Электромиографические исследования внутренней речи 2 страница

Таким образом, поведение типа проб и ошибок направлено наизвестную цель, но не контролируется никаким отчетливым восприятием соответствующих oтношений.

Примеру Ллойда Моргана быстро последовал Торндайк (1889), который ввел в лабораторный обиход эксперимент на разрешение проблемы, используя в качестве испытуемых кошек, собак, цыплят и обезьян. Торндайк дал веские подтверждения реальности научения путем проб и ошибок, или, как он говорит, путем проб и случайных успехов, которому он противопоставлял научение с помощью идей. Он сконструировал целый ряд проблемных ящиков, дверцы которых можно было открыть с помощью потягивания за шнур или петлю внутри клетки или около самой решетки снару­жи, поворачивания дверной кнопки или нажатия на рычаг. Испы­туемыми были 13 кошек, большинство 3—11-месячного возраста, а также несколько собак.

Поведение всех животных, кроме 11-й и'3-й, было почти оди­наковым. Будучи посажена в клетку, кошка начинает проявлять явные признаки беспокойства и стремления освободиться; из за­ключения: она пытается протиснуться через всякое отверстие; ца­рапает и кусает прутья или проволоку решетки, просовывает, лапы наружу через все щели и цепляется за все, что может, находя что-нибудь свободно движущееся или шатающееся, она возобновляет свои усилия, она может даже царапать предметы внутри клетки. В течение 8 или 10 минут она непрерывно царапает­ся, кусается и пытается протиснуться в отверстия. В каждом случае эта импульсивная борьба легко может привести к освобождению кошки из клетки. Кошка, царапающая все вокруг себя, наверное, зацепит в конце концов шнур, или петлю, или кнопку и откроет тем самым дверцу. Постепенно все другие, не приводящие к успеху импульсы будут подавлены, а тот особенный импульс, который приводит к успешному действию, будет закреплен.

Было замечено, что испытуемые кошки различаются между собой по силе и обилию производимых движений. Так, 13-я кошка (18 мес) и 11-я, необычайно вялая, не бились долго и энергично. В некоторых случаях даже вовсе не бились. Поэтому из некото­рых клеток их необходимо было по нескольку раз выпускать и каждый раз при этом кормить. После того как выход из клетки ассоциируется с получением пищи, они стараются выйти всякий раз, как только их туда посадят. Но внимание, которое нередко сочетается с недостатком энергии, позволяет кошке быстрее обра­зовать ассоциацию после первой удачи. Это можно до известной степени видеть на 13-й кошке. Отсутствие яростной активности позволяло этой кошке в большей степени понимать то, что она в действительности делала.

Свои аргументы, направленные против признания у этих животных способности к «рассуждению» и против «видения ими ситуации», Торндайк основывает главным образом на постепенности, с которой достигается овладение проблемой. Кривые научения показывают в основном постепенное, хотя и нерегулярное уменьше­ние времени, приходящегося на каждую пробу. Правда, некото­рые животные овладевали проблемными ящиками за 2 или за 3 пробы, так что их кривые давали резкое падение в самом нача­ле. Это были случаи, «где действие, вызванное импульсом, было очень простым, вполне очевидным и очень ясно очерченным».

В своей более поздней работе на обезьянах с проблемными ящиками сходного типа Торндайк (1901) нашел, что все задачи, кроме самых трудных, решались «путем быстрого, нередко казавшегося мгновенным, оставления безуспешных движений и выбора правильного... Естественно заключить, что обезьяны, внезапно переходящие от множества беспорядочных движений к одному определенному действию с крючком или задвижкой, имеют поня­тие о крючке, о задвижке или о том движении, которое они производят. Автор допускает, что это явное научение с помощью идей также может быть объяснено общей активностью и любознательностью, свободой употребления руки и свойственной животным большой быстротой образования ассоциаций.

