Развитие высших форм внимания в детском возрасте 7 страница

I. Внимание, направленное на совокупность известных мыслей, ведет за собой ускорение кровообращения в нервном субстрате этих мыслей. Это и происходит на самом деле, когда какая-нибудь мысль сильно овладевает умом человека: мысль эта поддерживает в мозгу усиленное кровообращение и не дает ни сна, ни покоя. Отметим еще замечаемую после продолжительного внимания красноту (иногда бледность) лица.

II. Дыхательные изменения, сопровождающие внимание, приближаются к явлениям двигательным в тесном смысле и входят частью в ощущение усилия. Дыхательный ритм изменяется; он замедляется и иногда подвергается временной приостановке. <Приобрести силу внимания, - говорит Льюис, - значит научиться чередовать приспособления ума с ритмическими движениями дыхания. Французы весьма удачно определяют живой, но поверхностный ум, говоря: он неспособен к делу, требующему длинного дыхания (продолжительного времени).

III. Телодвижения, которые, как говорится обыкновенно, выражают внимание, представляют собой явления капитальной важности.

Дарвин, пользуясь сравнительным методом и опираясь на тщательные исследования, стал искать происхождения различных механизмов выражения духовной жизни. Он старался выяснить, по-

чему сокращение данного лицевого мускула обязательно связано с данным состоянием духа. Не будь этих кропотливых исследований, всякая попытка для объяснения механизма внимания была бы преждевременна. Как браться за объяснения механизма, когда неизвестны составляющие его колеса? Проследим вкратце, что известно относительно внимания в обеих его формах, а именно: 1 ) направленного на внешние предметы (внимание в тесном смысле) и 2) на явления внутреннего мира (размышление). Внимание (для точности назовем его вниманием чувствительным) сокращает лобный мускул. Этот мускул, покрывающий всю область лба, неподвижно прикрепляется в задней части черепа, между тем как подвижный его край оканчивается под кожей бровей. Сокращаясь, он притягивает бровь, поднимает ее и образует поперечные складки на лбу, вследствие чего глаз сильно раскрывается. В случаях исключительных также широко раскрывается и рот. У детей и у многих взрослых сильно напряженное внимание производит надувание губ, складывающихся в известную гримасу. Прейер пытался объяснить происхождение этой игры физиономии влиянием наследственности. <Все животные, - говорит он, - направляют сначала свое внимание на отыскание пищи. Первыми объектами их исследований служат те предметы, которых они могут коснуться своими губами, щупальцами, хоботом, языком. Всякое искание пищи сопровождается преобладающей деятельностью рта и его принадлежностей. У младенца, сосущего грудь, рот вытягивается вперед>. Таким образом, думает он, образовалась ассоциация между первыми движениями рта и деятельностью внимания.

Размышление выражается иным образом, почти обратным. Оно действует на круговую мышцу век и опускает брови. Вследствие этого образуются маленькие вертикальные складки в пространстве между бровями; глаз полуоткрыт или совершенно закрыт или же смотрит внутрь. Сдвигание бровей придает физиономии выражения умственной энергии. Рот закрыт как бы для того, чтобы содействовать требуемому усилию. Внимание приспособляется к внешнему миру, размышление – ко внутреннему. Дарвин объясняет способ выражения размышления при помощи аналогии: это положение, принимаемое при затрудненном зрении, перенесенном от внешних предметов к явлениям, внутренним, которые схватываются нелегко. До сих пор мы говорили лишь о движениях лица, но существуют еще движения всего тела: головы, туловища и конечностей. Нет никакой возможности подробно описать их, потому что они различны для каждого отдельного вида животных. Существуют вообще: неподвижность, приспособление глаз, ушей, осязания, смотря по надобности, одним словом, единство действия, сосредоточение. Сосредоточение сознания и движений, рассеянность мыслей и рассеянность движений идут параллельно. Напомним о замечаниях и вычислениях Галь-

