Включение матери: Сэм как со-терапевт
Присоединяясь к жалобам Сэма на его мать, я спросил его, не хочет ли он помочь своей матери вести себя лучше. Хотя он заявил, что она, скорее всего, безнадежный случай, он согласился, чтобы она приходила на его сессии, так чтобы мы могли над ней работать. После одной-двух пробных сессий вместе он предложил, чтобы каждую вторую сессию с ней проводил он, и чтобы он присутствовал на остальных сессиях, чтобы помогать ее лечению и супервизировать меня. Мать, которая не знала, за что схватиться, согласилась на этот план. Во время этой фазы совместных сессий, где Сэм был со-терапевтом и супервизором, Сэм обвинял изо всех сил свою мать за то, что она слишком за ним следит, что в доме недостаточно еды, и что вообще она разрушила его жизнь. Он открыто винил ее за развод.
Сэм часто терял чувство дистанции в обвинениях, которые он бросал матери за свои собственные дурные поступки. Уверяя, что сам он функционирует хорошо, он настаивал, что именно его мать ни на что не способна, нечестна, зря тратит время, и так далее. Бывали случаи, когда он прямо так и падал в припадке ярости, безнадежности и отчаяния по поводу предполагаемых недостатков его матери. Однажды он возопил: "Раз она такая плохая, я все бросаю и перестаю даже пытаться!". С одной стороны, он вентилировал свою инфантильную ярость и отчаяние в ее адрес за то, что она не является хорошей матерью, но, кроме того, он нападал на нее как на проецированный интроект собственного чувства неудачи и обреченности.
Вначале мать пыталась защититься. Но во время своих отдельных сессий она поняла, что Сэму необходимо разрядить свою враждебность; иначе он будет направлять ее на себя и, возможно, себя убьет. Она интуитивно знала, что у Сэма проблемы с тем, как справиться с собственным гневом. Миссис С предполагала также, что, если она будет выслушивать его давно накапливавшиеся чувства в моем присутствии, то он будет в меньшем ужасе по поводу своего гнева и испытает меньшее чувство вины. Она понимала также, что ей нет необходимости принимать его атаки как нечто направленное лично на нее, потому что она знала, что некоторые из обвинений Сэма были смещением его гнева на отца. Временами она теряла границы, сдавалась на проективные идентификации Сэма и безутешно занималась самобичеванием. Поскольку я знал, что эти нападения на себя связаны с более ранними констелляциями, связанными с ее матерью, иногда я говорил ей прямо, что она для Сэма исключительная мать, что она на баррикадах в качестве первичного терапевта, и что она единственная, с кем Сэм может доверять своим бурным чувствам. Это сообщение часто вызывало у нее на глаза слезы и заставляло ее говорить о собственном чувстве ярости и смятения, которое она вынуждена была сдерживать на протяжении всей своей жизни. Она ценила то, что я признавал и одобрял симбиотическую связь, в особенности в свете давления от школы и от отца, что Сэма следует поместить в специальное учреждение.
Мы обсуждали, почему мне не следует получать свою собственную долю агрессии, и почему всю ее должна получать она. Она достаточно остро реагировала на то, что Сэм неспособен нападать на меня, и что если бы он это сделал, он ощутил бы такой стыд и тревогу, что никогда больше не пришел бы ко мне снова. Когда мы обсуждали, почему Сэм не может направить часть своей агрессии на своего отца, ее ответ был, что отец обратил бы ее обратно на Сэма полным ковшиком, и что Сэм боялся, что я сделаю тоже самое. Например, Сэм однажды сказал мистеру С, что тот не является хорошим отцом. Отец ответил: “Ты не являешься хорошим сыном". В другом случае Сэм сообщил, что когда он пожаловался и потребовал от отца чего-то вполне реалистичного, отец спустил на Сэма убийственную атаку и после этого позвонил мне, чтобы сообщить мне, что у Сэма был психотический эпизод. Отец продолжал нападать на мой терапевтический подход и стоял за госпитализацию. Я полагал, что я нахожусь под воздействием контртрансферного сопротивления, которое затмевало бурные атаки на меня Сэма, но, по-видимому, Сэм жестко отщепил свою агрессию ко мне и своему отцу и направил ее полностью на свою мать.