Данное Торндайком описание поведения кошек в проблемной клетке стало классическим, хотя обыкновенно охотнее ссылаются на драматическую импульсивную активность более молодых жи­вотных, нежели на мирное поведение некоторых более старших кошек, овладевших проблемами. Важно знать, вызывают ли позд­нейшие попытки проверить это описание необходимость какой-либо существенной ревизии выводов Торндайка. Так, в работе Адамса (1929), подробно описавшего поведение кошек в клетке, представляющей почти точную копию одной из клеток Торндайка, было показано, что животные, оказывается, не просто производят мно­жество движений, а оперируют с определенными предметами. Предметы эти находятся в большей или меньшей близости к дверце и к пище или же связаны с освобождением. Торндайк говорил скорее о «действиях» или движениях, которые ассоциируются с ситуацией, взятой как целое, чем о предме­тах, с которыми имеет дело животное. Таким образом, возникло представление о методе проб и ошибок как о поведении, заклю­чающемся в моторных реакциях на целостную ситуацию, причем движения, ведущие к успеху, должны были бы получать преимущество перед остальными. Следует, однако, отметить, что детальное описание поведения, взятое у Адамса, так же как и наблюдения Мюнцингера (1931), Лешли (1934) и других зоопсихологов, скорее исключает чисто моторную концепцию проб и ошибок. Решение проблемы животными состоит не в выборе особого мышечного движения (поскольку ведущее к успеху дви­жение от пробы к пробе варьирует), а в сосредоточении актив­ности в известной области или на известном предмете — веревке, кнопке и т. п. — и в произведении в этом предмете каких-либо изменений.

Значительный вклад в историю учения о решении проблем был сделан Гобгаузом (1901). Гобгауза не удовлетворяло то, что у Торндайка образовался большой разрыв в ходе психической эво­люции. Ведь у человека большую роль играет схватывание отношений между вещами, а в нарисованной Торндайком картине на­учения животных схватывание отношений не имеет места. Гобгауз считал, что эволюция реакций на отношение — это процесс, в ко­тором можно выделить три этапа. На низшем этапе отношения, хотя и влияют на поведение, однако никаким образом не воспри­нимаются. На втором этапе отношение, не будучи понято как тако­вое, схватывается в связи с его членами в виде целостной струк­туры. На третьем этапе отношение само по себе абстрагируется, получает название и сравнивается с другими отношениями. Этот третий этап присущ исключительно человеку. Но Гобгауз считал, что второй этап представлен в поведении таких животных, как кошки. Он полагал, что эти животные знают о вещах, находящих­ся между собой в Определенных отношениях, но не знают отноше­ний, взятых абстрактно¹. Этот тип сознавания он называл конкретным опытом, а поведение, основанное на таком опыте, — практическим суждением. Гобгауз ввел тип задания, получивший широкое применение в позднейших работах по изучению «понимания» и метода «проб и ошибок». Этот тип можно проиллюстрировать несколькими придуманными им разновидностями задач:

1. Дерганье за шнурок. Приманка привязана, к шнурку; дергая за него, животное обеспечивает себе вознаграждение.

2. Различение шнурков. Приманка прикреплена к одному из 2—3 шнурков; животное видит прикрепленную приманку. Вопрос состоит в том, потянет ли оно за нужный шнурок.

3. Палка или кочерга, с помощью которой можно притянуть предмет, не­досягаемый для «невооруженной» лапы.

4. Две палки. Животному дается короткая палка, служащая для доставания более длинной палки, которой, в свою очередь, можно достать приманку.

5.Препятствие. На дороге у животного помещается ящик или иное пре­пятствие; вопрос состоит в том, уберет животное этот ящик или нет.

6. Трубка и прут. Приманку помещают внутри трубки, и ее можно вы­толкнуть или втянуть с помощью прута.

7. Подставка для ног. Приманку можно достать, пододвинув под нее табуретку или ящик.

Эти задачи отличаются от проблемных ящиков тем, что вклю­ченные в них механические приспособления очень просты и до­ступны обозрению. Никаких скрытых частей здесь нет. Предметы, находящиеся в отношении, даны ясно и непосредственно, если только животное в состоянии распознавать возможности совер­шения определенных движений с лабораторной установкой при простом зрительном восприятии ее.

