Глава 3. Преступная цепочка 6 страница
— Сильное, это как?
И она рассказывает:
— Представив себя на месте героини, я возжелала гораздо большего, чем просто пофантазировать. И хотя чувствовала безотчётный стыд, но не могла удержаться и стала ласкать своё тело. Внутри меня, словно на берег моря, стали накатывать всё более жаркие и огромные волны. Так и произошло моё первое самоудовлетворение. А потом это желание возникало уже само по себе. И мне хотелось ощущать его снова и снова. И продолжалось это до восемнадцати лет.
Проникшись, я спрашиваю у неё:
— А что парни? Ты ведь и сейчас манкая женщина, а в юности, полагаю, и вовсе была красавицею. Слышал, что таких горячих девушек можно удовлетворять даже одними лишь ласками, без спаривания. А потом в восемнадцать вышла бы замуж и избавилась бы от своего детского имени Анфиса, потеряв его вместе с невинностью.
Но вместо ответа она, усмехнувшись, задаёт мне свой вопрос:
— А ты знаешь, отчего русские девушки становятся манями в основном после Ритуального спаривания?
Мне об этом ничего не известно и поэтому я интересуюсь:
— Неужели? А почему?
Усмешка её делается очень горькою, когда она произносит:
— До восемнадцати лет выйти замуж нельзя, а после — уже не успеть! Конечно же, я мечтала о свадьбе! Ведь это самый предпочтительный способ устроить свою женскую судьбу. И, конечно, я иногда встречалась с парнями и разрешала им ласкать себя.
Я тороплю её:
— И что? Были предложения?
И она говорит:
— Были. Но дожидаться свадьбы я ни с кем не соглашалась, всех осекала. Мне всё время казалось, вот-вот должен встретиться кто-то другой, настоящий и единственный. Да и парни, честно говоря, не очень-то настаивали, видимо, боялись своей назойливостью вызвать мой гнев и месть моих родных.
Затем, тяжело вздохнув, она продолжает:
— Как и все сёстры жиганов, я жила в чужом Замке и, не имея манкого парня, каждую ночь изводила своё тело собственными ласками.
Я удивляюсь:
— Как же ты контролировала свои похотливые желания при таком адском темпераменте?
И она признаётся:
— Это было очень тяжело. Выматывало физически и морально.
Я интересуюсь:
— А был ли в этом смысл?
Помолчав и опять вздохнув, она отвечает:
— Теперь жалею, что потеряла много времени, что у меня была лишь единственная ночь — та самая, на восемнадцатилетие. А потом целых пять лет снова ничего.
Я любопытствую:
— А каким он был, тот жиган? Почему ты не скрывалась от него?
Пожав плечами, она отвечает:
— Жиган, как жиган. Обыкновенный. А почему, спрашиваешь, не скрывалась? Скрывалась, конечно. Но семейное дело иногда вынуждало возвращаться в родной Замок. И поэтому ему даже не пришлось искать меня.
Затаив дыхание, я жду самого главного, лишь позволяя себе тихо спросить:
— Ты хорошо помнишь, как всё происходило?
Она криво усмехается:
— Да уж! Такого серьёзного события мне не забыть во веки. Да и подошла я к нему уже вполне морально созревшей. Запомнила каждый жест, мысль и ощущение.
Я интересуюсь технической стороною обряда:
— Он напал на тебя? Оглушил?
Однако она удивляет меня:
— Нет. Он постоянно связывался со мною по ику и уговаривал.
Я недоумеваю:
— И ты слушала его?
Она говорит:
— Сначала стало любопытно узнать, что и как он скажет. Ведь раньше я его никогда не видела. Он для меня был таким же чужим, как и все остальные парни.
И, погружаясь в воспоминания, признаётся:
— А ещё, видимо, я сама подсознательно хотела испытать насилие. Понимала, что он, в отличие от других парней, пойдёт до конца. И меня это заводило. Он стал для меня манким. Поэтому я даже иногда встречалась с ним. В людных местах, конечно.
Меня снедает нетерпение, и я пытаюсь поскорее добиться нужного мне ответа:
— Так как же всё это происходило?
И она возобновляет свой рассказ:
— Мы поговорили по ику, и он настоял на личной встрече в моих апартаментах. Он был настолько пьян, что я сразу же всё поняла. Что эта встреча будет отличаться от прежних. Я не стала включить сигнализацию и ждала его. Долго. Я даже задремала, а очнулась, когда он уже забрался ко мне под одеяло.
