Асимметричность родительско-детских отношений.
В главе о микродинамике семейных отношений уже были рассмотрены два основных паттерна отношений – симметричный и комплементарный, а также их связь с функциональностью – дисфункциональностью отношений в семье. Асимметричность детско-родительских отношений указывает на функциональность преимущественно комплементарного паттерна этих отношений. Родитель дает ребенку (в разные возрастные периоды в разной степени) уход и заботу, чувствительность к его потребностям, обеспечение безопасности, а ребенок их принимает. Ассиметрично иерархическое положение родителя и ребенка, а перевернутая иерархия или парентификация являются дисфункциональными структурами.
Пример. Однажды С. Минухин работал с семьей, в которой доминирующей фигурой был пятилетний ребенок, и делал то, что он называл установлением иерархии. Минухин попросил отца семейства посадить своего сына на плечи и носить его, а сына попросил отдавать отцу распоряжения. Семья быстро поняла, что родители должны нести ответственность за возникающий хаос[32].
Г. Уилер пишет о том, что родитель моделирует субъективность ребенка в процессе общения, открывая для ребенка его интрасубъектный процесс и приглашая в интерсубъектное пространство. Соответствующее творческое приспособление ребенка, потенциально подготовленного к взаимодействию врожденными способностями и ранними формами привязанности, состоит во вхождении в собственную субъективность и в осуществлении действий по внутреннему сканированию, позднее — словесному выражению того, что составляет его субъективность.
Пример. По форме «беседа» с младенцем развивается примерно следующим образом. Обычно она начинается с простых вопросов и затем следуют воображаемые ответы, интерпретирующие и одновременно (как надеется говорящий) направляющие внутреннее состояние ребенка. «Ну вот, мой мальчик проснулся — ты, наверное, проголодался, малыш? Чего ты хочешь?», а затем: «Я такой голодный, папуля, просто мочи нет! Где моя бутылка, ну почему так долго копаешься? Давай, давай скорее!»; и дальше: «Ну вот, на тебе, сынок, ты это любишь, правда?»; и, наконец, снова произнося реплику за ребенка: «Ну, вот так-то лучше!», и так далее. «Да-а, мы теперь такие сонные, что под папины разговоры глазки просто слипаются. Сейчас мы ляжем баиньки и будем спать всю ночь, ведь мы знаем, что у папы рано утром важное собрание» и так далее[33].
Придавая воображаемый голос актуальным переживаниям ребенка, родитель, с одной стороны, настраивает и ориентирует себя на его возможное внутреннее состояние и потребности. С другой, с помощью слов и временных интервалов, пауз для его сигналов, реплик и перебора различных вариантов поиска адекватного способа разрешения дистресса он вводит и приучает ребенка к опыту субъективности. Происходит текущая адаптация родителя к изменчивым признакам дистресса и удовлетворения у ребенка и так далее. Описанная «беседа» с младенцем представляет собой настоящее общение (хотя ребенок не в состоянии принять в ней вербального участия), ибо заботящийся человек конструирует пробные вербализации, исходя из невербальных реакций ребенка.
Для осуществления задачи воспитания родителю требуется весьма полное представление о развивающемся внутреннем мире ребенка. Вместе с тем, у того обязательно существуют необходимые ему приватные области — то есть незнакомые или известные родителю только по желанию сына или дочери, — и, несомненно, одна из сложных задач родительской роли состоит в определении соответствующих границ и измерений этой приватности, которые, естественно, меняются с течением примени и взрослением ребенка.
Однако если в отношениях происходит смена ролей и ребенок вынужден слишком хорошо узнать родителя «изнутри», «ближе», чем тот знает сына или дочь, то следует ожидать чрезмерной нагрузки и искажения в развитии, при котором личность ребенка станет «родительствующей» — то есть ребенок слишком привыкнет проявлять внимание к внутреннему миру других людей и недостаточно заботиться о себе[34].
Мистический Б. Хеллингер говорит о том, что поток «давать» и «брать» течет сверху вниз, от более раннего в семье к более позднему, от родителей к детям, а не наоборот, и его нельзя остановить или повернуть вспять. Когда родители хотят брать у своих детей, а дети хотят давать родителям то, что те не взяли, например, у своих партнеров, дети хотят давать как партнеры (симметричный паттерн). В этом случае поток «давать» и «брать» вместо того, чтобы течь сверху вниз должен потечь снизу вверх. Но, как ручей, который хочет течь снизу вверх, он не доберется, ни куда хочет, ни куда должен. Как только возникает такое отклонение, как только родители захотят брать, а дети захотят или должны будут давать, налицо фальсификация порядка. [35] В несколько метафорической форме здесь представлен многократно описанный в психотерапевтической литературе эмоциональный процесс в треугольнике «мать – отец – ребенок». Когда жена не получает удовлетворения от отношений с мужем, она стремится получить это удовлетворение от отношений с ребенком. Эмоциональная нагрузка у ребенка в этом случае непомерно увеличивается, и это препятствует здоровому развитию его личности ребенка. «Но, как ручей, который хочет течь снизу вверх, он не доберется, ни куда хочет, ни куда должен».