Проекция собственного возбуждения при тревожной истерии и фобиях.

Страх, фобии и панические атаки. Фобии и страх. Лечение фобий.

Насколько это серьезно? Лечение фобий.

Реальна кажущаяся угроза или нет, страх может повлиять на нашу способность трезво мыслить. Кроме того, стрессовая реакция сама по себе подавляет иммунную систему, что чревато ухудшением здоровья. Если вы чувствуете хроническую тревогу и, приводимые рациональные доводы и советы, вам не помогают, обратитесь за помощью к психотерапевту. Во многих случаях страх или фобии хорошо поддаются лечению. Лечение фобий наиболее эффективно, когда сочетает в себе психотерапию и медикаментозную терапию.

При психоаналитическом лечении фобий используется принцип того, что чем осознаннее значение страха и представление об опасностях, тем лучше функционирует психика, чем менее осознаны страх и опасности, тем более страх выступает в качестве патогенного фактора, и наконец, когда бессознательная часть оказывается слишком велика, страх оборачивается болезнью. Поскольку никакое психическое развитие не может происходить без страхов, а каждый человек подвержен расстройствам, каждому приходится в жизни сталкиваться не только со страхами перед реальными опасностями, но и с невротическими ирреальными страхами. Поэтому в нашей жизни необходимо научиться в той или иной мере с ними управляться.

Если, однако, страх стал слишком неуправляемым, психоаналитическая психотерапия может предложить клиенту достаточно эффективное лечение фобий. Подходы к лечению фобий в психоанализе такие же как при лечении и других неврозов: психотерапия нацелена на осознание бессознательного значения фобии.

Преимущества психоаналитического лечения фобий в том, что в процессе психоанализа прорабатываются глубинные причины фобий, что позволяет достичь устойчивого терапевтического эффекта. Символизация иррационального страха, основанная на припоминании - позволяет клиенту, почувствовать себя гораздо увереннее перед лицом своих фобий. Укрепление, в ходе лечения фобий, Я пациента, преодоление его патологической регрессии - дают стратегически значимый терапевтический результат, распространяющийся не только на пораженную страхом часть жизни пациента. В ходе психотерапии происходит, также, развитие в задержанных функциях (например, сексуальности) и преодоление фиксаций в психике пациента.

Теории страха и фобий.

Еще со времен Фрейда, страх принято делить на страх реальный и невротический. Реальный страх является для нас чем - то вполне рациональным и понятным это реакция на восприятие внешней опасности. Как таковой этот страх является целесообразным и выполняет сигнальную функцию: опасность близко, приготовься к обороне или бегству. Чрезвычайная распространенность аффекта страха и склонность людей реагировать страхом во многих жизненных ситуациях отчасти объясняется психоанализом как присутствие в психике ядра чувства страха, имеющего отношение к ранним впечатлениям человека. Это, прежде всего, впечатления от акта рождения, при котором происходит такое массированное объединение неприятных впечатлений, которое становится прообразом воздействия смертельной опасности и с тех пор повторяется у нас как состояние страха.

Психоанализ признает также весьма значительным то, что первое состояние страха возникло вследствие отделения от матери.

Что касается невротического страха, то здесь существует несколько форм его. Во-первых, это так называемый свободный страх, готовый привязаться к любому более или менее подходящему представлению. Это беспредметный или безобъектный страх. Такой страх, называют «страхом ожидания» или «боязливым ожиданием». Люди, страдающие этим страхом, всегда готовы к худшему; они живут в ожидании несчастья. Фрейд назвал это состояние «неврозом страха».

Вторая форма страха, в противоположность только что описанной, психически более связана и соединена с определенными объектами или ситуациями. Это страх в форме чрезвычайно многообразных и часто очень странных «фобий». Некоторые из объектов и ситуаций, внушающих страх у невротиков, и для нормальных людей, являются чем - то страшным и имеют отношение к опасности, и поэтому эти фобии кажутся нам понятными хотя и преувеличенными по своей силе. Например, общераспространенный страх перед пресмыкающимися и мелкими животными: змеи, лягушки, а также мыши, крысы и т.д. Или страхи, связанные с опасностью летать на самолете и ездить на машине. Однако, что нас поражает в этих фобиях невротиков - так это не столько их содержание, сколько интенсивность. Страх фобий просто неописуем!

