Отношение между психологией и экологией 5 страница

противопоставление кажущемуся хаосу природы. Все древние города начинают свое развитие с центра, ко­торый был скомпонован концентрически, с уменьшаю­щимся значением его частей по направлению к ок­раинам.

Что еще символического мы воспринимаем в горо­де? Мощь, организацию, возможность идентификации людей с тем городом, в котором они живут. Мы так и говорим о них — пражане, пльзенцы и т. д. Это само по себе уже много значит, даже к чему-то обя­зывает. Они представляют свой город, так как воспри­нимают его как органическую часть своего существа; в соответствии с этим они и действуют.

В прошлые эпохи, в период средних веков или Ре­нессанса, сама прогулка по городу давала возмож­ность почувствовать пульс цивилизации. И сегодня еще центры исторических городов дают нам то, что мы не встретим в постройках, созданных индустриаль­ным способом, — сложную структуру символов, сви­детельствующую о комплексности человеческой жизни и социальных процессов. Такие городские структуры включают индивида в более широкую систему обще­ственного бытия, поддерживают и гарантируют соци­альное единство людей, сглаживают противоречия между ними и позволяют преодолевать благодаря сво­ей цельности естественную индивидуальную разделен-ность, определяют элегантность и эстетику простран­ства.

Но, поскольку ни один город в мире, даже самый красивый и привлекательный, не есть совершенное урбанистическое произведение, люди всегда мечтали и мечтают об идеальном городе. Представления о таком городе имеют характер не только архитектур­ный и урбанистический. Они и социально окрашены. Идеальный город является воплощением и идеального общества, что особенно наглядно выступает в произ­ведениях философов-утопистов. В идеальном городе Платона представлена комбинация круга с квадра­том. Такой город со строго определенными граница­ми, с регулируемой социальной системой, с эстетиче­ской комбинацией платформ, террас, храмов, лестниц и улиц представляет сам по себе центр космоса, свое­го рода урбанистическую микроскопическую парал­лель прекрасной, гармонической композиции макро­космоса. Идеальный горизонтальный план, в которомкомбинируются круги и прямоугольники, дополняет­ся вертикальным планом, доминанты которого (напри­мер, башни храмов) подчеркивают трансценденталь­ное, неиндивидуальное и вневременное значение го­рода. Следует отметить, что в планировке древних городов преобладал круг, при этом в соответствии с характером местности новые важные урбанистические части возникали на равном расстоянии от центра. Символика не обязательно должна ограничиваться горизонтальным и вертикальным планом, она может, как, например, в Китае, символизировать стороны света.

При современном быстром развитии крупных горо­дов, агломераций и микрорайонов прежняя символика теряет значение, поскольку ее мотивацией была необ­ходимость безопасности. В настоящее время город формирует скорее социально важное сознание коллек­тивизма и обеспечивает экономическую сторону чело­веческого бытия. Горожане уже очень редко воспри­нимают символы в их вневременном, универсальном понимании. Такие впечатления возникают скорее во время посещения незнакомого города. Весьма приме­чательно, что люди отдают свои симпатии такой го­родской среде, мнения о которой у разных людей не совпадают. Они любят среду, для которой характер­на многозначность.

Другой характерной чертой восприятия городской среды является противоречие — таинственное — ра­ционально известное. В настоящее время люди ищут в городах наряду с социальными гарантиями и без­опасность, наряду с удовлетворением своих культур­ных потребностей и экономической занятостью — удовлетворение трех надстроечных потребностей — чувства общности, возможности выбора и определен­ного уровня таинственности. Времена меняются, и современный человек воспринимает город совершенно иначе, чем горожанин средневековья или эпохи Ренес­санса. Жители современных микрорайонов восприни­мают город совсем по-иному (читателю, который ин­тересуется проблемой жизни микрорайонов, мы сове­туем ознакомиться с книгой: Musil J. Lide a sidliste. Praha, 1980).

Как создавать в городах приятные уголки. В вос­приятии и действиях людей в столь разнородной ок-

ружающей среде, какой является современный город, наиболее важным представляется общее чувство — настроение, которое у них возникает от соприкоснове­ния с этой средой.

