Университетские профессора психологии
Сеченов был профессором физиологии, Кавелин – права, Потебня – филологии. Их профессиональные занятия не требовали обращения к психологии. К ней их влекла логика научного поиска в своей предметной области. Наряду с ними психология стала предметом специального изучения и преподавания на университетских кафедрах философии. Здесь не сложилось новаторских концепций и школ в области психологии. Тем не менее проделанная на этих кафедрах работа не была напрасной. Она внесла свою долю в развитие психологической мысли в России. В Московском университете профессором философии с 1863 г. по 1874 г. был П.Д. Юркевич, о выступлении которого против «антропологического принципа» Чернышевского и, тем самым, против естественнонаучного объяснения психики уже было сказано.
Это выступление скорее всего и побудило университетское начальство пригласить Юркевича из Киевской духовной академии на кафедру философии.
Отстаивая версию о вечности и неизменности идей (в духе платонизма), Юркевич соединял с ней учение о том, что постижение истины не является чисто познавательным актом, но сопряжено с религиозными убеждениями человека, его верой и любовью к Богу. Юркевич оказал большое влияние на студента физико-математического факультета Владимира Соловьева, который одно время был завзятым материалистом и поклонником Бюхнера, объяснявшего душу движением молекул. После смерти Юркевича на освободившуюся кафедру претендовали его ученик В. Соловьев и профессор Варшавского университета М.М. Троицкий. Последний был назначен ординарным профессором, а Соловьев — доцентом.
Троицкий в свое время, будучи слушателем Киевской духовной академии, также обучался философии у Юркевича. Это было в начале 50-х годов. Но с тех пор многое изменилось в русском обществе и чуждая Юркевичу идея о связи психологии с быстро развивавшимися естественными науками приобрела у молодого поколения аксиоматический характер. Это сказывается на дальнейшей работе Троицкого. Он, воспитанный на психологических концепциях Бенеке, Герберта, Дробиша и других немецких авторитетов, склонных к чуждым методологиям естественных наук построениям, делает выбор в пользу английских психологов. Преимущество их позиции он видит в опоре на индукцию, как способе обобщения частных фактов в противовес умозрительному выведению фактов из метафизических постулатов о душе, ее свойствах и др.
Английская научная мысль прошлого века, тесно связанная в своих методологических ориентациях с успехами естествознания, изменяла общий облик западной психологии. «Логика» Джона Стюарта Милля стала настольной книгой натуралистов.
Господствовавший в Англии ассоцианизм утверждал детерминистский подход к сознанию. С успехами эволюционного объяснения жизненных явлений в работах Спенсера и Бена ассоциация трактуется как фактор приспособления организма к среде. Гельмгольц почерпнул у Милля понятие о бессознательных умозаключениях, переводя его на язык работы зрительной системы, строящей чувственный образ с помощью мышц, операции которых совершаются по типу этих умозаключений. Сеченов в работе «Элементы мысли» поставил задачу «согласить Спенсера с Гельмгольцем». Ассоциации выступают не как связи в бестелесном сознании, а как связи в организме, решающем свои биологические задачи. Изучение английской литературы, запечатлевшей новое понимание психических процессов, делает Троицкого ее пропагандистом. Он противопоставляет ее немецкой психологии как метафизической, оторванной от реальных проявлений жизни духа.
Преимуществам английской психологии перед немецкой была посвящена его работа «Немецкая психология в текущем столетии» (М., 1867), имевшая большой успех, ибо она вносила в русской литературе свежую струю в объяснение перспектив развития психологического знания. Любопытно, что когда Троицкий пришел к своему учителю Юркевичу с просьбой поставить его работу на защиту в качестве докторской диссертации, Юркевич, хотя он и симпатизировал Троицкому, ответил: «Если бы я одобрил Ваш труд, то меня сочли бы варваром действительные знатоки философии и все образованные люди»[26].
Апология опытного познания в противовес метафизическим системам воспринималась как нечто еретическое, хотя «опыт» в понимании Троицкого означал нечто иное, чем понимаемое под ним Сеченовым и другими естествоиспытателями. Имелось в виду изучение того, что говорит субъекту наблюдение за собственными состояниями сознания, иначе говоря – прямые свидетельства интроспекции. Это была линия позитивизма, которую Троицкий первым проводил в русской психологии в противовес доминировавшей до него на университетских кафедрах философии метафизической и схоластической трактовке психических явлений. Тем не менее позитивистский подход сохранял принцип противопоставления душевных явлений (как «явлений духа самому себе») телесным, которые трактовались в качестве «внешних для нашего сознания» и потому не входящих в предметную область психологии. Эта установка руководила пером Троицкого, когда он создавал второй свой большой труд «Наука о духе» (в 2-х томах, М., 1888). Хотя В. Соловьев писал, что по этой книге «никакой западный европеец ничему не научился бы», для русского читателя книга содержала свежие идеи, близкие представлениям Бена и Спенсера, вносившим, в частности, в психологию принцип развития.
К заслугам Троицкого следует отнести организацию Московского психологического общества (организационное заседание прошло в январе 1885 г.), ставшего трибуной широкого обсуждения психологических проблем и центром консолидации и формирования молодых кадров отечественных психологов. Работа общества вызывала интерес у широкой научной общественности. Возник вопрос об издании специального журнала.