Я тороплю её:
— И что?
Она продолжает:
— Когда он увидел, что я не сплю, то подвинулся ближе и поцеловал. Сначала очень нерешительно.
И, задумавшись, она умолкает.
А я требую от неё более подробного отчёта:
— А ты?
Она глубоко вдыхает и шепчет:
— А я ответила. Не смогла удержаться. Хотя при этом прекрасно сознавала, что пришёл он ко мне лишь ради инициации.
Я забрасываю её вопросами:
— И вот так у вас всё и началось? А как же видеозапись?
Она сообщает:
— Он ужё активизировал её. Сразу же, как появился. Моя одежда тут же была отброшена в сторону. Он осыпал меня жаркими поцелуями, пахнущими спиртным. А потом принялся ласкать груди, постепенно продвигаясь ниже.
Но я желаю знать, о чём она тогда думала, и спрашиваю:
— А ты?
Помолчав, она собирается с силами и продолжает:
— Мыслей было много. Например: «Что же я делаю? Ведь так нельзя! Он брат, а я сестра! И что со мною будет дальше?» — Но были ещё и другие мысли. Вот такие: «С девственностью нужно всё равно покончить! Сколько же можно мучить своё тело? Ведь меня всю скручивает от переполнения желания. Желания интимной близости. Желания спариться». — И я уступила. Ведь в глубине души я давно решила стать добровольной жертвою инициации.
Однако я не отстаю:
— И что ты ощущала при этом?
Она послушно, и, возможно, даже с удовольствием, вспоминает и это:
— В голове у меня было удивительно пусто. Соски затвердели и ныли. Он, то целовал груди, то возвращался к губам, что-то шептал мне, а я лежала, прижимала его к себе как можно крепче и тихонько постанывала. А потом прелюдия закончилась. И он вошел в меня. Было ощущение чего-то твёрдого и постороннего, но не неприятного.
Затем маня Физа вскидывает голову, смотрит мне в глаза и говорит:
— Ты спрашиваешь, каким он был? Мне нравилось в нём абсолютно всё. Его горячие ладони, губы, колючая щетина на подбородке и напрягшиеся мышцы. Мне было приятно ощущать обнажённое мужское тело и его руки на своей груди. Чувствовать, что хоть временно, пусть даже на одну ночь, но этот парень был моим. Парень, который восторженно ласкал моё тело, и с трепетом в голосе спрашивал, приятно ли мне, а после отдыха снова набрасывался как голодный. А больше всего меня поразил его спар. Одно дело смотреть на его изображение, и совсем другое — видеть вживую.
Я нахожу ту самую видеозапись инициации и активизирую её. Вижу эту парочку, спаривающуюся в спальне, в столовой и снова в спальне. И я молчу, теряя дальнейший интерес расспрашивать её о чём-то ещё.
Однако она сама решает продолжить свой рассказ:
— Ты знаешь, а удовлетворения я не получила. Никакого. Было приятно, но не более. Ласкать ртом его спар мне тогда смелости не хватило, хотя очень хотелось. Зато потом, когда сумела стать женою уркагана, я усиленно навёрстывала всё упущенное. За все годы, потерянные по собственной глупости.
Я задаю ей свой последний вопрос о деталях этого ритуала:
— А что было утром?
Она переспрашивает:
— А что утром?
И произносит:
— Утром я шаталась от усталости и безумно хотела спать. Губы припухли, всё тело постанывало. Но я ни о чём не жалела. Если ты об этом. Да и теперь не жалею. У меня в то утро впервые возникло чувство, что, наконец-то, я стала полноценным человеком. Да! Именно полноценным человеком. Да! Я потеряла возможность стать первой женою кого-либо, но зато обрела право сделаться второй женою любого уркагана, какого я только пожелаю. И я сразу же начала готовиться к этому!
Я ненадолго задумываюсь и, пренебрежительно махнув рукою, заявляю:
— Твоя история мне ничем не поможет.
Она хитро улыбается:
— Как знать!
И предлагает:
— Хочешь, я найду твою сестру и поговорю с нею?
Но я гордо отказываюсь:
— Не надо. Сам справлюсь!
Её лицо вдруг принимает озабоченное выражение, и она говорит:
— Скоро уже месяц, как мы начали спариваться с тобою, ладный мой. И не успеем глазом моргнуть, как пройдут ещё два месяца. Не пора ли нам начать тренировки перед парными соревнованиями? Какие у тебя показатели по спортивному пятиборью?