Формируют это чувство следующие факторы:

1. Уровень стресса (шум, загрязнение, перенасе­ленность, перенасыщенность импульсами).

2. Социальные качества среды (роль физической среды в развитии или подавлении взаимодействий со­циального характера).

3. Ориентация и подвижность (как горожане ис­пользуют город в соответствии со своими «образами» и «представлениями» о среде обитания).

4. Наполненность среды (эстетический уровень им­пульсов, которые способствуют удовлетворению по­требностей и создают чувство удовлетворенности).

5. Культура и отдых (как город выполняет задачи в интеллектуальной, культурной, спортивной и образо­вательной сферах).

6. Возможности принятия решений (как горожане воспринимают отдельные решения об уровне разви­тия среды обитания и в какой степени они активно участвуют в принятии таких решений).

Это очень сложная проблематика; с учетом того, что люди не только отличаются друг от друга в вос­приятии приятного, но и проявляют избирательность воспринимаемого, бывает очень трудно удовлетворить всех одновременно.

Примером исследования вопроса о создании при­ятных уголков в городе является работа американ­ского ученого Ж. Саутворта, который в 1969 г. изучал проблему звуковой среды города в соотношении с визуально воспринимаемыми формами. Все, конечно, согласны с тем, что город создает целый ряд неприят­ных шумов и звуков (шум машин, транспорта вооб­ще, работа компрессоров и других механизмов). Вме­сте с тем город является источником чрезвычайно приятных импульсов, как визуальных, так и звуко­вых: сигнальный гудок теплохода на реке, журчание фонтана, звон курантов. Обонятельные импульсы так­же бывают приятные и неприятные и, как правило, связаны с определенными частями города. В рассуж­дениях о композиции городов и в урбанистических анализах часто забывают о невизуальных элементах, поэтому указанный автор попытался установить, ка-кйм способом невизуальная информация могла бы улучшить качество среды и сделать ее более прият­ной? Каким путем мы определяем, к примеру, звуки города? Какую они дают информацию, учитывая структуру пространства?

Как обычно, в эксперименте принимали участие студенты. Они были разделены на три группы. В пер­вой были студенты, которые видели, но не слышали; во второй группе — все слышали, но ничего не могли видеть; и, наконец, в третьей, контрольной группе бы­ли студенты, которые и видели, и слышали. Каждый из них обошел район площадью 5 км² в Бостоне и затем рассказал о своих впечатлениях. Как и ожида­лось, значительное количество звуков не отличалось однозначностью и давало неодинаковую по ценности информацию. Шум автомобилей и пешеходов сущест­венно маскировал другие информативные звуки.

Эксперимент показал, что, хотя студенты предель­но сосредоточенно фиксировали звуки, тем не менее звук давал им минимальную информацию о структу­ре урбанистической среды. Но как только в игру включалось зрительное восприятие, то и простой смертный очень легко идентифицировал информаци­онную ценность звуков. В этом случае создается и звуковая «карта города», и пространственная характе­ристика отдельных его элементов — узкие улочки, аллеи в парках, различные подземные переходы и тоннели. Открытое пространство также обладает сво­им звуковым фоном, отличающим одно открытое про­странство от другого. При определенной подготовке и сосредоточенности студенты могли по звукам опреде­лять, какая перед ними площадь. Пространство ста­новится для человека значимым, как только он услы­шит эхо своих шагов. Самыми приятными звуками города считались те, для которых была характерна низкая частота и интенсивность, а также звуки, да­вавшие четкую информацию о естественной и искус­ственной среде города, прежде всего пение птиц и звон колоколов.