тона касательно этого предмета. Он наблюдал пятьдесят человек, присутствовавших на скучном чтении. Число движений, ясно заметных для наблюдателя, было очень постоянно; оно равнялось сорока пяти в минуту, т. е. в среднем приходилось по одному движению на человека. Несколько раз случалось, что внимание слушателей пробуждалось на время; тогда число движений уменьшалось наполовину; кроме того, движения эти из медленных и вялых переходили в более отрывистые и быстрые. Здесь следует предупредить возможное возражение. Каждому известно, что внимание, по крайней мере в его отраженной форме, иногда сопровождается движениями. Многие, желая разрешить какое-нибудь недоумение, начинают ходить, другие ударяют себя в лоб, чешут затылок, трут глаза, производят ритмические и непрерывные движения руками или ногами. Это, конечно, затрата, а не экономия движений, но затрата, приносящая пользу. Движения, производимые таким образом, не должны быть рассматриваемы как простые механические явления, действующие только на внешнюю среду; через мускульное чувство они действуют и на мозг, воспринимающий их так же, как и другие чувственные восприятия, и увеличивают мозговую деятельность. Быстрая ходьба, прогулка ради движения ускоряют течение мыслей и увеличивают быстроту речи; они, по выражению Бэна, производят механическое опьянение. Опытные изыскания Фере, которых мы не можем привести здесь, дают нам многочисленные примеры динамогенического действия движений. Собираясь работать, мы потягиваемся; эти движения имеют целью пробудить двигательные центры. Бывали случаи, что пассивные движения, сообщаемые парализованным членам, оживляя двигательные образы, способствовали восстановлению потерянной деятельности. Заметим, между прочим, что результатом этих движений является усиление умственной деятельности, а не сосредоточение внимания; они просто доставляют последнему известный материал. Это предварительная операция.

Устранив это возражение, мы можем теперь определить истинную роль движений в акте внимания. До сих пор мы ограничились только описанием их. Постараемся формулировать вопрос по возможности ясно. Представляют ли движения лица, туловища, конечностей и дыхательные изменения, сопровождающие внимание, просто, как принято думать, следствия, знаки? Или же это, наоборот, необходимые условия, составные элементы необходимые факторы внимания? Мы без всяких колебаний принимаем второй тезис. Окончательное уничтожение движений сопровождалось бы совершенным уничтожением внимания. Пока мы можем только отчасти установить это положение, которое явится для нас в ином свете при изучении произвольного внимания, что составит предмет следующей главы; но так как мы уже коснулись главного пункта механизма внимания, то считаем необходимым продолжать.

Основная роль движений в акте внимания состоит в поддержании и усилении данного состояния сознания. Так как здесь дело касается механизма, то предпочтительнее рассматривать этот вопрос с физиологической точки зрения, наблюдая за тем, что происходит в мозгу как органе движения и мысли в одно и то же время... Итак, сравнивая обыкновенное состояние субъекта с состоянием внимания, мы находим в первом случае слабые представления, малое количество движений; во втором же - яркое представление, энергичные и сосредоточенные движения и, кроме того, отражение произведенных движений. Не важно, будет ли последний придаток сознателен или бессознателен: сознание не производит этой работы, оно лишь пользуется ею. Мне могут возразить: мы допускаем это отраженное действие движений на мозг, но нет никаких доказательств в пользу того, что эти движения при своем возникновении не представляют попросту результат внимания. Здесь возможны три гипотезы: внимание (состояние сознания) служит причиной движений, или же оно представляет следствие движений, или же, наконец, оно сначала является их причиной, а затем следствием. Я не остановлюсь ни на одной из этих гипотез, имеющих значение чисто логическое или диалектическое; я бы желал поставить вопрос иначе. В этой форме он насквозь проникнут тем традиционным дуализмом, от которого так трудно избавиться психологии, и сводится, в сущности, к вопросу о том, что предшествует: воздействие ли души на тело или же, наоборот, воздействие тела на душу? Это загадка, за разрешение которой я не берусь. Для физиологической психологии существуют только внутренние состояния, разнящиеся между собой как по своим собственным свойствам, так и по физическим проявлениям, им сопутствующим. Если возникающее душевное состояние слабо и выражение его неуловимо, то оно не может назваться вниманием. Если же оно сильно, стойко, ограничено в своих пределах и выражается вышеназванными физическими изменениями, то это действительное внимание. Мы утверждаем только, что внимание не существует in abstracto, в качестве явления чисто внутреннего. Это конкретное состояние, психофизиологическое сочетание. Уничтожьте у нашего зрителя, присутствующего на оперном представлении, приспособляемость глаз, головы, туловища, конечностей, дыхательные изменения, изменения в мозговом кровообращении и т. д.; уничтожьте сознательное и бессознательное реагирование на мозг всех этих явлений, и первоначальное целое, таким образом обобранное и лишенное содержания, не будет уже вниманием. Все, что останется от него, - эфемерное состояние сознания, призрак того, что было раньше. Мы полагаем, что пример, каким бы фантастическим он ни представлялся, яснее выразит нашу мысль, нежели длинные рассуждения. Двигательные проявления – не причины, не следствия, но элементы; вместе с состоянием сознания, составляющим их субъективную сторону, они представляют внимание...