Я успокаиваю её:
— Превосходные. Не беспокойся. Мы победим и получим право на заключение брака. И нам больше не придётся испрашивать ежедневные разрешения на спаривание у родителей или в канцелярии уркагана.
И вот, наконец-то, приходит день, которого я с нетерпением ждал всё последнее время — меня приглашают на семейное торжество по случаю освобождения уркагана Волчары.
Я разглядываю его с изумлением, ведь раньше мне не доводилось видеть пятисотлетних людей. Купить себе такой возраст на Земле могут позволить лишь единицы. Мне бросается в глаза его большой шишковидный нос, который пронизывает яркая сеть голубых и розовых жилок. Видно, как захрясли его позвонки, и как таз уже не шевелится в такт шагам. А разговаривает он хриплым голосом блюющего человека.
Когда маня Физа представляет ему меня, он обращает ко мне большие выпуклые глаза с нависающими мясистыми веками и принимается разглядывать. У меня даже мелькает сравнение: «Он — естествоиспытатель, а я — экзотический жук, наколотый на булавку».
Волчара переспрашивает маню Физу:
— Это твой муж?
Она говорит:
— Нет.
И поясняет:
— Пока только ладный парень. Но в будущем, возможно, станет и мужем.
Он интересуется у неё:
— Так ты просто спариваешься с ним?
Она отвечает ему и словами, и кивком головы:
— Да. Уже месяц. По материнскому разрешению.
Он рычит:
— Хорошее дело!
И прибавляет:
— А вот я уже давно скреплю не кроватью, а суставами!
Мы все смеёмся его шутке.
А он продолжает:
— Годы жизни не прошли для меня даром! И теперь я могу отпускать вот такие умные и тонкие замечания!
Когда затухает повышенное оживление женщин, присутствующих на этой встрече, и они принимаются за свои излюбленные разговоры, я оказываюсь наедине с уркаганом Волчарою.
Желая задать вопрос, я обращаюсь к этому старику:
— Уважаемый уркаган Волчара!
Однако он сразу же перебивает меня:
— Зови меня попросту! Братаном!
Я исправляюсь:
— Братан! Тебя посадили по закону или по Понятиям?
Он сипит:
— И по закону, и по Понятиям! Исключительный случай!
Я интересуюсь:
— Тебя не развенчали? Ты по-прежнему уркаган?
И он сообщает:
— Я не нарушал Понятий! Поэтому сходка не стала лишать меня статуса!
Затем смеётся:
— Уркаган без имения — экая нелепость!
А я продолжаю любопытствовать:
— За что же тебя передали закону?
Он рассказывает:
— Я мог нарушить Понятие о контрэволюции! Мог активизировать Ретранслятор селенитов!
Я удивляюсь:
— А почему тебя посадили, а не казнили?
Он объясняет:
— За такое не казнят, а лишь сажают пожизненно!
И цитирует отрывок из какого-то неизвестного мне Понятия:
— «…Ибо никто не ведает, когда окончится контрэволюция! …»
Но тут к нам присоединяется маня Эля и начинает тормошить его:
— Когда тебя осудили и признали наше Имение бесхозным, то многие точки семейного дела вышли из-под контроля. Надо навести порядок…
После этого проходит несколько дней, и неожиданно по ику меня вызывает маня Апа. Тревожно озираясь по сторонам, она говорит:
— Срочное дело! Немедленно приходи в кабинет уркагана Угря!
В кабинете уркагана Угря я не нахожу хозяина, но зато вижу восседающего на его месте уркагана Волчару, который о чём-то весело переговаривается с маней Апою.
Как только за мною запирается дверь, уркаган Волчара заявляет:
— Ты должен немедленно прекратить спариваться с маней Физою! Потому что ты — её кровный брат!
Моё соображение почему-то сильно тормозится и я, молча, перевожу взгляд с него на маню Апу.
А он продолжает:
— Я — твой биологический отец!
Я вначале недоумеваю:
— Как? Ты же сидел пятьдесят лет!
Но затем догадываюсь:
— Ах, да! Отложенная беременность?
И маня Апа коротко подтверждает:
— Да.
Тогда я с презрением произношу:
— Так ты спарилась с женатым мужчиною?
