Потребители

Групповой папа спросил:

— Ну, что у нас будет сегодня на ужин, дети? Он благожелательно улыбался, глядя на их растерянные лица.

— Хотите китайские, японские, мексиканские блюда? Французские, яванские, шведские? Ваша мама умеет готовить их все. Или швейцарские? Ваша мама только недавно научилась готовить швейцарские блюда.

— Швейцарские! — сказал Томми.

Групповая мама улыбнулась. Томми был самым очаровательным, самым любимым, самым развитым ребенком в группе. Он всегда хотел только самое лучшее и самое новое. Томми вырастет настоящим рек-ламщиком. Она в этом не сомневалась. Она обсуждала его будущее со всеми папами, которые попадали в ее группу, и все они с ней соглашались.

Лица других детей разгорелись, как неоновые вывески.

— Швейцарские! — кричали они. — Швейцарские! У нас будут на ужин швейцарские блюда!

— А что думает об этом наша новенькая? — игриво спросил групповой папа.

— Наверное, она тоже за швейцарские блюда, но нам об этом еще не сказала.

Дети повернулись к Мариан. Она была непохожа на них. Она была новенькая. Может быть, она даже лучше их?

Мариан сплела пальцы.

— Я не знаю, что такое швейцарские блюда, ответила она. — Но я люблю то же, что любила в старой группе, когда групповой мамой у нас была Гильда. Нам давали мясо с картошкой и зеленым са­латом. И яблочный пирог. А иногда даже шоколадный торт. Но чаще все-таки пирог.

Рот групповой мамы раскрылся от изумления. Групповой папа жестом приказал ей молчать. Жест говорил: подожди, пусть скажет Томми.

— Это американская еда, — сказал Томми презрительно. — Она от-отжившая. Никто не ест ее теперь.

— А мне все равно, — ответила Мариан. Ее лицо потемнело. — Мы все время ее ели, и я ее любила, она вкусная. Я любила ее, потому что она была всегда.

Два ребенка смотрели друг на друга.

Что же будет? — думала групповая мама. Она с самого начала опасалась, что ей придется поволноваться из-за Мариан, и оказалась права. Должно быть, Гильда очень странная групповая мама, если она так воспитала ребенка.

Вслух она сказала:

— Миленькая, ты должна делать то, что делают другие. Если все хотят швейцарской еды, придется подчиниться.

— Это ему я должна подчиниться, — сказала Мариан, указывая на Томми, — остальные любят то, что вы им велите любить. Им все равно, швейцарское это или… или греческое. Они бы грязь любили, если бы jto вы им посоветовали.

На лицах остальных детей появилось выражение, которого групповая мама да и все групповые родители опасались как огня. Лица стали одновременно равнодушными и смущенными. Если немедленно не принять мер, они станут совсем пустыми. И тут уже вам не помогут никакие игрушки, ничто их не расше­велит. Дети просидят весь день, вытянув ноги и глядя в пустоту. Надо что-то сделать. Немедленно!

— На ужин у нас будут американские блюда, — весело сказала групповая мама. — Мы так давно их не ели, они покажутся нам совсем новыми. Томми, хочешь американскую еду?

— Швейцарскую, — повторил Томми, хотя уже не так уверенно. — А, ладно, если она хочет американскую, пусть будет американская.

Лица других детей, узнавших, наконец, чего они хотят, просветлели.

— Американские блюда, — говорили они, — мы хотим их, мы хотим на ужин американские блюда.

Групповой маме пришлось заглянуть не в одну поваренную книгу, но она приготовила очень вкусный ужин. Оказалось, что кое-кто из самых маленьких никогда не пробовал яблочного пирога. Малыши были в полном восторге.

После ужина они играли в новинку. Эта игра именовалась в руководстве для групповых мам “Разум­ным ограничением в выборе”, но все дети сходились на том, что она никак не хуже других игр. Сегодня они играли в завтрак.

— Новинка, — сказал групповой папа, указывая пальцем на Томми.

— Воздушная кукуруза, — ответил мальчик немедленно. Воздушная кукуруза появилась в продаже совсем недавно, и не все дети знали даже, что это такое.

Групповой папа улыбнулся.

