Самоправедное служение против истинного служения

Чтобы понять и осуществлять истинное служение, нужно его отличать от самоправедного.

Самоправедное служение осуществляется человеческими усилиями. Для него требуется огромное количество энергии, особенно при его организации. Целый ряд социологических трудов предназначен для того, чтобы „помочь таким людям". Истинное служение проистекает из связи с Божественным глубоко внутри нас. Мы служим, потому что тихий голос говорит в нас, нежное побуждение. Для этого служения тоже требуется энергия, но это не бешеная энергия плоти. Томас Келли пишет: „Я вижу, что Он никогда не вводит нас в состояние лихорадочного труда, чтобы мы задыхались в нем"[91].

Самоправедное служение всегда ставит перед собой „великие цели". Оно наслаждается служением титаническим. Истинное служение не умеет различать малое и большое служение. Когда же это различие делается заметным, оно предпочитает именно малое. Это происходит не от ложной скромности, а от искреннего убеждения, что это и есть большое и важное служение. Здесь приветствуются все возможности служить.

Самоправедное служение требует внешнего вознаграждения. Для него является существенно важным, чтобы люди видели его и оценили. Оно ищет человеческих аплодисментов, но, конечно, с религиозной скромностью при этом. Истинное служение охотно покоится в укрытии. Оно не боится яркого света внимания, но оно и не ищет его. Так как оно живет в благоговении перед Божественным центром, то ему совершенно достаточно малейшего знака Его одобрения.

Самоправедное служение в высшей степени озабочено результатами. Оно ожидает отдачи и отплаты в том или ином виде. Оно огорчается, когда не получает ожидаемого. Истинное служение свободно от этого расчета и подсчитывания. Оно наслаждается самим служением. Оно может служить врагам столь же свободно, как и друзьям.

Самоправедное служение выбирает, кому послужить. Иногда оно оказывается именно богатым и обладающим властью, потому что в таком случае известные преимущества обеспечены. Иногда оно оказывается бедным и беззащитным, потому что это обеспечивает смиренный образ служащего. Истинное служение в этом смысле неразборчиво. Оно восприняло заповедь Иисуса – быть „всем слугою" (Мк. 9:35). Франциск Ассизский писал в письме: „Будучи всем слугою, я обязан всем служить словами моего Господа, наполненными бальзамом"[92].

Самоправедное служение находится под сильным влиянием настроений и прихотей. Служение может оказываться только тогда, когда к этому есть внутреннее расположение (называемое „движением Духа"!). Недомогание или недосып сильно влияют на желание служить. Истинное служение происходит верно и просто всякий раз, когда в нем имеется нужда. Оно знает, что „чувство побуждения служить" часто может оказаться препятствием к служению. Оно отказывается позволить чувствам руководить служением. Скорее наоборот, служение дисциплинирует чувства.

Самоправедное служение – временное. Оно действует только тогда, когда совершаются конкретные действия служения. После этого можно быть на свободе и отдыхать. Истинное служение – это образ жизни. Оно действует по выработанным привычкам жизни. Оно возникает само, навстречу человеческой нужде.

Самоправедное служение не имеет чувствительности: оно требует действия даже тогда, когда оно может оказаться разрушительным. Оно требует возможности помогать. Истинное служение может удержаться от служения столь же свободно, как проявить его. Оно умеет слушать с нежностью и терпением, прежде чем действовать. Оно умеет служить, ожидая в молчании. „Служат также и те, кто только стоит и ожидает"[93].

Самоправедное служение разделяет общину. В конечном счете, когда все религиозные прикрытия удалены, оно сконцентрировано только на прославлении личности. Поэтому все остальные оказываются как бы в долгу, и это разрушает общину.

Истинное служение, напротив, соединяет общину. Оно спокойно и без всяких претензий заботится о нуждах других. Никто совершенно не чувствует себя обязанным оплачивать служение. Оно соединяет, привлекает людей друг ко другу, исцеляет, созидает. В итоге возникает единство общины.