Есть еще одна группа фобий, которые вообще сложно понять рационально. Таковыми можно считать иррациональные страхи открытых или закрытых пространств, или многочисленные фобии животных. В этом месте возникает несколько важных вопросов. Можно ли невротический страх, при котором опасность не играет никакой роли, связать с реальным страхом, всегда являющимся реакцией на опасность? И как следует понимать невротический страх? Продуктивным, по-видимому, является предположение, что там, где есть страх, должно быть что-то, чего люди боятся.

Клинический психоанализ во многих случаях устанавливает факт причинной связи между процессами в сексуальной жизни и состоянием страха. При некоторых условиях (практика прерванного сексуального акта, сексуальное воздержание и др.) сексуальное возбуждение исчезает, а вместо него появляется страх в разнообразных формах. Либидо (сексуальное возбуждение) замещается страхом. Таким образом, психоаналитики говорят, что при невротическом страхе Я пациента предпринимает попытку бегства от требований своего сексуального желания, относясь к этому желанию как к опасности. Однако, под влиянием психологических защит (в частности, вытеснения, проекции и смещения) опасность воспринимается не как внутренняя, но как приходящая извне: формируется та или иная фобия. Фрейд сравнивал фобию с окопом против внешней опасности, которую на самом деле представляет собой внушающее страх сексуальное желание.

Что касается развития представлений о фобиях, то психоанализ открывает существование определенного, бессознательного значения фобии, что в психике человека проявляется в форме некоего замещающего представления (внушающего страх), возникающего при любом соприкосновении с запретной (вытесненной) областью представлений.

Значение фобий.

Помимо импотенции и фригидности существует, например, сексофобия: некоторые индивиды, особенно женщины, пугаются сексуальных соблазнов и стараются их избежать. Существуют общие фобии, относящиеся к питанию, и более специфичные фобии особых видов пищи, которая через онтогенетические ассоциации или символическое значение оказывается связанной с бессознательными конфликтами. Существуют анальные фобии, при которых любой ценой стараются избежать анального возбуждения. Существуют фобии враждебных действий, когда пугает все указывающее на агрессивное поведение. В таких случаях справедлива формула, которая была бы чрезмерным упрощением в более сложных случаях: индивид опасается того, чего он бессознательно желает. В других фобиях, тоже относительно простых, пугающая ситуация репрезентирует не соблазн, а, скорее, угрозу, вынуждающую не поддаваться соблазну, т. е. ситуация потенциально чревата символической кастрацией или утратой любви.

Существуют фобии ножа и ножниц, когда соприкосновение с этими предметами или даже их вид пробуждают страшную мысль о возможности кастрации (тогда же в большинстве случаев возникает бессознательный соблазн и для вытесненной враждебности). Некоторые избегают смотреть на калек или боятся стать свидетелями несчастных случаев, что означает: «Я не хочу упоминания о том, что может случиться со мной» (и снова страх, возникающий при таких зрелищах, порой символизирует бессознательный соблазн для враждебных желаний). Маленькие дети боятся оставаться в одиночестве, потому что одиночество для них означает лишение любви.

Боязнь превратиться в камень при созерцании запретного зрелища означает не только страх смерти (и кастрации), но также страх перед собственной тревожностью. Идея окаменения символизирует парализацию страхом. Все эти случаи характеризуются недостатком смещения. Чаще, однако, при тревожной истерии защитные силы достигают большего эффекта, чем просто порождение тревоги и последующие фобические установки. Связь между пугающей ситуацией и первоначальным инстинктивным конфликтом становится более скрытой. Страх вызывают уже не сексуальные ситуации, а, скорее, сексуализированные ситуации. Пугающая ситуация или некие люди систематически обретают для пациента специфическое бессознательное значение. Опять же они символизируют либо соблазн для отвергнутых побуждений, либо наказание за бессознательные побуждения, либо и то и другое, но уже более искаженным образом.

Это остается справедливым, когда невротики ошибочно интерпретируют настоящее с позиций прошлого, даже при отсутствии явной сопутствующей тревоги. Отвергнутые побуждения ищут удовлетворения, но возобновление их активности мобилизует и прежние тревоги. При невротических повторах актуальные события бессознательно трактуются как соблазны или наказания, или в обоих смыслах. При агорафобии открытые пространства, как правило, бессознательно подразумевают возможность сексуальных приключений. Одиночество воспринимается в качестве соблазна мастурбировать. Пугающая улица мыслится как место, где могут заметить и схватить. Одиночество означает беззащитность перед карающими силами.