И, отвернувшись от мани Апы, припечатываю её самыми обидными словами:
— Ты — «Сверхпохотливая маня»!
Она вскрикивает:
— А что мне ещё оставалось делать? Что ты обо мне знаешь? Как ты можешь меня осуждать?
Уркаган Волчара советует ей:
— Вот ты и расскажи ему! Возможно, поймёт!
И желающая оправдаться маня Апа, блестя влажными глазами, начинает свой рассказ:
— Думаешь, я была сверхпохотливою? Нет! Несмотря на мою общительность, меня, как и всякую русскую девушку, раздражали даже намёки на близость. Правда, это было вначале, до совершеннолетия. А потом пришло и моё время — внутреннее сопротивление ослабло. И если бы кто-нибудь из парней почувствовал это и смог этим воспользоваться, то моя жизнь сложилась бы иначе.
Уркаган Волчара усмехается:
— Если бы, да кабы! Жизнь не имеет сослагательного наклонения! Короче, дождалась ты, что тобою стал инициироваться брат-жиган!
Преодолевая скомканность изложения, навязанную ей уркаганом Волчарою, она продолжает:
— Да. Я утратила осторожность, и он ворвался в мои апартаменты. И я ждала от него грубого насилия. Но он, при виде моей беспомощности и покорности, решил не торопиться. Пообещал продемонстрировать тонкости, таинства и чудеса спаривания, почерпнутые им у андеграундок, и сделать для меня эту ночь незабываемой сказкою. И даже сказал, что моя дефлорация обязательно завершится продлевающим жизнь эффектом. Что мы с ним можем легко получить по одному году дополнительной жизни.
Уркаган Волчара с жалостью смотрит на неё:
— И ты поверила?
Она с вызовом вскликивает:
— А что мне ещё оставалось? И да! Мне, конечно же, захотелось, чтобы первый раз запомнился не кровью и болью, а райским наслаждением.
Уркаган Волчара грустно спрашивает у неё:
— Насладилась?
Она признаётся:
— Вначале да. Ведь мне впервые в жизни так откровенно ласкали груди.
Он задаёт ей наводящий вопрос:
— И что пошло не так?
Она сообщает:
— Он был очень нетерпелив. Уже через пять минут, взгромоздившись на меня, он установил свой спар в нужное положение и надавил.
Уркаган Волчара подсказывает ей:
— А твоя лада была ещё совершенно неподготовленная, сухая?
Она подтверждает:
— Да.
И продолжает свой рассказ:
— И с этого момента для меня началась пытка. До сих пор помню ту вспышку сильной боли, которая сразу обожгла мой мозг. Но на этом дело не закончилось — за первою последовали другие. А он продолжал продвигаться вглубь толчками, каждый из которых преодолевал сопротивление моей плоти.
Морщась, я говорю ей:
— Раз инициация состоялась — на этом можно было бы и остановиться.
Она объясняет:
— Но ведь я-то ждала, что скоро должны были начаться наслаждения. И ради этого, стойко сжав зубы, решила потерпеть.
Уркаган Волчара нежно поглаживает её руку:
— И стонала ты совсем не от удовольствия?
Она вспоминает:
— Да. Ведь внутри саднило и царапало, да ещё казалось, что его здоровенный спар вот-вот проткнет меня насквозь.
Я небрежно интересуюсь:
— А тонкости, таинства и чудеса андеграундского спаривания?
Она отвечает:
— Все его познания заключались в перемене поз. Он каждые несколько минут регулярно переворачивал меня и ставил в самые замысловатые позиции. И осведомлялся, хорошо ли мне.
Я недоумеваю:
— Вот и сказала бы ему всё. Ведь не зверь же он?
Она раздражается:
— Я же уже объясняла, что ожидала прихода чуда! И лишь к исходу первого часа, когда внутри уже всё жгло от боли, как будто было присыпано перцем, попросила прекратить.
А затем умолкает с гримасою отвращения.
Удивлённый бестолковостью описываемого ритуала, я спрашиваю:
— А он что?
И она вновь погружается в свои воспоминания:
— А он был неутомим. И, хотя к тому временем уже успел три раза извергнуть семя, уговаривал меня потерпеть немного ещё. Обещал, что и я чуть погодя тоже получу удовлетворение. И еще полчаса я провела, завязанная узлом в хитрых позициях, цепенея от ставшей почти невыносимой боли. И, уже не в силах сдержать плач, стала умолять его отпустить меня.