Служение и смирение

Благодать смирения выражается в нашей жизни через дисциплину служения больше, чем каким‑либо иным образом. Смирение, как мы знаем, это добродетель, которую никогда нельзя найти, если ее ищешь. Чем больше мы за ней гоняемся, тем дальше она от нас. Считать, что у нас она есть, – это вернейший признак того, что ее у нас нет. Поэтому большинство из нас считает, что мы совершенно ничего не можем сделать, чтобы получить эту драгоценную христианскую добродетель, поэтому мы ничего и не делаем.

Однако есть нечто, что мы можем сделать. Нам не нужно идти по жизненному пути с одной лишь слабой надеждой, что когда‑нибудь смирение снизойдет на нас. Из всех классических духовных дисциплин служение является самым способствующим росту смирения. Когда мы сознательно выберем такое направление нашей жизни, при котором акцент будет сделан на пользе для других и на незаметном труде, то глубокое изменение произойдет в нашем духе.

Ничто так не дисциплинирует наши беспорядочные плотские желания, как служение. Ничто так не преображает их, как служение незаметное. Плоть скулит против служения, но против служения незаметного она просто вопит. Она жаждет чести, славы и признания. Она будет советовать тонкие, религиозно приемлемые средства, чтобы привлечь внимание к оказанным услугам. Если мы решительно откажемся от этого, мы распнем плоть. Всякий раз, когда мы распинаем нашу плоть, мы распинаем нашу гордость и честолюбие.

Апостол Иоанн пишет: „Все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего" (1 Ин. 2:16). Мы не можем понять силу этого текста из‑за нашей склонности приписывать все сказанное только сексуальным грехам. Между тем похоть плоти – это неспособность контролировать наши человеческие страсти, похоть очей – это наша склонность очаровываться внешним и показным, а гордость житейская – это наш эгоизм с претензиями выглядеть лучше, чем мы есть. Во всем этом мы видим одно и то же: обольщение естественными человеческими возможностями и способностями без всякой зависимости от Бога. Это плоть в действии, а плоть – это смертельный враг смирения.

Необходима строжайшая ежедневная дисциплина, чтобы держать под контролем все эти страсти[94]. Плоть должна выучить болезненный урок, что у нее нет ее собственных прав. Труд незаметного служения как раз и способствует этому.

Уильям Лоу оказал большое воздействие на Англию XVIII века своей книгой „Серьезный призыв к благочестивой и святой жизни". В ней он утверждал, что каждый день мы должны рассматривать как день смирения. Как это можно сделать? Только научившись служить другим. Лоу понимал, что именно дисциплина служения приводит смирение в наши жизни. Если мы хотим иметь смирение, то он советует следующее: „Снисходите ко всем слабостям и неутвержденности своих собратьев, покрывайте их, любите их способности, ободряйте их в их добродетелях, облегчайте их в их нуждах, радуйтесь их благосостоянию, сострадайте их переживаниям, принимайте их дружбу, не обращайте внимания на то, что они бывают недобрыми, прощайте их злобу, будьте слугою слуг, снисходите к самому низкому служению для самых низких людей в человечестве"[95].

В результате такой ежедневной дисциплины в отношении плоти возникает благодать смирения. И мы даже не осознаем ее присутствия. Однако мы почувствуем свежий интерес к жизни, радость жить. Мы будем удивляться новому для нас чувству доверия во всей нашей деятельности. Хотя требования жизни остаются такими же высокими, как и обычно, мы живем в состоянии неспешности и покоя. Мы сострадаем тем, на кого раньше смотрели с завистью. Мы видим теперь не только их высокое положение, но и их боль. Мы обращаем внимание на тех, мимо кого раньше проходили, не замечая их, и находим их теперь восхитительными личностями. Мы видим свое сходство с отверженными, „прахом" земли (1 Кор. 4:13).

Но еще больше мы осознаем не только эти внутренние изменения, но и глубокую любовь и радость в Боге. Наши дни теперь отмечены моментами стихийно возникающего восторга и благодарности Богу. Неприметное служение другим становится для нас молитвой благодарения. Мы как будто находимся под воздействием Божественного центра, – и это поистине так.