То, чего опасаются тревожные истерики, часто символически замещает представление о кастрации. Маленький Ганс (персонаж одной из работ З. Фрейда) боялся укуса лошади, что бессознательно означало страх перед кастрацией, получивший путем регрессии оральное выражение. Другой пациент, боявшийся укуса собаки, удивился, когда с помощью психоанализа выяснилось, что его опасения в действительности относились к гениталиям, об этом свидетельствовали сопутствующие соматические ощущения. Многие ипохондрические страхи означают либо боязнь кастрации, либо опасение, что кастрация уже свершилась.

Фобии заболевания встречаются у лиц, чей детский страх кастрации сместился на мысли о болезненном состоянии. Часто в таких случаях болезненное состояние означает «лихорадку», ощущение повышения температуры репрезентирует сексуальное возбуждение инфантильного периода, вызывавшее испуг. Случай человека - волка (пациент З. Фрейда) служит примером одновременности соблазна и наказания. У пациента сформировалось пассивно - женственное отношение к отцу, и он опасался, что удовлетворение женственных желаний повлечет кастрацию. Страх быть съеденным волком отражал одновременно регрессивное оральное желание подчиниться отцу и угрозу кастрации. Боязнь оказаться раздавленным или упасть с высоты - типичное выражение женственных мазохистских желаний одновременно кастрационного страха. И страх перед падением с высоты дополнительно означает опасение быть убитым, чаще всего в качестве наказания за желание убивать. В то же время само падение одновременно репрезентирует сексуальное возбуждение, которое, будучи заблокировано в своем естественном течении, приобретает болезненный и устрашающий характер.

Страх перед замкнутыми пространствами и узкими улицами означает опасение самой тревоги, которая переживается как стягивание и усиливается из-за болезненных вегетативных ощущений, замещающих заблокированное сексуальное возбуждение. Страх высоты может впоследствии замешаться конверсионными приступами головокружения при разглядывании с высоты. Этот симптом соматически выражает ментальное предвидение действительного падения. Одновременность наказания и соблазна составляет, как правило, также основу часто встречающегося страха сумасшествия. Относительно этого страха, следует иметь в виду, что он бывает оправдан. Постулат, что человек, боящийся сойти с ума, не впадет в безумие, ошибочен. Многие шизофреники в начальной стадии заболевания сознают нарастание отчуждения. Чаще, однако, боязнь сумасшествия не оправдана и представляет собой фобию. Но даже у фобии имеется объективная основа: в страхе перед безумием отражается активность бессознательных устремлений, особенно сексуальных и агрессивных побуждений, действующих изнутри. В этом смысле страх сумасшествия лишь частный случай страха перед собственным возбуждением. Поскольку возбуждение инфантильной сексуальности вызывает испуг в основном в связи с мастурбацией, предупреждение взрослых, что «мастурбация приводит к безумию», легко воспринимается ребенком в качестве замещения идеи кастрации.

Иногда представление о сумасшествии бессознательно имеет более специфическое значение. Возможны, например, следующие равенства: голова = пенис и, следовательно, сумасшествие = кастрация. Ребенок связывает с сумасшествием разные идеи в зависимости от своего опыта. Идиотия иногда связывается с обладанием большой головой (гидроцефалия), которая как репрезентация через противоположность опять же может означать кастрацию. У младенцев большая голова, старшие дети часто ненавидят младших и поэтому боятся их поранить. «Я могу стать глупцом, подобно младенцу» или «Моя голова может сделаться большой, как у младенца» - эти сентенции выражают и пугающую зависть к младшим, и предвидение наказания за эту зависть.

Фобия оказаться уродливым или грязным может иметь то же значение, что и страх заболеть или сойти с ума. Уродство и отталкивающая наружность означают сексуальное возбуждение (или/и гнев), кастрацию (или/и беременность). Фобии такого рода в некоторых случаях представляют собой переход к бреду. Еще один пример одновременности соблазна и наказания - «воскресные неврозы», описанные Ференци. По выходным дням некоторые люди систематически страдают от тревоги (или депрессии). Вообще, воскресенье рассматривается как день наиболее вероятной сексуальной активности, но это также день, когда дети находятся под присмотром своих отцов.