На основании этих экспериментов Саутворт пред­ложил звуковой дизайн города, который должен не­изменно сопровождать визуальное восприятие архи­тектуры. В торговых центрах звуковые сигналы могут полностью заменить визуальные. Приятные звуки, исходящие от фонтана, шум играющих в парке детей

повышают качественный уровень окружающей среды в городе и являются по существу звуковым отдыхом, противостоя неприятному шуму. В своих рассужде­ниях; Саутворт зашел очень далеко и предложил та­кие варианты, которые трудно себе представить. Он предложил, например, установить символические ис­точники звуков, которые информировали бы о прибы­тии автобусов или поездов метро. По его мнению, да­же изменения погоды в городах могли бы фиксиро­ваться звуковыми сигналами. В парках можно было бы установить «ожившие, говорящие статуи», которые реагировали бы на присутствие пешеходов. В серых, непривлекательных с эстетической точки зрения ча­стях города разноцветные плоскости и визуально-аку­стические трюки оживляли бы среду.

И вновь мы коснемся восприятия частей города самими горожанами и приезжими. Мы уже говорили о понятии топофилизма. Оно включает не только «любовь к городу», как об этом говорит его этимоло­гическая основа, но в сущности является интегрирую­щим понятием, включающим всю совокупность био­логических, социальных, культурных и эмоциональ­ных факторов, оказывающих влияние на отношение индивида к данной окружающей среде. Разительные отличия топофильных позиций можно отметить у по­стоянных жителей города и приезжих. Одну и ту же среду они воспринимают по-разному. Приезжий в чу­жом городе испытывает эмоциональный подъем, пред­вкушая новые впечатления, он не перегружен хрони­чески повторяющимися импульсами. Местный житель воспринимает все, что его окружает, как обыденность, монотонность, лишенную активных импульсов. Но вместе с тем он дает среде личностную оценку, в то время как приезжий уносит с собой впечатления, ко­торые со временем могут постепенно исчезнуть. Ме­ста, богатые разнородными деталями, способствуют формированию у человека чувства идентичности с ни­ми, и наоборот, места без особых характерных приз­наков, которые мы чаще всего встречаем в крупных городах, могут усилить чувство анонимности, особен­но у тех, кто находится в кризисном состоянии и ищет выход в конфронтации со средой для принятия важ­ных решений.

Мне кажется, что в городах очень мало таких мест, где можно просто посидеть (имею в виду не ре-тораны и кафе). Сидение не есть только пустое вре­мяпровождение или отдых. Это одновременно и де­монстрация автономной позиции. Места, где можно просто посидеть, должны были бы быть не только в тихих уголках города. Некоторые считают, что люди, как правило, избегают многолюдных городских улиц и площадей, но это не совсем так; есть такие, которые прямо-таки ищут толпу на улицах. И есть даже такие, которые любят посидеть на самом многолюдном ме­сте. То же можно сказать и о шумных городских ма­гистралях, площадях, парках. Не обязательно искать тихие и спокойные уголки. Приглушенный шум пар­ков прекрасно маскирует шум центральных магист­ралей.

Другими стимулирующими элементами городского пространства являются его малая архитектура, де­ревья, текущая вода. Эти элементы в совокупности создают впечатление «дружественности уголков», ук­репляют чувство безопасности. Аналогичные элемен­ты могут обогащать также пространства, предназна­ченные для детских игр. Определенная степень но­визны, неожиданности и умеренного риска повышает привлекательность среды, чего нельзя сказать о сов­ременных песочницах.

В заключение хотелось бы отметить, что в горо­дах следовало бы увеличить количество уголков, кото­рые понуждали бы людей к размышлению и были бы многовариантны (способ сидения и т. д.). Такие угол­ки должны быть источником детской радости и вос­торга. Вместе с тем они должны содержать элемент таинственности и неожиданности. Современный чело­век стоит перед проблемой использования свободного времени. Его можно было бы использовать для соз­дания приятных уголков в городах, чтобы он запол­нил свободное время как созиданием, так и отдыхом.

Прекрасным примером удачного создания окру­жающего пространства являются пешеходные зоны в центрах городов. При этом не только потому, что лю­ди должны пройти пешком выбранную трассу, но и потому, что пешеходная зона является своеобразным возвратом к первоначальному смыслу передвижения по городу. В пешеходной зоне появляется также иной способ восприятия окружающего пространства. Соз­данная в центре Праги пешеходная зона от Порохо»

вой башни до Перштына вызвала качественные из­менения не только урбанистической среды, но и ее восприятия. Если раньше на улице «На пржикопе» пешеход мог наблюдать только спешащих, себе подоб­ных людей, интенсивное движение машин и трамваев, то сейчас он может наконец концентрировать свое внимание на архитектуре зданий, сопоставлять атмо­сферу центра города с его атмосферой в целом.

