому чувству уродливые размеры, то это чувство становится не только не добрым, но, как давно известно, делает из человека самое злое и ужасное животное. Происходит то, что сказано в Евангелии: «Если свет, который в тебе — тьма, то какова же тьма?». Если бы в человеке не было ничего, кроме любви к себе и к своим детям, то не было бы почти всего того зла, которое есть теперь между людьми. Почти все зло между людьми происходит от того ложного чувства, которое столь же похоже на любовь, сколько жизнь животного похожа на жизнь человека.

То, что люди, не понимающие жизни, называют любовью, это только некоторые предпочтения [пристрастие, зависимость %( ] одних отдельных людей и обществ людских другим людям или обществам для блага своего отдельного существа. Когда человек, не понимающий жизни, говорит, что он любит свою жену, или ребенка, или друга, он этим говорит только то, что присутствие в его жизни его жены, ребенка, друга увеличивает благо его собственного отдельного существования. ["Любить" своих это всё тот же ЭГОИЗМ %( ]

Но предпочтения эти вовсе не суть истинная любовь, точно так же, как плотское существование не есть еще истинная человеческая жизнь. И как люди, не понимающие жизни, называют плотское существование жизнью, точно так же эти сами люди предпочтение одних людей другим называют любовью.

Чувства эти — предпочтения к некоторым существам, как например, к своим детям или даже к некоторым занятиям, например, к науке, к искусствам, люди называют тоже любовью; но такие бесконечно разнообразные чувства никак не могут быть называемы любовью, потому что они не имеют главного признака любви: они не имеют целью благо и не доставляют блага другим существам.

Сила, с которою эти предпочтения овладевают человеком, только показывают, как сильна в людях плотская жизнь. Эта сила предпочтения одних людей другим, которая неверно называется любовью, есть только дичок, на котором может быть привита истинная любовь и дать плоды ее. Но как дичок не есть яблоня и не дает плодов, или дает плоды горькие вместо сладких, так и предпочтение это не есть любовь и не делает добра людям или производит еще большее зло [Зло от "любви" (=предпочтения) %( ]. И потому приносит величайшее зло миру и так восхваляемая любовь к женщине, к детям, к друзьям, не говоря уже о любви к науке, к искусству, к отечеству, — когда эта любовь есть не что иное, как предпочтение на время некоторых условий плотской жизни другим. [Всего лишь %( ]

Наши рекомендации