Что же тогда представляет собой отношение между явно тревожной ситуацией и ее бессознательным инстинктивным значением? Смещение, безусловно, прослеживается к защите, которая делает исходные идеи бессознательными, и поэтому возникает необходимость в замещениях. Замещение, согласно определению Фрейда, «должно ассоциироваться с отвергнутой идеей, но из-за отдаленности от этой идеи не подвергаться вытеснению». Смещение в тревожной истерии свидетельствует, что защитные меры не ограничиваются тревогой или избеганием ситуаций, в которых тревога могла бы возникнуть. Формирование замещений доказывает, что используются также вытеснение и другие защитные механизмы. Тревога при тревожной истерии инициирует мощную репрессивную активность. Вследствие вытеснения фобии часто имеют неопределенное, туманное содержание, сравнимое с недостатком ясности в явном содержании сновидений. Нередко требуется большая аналитическая работа, чтобы окончательно разобраться в опасениях пациента. В некоторых случаях содержание фобии, вначале ясное и определенное, в процессе развития невроза становится смутным и расплывчатым. Силы вытеснения продолжают борьбу с симптомом как ответвлением вытесненного.

Таким образом, понимание запутанного, длительно существующего симптома нередко достигается путем выяснения обстоятельств его первоначального возникновения. Преимущество смещения состоит в том, что неприемлемая исходная идея не становится сознательной. Боязнь лошади вместо страха перед отцом, как в случае маленького Ганса, наверняка, имеет и другие преимущества. Тех, кого боятся, ненавидят. Если ребенок больше не опасается отца, а боится лошади, он может избежать ненависти к отцу. Искажение позволяет преодолеть амбивалентное отношение. Ненавистный и одновременно любимый отец становится только любимым, а ненависть смешается на «плохую» лошадь. Фрейд привлек внимание к тому факту, что мальчик, вынужденный ежедневно встречаться с отцом, способен избежать встречи с лошадью, просто не выходя во двор. Страх перед волком вместо страха перед отцом имеет дополнительные преимущества: во времена Ганса лошади часто встречались на городских улицах, тогда как волков можно было увидеть только на картинках в книгах или в зоопарке, однако отрывать книги и ходить в зоопарк не обязательно.

Если не выходить на улицу, можно избежать опасной ситуации, но нельзя избежать собственного тела и его ощущений. Отсюда преимущество проекции, восприятия внутренней инстинктивной опасности как угрозы извне. Проекция такого рода, т. е. попытка избежать опасных побуждений путем избегания внешних обстоятельств, репрезентирующих эти побуждения, наиболее частый тип смещения при тревожной истерии. Верно, что первоначально опасность исходила извне, поскольку страх вызывает не инстинкт, а последствия его проявления (кастрация, утрата любви). Но хотя индивид, страдающий фобией, первоначально бежал от угрожающих родителей, он все - таки спасается от собственных побуждений, ведь опасность кастрации обусловлена его поведением. Проекция наиболее очевидна в случаях, когда тревога относительно внешнего объекта замещает чувство вины. Страх перед объектом из внешнего мира замещает тогда муки совести.

В некоторых фобиях животных проекция собственных побуждений пугающих снова, более выражена, чем у маленького Ганса. Элен Дойч описала простой по структуре случай. Молодой человек с бессознательной пассивно - женственной ориентацией боялся кур, потому что они напоминали о его бессознательных либидных желаниях и угрозе кастрации, с которой эти желания ассоциировались. Пациент проецировал внутренний инстинктивный конфликт вовне на объект избегания. Часто на внешний объект проецируется не только цель побуждений, но и собственные ощущения, связанные с возбуждением. Однако в детских неврозах при замещении одного объекта другим проекция, по-видимому, отсутствует: например, при замещении отца «страшным» животным. Траектории смещения определяются разными факторами. В значительной степени они определяются особенностями развития самого индивида. Поэтому значение фобий нельзя понять без учета анамнеза пациента. Отчасти траектория смещения зависит от природы отвергнутых влечений.