Ставить в общей форме вопрос о том, решают ли животные проблемы путем проб и ошибок или путем реагирования на пред­меты в отношении, не имеет смыслу; это зависит от проблемы и от вида животного.

Шимпанзе, горилла и. орангутанг благодаря их анатомическому сходству с человеком, в особенности в отношении внутреннего строения черепа, давно уже ставятся, на вершину шкалы психиче­ского развития животных. Интенсивное экспериментальное изучение их, поведения было начато почти одновременно Йерксом (1916) в Калифорнии и Келером (1917 и 1924) в Тенерифе. Оба они охотнее применяли гобгаузовский, нежели торндайковскии тип экс­перимента. Слово «понимание», спорадически (применявшееся пред­шествующими исследователями поведения животных, было принято Келером в качестве подходящей антитезы пробам и ошибкам).

На основании разнообразных наблюдений над антропоидами Йеркс (1927) дает следующий список особенностей, характери­зующих решение проблемы с помощью понимания: «1. Общий об­зор, более детальное рассмотрение и настойчивое обследование проблемной ситуации. 2. Колебания, остановки, поза сосредоточенного внимания. 3. Попытки более или менее адекватного реагирования. 4. В случае, если первоначальный способ реагирования окажется неадекватным, испытание других способов реагирования, причем переход от одного способа к другому резок и часто внезапен. 5. Постоянное или часто возобновляющееся внимание, к конечной цели; оно же является и мотивирующим фактором.6. Наступление критического пункта, когда организм внезапно, прямо и определенно совершает требуемое приспособительное действие. 7. Легкость повторения однажды уже произведенной приспособительной реакции. 8. Замечательная способность обнаруживать существенные стороны или отношения проблемной ситуации и обращать сравнительно мало, внимания на изменения несущественных моментов.

Бирнс де Ган считает внезапный успех недостаточным критерием понимания. Решение проблемы, проявляющееся внезапно, может быть завершением постепенного процесса ознакомления с ситуацией. Примером последнего случая может служить эксперимент с вращающимся столом, проведенный на обезьянах. Пища помещалась на отдельной стороне стола, находящегося перед клеткой. Первая реакция чаще всего состояла в попытке дотя­нуться до пищи или притянуть поближе стол. Заметив, что стол может вращаться, большая часть животных начинала поворачивать его; некоторые пришли к этому образу действий более постепенно, но после нескольких проб их действия были так же определенны, как и у остальных. По-видимому, они поняли особенность вращающегося стола не хуже других, хотя и не так быстро, как другие.

Хотя и нелегко разгадать процесс, с помощью которого животное приходит к решению стоящей перед ним задачи, некоторый свет на этот вопрос проливает изучёние условий, создающих затруднения. К таким условиям относятся сложное или неясное зрительное поле, а также его скрытые особенности. Гобгауз и Келер, настаивали на том, чтобы животное имело возможность обозревать все, что связано с проблемой. Но они нашли, что следовать этому принципу очень трудно. В задаче на составление ящиков животное не видело соответствующих статических условий. В тех случаях, когда кольцо висело на крюке, животное не видело кинетики этой комбинации; оно не видело, что кольцо можно без труда припод­нять над крюком. В этих вопросах статики и кинетики зритель­ное поле без помощи манипулирования или. прошлого знакомства, не открывает существенных отношений.

Серьезную трудность для животного представляет необходимая для решения проблемы последовательность движений. Киннемэн (1902) придумал род секретного замка, в котором операции с уже известными животному приспособлениями нужно было совершить в определенном порядке, например, прежде чем могла быть ото­двинута задвижка, нужно было вынуть болт и т. п. Соединитель­ный механизм был спрятан, и нe было видно ничего такого, что могло бы дать указания о требуемой последовательности опера­ций; эту последовательность можно было установить путем проб. Низшим обезьянам понадобилось для этого большое число проб, и никаких признаков понимания требуемой последовательности не наблюдалось. Наиболее известной проблемой, требующей усвоения чисто временной последовательности, является также "временной лабиринт» Хантера, очень трудный для животных, но легко усваиваемый человеком с помощью слов и чисел. Даже ситуация, полностью доступная непосредственному восприятию животного, может вызвать затруднения, если существенную роль в ней играет последовательность движений.