— Почему ты хочешь воздушную кукурузу? — спросил он.

— Легкая, воздушная, она дает нам необходимые витамины.

Как хорошо он все знает! Групповая мама громко засмеялась, и все дети захихикали.

Указующий перст группового папы следовал по кругу. Почти все называли то же, что и Томми, хотя один или двое упомянули более старые новинки. Все они правильно объяснили причину выбора.

Палец группового папы остановился на Мариан, которая была третьей с конца.

— Новинка? — сказал он.

Групповая мама уловила нотки опаски в его голосе.

— Хрустящие хлебцы.

Это была совсем не новинка. Хрустящих хлебцев уже несколько месяцев не продавали, и незачем было их пропагандировать.

Групповой папа поморщился.

— Почему? — спросил он.

— Я люблю, как они хрустят во рту.

Это было неправильное объяснение. Да и вообще не объяснение. Детские лица в круге начали принимать то тупое выражение, которого так боялась групповая мама. Томми, глаза которого горели радостью созидания, спас положение.

— Я понимаю, что она хотела сказать! — крикнул он. — Я знаю! Она хочет сказать, что хрустящие хлебцы дают оригинальное осязательное ощущение!

Групповая мама глубоко и облегченно вздохнула. Он станет рекламщиком, теперь она в этом не сомневалась. Когда мальчик в возрасте Томми начинает творчески мыслить… Ей трудно было дождаться ночи, чтобы побеседовать о нем с групповым папой.

Мариан с минуту сидела спокойно. Потом отодвинула стул от стола и поднялась.

— Никакое это не осязательное ощущение, — сказала она. — Мне просто нравится, как они хрустят на зубах.

Она отошла от стола, и все услышали, как хлопнула дверь в ее комнате.

— Пусть уходит, — сказал Томми, не оборачиваясь. Он пожал плечами. — Давайте дальше! Начнем следующую часть игры. Какой призыв начинается со слов “Крепче, резче…”? Думайте, думайте. Вы знаете! Ну!

— Крепче, резче и ясней,

Лучше пахнет по весне! —

заверещали детские голоса. Детские лица засияли от удовольствия. Они отгадали правильно.

Томми уже руководит ими, думала групповая мама. Она была в восторге. Игра в новинки продолжалась. Дети расшумелись. Групповой дом — ввиду резкого увеличения числа потребителей за последнее время все новые групповые дома строились на море, — групповой дом начал мягко раскачиваться на приливной волне.

На следующий день занимались Прикладным Выбором Товаров, в группе это звали магазинным днем. Темой сегодня были моющие и чистящие средства.

Групповой папа повел всех в универмаг, Они позавтракали у фонтанчика с газированной водой, они играли среди пластиковых скал Детского Мира Чу­дес. В два часа дети, смеясь, начали засовывать свои детские карточки в отверстия торговых автоматов. Выбор товаров проходил быстро, потому что они знали, чего хотят. К четырем они вернулись в групповой дом.

— Что же ты принесла, Мариан? — спросила групповая мама, когда все показали свои приобретения и объяснили, почему они взяли именно эти товары. — Покажи нам, дорогая.

Мариан смотрела в землю. Она заложила руки за спину.

— Я ничего не принесла.

Наступила тишина. Тогда Томми сказал:

— Она принесла. Она подобрала что-то на детском коралловом острове. Это у нее в руке.

Групповой папа нежно разгибал пальцы Мариан.

— Дорогая, у тебя не должно быть секретов, — сказала групповая мама, — остальные показали все, что у них было.

Рука открылась.

Это был неправильной формы полупрозрачный камешек, в глубине которого поблескивали серебряные нити. Он был не очень красив — куда хуже, чем синтетические драгоценности.

— Это же просто камень, — сказал громко Томми, но групповой папа был осторожнее.

— Можешь оставить его себе, — сказал он Мариан, — мы достанем тебе маленькую коробочку, чтобы ты складывала в нее подобные вещи. Это будет называться: “память о моих посещениях универмага”.

— Как хорошо придумано, — сказала групповая мама, стараясь побороть зябкое чувство в груди. — Мы сделаем такие коробочки для всех детей. Правда, нам рано еще заниматься коллекционированием, но ничего страшного не случится, если мы начнем готовиться к этим занятиям сейчас.