Наряду с Троицким активное участие в этой работе принял сменивший его в 1886 году на кафедре Н.Я. Грот.
Как и Троицкий он проделал в своем духовном развитии сложную эволюцию. Начиная как психолог-позитивист, он изложил результаты своих первых исследований в работе «Психология в ее истории и главных основах» (1880 г.), где утверждалось, что основным фактом душевной жизни является «психический оборот», который складывается из четырех моментов: объективной восприимчивости, субъективной восприимчивости, момента субъективно-деятельного и момента объективно-деятельного. Чувства соответствуют второму моменту этого оборота. Эта схема Грота являлась, по существу, переводом на спиритуалистический язык сеченовских представлений о рефлекторной природе психологического акта. Этот акт трактовался как проявление духовной силы, которой противостоит пассивная материя.
Процессы, совершающиеся в этой материи, являются физической энергией, но они способны трансформироваться в психические процессы, также обладающие энергетическим потенциалом.
Версия о психической энергии представляет собой попытку придать духовным силам такой же объективный характер, как и материальным, физическим. Эти соображения, несовместимые с естествознанием, вносили в объяснение психики «спиритуалистический подход».
Вместе с Троицким Грот активно содействовал организации Московского психологического общества и журнала «Вопросы философии и психологии». В письме Д.В. Цертелеву осенью 1886 г. В. Соловьев писал: «Вернувшись из-за границы, я нашел в Москве целую философскую плантацию, главный экземпляр коей Грот, явился ко мне знакомиться и из беседы с ним я усмотрел между прочим: а) что он обращается на путь истинный. т.е. от отрицательного эмпиризма к положительному спиритуализму, что он пламенеет желанием основать философский журнал. Тут я сейчас вспомнил о тебе. Разумеется, мне лично было бы приятнее, если бы ты мог взять это дело вполне на себя, а не вдвоем с Гротом; но сие невозможно, потому что для избавления от цензуры необходимо, чтобы журнал состоял при университете и, следовательно, под ответственною редакцией казенного профессора. Отделы будут распределены следующим образом: психология и логика – Грот, философия религии – я, история древней философии – Гиляров, история новой философии и метафизика – Лопатин»[27].
Л.М. Лопатин, наряду с философскими сочинениями, писал психологические, сосредоточившись на доказательстве целостности души и свободы воли, трактуя эти проблемы метафизически – с антидуалистических позиций и решительно отвергая идею детерминизма. Единство психических функций он объяснял действием сверхвременной субстанции – монады, которую представлял в духе Лейбница.
С 1905 до 1918 Лопатин был редактором журнала «Вопросы философии и психологии». В нем печатались оригинальные статьи не только по философии, но и физиологии, психологии, патопсихологии, истории, а также критические обзоры работ западных исследователей в этих областях знания. Лопатин, предоставляя страницы журнала ученым естественнонаучной ориентации (С.С. Корсакову, А.Н. Бернштейну, А.А. Токарскому и др.), вел с ними дискуссии, где отстаивал версию о душе как нематериальной сущности и производящей причине психических явлений.
Редакция журнала стала своего рода неформальным форумом, здесь философы, психологи, психиатры выступали с докладами, где в острых спорах приверженцы спиритуализма сталкивались с учеными, отстаивавшими естественнонаучные воззрения на психику как функцию мозга.
Как мы видели, на большинстве университетских кафедр исповедовались теории, в которых предмет психологии представлялся в качестве бестелесной сущности, познаваемой во внутреннем опыте. Это была позиция противоположная сеченовской, которую принимало большинство русских интеллектуалов, интересующихся вопросами психологии. По этому поводу имеется свидетельство одного из непримиримых идейных противников Сеченова – Г.И. Челпанова (1863– 1936). После успешной работы в Киевском университете (который со времен Юркевича был центром консолидации противостоящих естественнонаучной психологии сил) и защиты докторской диссертации «Проблема восприятия пространства», он перешел в Московский университет. Широкую известность приобрела его книга «Мозг и душа», вышедшая в 1890 году и затем множество раз переиздававшаяся. В 5 издании, отстаивая положение о том, что психические явления могут быть познаваемы путем самонаблюдения, Челпанов писал: «Для нас, русских, этот вопрос представляет интерес потому, что он в одно время был предметом журнальной полемики между Кавелиным и Сеченовым. Кавелин говорил, что основной прием, при помощи которого можно строить психологию, есть «внутреннее зрение», психическое зрение». Сеченов, физиолог, утверждал, что такого «внутреннего, психического» зрения вовсе нет и быть не может. Общественное мнение стало на сторону Сеченова, и в настоящее время у нас господствует взгляд, по которому метод самонаблюдения должен быть признан методом ненаучным»[28]. В этой оценке Челпановым дискуссии, имевшей чуть ли не полувековую давность, заслуживает внимание констатации того, что сеченовский взгляд остается в научно-общественном мнении господствующим.
И это после множества трудов московских профессоров (Троицкого, Грота, Лопатина, Челпанова и др.), где душа и ее внутреннее зрение трактовались как основной предмет психологии!