Если определить понимание как решение путем простого рас­смотрения без каких бы то ни было пробных движений, а метод проб и ошибок как чисто двигательную операцию без какого бы то ни было рассмотрения ситуации, тогда окажется, что наш обзор не выявил ни одного случая, где налицо было бы только понима­ние или только пробы и ошибки. Не было обнаружено ни одного случая такого поведения в проблемной ситуации, когда животное бросалось бы на все окружающее без всякого учета объективной ситуации, животное всегда реагирует на те или иные предметы, и почти всем" его реакциям присуща известная степень правомерности. Метод проб и ошибок состоит не в слепых, рассчитанных на случайную удачу движениях, а в испробовании определенных пу­тей к цели. Насколько мы можем судить по поведению животного, у него всегда имеется некоторое схватывание объективной ситуации.

Другой момент состоит в том, что в любой ситуации, которую можно назвать проблемной, это схватывание никогда не бывает с самого начала полным. Ситуация должна быть исследована, а это редко может быть сделано без передвижений и манипулирова­ния. Но даже при первом взгляде на ситуацию общие очертания проблемы вскрываются в достаточной мере, чтобы до известной степени ограничить область исследования и манипулирования.

ЛИТЕРАТУРА

Adams D. С. Experimental studies of adaptive behavior in cats.— «Comparative Psychol. Monogr.», N. Y., 1929.

Bain A. The senses and the intellect. London, 1855.

Bain A. Mental science, a compendium of psychology and the history of phylosophy. N. Y., 1870.

Hobhouse L. T. Mind in evolution. N. Y., 1901.

Kohler W. The mentality of apes. London, 1924. (

Kohler W. Intelligenzprufungen an Menschenaffen. Berlin, 1917.

L a s h 1 e у К. S. Studies of cerebral function in learning. V. The retention of motor habits after distruction of the so—called motor areas in primats.— «Archives of Neurological Psychiatry», 1924, vol. 12.

Morgan C. L. An introduction to comparative psychology. London, 1894.

Muenzinger K. F., Gentry E. Tone discrimination in white rats.— «Jour­nal of Comparative Psychol.», N. Y., 1931, vol. 12.

Thorndike E. L. Animal intelligence; an experimental study of the associati­ve processes in animals.— «Psychol. Monogr.», N. Y., 1898.

•Thorndike E. L. Handwriting.—«Teachers College Record.», N. Y., 1910, vol. 11 (2).

Y e r k e s R. M. The mental life of monkeys and apes, a study of ideational be­havior.— «Behavior Monogr.», N. Y., 1916.

Y e r k e s R. M. A new method of studing the ideational behavior of mentally defective and deranged with normal individuals.— «J. of Сотр. Psych.», N. Y., 1921, vol. 1.

В. Кёллер ИССЛЕДОВАНИЕ ИНТЕЛЛЕКТА

ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫХ ОБЕЗЬЯН

Келер (Kohler) Вольфганг (21 января 1887—11 июня 1967) — немецкий психолог, один из основателей гештальтпсихологии. Окончил Берлинский университет (1909). Профессор психологии и философии в Геттингенском (1921) и Берлинском (с 1922) университетах, директор Психологического института в Берлине (1922—1935), после эмиграции в США — профессор Суотморского колледжа в Принстоне (1935—1957). С 1913 по 1920 г. В. Келер был ди­ректором антропоидной станции на Канарских островах (о. Тенериф), где проводил обширные исследования интеллектуального поведения человекоподобных обезьян. В этих исследованиях, имевших решающее значение для критики механистических подходов к анализу поведения животных, были заложены новые ме­тодические принципы эксперимен­тального изучения процесса решения проблемных ситуаций, выделены ос­новные характеристики, возможно­сти и границы решения практических задач шимпанзе. На основании полученных результатов Келером была предложена так называемая полевая теория поведения, а также одно из фундаментальных понятий гештальтпсихологии — понятие «инсайта».