Страх быть съеденным нередко соответствует орально - садистским вожделениям, страх быть убитым - желанию чьей-то смерти. Уже упоминалось, что опасение быть съеденным или покусанным может представлять искажение кастрационной тревоги. В таком случае страх кастрации искажается путем регрессии, т. е. в качестве замещения избирается архаичный автономный страх. Регрессия бывает частичной, и опасение быть съеденным часто замещает кастрационную тревогу не полностью. К явлениям этого рода относятся фантазии о зубастом влагалище и внутриматочной кастрации.

Фобии инфекции (заражения) и прикосновения к предметам выражают склонность избегать загрязнения и свидетельствуют, что пациент защищается от анально - эротических соблазнов. Вероятно, здесь тоже генитальные эдиповы желания замещаются анальными побуждениями, и таким путем кастрационная тревога регрессивно замещается анальными страхами. У детей и компульсивных невротиков часто наблюдаются фобии ванной комнаты и туалета, например: страх провалиться в унитаз, страх быть съеденным появившимся оттуда монстром, рационализированные страхи загрязнения. В этих страхах, как правило, обнаруживаются признаки конденсации представлений о загрязнении и кастрации.

Страх открытых пространств часто представляет собой защиту от эксгибиционизма или скопофилии. Роль этих двух частных инстинктов еще заметнее в фобиях, связанных с появлением на публике, будь то появление, подразумевающее особые условия, типа становления объектом разглядывания (сценический страх), или просто страх от пребывания в толпе. У пациентки с агорафобией приступы тревоги и фобия толпы имели определенную бессознательную цель: предстать слабой и беспомощной перед прохожими. Психоанализ показал, что бессознательным мотивом эксгибиционизма была глубинная враждебность, первоначально к матери, затем к самой себе. "Смотрите все - словно провозглашала ее тревожность. - Мать выпустила меня в мир в беспомощном состоянии, без пениса». Сначала приступы репрезентировали стремление выставить воображаемый пенис. Однако знание о фиктивности собственного органа трансформировало перверсию в тревожную истерию.

Вышеупомянутые страхи перед своей уродливостью и другими отталкивающими особенностями (например, дурным запахом) обнаруживают боязнь собственного эксгибиционизма. Люди с такими страхами бессознательно хотят показать свое сексуальное возбуждение, но боятся отвержения или наказания. Кроме того, этот эксгибиционизм часто имеет агрессивное, принудительное значение. Пациенты могут чувствовать свое право на компенсацию и пытаться магическими средствами заставить других на них смотреть. Страх состоит в том, что это намерение потерпит неудачу. Некрасивость может репрезентировать беременность или состояние кастрации, а их демонстрация означать магический жест, так как эксгибиционизм часто тесно связан с равным образом сильной скопофилией. Если страх перед своим уродством или «зловоньем» замещается убеждением, что это болезнь, тогда речь идет о состоянии, переходном к бреду. Так, эритрофобикам вообще свойственны параноидные склонности. Основное чувство-это вина.

Убежденность женщин в своей отвратительности (уродливости, физической несостоятельности, неспособности вынашивать здоровых детей) базируется на осознании отсутствия пениса, что связывается с виновностью вследствие мастурбации и инцеста. Сходным образом юноши испытывают тревогу из-за возможности обнаружения «ужасных» последствий мастурбации. Чрезмерное пристрастие к духам может прослеживаться в предшествующем страхе испускания дурного запаха.

Пациентка была зафиксирована на анальном представлении о сексуальности. Она не только опасалась обнаружения ее прежней анальной мастурбации, но также боялась дать выход своим сексуальным вожделениям, окрашенным садистской кастрационной установкой к молодым людям и испытываемым ею в форме испускания запаха в их сторону.

Сценический страх и эритрофобия обычно не отвергают просто повышенный эксгибиционизм и скопофилию. Усиление эксгибиционизма, как правило, результат целого ряда предшествующих инстинктивных конфликтов. Эксгибиционизм не только служит сексуальному наслаждению, но также предназначен для успокоения тревог, чувства вины и компенсации неполноценности. При тревожной истерии его охранительная функция терпит крах. Идея заключается в принуждении зрителей подтвердить отсутствие кастрации или в получении от них необходимого одобрения, противоречащего чувству вины, для чего используются магические действия. Если зрители не выполняют заданного требования немедленно и адекватно, то в отношении к ним могут проявиться сильные (оральные) садистские побуждения.