Да… но

Естественное и понятное колебание сопровождает любое серьезное обсуждение смирения, служения. Это колебание хорошо, потому что мудр тот, кто сядет и подсчитает расходы, прежде чем углубляться в ту или иную дисциплину. Мы испытываем страх, который можно было бы выразить таким образом: „Если я буду так поступать, люди сядут мне на голову".

Тут мы должны видеть разницу между тем, избираем ли мы служение или же хотим быть слугой. Когда мы избираем первое, то мы сами решаем, кому и когда мы будем служить. И в таком случае мы, конечно, будем беспокоиться о том, чтобы кто‑нибудь не воспользовался нами, не взял нас под свой контроль.

Но когда мы избираем другое – быть слугой, мы отказываемся от права решать. В этом – большая свобода. Если мы добровольно избираем то, чтобы люди пользовались нами, то нами нельзя манипулировать, как куклами. Когда мы избираем – быть слугой, то мы отказываемся от права решать, кому и когда мы будем служить. Мы становимся доступными и уязвимыми.

Посмотрите на положение раба. Раб смотрит на всю жизнь с точки зрения рабства. Он не видит себя как человека, обладающего теми же правами, как свободные мужчины и женщины. Пожалуйста, поймите меня, когда это рабство недобровольно, то оно жестоко и бесчеловечно.* Когда рабство, однако, добровольно избрано, все меняется. Добровольное рабство – это великая радость.

Представление о рабстве может оказаться очень трудным для нас, но оно не было таковым для апостола Павла. Он часто хвалился тем, что он – раб Христа, широко используя учение I века о „рабстве по любви", то есть когда раб из любви добровольно выбирает так и оставаться рабом. Мы стараемся в наших переводах как‑то смягчить язык Павла, переводя слово „раб" как слово „слуга". Но какое бы слово мы ни использовали, будем понимать, что Павел имел в виду именно такое состояние, когда он по своей воле сам отказывается от всяких своих прав.

Поэтому страх, что „нам сядут на голову", вполне оправдан. Именно это и случится, может случиться. Но кто может повредить тому, кто сам на это согласен? Фома Кемпийский наставляет нас быть „столь подчиненными, чтобы все люди могли взять верх над тобою и считали тебя как бы грязью на земле"[96].

В книге „Цветочки Франциска" рассказывается чудная история о том, как Франциск учил Брата Льва значению совершенной радости. Когда они шли вместе под дождем и ледяным ветром, Франциск напомнил Льву обо всех вещах, в которые мир верил, что они приносят радость, включая сюда и религиозные переживания, и каждый раз он заканчивал одним и тем же: „Совершенная радость не в этом". Наконец, в отчаянии Брат Лев спросил: „Умоляю тебя именем Бога сказать мне, в чем же состоит совершенная радость и где ее найти!" Тогда Франциск начал перечислять все, что только есть в мире унизительного и самоунижающего, завершая каждый раз словами: „О, Брат Лев, запиши, что совершенная радость пребывает здесь". Чтобы объяснить и покончить с этим вопросом, он сказал: „Выше всех милостей и даров Святого Духа, которые Христос дает Своим друзьям, является победа над самим собой и добровольное перенесение страданий, оскорблений, унижений и трудностей – ради любви Христовой"[97].

Нам трудно сегодня принять эти слова. (Вы должны понять, что и я сам с великим трудом заставлял себя даже просто слушать учителей благочестия в этом вопросе). Мы боимся, что такая позиция неизбежно прославляет аскетизм и самоумерщвление. В церквах мы едва только начали выходить из „червячного богословия", которое ужасно унижало человека, его способности и возможности. Не вернемся ли мы к этому? Нет, конечно, нет. Хотя мы должны быть настороже против подобной опасности. Как сказал Бонхоуфэр: „Если в нашей жизни нет элемента аскетизма, если мы позволяем плотским желаниям править нами, то нам будет действительно трудно служить Христу"[98].