* * *

Мы создаем и мысленную карту среды. Любая среда, особенно городская, дает не только четкую, но иногда и противоречивую информацию. Люди весьма своеобразно создают устойчивые картины среды, что­бы с их помощью можно было планировать свою дея­тельность. Ментальные (мысленные) карты являются результатом комплексного характера восприятия сре­ды. Такая карта является нашей внутренней карти­ной среды, в которой мы существуем. Она есть у каж­дого в голове, в соответствии с ней человек ориенти­руется и действует, а иногда даже забывает об объ­ективно существующих характеристиках среды. Со временем такая карта становится стабильной и толь­ко иногда модифицируется в соответствии с измене­ниями среды. Об этом свидетельствует автоматизм передвижения в городской среде. К примеру, облюбо­ванный нами проходной двор исчез в результате ур­банистической перестройки, но еще долгое время мы будем сворачивать именно туда. Иногда проходит до­вольно много времени, прежде чем мы включим это объективное изменение в окружающей среде в свою ментальную карту.

С практической точки зрения такая карта являет­ся компоновкой среды в сознании человека, без кото­рой среда воспринималась бы им как хаотическая и неинтересная. Некоторые люди могут прекрасно ори­ентироваться в совершенно незнакомом городе, для других — эта задача весьма сложна. Тем не менее у каждого складывается свое внутреннее представле­ние об этой среде. Активно создавая собственную ментальную карту среды, мы с помощью восприятия отсеиваем большое количество информации таким об­разом, чтобы у нас в качестве опорных точек оста­лись только объекты важного значения. Очевидные точки ориентации мы вкладываем в ментальную кар­ту автоматически.

Ментальная карта служит прежде всего для «про­чтения» среды. Один из пионеров исследования про­цесса создания такой карты в урбанистической среде, американский ученый Кевин Линч, указывал, что спе­циальные детали данной среды могут повышать или понижать возможность ее «прочтения», иначе говоря, ее понимания. Наряду с этим среда подлежит и субъ­ективному «прочтению». Два индивида из одного и того же города «читают» свою среду по-разному, и на наш вопрос они дадут разные ответы, соответствую­щие их эстетическим канонам, определению расстоя­ния, любимым трассам, короче говоря, сложившейся у каждого из них карте среды. В этом нет ничего уди­вительного, потому что люди отличаются друг от дру­га своим «прочтением» среды. Например, расстояния и объемы они определяют неодинаково: высоту по­строек указывают больше или меньше, чем она есть на самом деле, расстояние — также большим или меньшим, чем действительное. «Прочтение» среды, на котором основана ментальная карта, заключает в се­бе искаженное в некотором смысле восприятие не только отдельных деталей или комплекса импульсов, но и общего представления о функциональной полез­ности среды, в которой мы действуем. Этим и отлича­ются ментальные карты разных людей.

Но есть в представлениях людей об окружающей среде и определенные корреспондирующие элементы; они в свою очередь и создают общую основу для взаимного общения. Ментальная карта среды опреде­ляет также наше действие, является необходимой сос­тавной частью при планировании деятельности. Мен­тальные карты в большинстве случаев имеют визу­альный характер, но вместе с тем их созданию могут способствовать звуки, запахи, которые глубоко за­креплены в нашей памяти.