В последующих работах Келер за­нимался в основном теоретическими проблемами: он разработал принцип изоморфизма саморегулирующихся физических систем («физических гештальтов») и феноменальных гештальтов, пытался показать структурное подобие закономерностей пси­хической жизни и физико-химических мозговых структур. В хрестоматии приводятся выдержки из книги «Исследование интел­лекта человекоподобных обезьян» (М., 1930).

Сочинения: Die physichen Gestalten in Ruhe und im stazionaren Zustand. Erbangen, 1920; Psychologische Probleme. В., 1933; Dynamics of psychology. N. Y., 1942.

ВВЕДЕНИЕ

Двоякого рода интересы ведут к исследованию интеллекта чело­векоподобных обезьян. Мы знаем, что дело идет о существах, которые в некотором отношении стоят ближе к человеку, чем к другим видам обезьян; так, особенно отчетливо выявилось, что химизм их тела — поскольку об этом свидетельствуют свойства крови — и строение их высшего органа, большого мозга, родственнее химизму человеческого тела и строению человеческого мозга, чем химической природе низших обезьян и развитию их мозга. Эти животные обнаруживают при наблюдении такое множество человеческих черт в своем, так сказать, повседневном поведении, что сам собой возникает вопрос, не в состоянии ли эти животные также действовать в какой-либо степени с пониманием и осмысленно, когда обстоятельства требуют разумного поведения. Этот вопрос возбуждает первый, можно сказать, наивный интерес к возможным разумным действиям животных; степень родства антропоидов и человека должна быть установлена в той области, которая кажется нам особенно важной, но в которой мы еще ма­ло знаем антропоидов.

Вторая цель — теоретического порядка. Если допустить, что антропоид обнаружит в известных обстоятельствах разумное по­ведение, подобное тому, которое известно нам у человека, то все же с самого начала не может быть никакого сомнения, что в этом отношении он остается далеко позади человека, т. е. находит трудности и делает ошибки в относительно простых положениях; но как раз поэтому у него может при простейших условиях проявиться природа интеллектуальных операций, в то время как человек, по крайней мере взрослый, будучи объектом самонаблюдения, едва ли совершит простые и потому пригодные для исследования на самом себе действия как новые, а в качестве субъекта с трудом может удовлетворительно наблюдать более сложные.

Итак, нужно исследовать, не поднимается ли поведение антро­поидов до некоторого, весьма приблизительно известного нам из опыта типа, который преподносится нам как «разумный», в противоположность поведению иного рода, особенно поведению животных. При этом мы поступаем только соответственно природе вещей, ибо ясные определения не присущи началу опытных наук; успех их дальнейшего продвижения и выражается в создании определений.

Опыт показывает, что мы еще не склонны говорить о разумном поведении в том случае, когда человек или животное достигает цели на прямом пути, не представляющем каких-нибудь затрудне­ний для их организации, но обычно впечатление разумности воз­никает уже тогда, когда обстоятельства преграждают такой, как бы само собой разумеющийся путь, оставляя взамен возможность непрямого образа действия, и когда человек или животное избирает этот по смыслу ситуации «обходной путь». Поэтому молчаливо признавая это, почти все те, кто до сих пор пытался ответить на вопрос о разумном поведении животных, создавали для на­блюдения подобные ситуации.

Так как для животных, стоящих по своему развитию ниже ан­тропоидов, вывод в общем был отрицательным, то из таких имен­но опытов и выросло распространенное в настоящее время воззре­ние, что у животных едва ли встречается разумное поведение; соответствующие опыты над антропоидами произведены были в незначительном количестве и не принесли еще правильного реше­ния вопроса.

Все опыты, о которых сообщается в начале последующего из­ложения, принадлежат к одному и тому же роду. Эксперимента­тор создает ситуацию, в которой прямой путь к цели непроходим,

но которая оставляет открытым непрямой путь. Животное входит в эту (по возможности) вполне обозримую ситуацию и здесь, может показать, до какого типа поведения позволяют ему подняться его задатки, в особенности решает ли оно задачу при помощи возможного обходного пути.