Таким образом, бессознательное содержание эритрофобии и сценического страха (и чувства стыда) не только в идее, что эксгибиционизм может спровоцировать кастрацию или повлечь утрату любви, но и в более специфичной идее о том, что защита самоуважения от опасности может привести к противоположному результату и обернуться полной аннигиляцией. И снова здесь возможно разное толкование. В одних случаях пациенты считают, что они уже кастрированы, и боятся, что их попытки отрицать это потерпят неудачу: намерение заставить людей полюбить и поддержать их обернется людской неприязнью и лишением всякой поддержки. В других случаях пациенты опасаются собственной чарующей силы: они боятся, что их вид ранит и кастрирует зрителей и люди ничего больше не смогут дать, пациенты боятся собственной неукротимой агрессивности, часто редуцированной к «агрессивной наружности».

Страх перед экзаменами тесно связан с эритрофобией и сценическим страхом. Однако некоторые из вышеупомянутых особенностей здесь еще более выражены. Авторитет, внешний представитель СуперЭго, должен принять решение о допуске к неким привилегиям, т. е. возможно как удовлетворение нарциссизма претендента, так и приговор к изоляции с обречением на нарциссический голод. Правильно подчеркивается родственность современных экзаменов и примитивных обрядов посвящения. Реакция на экзаменационную ситуацию зависит от чувственного отношения к авторитетам (отцу и нарциссических потребностей). Тревожная истерия проявляется всякий раз, когда индивид сексуализирует экзаменационную ситуацию в надежде тем самым преодолеть чувство неполноценности и кастрационный страх, но тогда возникает опасность, что его усилия возымеют противоположный результат. Обычно конфликты вокруг пассивно-женственных устремлений усложняют экзаменационные фобии.

Другие типичные фобии направлены против остальных частных инстинктов. Страх высоты часто встречается в связи с бессознательными идеями относительно эрекции. Клаустрофобия и страх удушья нередко специально направлены против фантазий о пребывании в материнской матке. Страхи перед падением, высотой, автомагистралями и железной дорогой возникают, по-видимому, в попытке преодолеть приятные ощущения, связанные со стимуляцией чувства равновесия. Борьба против сексуального возбуждения от приятного чувства равновесия играет особую роль во многих случаях тревожной истерии. Абрахам показал, что в агорафобии отвергаются не только эксгибиционизм и скопофилия. В случаях боязни выходить на улицу сама функция ходьбы приобретает явно сексуальное значение, обусловленное усилением равновесного эротизма вследствие фиксации во время обучения ходьбе.

Пациент страдал агорафобией, которая сопровождалась ощущениями дерганья за ноги и самопроизвольного убегания ног. Психоанализ показал, что в данном случае запрет на мастурбацию совпал по времени с обучением ходьбе. Будучи маленьким мальчиком, пациент испытывал огромное удовольствие от ходьбы и нарциссически гордился умением ходить. Его ноги и их функции узурпировали запретные функции пениса. Впоследствии при интенсификации старых конфликтов мобилизовался страх кастрации, который проявлялся в новой области как боязнь потерять ноги.

С чувством равновесия непосредственно связаны многие фобии. У детей и взрослых это чувство играет важную роль в качестве источника сексуального возбуждения. Поскольку чувство равновесия также существенный компонент переживания тревоги, связь между сексуальным возбуждением и тревогой теснее в случае «равновесного эротизма», чем при других частных инстинктах. Конфликты вокруг эротического чувства равновесия приводят к эквилибристическим фобиям, да и вообще развитие фобий, т. е. установление тесной связи между тревогой и сексуальным возбуждением, мобилизует инфантильный равновесный эротизм. Часто чувство равновесия становится представителем инфантильной сексуальности в целом. Многие люди, не помнящие о мастурбации в детстве, вспоминают разные игры и фантазии, относящиеся к положению их тела в пространстве, изменению размеров тела и некоторых его частей, всплывают также впечатления от вращения кроватки и смутные впечатления от «вращения чего-то». Другие не сохраняют приятных впечатлений подобного рода, но вспоминают тревоги относительно отчуждения тела и органов, пространственные страхи в результате вытеснения бывшего наслаждения. Такие тревоги часто формируют стержень тревожной истерии.

Проекция собственного возбуждения при тревожной истерии и фобиях.