Из сказанного следует, что ментальная карта не есть лишь чистая картина восприятия и даже не чи- ] стая память в классическом смысле слова. Она явля­ется комплексным представлением о том, что мы вспо­минаем, когда стремимся представить себе ту среду, • в которой действуем. |

Карты городов в головах людей. Каждому из нае необходимо ориентироваться в окружающей среде, знать, в каком направлении идти, иметь свой времен­ной график и, главное, не потеряться. Для правиль­ной ориентации прежде всего в незнакомом простран­стве людям служат карты, которые представляют символ действительности в миниатюре. В знакомой среде мы ориентируемся с помощью ментальной кар­ты. Если речь идет о городе — то по его образу, ко-: торый запечатлен у нас в памяти, — важнейшим ули­цам, площадям, транспортным узлам, памятникам, архитектурным доминантам, паркам, известным ре­сторанам, магазинам, музеям, театрам, кинотеатрам. Они представляют собой важные точки координат в системе ориентации. Подобные объекты, скажем, Пра­ги прочно закодированы в структуре мозга пражан. Поэтому можно смело сказать, что наряду с реаль­ной Прагой и ее картами существуют также миллио­ны карт Праги в головах людей, которые живут в Праге или ее посещали. Таким образом, в сознании людей как бы существует еще один город.

Ментальную карту мы создаем и в отношении природы. Это естественные точки ориентации и важ­ные места, которые могут приобретать особую значи­мость в нашем индивидуальном восприятии. До сих пор мне не попадался психологический анализ ориен­тации грибника в лесу, а ведь в данном случае речь идет об уникальной практической и рекреативной дея­тельности. У грибника в известной ему среде есть «свои уголки», где его обязательно ждет хороший уро­жай. Эти места он находит безошибочно, хотя внеш­нему, наблюдателю они кажутся такими же, как и все остальные уголки леса. В неизвестном лесу грибник ориентируется по весьма четким отличительным приз­накам частного характера: по виду трав, деревьев, характеру рельефа, комбинации флоры, кустов, иначе говоря, интуитивно использует свой долголетний опыт, который и в словах-то не изложишь. Такой грибник редко когда заблудится.

Способность ориентироваться развита у людей не­одинаково; иной ориентируется где угодно, другой же —всюду заблудится; кроме того, здесь проявляет­ся резкая дифференциация по половому признаку: ча­ще, как правило, блуждают женщины, в то время как мужчины обладают гораздо более развитым чувствомориентации, что можно объяснить естественной склон­ностью мужчин к активным действиям в открытом пространстве, их способностью к стратегическому мышлению, что определяется закодированной наслед­ственной информацией как главы рода, семьи, обес­печивающего пищей и защищающего ее.

Английский психолог У. Троубридж в 1913 г. изу­чал способности людей ориентироваться и пришел к иным выводам. Различия по половому признаку он считает недостаточно четко дифференцированными и поляризованными. И среди мужчин есть такие, кото­рые всюду заблудятся, и, наоборот, есть женщины, которые прекрасно ориентируются не только за чаш­кой кофе. Люди различаются по двум основным ка­тегориям: с хорошо развитым и с недостаточно разви­тым чувством ориентации. Когда этот исследователь искал психологическую причину указанного разли­чия, он пришел к выводу, что причина заключается в способности к «картообразованию». Есть люди, кото­рые создают свое представление о среде на основании объективных психолого-географических данных, стре­мятся к объективизации местности. Они ориентиру­ются хуже, чем люди, которые передвигаются в про­странстве с твердым осознанием себя как центра сре­ды. Это такие индивиды, внутреннее геодезическое представление которых динамично, подвижно и из­менчиво; они создают такую картину среды, центр которой локализован в движущемся индивиде. Такие люди «интуитивно созвучны» местности и редко мо­гут заблудиться.

А что происходит в городе? Здесь ментальная кар­та возникает путем комбинации нескольких элемен­тов. Доминантами являются те части города, которые своей незаменимостью и выразительностью образуют центральные пункты общей картины. В Праге, напри­мер, это Национальный музей, Национальный театр, Пороховая башня, Пражский Град. От доминант все­гда идут важные трассы (в Праге это Вацлавская площадь, улица Целетная, улица Национальная). Это очень важные трассы, соединяющие не только глав­ные доминанты, но и разные части города. Трассы есть как пешеходные, так и транспортные. Излишне доказывать, что между таксистом и пешеходом суще­ствуют принципиальные различия в определении важ­ности трасс. Направление, длина и значение трасо

определяются их важными узлами. Это те точки, ко­торые определяют границы трасс и места, где проис­ходят важные изменения в ориентации, например при изменении способа передвижения.