ОБХОДНЫЕ ПУТИ

Воспринятая в каком-либо месте зрительного поля цель (на­пример, пища) достигается, поскольку нет никаких усложнений, всеми высшими животными, которые лишь способны оптически, ориентироваться по прямой, ведущей к цели; можно даже допустить, что это поведение присуще их организации до всякого опы­та, как только их нервы и мышцы достигли необходимой зрелости.

Следовательно, если принцип опыта, очерченный во введении, нужно применить в возможно более простой форме, то слова «пря­мой путь» и «обходный путь» можно взять буквально и поставить задачу, которая вместо биологически прочного прямого пути тре­бует более сложной геометрии движения к цели: прямой путь пере­резается таким образом, что препятствие отчетливо обозримо, цель же оставляется на свободном пространстве, но теперь ее можно достигнуть только по изогнутой дороге. Предполагается, что цель и препятствие, равно как и общее пространство возмож­ных обходных путей, первоначально действительно доступны для актуального оптического восприятия; если препятствию придавать различную форму, то последует, вообще говоря, вариация возмож­ных обходных путей, а вместе с этим, возможно, и постепенность в нарастании трудности, которую содержит такая ситуация для испытуемого.

Этот простой опыт при более близком рассмотрении может показаться прямо-таки элементарным, но при известных условиях он является основным опытом для теоретической постановки вопроса.

Неподалеку от стены дома импровизируется квадратное, обне­сенное забором пространство, так что одна сторона, удаленная от дома на 1 м, стоит параллельно ему, образуя проход длиной .в 2 м; один конец прохода закрывают решеткой и теперь вводят в тупик по направлению от А (рис. 7) до В взрослую канарскую суку; там, держа голову по направлению к замыкающей решетке, она некоторое время ест свой корм. Когда корм съеден почти до конца, новый кладется на место С, по ту сторону решетки, собака смотрит на него, на мгновение кажется озадаченной, но затем моментально поворачивается на 180° и бежит из тупика вокруг забора но плавной кривой, без каких-либо остановок к новому корму.

Эта же собака ведет себя в другой раз сначала очень похоже. Через забор из проволочной решетки (поставленной, как это изображено на рис. 8), возле которого в В стоит животное, перебрасывается на далекое расстояние кусок корма; собака сейчас же, делая большую дугу, бежит наружу. Чрезвычайно примеча­тельна ее видимая беспомощность, когда тотчас же после этого повторения опыта, корм не бросают далеко, а только перекидывают за решетку, совсем близко, так что корм лежит непосредственно перед собакой, будучи отделен от нее только одной решеткой, собака снова и снова тычется мордой в решетку и не дви­гается с места, как будто сконцентрированность на близкой цели (конечно, при сильном участии обоняния) мешает выполнению далеко обегающей забор кривой.

Маленькая девочка, 1 г 3 мес, которая всего несколько .недель назад научились ходить, вводится в ad hoc построенный тупик (2 м длины и 1,5 ширины); по другую сторону загородки на ее глазах кладут заманчивую цель; она спешит сначала прямо к цели, следовательно, к загородке, медленно оглядывается, обегает глазами тупик, внезапно весело смеется и вот уже в один прием пробегает кривую к цели.

Если подобные опыты делают с курами, сейчас же обнаружи­вается, что обходной путь не есть нечто само собой разумеющееся, но маленькая операция (Leistung); в ситуациях, требующих го­раздо менее значительных обходных путей, чем до сих пор упоми­навшиеся, куры уже совсем беспомощны, постоянно налетают, если видят цель перед собою сквозь решетку, на препятствие, беспокойно бегая туда и сюда.

Случай благоприятствует возникновению решения у отдельных животных. Бегая туда и сюда перед целью, порой они попадают на мгновения в такие положения, исходя из которых можно облег­чить обходный путь; но одно и то же облегчениё приносимое случаем, действует весьма различно на различных животных, одно животное внезапно бросается по замкнутой кривой, наружу, другое беспомощно маячит снова в «ложном» направлении. Все куры, которых я наблюдал, были в состоянии дать только очень «плоские» обходные пути (ср. рис. 9 а в противоположность 9,б), по-видимому, возможный обходный путь вообще не мог начаться с на­правления, которое сначала вело бы прочь от цели (ср. в противо­положность этому поведение ребенка и собаки).