Вышеприведенные факты необходимо теперь связать с ролью проекции в тревожной истерии. Во многих фобиях состояние сексуального или агрессивного возбуждения (часто выраженное в ощущениях равновесия и пространства) проецируется и репрезентируется посредством пугающей внешней ситуации. Лица, боящиеся засыпания, анестезии, лихорадки, в основном испытывают страх перед болезненным затоплением ощущениями равновесия и пространства. Часто пациенты боятся монотонных звуков, типа тиканья часов, и других ритмических явлений. Фактически они опасаются биения собственного сердца (или генитальных ощущений), репрезентированных феноменами которые наблюдаются во внешнем мире.

При клаустрофобиях ограничение пространства не переживается столь тяжело, когда существует возможность бегства. Тревога беспредельно усиливается при мысли о невозможности покинуть помещение, если в этом возникнет необходимость. Обыкновенно думается о неожиданном удушье и пути к бегству. Те, кто боится поездов, пароходов, самолетов, утверждают, что наибольший страх возникает, когда невозможно выйти наружу, и во время поездки на транспорте приходится сидеть, затаив дыхание, до следующей станции. Это означает, что возбуждение проецируется на средство передвижения, которое провоцирует возбуждение. Потребность внезапного бегства из «тесного» помещения представляет собой потребность бегства от собственного пугающего возбуждения, пока оно не достигло некоей интенсивности.

Транспортные фобии, укорененные в отвергнутых эрогенных чувствах равновесия и пространства, имеют определенное отношение к морской болезни. Вегетативное возбуждение, вызванное раздражением органов равновесия чисто физическим путем, очень сходно с тревогой, и это возбуждение может ассоциироваться с запредельным сексуальным возбуждением в детстве. Невроз и морская болезнь тогда оказывают взаимовлияние. Лица с клаустрофобией и подобными неврозами, вероятно, предрасположены к развитию морской болезни. С другой стороны, морская болезнь у людей, не страдающих неврозом, может мобилизовать инфантильные тревоги и возыметь эффект травмы, активируя вспоминание первичной сцены.

Существуют также формы конверсионной истерии, которые являются разработкой транспортных фобий. Так, рвота и головокружение как соматическое предвосхищение пугающих эквилибристических ощущений могут замещать тревогу. Существует также «клаустрофобия» времени. Некоторые пациенты всегда «стеснены» своими обязанностями и опасаются недостатка времени, что для них столь же тягостно, как ограничение пространства для клаустрофобиков, и имеет то же психологическое значение. Другие боятся свободного времени и спешат от одной деятельности к другой, поскольку свободное время имеет для них то же значение, что открытое пространство для агорафобиков. Клинические наблюдения показывают, что некоторые виды невротической нерешительности основываются на схожем страхе. Любые определенные решения исключают возможность бегства и поэтому отвергаются.

Некоторые формы упрямства представляют собой эмоционально насыщенное отвержение указаний, перекрывающих путь к бегству. Понятно, что необычное возбуждение угрожает разрушением Эго.

Пациент испытывал тревогу, когда автомобилем управлял кто-то другой. «Мне следует бояться, если я не могу остановить машину в любой момент», - говорил он.

Страх перед принятием решений на бессознательном уровне часто представляется утратой контроля над мочевым пузырем и прямой кишкой. В свою очередь эта утрата контроля репрезентируется транспортом, движущимся помимо воли пассажира, помещением, которое нельзя произвольно покинуть, а исходно нарастанием сексуального возбуждения, доходящего до оргазма.

Райх проанализировал нормальное и патологическое протекание сексуального возбуждения. За фазой произвольных движений следуют конвульсивно-непроизвольные движения мускулатуры тазового дна, во второй фазе половой акт нельзя произвольно прервать без сильной досады, полное развертывание второй фазы является условием экономически достаточной разрядки в оргазме. Утрата Эго на пике сексуального возбуждения в норме совпадает с пиком сексуального наслаждения. Согласно Райху, Эго может быть «оргазмически импотентным» и не испытывать подлинного наслаждения. Для таких индивидов сексуальное возбуждение оборачивается тревогой, утратой Эго-контроля и болезненными ощущениями сдавленности, удушья и «внутреннего разрыва». Поезд, комната репрезентируют собственное тело или, по крайней мере, ощущения тела, от которых пытаются избавиться посредством проекции.