Я интересуюсь:
— Отпустил сразу?
Она отвечает:
— Нет. Убеждал продолжать.
Уркаган Волчара признаёт:
— Силён жиган!
И добавляет:
— Хотя и непонятно, чего он добивался? Семя извергал, тебя не удовлетворял! Занимался каким-то жалким и бессмысленным самоудовлетворением!
А маня Апа излагает дальше:
— И он ещё долго недоумевал, возмущался и злился. Называл меня дурочкою, которая не понимает своего счастья и не ценит его, такого великолепного любовника. Что другая женщина на моём месте уже давно бы несколько раз удовлетворилась, а любая девственница, по меньшей мере, ощутила бы наслаждение. Однако, в конце концов, оставил меня в покое.
И я произношу:
— Всё это, конечно же, очень неприятно. Но такое случается со многими девушками. Однако для них это не является поводом спариваться с женатыми мужчинами. После такой встряски желание спариваться должно было бы, наоборот, притупиться.
Уркаган Волчара хриплым выкриком предлагает мне:
— Ты, жиган Георгий, раз начал, то имей терпение дослушать!
А, обращаясь к мане Апе, велит ей:
— А ты не тяни, рассказывай дальше!
И она вновь приступает к своему рассказу:
— Наутро я сразу же обратила внимание на свою новую диковинную походку. Передвигаться могла только с большим трудом. Шла на прямых ногах, как на ходулях, стараясь как можно дальше отводить одну от другой. И любое их сближение вызывало страшную боль. Но семейное дело не давало мне возможности взять отпуск. Поэтому три или четыре дня я ходила такой походкою по конторе, испытывая при этом жуткий стыд. Ведь о случившемся было известно всем, и каждый интересовался у меня: «Это ведь была не свадьба, а все лишь инициация. Чего же ты разошлась-то так?» Смеялись надо мною и женщины, и мужчины.
Затем помолчав, она поворачивает ко мне голову и, глядя прямо в глаза, говорит:
— Ты правильно сказал, что после такой встряски желание спариваться должно было притупиться. И к спариванию я, действительно, получила стойкое отвращение. И надолго.
Уркаган Волчара уточняет у неё:
— А когда я стал хозяином имения? Через три года после этого? Я тебе понравился сразу?
Она признаётся:
— Да. Сразу. Раньше я не встречала таких интересных мужчин.
Он смеётся:
— И таких старых! Когда я решился сражаться за имение, мне уже было больше четырёхсот лет!
Она говорит:
— Ты мне был очень приятен. Мне нравилось твоё обращение. Почти на равных и с большим юмором. С тобою я практически не чувствовала разницы в возрасте.
Он продолжает смеяться:
— Глупости! Женщинам должны нравиться молодые парни! С мускулистыми телами, модно одетые и, желательно, при кредитах! И неважно, что у них в голове и что они умеют в постели! Главное — это молодое тело!
Затем, прекратив смеяться, он резко серьёзнеет и, обняв маню Апу, говорит ей:
— Хотя, признаюсь, у меня тоже сразу же возникла симпатия к тебе! Ведь в те дни маня Эля, убив мою первую жену, уже заняло её место! И отношения у меня с нею не складывались, ограничиваясь только постелью! А ты стала для меня настоящей отдушиною!
Я перебиваю эту воркующую парочку:
— Понятно. Шеф и секретарша. Радовались обоюдной симпатии и успехам в совместной работе.
Уркаган Волчара подтверждает:
— Всё верно!
И ещё крепче обнимает маню Апу:
— Помнишь, как вначале от переизбытка чувств я позволял себе лишь целовать тебя в щёку и слегка обнимать за плечи? Это было несколько раз! И я видел, что тебе это нравилось!
Она признаётся:
— Ещё бы! Ведь от тебя всегда так приятно пахло дорогим парфюмом. Тот запах был просто восхитительным! Иногда я даже специально подходила к тебе, склонялась рядом над бумагами и вдыхала тот аромат.
И с этого момента мне начинает казаться, что уркаган Волчара и маня Апа напрочь забывают о моём присутствии. Меня для них уже не существует. Есть только воспоминания, которыми они бесстыдно упиваются.
Он усмехается:
— И тебе нравилось при этом иногда прижаться ко мне плечом или бедром! Я помню! И я не отодвигался! Даже делал движение тебе навстречу!
Она улыбается:
— И меня это очень радовало. Мы понимали друг друга не только в работе.