Если теперь, взяв в качестве примера описанные нами опыты с обходным путем в узком смысле, мы получим в успешных слу­чаях всегда приблизительно один и тот же путь, независимо от того, решается ли задача благодаря ряду случайностей или это будет настоящее решение за­дачи, то возникает возражение, что между обеими этими возможностями нельзя прове­сти различия.

Для всего последующего и для психологии высших жи­вотных вообще чрезвычайно важно, чтобы это кажущееся весьма основательным, но в действительности ошибочное соображение не создавало пу­таницы. Для наблюдения, которое здесь является единственно решающим, существует, как правило, совершенно грубое различие форм между подлинной операцией и случайной имита­цией, и никто, проделав некоторое количество подобных опытов на животных (или детях), не может не заметить этого различия: подлинная операция протекает как единый процесс, совершенно замкнутый в себе как в пространственном, так и во временном отношении—в нашем примере, как непрерывный бег без малейшей остановки до самой цели: случайный результат возникает из агломерата единичных движении, которые появляются, прекращаются, снова возникают, остаются при этом по направлению и скорости совершенно независимыми друг от друга и только в целом, сложенныегеометрически, начинаются у исходного пункта и кончают­ся у цели.

Момент возникновения подлинного решения обычно резко отме­чается в поведении животного или ребенка каким-то толчком: собака как бы впадает в оцепенение, затем внезапно поворачи­вается на 180° и т. д.; ребенок оглядывается, внезапно лицо его проясняется и т. д. В таких случаях характерная непрерывность процесса подлинного решения еще более бросается в глаза благо­даря перерыву, перемене направления перед началом.

УПОТРЕБЛЕНИЕ ОРУДИЙ

Ситуация подвергается дальнейшему усложнению: нет больше пространства для возможных обходных путей, непроходима теперь не только прямая линия, соединяющая с целью, но и все остальные геометрически мыслимые кривые; равным образам никакое при­способление формы собственного тела к пространственным формам окружающей обстановки не приводит животное в соприкосновение у с целью.

Если такое соприкосновение все же должно быть каким-либо образом установлено, то это может произойти лишь, посредст­вом включения промежуточного материального члена. Так осто­рожно мы увидим потом, почему, следует выразиться сообразно положению вещей; только когда это непрямое (indirekte) поведение с помощью третьего тела принимает определенные формы, можно оказать в обычном смысле: обладание объектом, являю­щимся целью, достигнуто посредством орудия.

Цель ничем не соединяется с помещением, где находится животное: в качестве единственного вспомогательного средства си­туация содержит палку, с помощью которой цель может быть придвинута.

Чего выпускается из своей комнаты в обнесенное решеткой помещение, которое служит ей местом пребывания в течение дня; снаружи, дальше, чем может достать ее очень длинная рука, лежит цель; внутри, поблизости от решетки и несколько в сторо­не, находятся несколько, палок. Она безуспешно пробует сначала достать фрукты руками, потом ложится на спину, немного спустя делает новую попытку, снова оставляет ее и т. д. в течение более чем получаса; наконец, она остается продолжительное время лежать, не заботясь больше о цели; палки, которые, находясь непосредственно рядом с ней, могли бы привлечь к себе ее внима­ние, как будто для нее не существуют. Но теперь младшие живот­ные, бегавшие неподалеку, снаружи, начинают интересоваться целью и осторожно подходят ближе и ближе: одним прыжком Чего вскакивает, схватывает одну из палок и подталкивает ею доволь­но ловко цель (бананы) к себе, пока они не приблизятся на расстояние длины руки. При этом она сейчас же ставит палку пра­вильно позади цели; она пользуется сначала левой рукой, потом правой и часто меняет их; палку она держит не всегда так, как это сделал бы человек, но часто так, как она любит держать свой корм, именно зажав ее между третьим и четвертым пальцами, в то время как большой придерживает ее сбоку.