Мариан раскрыла руку, камешек покатился по столу и упал на пол.

— Я его не хочу, — сказала она, часто мигая. — Если у всех будут такие, то я не хочу.

Слезы катились по ее щекам, но она ушла, высоко подняв голову.

Ночью групповые родители долго беседовали о ней. Они были взволнованы. Не стоило бранить Гиль-ду за качество воспитательной работы. Они хотели одного: спасти в лице Мариан будущего потребителя. В конце концов лучшее — это постоянно и мягко воздействовать на нее хорошими примерами. И тут им должен был помочь Томми.

Кризис наступил через двое суток, в день Доставки кукол и игрушек. Мариан пришла в группу вечером того дня, когда играли в Выбор кукол и игрушек по Каталогу. И групповая мама выбрала ей подарок, как она всегда делала для детей, которые не умели сделать выбора сами.

Групповая мама увлеклась сперва куклами-тройняшками, изумительным пособием для воспитания из маленьких девочек потребительниц, но в конце концов остановилась на голыше в натуральную величину, с мягкой пластиковой кожей: голыш ходил, го­ворил и пачкал пеленки.

Игрушки и куклы были распределены. Мариан в тишине распаковала свою новую собственность, посмотрела на нее, не изменившись в лице. Потом взяла куклу к себе в комнату, хотя другие дети остались с игрушками в общем зале.

Через час групповую маму вызвал из кухни Томми.

— Посмотрите, — сказал он таинственно. Глаза его горели. — Только тихо!

Он провел ее по коридору к комнате Мариан и чуточку приоткрыл дверь.

Сначала групповая мама не поверила своим гла­зам. Пластик очень трудно разорвать, и Мариан, наверно, пришлось потратить много сил и сообразительности, чтобы это сделать. Впоследствии групповая мама пришла к заключению, что Мариан положила голову куклы под ножку стола, а сама взобралась наверх и прыгала на столе до тех пор, пока голова куклы не треснула. Как бы то ни было, куски куклы валялись на полу, а Мариан кромсала ее лицо тупыми ножницами.

Групповая мама поддалась вспышке ярости. Она сорвалась в комнату, схватила Мариан за плечи и начала ее трясти.

— Ты испорченная, дрянная девочка, — говорила она с чувством. — Как ты смеешь! Ты сломала куклу! Ты дрянная девочка! Такую прекрасную куклу!

Она отпустила Мариан так неожиданно, что та не удержалась и ударилась о стену. Несколько секунд групповая мама боролась с собой. Наконец спросила:

— Почему ты это сделала?

Мариан смотрела на нее светлыми отчаянными глазами.

— Я ее ненавижу, — сказала она. — Я ее ненавижу. Я хочу ту куклу, что была у меня раньше. Я хочу ту куклу, которую я любила.

Она громко всхлипывала.

— Я не хочу любить только новые вещи!

Перед лицом такого провала в воспитании потребителя групповой маме ничего не оставалось, как позвонить в Управление Воспитания детей. Через полчаса они, очень вежливые и любезные, приехали и взяли с собой все еще плачущую Мариан.

Ночью, лежа в постели с групповым папой, групповая мама постаралась оптимистически взглянуть на вещи.

— Они се переубедят, не так ли? — спрашивала она. — В клинике перевоспитания ей докажут, что она была не права. Правда, они ее переубедят?

— Хм, — промычал групповой папа. Потом неожиданно коротко засмеялся. — Я думал… — сказал он, — предположим, что клиника ей не поможет. Тогда ее переведут в другую. А если и это не поможет? Они ведь не сдадутся, они примутся за глубокий ана­лиз.

— Ну и что? — спросила групповая мама довольно резко, потому что ей не понравились перспективы, нарисованные групповым папой.

— Я просто думаю. В конце концов из нее сделают потребителя. Она многое усвоит. А когда дело дойдет до психотерапии…

Мариан станет в конце концов потребителем, несмотря ни на что! Групповая мама хихикнула. Теперь она почувствовала себя лучше. Групповой папа все так хорошо понимает!