Сказанное о клаустрофобии, конечно, справедливо в отношении особой клаустрофобии по прототипу страха перед «материнской маткой», имеется ввиду страх быть захороненным заживо. Как «страшная комната» интерпретируются и ощущения собственного тела и материнская матка. Если связать эти интерпретации, то «страшная комната» репрезентирует внутреннее пространство собственного тела. Хорошо известно, но не часто обсуждается, что у большинства агорафобиков проявляется специфическая обусловленность симптома, относящегося к широте пугающей улицы: чувство ограничения тоже базовый компонент испытываемой тревоги. Лица, чье возбуждение оборачивается тревогой, чувствуют сдавленность дыхания, словно грудь внезапно сузилась.

Если индивид воспринимает не тело, а улицу как узкую или широкую, он пытается защититься от болезненного чувства ограничения (или простора), и данное обстоятельство объясняет проекцию при агорафобии. Одни пациенты боятся только узких улиц, другие только открытых пространств, у некоторых парадоксально сочетаются оба страха. У большинства из них проявляется страх перед неожиданным изменением ширины улиц, по которым они передвигаются. Многим агорафобикам свойственно также состояние со значением, уже обсуждавшимся при клаустрофобии: они должны быть уверены в возможности бегства, которое репрезентирует желание убежать от собственных ощущений. Когда индивид, страдающий фобией, переходит узкую улицу, он пугается, потому что вчувствуется в узость улицы, «инроецирует» ее узость. Если страх силен, даже относительно широкая улица воспринимается как узкая, т. е. проецируется собственная «узость». В силу своих особенностей такой индивид отождествляет ограничение с опасностью. Узкая улица и другой испуганный индивид вызывают в нем одинаковые чувства. Он даже ведет себя, словно сама улица напугана.

Анимизмом называется примитивное понимание мира, основывающееся на предположении, что свойственные нам психические процессы происходят также в окружающих объектах. Анимизм по-прежнему действенен на бессознательном уровне и используется в механизмах формирования фобий. Модель анимистического понимания мира очень похожа на способ, которым агорафобики связывают чувство страха с ограниченностью улицы. Сейч описывает роль нарциссической проекции в наших чувствах к природе. «Осознание природы» состоит не в осознании реальных физических и географических элементов природы, а в осознании собственных чувств, которые мы считаем связанными с этими физическими или географическими элементами.

Верно, что не все проекции чувств на природу подразумевают воплощение природой наших собственных чувств. Природа может также репрезентировать других людей, и чувства к ней могут происходить из отношения к этим людям. Горы, например, могут символизировать отцовский пенис, а безбрежный океан и пустыня - материнскую матку. Но даже в эмоциях, вызванных горами или океаном, все же присутствует нарциссический компонент. Индивид, погруженный в ландшафт, не просто чувствует любовь или ненависть к объектам природы, но испытывает своеобразную идентификацию с ландшафтом в целом, мистическое единство с «отцовским пенисом» или «материнской маткой».

Об этом свидетельствуют эстетические категории, используемые в описании ландшафтов. Мы говорим о величии и красоте ландшафтов, потому что ощущаем величие и красоту, когда ими любуемся. Верно, что один и тот же ландшафт оказывает разное воздействие в зависимости от настроения наблюдателя. Но верно и то, что определенные ландшафты создают или, по крайней мере, мобилизуют схожие чувства у разных людей: бескрайность прерий располагает к меланхолии, горы увеличивают активность и импульсивность. Этот эффект достигается обратной проекцией на Эго. Существует множество фобий (или предпочтений, переходящих в фобии) ландшафтов, причуд природы, световых и теневых эффектов, времени дня и т. д. Если собрать их воедино и детально описать, то они могли бы многое объяснить не только в рассматриваемых проекциях, но и в онтогенетических связях между инфантильным сексуальным возбуждением и чувствами, которые впоследствии проецируются.

Вероятно, многие фобии темноты и сумерек содержат воспоминаний о первичных сценах. Вышесказанное справедливо и для страхов перед окружением, в котором утрачиваются обычные средства ориентации, страхов перед загробным миром, однообразными шумами, приостановкой привычной последовательности событий. Некоторые тревоги относительно смерти по существу представляют собой беспокойство относительно потери ориентации во времени, т. е. утраты сил, которые защищают от опасной стихии неуправляемого инфантильного возбуждения.