Он спрашивает у неё:
— А помнишь, когда однажды ты стояла рядом, и я тронул твоё колено?
Она припоминает:
— Да, это было так нежно. А я сделала вид, будто не заметила этого.
Уркаган Волчара наслаждается воспоминаниями:
— И тогда моя ладонь поползла вверх, лаская внутреннюю поверхность твоего бедра! И остановилась, лишь прижавшись к ладе!
Маня Апа смеётся:
— А я ещё по инерции продолжала что-то лепетать о документах. Хотя моё тело уже ослабло, как когда-то в девичестве.
Он продолжает упиваться деталями:
— И я раскрыл твою ладу! И обследовали всю её внутреннюю анатомию! И ведь тебе не было стыдно?
Она смущается:
— Наверное, должно было быть. Но нет. Никакого стыда я тогда не испытывала. Только удовольствие и слабость. К тому же тебя я не боялась. Ты мне казался безобидным.
Он подтверждает:
— Да! Ты даже покачнулась и оперлась обеими руками о мой стол! И ещё сильнее раскрылась и подставилась под мои руки!
Она подхватывает:
— А ты стал так интенсивно ласкать похотник, что буквально за несколько минут довёл меня до состояния дурмана. Хотя это ещё и не являлось настоящим удовлетворением.
Он усмехается:
— Как же, помню! В те минуты по твоему лицу блуждала глупая и счастливая улыбка!
Она вспоминает:
— И в конце того дня мы, не сговариваясь, остались в конторе и повторили дневную процедуру.
Он поправляет её:
— Но не ограничились только этим! Помнишь, как я обхватил твою голову и потянул её вниз?
Она произносит:
— Ты не сказал мне ни слова, но я прекрасно понимала, чего ты хотел. И без колебаний согласилась.
Он хвалит её:
— Это была прекрасная ласка!
Она говорит:
— Спасибо! Хотя прежде я этим никогда не занималась. И не было никакого предубеждения и отвращения. Наоборот, запахи семени и дорогого парфюма образовали страшно возбуждающую смесь.
Он напоминает:
— И к ним примешивался ещё и твой собственный аромат! Ведь от возбуждения твоя лада начала выделять влагу!
Она подтверждает:
— Да. Впервые в жизни.
И акцентирует:
— Но и это ещё не являлось удовлетворением. Ты не торопил события и мы с тобою ещё несколько дней, как подростки, занимались исключительно ласками.
Уркаган Волчара ухмыляется:
— А как же! Ведь я ужасно боялся за тебя! Моя жена, маня Эля, была очень подозрительной! И если бы она обнаружила моё семя внутри тебя, то ты не прожила бы после этого и одного мгновения!
А маня Апа рассказывает:
— В любом случае такие отношения раскрепостили меня, поскольку после первой истории я больше всего на свете боялась спаривания. А без этой угрозы я смогла полностью расслабиться. И своё первое удовлетворение я получила, сидя перед тобою на краешке стола, когда ты ласкал меня.
Он добавляет:
— И потом ты сама настояла на спаривании!
Она обнимает его со словами:
— Я была очень благодарна тебе за то, что ты вернул меня к настоящей жизни! И именно поэтому решила сохранить плод нашей любви.
И, наконец-то, вспомнив обо мне, она оборачивается и произносит:
— Я даже родила тебя пятым, младшим наследником, чтобы избежать подозрений и экспертизы.
Но я об этом больше не хочу ничего ни слышать, ни говорить. Хмыкнув, ухожу, оставив эту сладкую парочку.
Сравнив две истории Ритуальных спариваний, поведанных мне маней Физою и маней Апою, к первой из этих женщин я проникаюсь большим пониманием и уважением.
Однако вскрывшиеся обстоятельства требуют прекратить мои спаривания с маней Физою. И поэтому я вынужден всячески избегать встреч с нею, ссылаясь на бесконечные служебные разъезды по чужим Замкам.
Откровенно объясняться с нею я не желаю. И вовсе не из-за боязни, что уркаган Угорь и маня Эля изольют свой гнев на уркагана Волчару и маню Апу. В первую очередь, мне самому не хочется потерять привычный статус наследника. Ведь я хорошо представляю себе, как всё может произойти.