Два динамических фактора, которые вызывали у Сэма садизм по отношению к матери, были: (1) идентификация Сэма с яростью отца, направленной на его мать и (2) тот факт, что Сэм для матери являлся материнской трансферной фигурой. Миссис С сообщила, что ее мать была женщиной с паранойяльной шизофренией, которая терроризировала ее и заставляла ее чувствовать себя ответственной за все беды семьи. Ее отец был относительно мягким по манере человеком, который терпел психоз своей жены, и который дал понять миссис С, что обвинения ее матери имеют мало оснований. Но повреждение характера миссис С уже произошло. Каждый раз когда я хоть как-то намекал, что существует связь между сумасшествием ее матери и ее сына, а также говорил о своей собственной терпимой позиции, миссис С приходила в ярость и прерывала контакт. Время от времени миссис С настаивала, что я сумасшедший — отражение колеблющегося материнского переноса. Но надо отдать ей должное, мой подход действительно был нетрадиционен.
Частично в порядке регрессии, которая произошла в последующих совместных сессиях, Сэм обычно лежал на кушетке, засунув большой палец в рот, накрывался одеялом и сворачивался в эмбриональную позу. Отсюда он мог заснуть, или он мог изливать ярость на мать в омерзительных выражениях. Если я проводил интервенцию типа: “Как она стала такой плохой матерью?", — он обычно отвечал: “Это ты должен выяснить, и что-нибудь с этим сделать, и вообще отстань, это между мной и моей матерью. Должно быть, как-нибудь связано с ее собственной сумасшедшей матерью". Затем Сэм описывал ауру вокруг своей матери, которая была в диапазоне от черного (зло и безнадежность) до ярких цветов (хороших и жизнерадостных). Часто сессия заканчивалась тем, что Сэм постепенно выкипал, говорил своей матери комплимент, и они выходили вместе, чтобы пройтись по магазинам.
Иногда Сэм разряжался на свою мать дома, переходил границы и эмоционально причинял ей боль. Ей было рекомендовано устанавливать границы, обсуждая с Сэмом, какое воздействие он на нее оказывает. Миссис С обнаружила, к своему удивлению, что Сэм не осознавал, что причиняет ей вред, в то время как Сэм обнаружил, тоже к своему удивлению, что он способен сделать своей матери больно. В результате, когда Сэм взрывался, миссис С показывала, что ей больно. Сэм обычно останавливался, приносил извинения и пытался утешить свою мать. Миссис С чувствовала также, что она в полном недоумении по поводу лабильности настроений Сэма.
Часто мне приходилось помогать миссис С проводить различия между тем, что она обижаемая жертва, что она нормальная мать, которая заслуживает некоторых жалоб, и что она терапевтическая боксерская груша. Ясным результатом этих со-терапевтических сессий было снижение деструктивного отыгрывания Сэма дома и улучшившиеся успехи в школе.
Во время этого периода в жизнь Сэма были встроены несколько систем поддержки в форме частных репетиторов для его различных затруднений в учебе. Сэм готов был признать, что у него есть затруднения в учебе, и принимал особую помощь от школы и преподавателей. Сэм склонен был мучить и фрустрировать этих учителей обещаниями работать и стараться, а затем отказывался от своих обещаний. В это время Сэм начал устанавливать некоторые контакты со своим отцом, но мистер С повторил с Сэмом старый паттерн — давал обещания, связанные со временем, подарками и деньгами, а затем отказывался, оставляя у Сэма чувство фрустрации и вины, что он сделал что-то не так. Сэм сильно идентифицировался с агрессором и превращал пассивное в активное. К счастью, одна из его репетиторов, которая была одаренной женщиной с терапевтической интуицией, поняла эту динамику и работала в тесной связи со школой, чтобы учителя и администрация не совершали поступков на основании своей фрустрации-агрессии, вызванной Сэмом. Сэм терпел мой контакт с его репетиторами, но не желал терпеть моего контакта со школой.
Со временем в нарушениях Сэма произошли медленные улучшения, если не считать того, что он упорно срывался примерно в одно и тоже время года, также как тогда, когда он впервые услышал о разводе и переезде в новый дом. Еще Сэм обнаружил, что он невольно саботирует любую заметную степень успеха. Сэм настолько заинтересовался своей годовщиной и своим паттерном разрушения достигнутого, что начал чертить временные графики, и строить таблицы своего поведения и совпадающих с этим событий.