Узлами являются также станции метро, конечные станции транспортных маршрутов, вокзалы, пристани, важные перекрестки. Узлами являются те места го­рода, где одна часть резко отличается от другой. В Праге, например, это Мустек на нижнем конце Вац-лавской площади: здесь под землей находится переса­дочная станция двух линий метро, кроме того, здесь четко отделяется Старый город от Нового, притом не только более узкими улицами и различиями в архи­тектуре, но и темпом передвижения людей. Это теоре­тически доказать очень трудно, но если вы останови­тесь здесь и понаблюдаете немного за движением, то признаете мою правоту. Созданная здесь пешеходная зона сама побуждает их к этому. В узловых местах люди чаще встречаются. Это то пространство, где можно увидеть знакомого «чисто случайно», именно здесь чаще всего назначаются свидания, чтобы затем познавать друг друга и реальности города.

Важными элементами ментальной карты являются границы: разнообразие городской среды таково, что в ее восприятии выделяются определенные районы го­рода: площадь, река, мосты, парки, переполненные улицы. И наконец, ментальную карту люди дополня­ют представлением о районах, которые не совпадают с районами административными. Это относительно большие районы, в которых люди находят какие-то общие характеристики.

Важно отметить, что ментальные карты отдельных людей не отражают точно реальностей города. Напри­мер, Сена в Париже образует полукруг, но многие жители города считают, что она течет прямо. Разли­чия в представлениях людей об известных и неизвест­ных районах города весьма значительны. О тех райо­нах, где мы не бывали, у нас весьма туманное пред­ставление. Самое большое несоответствие между дей­ствительностью и образом города мы обнаруживаем у пожилых людей ■— их ментальные карты не изменя­ются и не отражают урбанистических изменений, не включают новых элементов среды, какими бы значи» тельными они ни были.

Реорганизация городского транспорта вносит в представления людей хаос. Десятки лет в Праге хо­дили трамваи по маршруту № 11, и я никак не могу понять, почему его вдруг ликвидировали. Иногда мне кажется, что люди, которые проводят такие реоргани­зации в городской транспортной системе, видят эти маршруты только на столах своих кабинетов. Если бы такие работники направили несколько человек в качестве испытателей измененной ими трассы, то они, возможно, получили бы интересную информацию о ре­альной картине, что позволило бы им изменять план трасс с большим пониманием нужд городских жите­лей.

Наличие ментальных карт оказывает очень важ­ное влияние на ритм и темп жизни людей в городах. Ведь люди принимают решение не на основании ре­ального положения вещей, а в соответствии со своими представлениями, согласно своим внутренним обра­зам, которые возникли в процессе длительного их пре­бывания и действия в относительно идентичных ме­стах. На практике это означает, что люди руководст­вуются в определении своего передвижения в прост­ранстве не реальностью, а собственными представле­ниями, воспоминаниями, желанием или даже отказом от признания существующего положения.

В южночешском селе, где я провожу отпуск, моим соседом является полный сил восьмидесятилетний старик, который никогда в жизни не болел. В Праге последний раз он был юношей во время службы в ар­мии, т. е. шестьдесят лет назад. Его представления о нашей столице полны романтики. Во время долгих ве­черних бесед с ним я каждый раз вынужден пред­ставлять изменения, происшедшие в городе за по­следние годы. Этот бодрый провинциал ориентиро­вался в Праге по танцклубам, казармам и больни­цам, поскольку служил санитаром, и в молодости, очевидно, был весельчаком, любил девушек. Он каж­дый раз с удивлением узнавал, что известных в его время пивных уже нет, а мое утверждение, что в Пра­ге сейчас проживает миллион жителей, его повергало в ужас. Он не в состоянии был представить, как же они могут разместиться на такой небольшой по его представлениям территории. Его прошлое представле­ние о пространственной композиции Праги, его мен­тальная карта города, построенная на значении опре­деленных пунктов ориентации и не изменявшаяся

шесть десятилетий, говорит об индивидуальном харак­тере ментальной карты каждого человека. Для ориен­тации люди выбирают такие объекты, которые свя­заны с их личным интересом. У одного личная карта Праги составлена по известным пивным и ресторанам, у другого — по большим магазинам, у третьего — по театрам и выставочным залам, у четвертого — по вокзалам, у иного — по памятникам и т. д. Менталь­ная карта всегда имеет индивидуальную окраску и никогда не соответствует в точности реальности.