Узнав об этой измене, уркаган Угорь и маня Эля обратятся к сообществу уркаганов. Ведь из-за того, что уркаган Волчара сохранил свой статус, только сходка сможет принять решение об исследовании ика мани Апы. А изучение этого ика обязательно покажет, что в её организме произошли определённые генетические изменения, вызванные телегонией, и что она действительно является любовницею урагана Волчары.
Поскольку измена в ельне приравнивается к убийству или неритуальному воровству и не имеет срока давности, то обманутые супруга и супруг будут вольны принять любые решения о наказании. И маня Эля с уркаганом Угрём могут подвергнуть изменников совместному наказанию в виде смертной казни, а могут выставить их на всеобщее обозрение в обнажённом виде с железными ошейниками на шеях. При этом будет разведён костёр, и неверных заставят стоять над ним с раздвинутыми ногами. А, возможно, для уркагана Волчары наказание ограничится ударами палкою или пожизненным понижением статуса. И в таком случае для мани Апы оно завершится клизмою из перчёной воды или пожизненным ярлыком: «Сверхпохотливая маня». Но если им будут сохранены жизни, то для очистки от «греха» им нанесут раны, кровь от которых соберут и окропят ею супружеские постели, самих неверных и их детей. При этом дети хозяев имения, рождённые в период измены, автоматически перестанут считаться наследниками. А это уже напрямую затронет мои интересы.
Уркаган Волчара, как ни в чём не бывало, продолжает время от времени приглашать меня для разных бесед. Каждый раз это происходит в кабинете уркагана Угря. И я никогда не отказываюсь от его приглашений — меня почему-то продолжает упорно тянуть к этому старику.
Указывая на стены кабинета, я говорю ему:
— Братан! Мне кажется, ты себя чувствуешь здесь полноправным хозяином.
Он ухмыляется:
— Это ведь кабинет уркагана!
И хрипит:
— А я и есть уркаган! К тому же уркаган Угорь не возражает, чтобы в его отсутствие я тут бывал! Это же Комната переговоров! Единственное место в Поганом, где можно спокойно поговорить!
Присмотревшись к нему внимательнее, и замечаю, что вместо привычной широкой золотой уркаганской цепи, его шею украшает тоненькая «серебрушка».
Он задаётся вопросом:
— А что сейчас в мире творится?
И активизирует свой внешний коммуникатор, который имеет самый дремучий вид из когда-либо виденных мною аналогов. На примитивном голографическом экране, по краям которого заметна лёгкая рябь, появляется трёхмерное изображение уличных волнений в Поганграде. А запахи и прочие ощущения этот вэк, и вовсе, передаёт в очень слабой степени.
Кивая на браслет его устаревшего вэка, я замечаю:
— Мозги-то какие старенькие.
Он хрипит:
— А мне уже поздно привыкать к новым! Да и вредно это! Ведь главное качество этих мозгов в том, что их нельзя взять под внешний контроль!
И, всмотревшись в экран, произносит:
— Понятно! Всё то же самое, как и пятьдесят лет тому назад!
Между тем с экрана слышится обрывок комментария:
— …Санитары господни, пекущиеся о генетической чистоте человеческого стада, призывают к физическому уничтожению оборотней…
Уркаган Волчара тяжело вздыхает и произносит:
— Хотя нет! Раньше было как-то по-другому!
И обращается ко мне:
— Их что же? Теперь оборотнями обзывают?
Я отвечаю:
— Да. Оборотнями или обиками.
Он вспоминает:
— А при мне они были лишь чертовками и ангелами!
И, будто удивляясь собственной дряхлости, продолжает:
— А ведь я хорошо помню тот день, когда всё это начиналось! Да! Это случилось примерно пятьдесят лет тому назад, одиннадцатого августа! Помню всё так, как будто это было вчера!
…Это событие происходит где-то на одном из нижних горизонтов Поганграда. На реальном показе женской моды уркаган Волчара с неожиданным для его возраста любопытством разглядывает обнажённых андеграундок, демонстрирующих свою интимную поросль, причём самых невероятных видов и расцветок. Искусственный, выращённый по специальной технологии нежный мех, то длинными волосками, то густым плюшем покрывает не только животы и бёдра девиц-моделей, но также и их задницы. И от этого они кажутся одетыми в праздничные, фантастически-яркие и пушистые панталончики.
Уркаган Волчара, усмехаясь, бормочет:
— Вот если бы сам не увидел такого, то не поверил бы никогда! Оказывается, оволосение андрогензависимых зон может стать объектом моды!