Она положила голову ему на плечо и мягко обняла его.

— Ты самый лучший групповой папа, какой когда-нибудь у меня был, — сказала она нежно. — Самый лучший. Да, да.

— Самый новый — всегда самый лучший, — ответил групповой папа. Голос его звучал довольно печально.

Теперь, когда Мариан больше не было, жизнь в группе снова стала увлекательной. Часть детей перешла в другие группы. Вместо них пришли новые. У групповой мамы появился новый групповой папа. Группа прошла Выбор увлечений и справилась с этим наилучшим образом. Теперь, когда Мариан…

И все-таки групповая мама иногда чувствовала парадоксальную жалость к Мариан. Она вспоминала ее злое лицо, ее отчаянные глаза, честные и чистые. Остальные были послушными, нежными, сознательными, но лица их чем-то напоминали овечьи морды. Кроме Томми. Групповая мама была очень довольна, что Томми все еще оставался в группе.

Мальчик изумительно развивался. Объявления и рекламы сыпались из него, как искры бенгальского огня, и он замечательно руководил остальными детьми. Будущее его было ясным. И если иногда групповая мама чувствовала некоторую неуверенность, то она объясняла ее боязнью спугнуть собственное везенье.

Прошло лето, и наступил Книжный день. Книжный день проводился всего два раза в году, и был не самым интересным из Дней. Дети любили его меньше, чем другие Дни, хотя все, кому было больше десяти, уже умели читать. Только Томми любил этот День больше всех.

Открыли пакет, групповая мама передала Томми заказанные им книги.

“Рекламщик. Современные волшебники”, “Держе, удивительный рассказ о рекламной кампании”, “Романтика объявлений для молодых людей” и, наконец, “Создатели привычек”. Томми взял книги под мышку и ушел к себе в комнату.

Не прошло и двух часов, как групповые папа и мама постучали к нему в дверь. Они собирались идти купаться, у них были изумительно новые плавающие игрушки, и все это называлось в Руководстве Тренировкой Уверенности.

Когда Томми не ответил на стук, групповая мама постучала снова. Когда он и на этот раз не ответил, папа и мама встревожились. Они открыли дверь и вошли.

Томми сидел на полу с пустым невыразительным лицом, вытянув ноги. Книги, которые он только что получил, валялись вокруг. Рядом лежали сделанные из вырванных страниц бумажные кораблики и шляпы.

Групповой маме пришлось облизать губы и проглотить слюну, прежде чем она смогла выговорить:

— Томми, Томми, что случилось? Мы идем купаться. С замечательными плавающими игрушками. Разве ты не хочешь купаться?

Он не ответил. Групповая мама снова облизала губы. Она пыталась придумать что-нибудь, но слова не шли на ум. Такого с Томми еще никогда не случалось.

Групповой папа сказал авторитетно:

— Томми, немедленно прекрати. Мы идем купаться. Купаться — приятно. Ты должен хотеть купаться. Ты должен!

Бесстрастное лицо мальчика стало на секунду раз­драженным.

— Я не хочу ничего хотеть, — сказал он.

— Но, Томми, — сказала групповая мама. Она готова была расплакаться, — Томми, ты не можешь не хотеть! Ты всегда был таким хорошим рекламщиком. Ты же собираешься всю свою жизнь рассказывать людям изумительные вещи об изумительных то­варах.

Томми взмахнул рукой, как человек, отмахивающийся от комаров.

— Не хочу, — сказал он. Голос его звучал устало. Глаза были закрыты. Групповой дом покачнулся на волне.

Групповая мама вздохнула. Она знала, что в конце концов ей удастся расшевелить Томми. Такое время от времени случалось со всеми детьми в группе. Это ничего не значило. Ровным счетом ничего.

И все-таки ее глаза лихорадочно искали взгляд группового папы. Она дрожала. Услышал ли он в словах Томми то, что услышала в них она? Прозвучали ли они для него, какой бы бессмыслицей это ни казалось, смертным приговором их культуре? Увидел ли групповой папа то, что увидела она? Трещину в плотине, через которую врывается вода? И почувствовал ли он при этой мысли то же, что и она, — невыразимое облегчение?

Наши рекомендации