Пространство является системой. Следует указать, что восприятие окружающей среды является систем­ным. Различные компоненты среды соотносятся та­ким образом, что характеризуют определенную среду не такой, какой она воспринимается, а такой, какова она на самом деле. Именно такая системность отно­шений и иерархической компоновки в конечном счете приводит к возможности предсказывать экосистемные связи. Экология и экологическое мышление исходят из этого факта в своих прогнозах и могут в деталях предсказать последствия некоторых нежелательных изменений. В экологии созданной человеком среды, в особенности городской, используется аналогичный ме­тод, но взаимные связи между физическими характе­ристиками искусственной среды и психологическими, а также социальными параметрами исследованы еще не так глубоко, как в сфере естественнонаучной эко­логии.

Как для искусственной, так и для естественной среды характерно наличие когеренции — тесной взаи­мосвязи всего со всем. И если мы даже встречаем иногда концепцию мира, перевернутую с ног на голо­ву, то и там можно найти определенную систему, хоть и усложненную и бессмысленную. Следует также помнить, что экология не является лишь естественной наукой, получившей системную основу. Это в первую очередь экологическое мышление, знания и действия. Всякое действие человека связано со средой, поэтому мы можем зачастую предсказать последствия своего действия. Чтобы действие находилось в гармонии с экосистемными связями, чрезвычайно важно адекват­но воспринимать окружающую среду — не только как предмет естественнонаучных дисциплин, но так­же как мир, изменения в котором изменяют и нас. К сожалению, не все реальные отношения в ис кусственно созданной среде являются следствием^ сознательного и целенаправленного планирования^ Некоторые из них оказываются нежелательными или | неожиданными результатами резких технических из- " менений. Но и для таких изменений характерна сис­темность и внутренние связи, хотя их сущность не поддается твердой фиксации в человеческих действи­ях и скрыта в области незнания. И наконец, именно системность экологии свидетельствует о внутренних связях всего со всем на земном шаре.

Данную главу о восприятии окружающей среды мы хотели бы закончить тремя примерами, которые позволят нам определить и другие параметры воз­действия среды на человека в психологическом отно­шении. Мы будем говорить о стрессе и о консерва­ции действия в определенных типах окружающей сре­ды. ■■—^*^»v

Как на нас действует стресс в окружающей среде. С той поры, как канадский врач X. Сели описал стресс как перманентное состояние напряжения ор­ганизма в сложных условиях адаптации к внешней (иногда и внутренней) среде, большое внимание уде­лялось и уделяется физиологическим и медицинским параметрам стрессовых реакций. Меньше внимания уделяется психологии стресса, хотя и общеизвестно, что, например, межчеловеческие отношения могут со­здать ситуацию стресса более острую, чем многочис­ленное сочетание стрессоров, т. е. импульсов стресса, физического и химического характера. Поэтому и при­ходит иногда в голову такая мысль: почему же люди сами создают стрессовые ситуации, если они знают о том, что стресс опасен? Неустанное накопление опре­деленных импульсов в конце концов неизбежно усили­вает ситуацию перенапряжения для организма, при­том в смысле не только его биологической адаптации, но и психологического приспособления, поисков вы­хода из стрессовой ситуации. Не будем рассматри­вать обычные вопросы стресса, о них много говорит­ся в работе академика И. Харвата «Жизнь, адапта­ция, стресс».

Самым простым образом стресс можно опреде­лить как физиологическую и психологическую реак­цию организма на новые, резкие, продолжительные