III

Состояние неожиданности или изумления есть усиленное непроизвольное внимание, о котором следует сказать несколько слов. Состояние это, весьма часто встречающееся в обыденной жизни, было забыто психологами. Впрочем, у Декарта в <Traite des passions> я встретил (часть 2, гл. 70) следующее определение: <Изумление есть внезапно наступившее состояние души, заставляющее ее рассматривать со вниманием предметы, которые кажутся ей редкими и необыкновенными. Таким образом, оно вызвано, во-первых, уже существующим в мозгу впечатлением, представляющим предмет редким и, следовательно, достойным тщательного изучения, затем движением душевных сил, которые под влиянием этого впечатления тяготеют с большей силой к той части мозга, где оно локализуется, чтобы сохранить и укрепить его в ней. Точно так же это впечатление способствует передаче указанных душевных движений мускулам, служащим для удержания органов чувств в неизменном положении, для того чтобы впечатление поддерживалось и укреплялось в этих органах, если оно образовалось при их участии>. Над этим отрывком стоит задуматься. Читая его, мы находим – если исключим некоторое различие в способе выражения, - что здесь ясно перечислены все те элементы, участие которых в непроизвольном внимании мы старались доказать: увеличение нервной работы вследствие впечатления, отведение части этой работы в мускулы с целью <удержать> и <укрепить>. Заметим, между прочим, что прием Декарта есть прием физиологической психологии, а никак не спиритуалистической, которая рекламирует себя его именем. Чувство неожиданности, или в более резкой форме изумление, есть толчок, вызванный чем-либо новым и непредвиденным: так, внезапное появление в моей квартире человека, известного мне за домоседа и которого я воображал у себя дома в двухстах милях от меня, вызовет во мне чувство изумления. Как о процессе мыслительном об изумлении мало что можно сказать. Оно принадлежит к группе душевных движений (эмоций); в усиленной же форме соответствует потрясению. Собственно говоря, это не столько состояние сознания, сколько промежуток между двумя состояниями, внезапный перерыв, пробел, зияние. В момент толчка предшествовавший полиидеизм сразу останавливается, так как новое состояние, подобно гиганту, врывается в борьбу за существование, происходящую между различными состояниями сознания. Мало-помалу новое состояние сознания классифицируется, вступает во взаимную связь с другими, уже имеющимися налицо; все стремится прийти в равновесие; но как только прошло чувство неожиданности, за ним непосредственно следует внимание, т. е. приноровленный моноидеизм; приспособление успело совершиться. Мыслительный элемент берет перевес над элементом эмоциональ-

ным. Очень возможно, что в состоянии изумления мы плохо познаем, потому что чувствуем слишком сильно. В физическом отношении симптомы изумления те же, что и для непроизвольного внимания, но в форме преувеличенной, т. е. более резкой. Дарвин пишет: <Мы видели, что внимание обнаруживается легким приподнятием бровей. Когда внимание переходит в чувство неожиданности, то поднятие бровей становится энергичнее, глаза и рот сильно раскрываются... Степень раскрытия этих двух органов соответствует интенсивности чувства неожиданности>. Такое приподнятие бровей, представляя собой инстинктивный акт, встречается также у слепорожденных и способствует весьма быстрому раскрытию глаз. Что же касается раскрытия рта, то оно облегчает глубокое и сильное вдыхание, которое предшествует у нас всякому большому усилию. Мы сказали, что чувство неожиданности есть не что иное, как непроизвольное внимание в преувеличенной форме. Это положение я считаю доказанным. Наблюдая чувство неожиданности, мы находим ясные указания на то, что причина непроизвольного внимания лежит в аффективных состояниях, так как существует незаметная градация от непроизвольного внимания к чувству неожиданности, изумлению, оцепенению, испугу и ужасу, которые представляют очень интенсивные аффективные состояния. Рассуждение наше привело нас обратно к точке отправления и показало, что происхождение внимания весьма скромно, так как простые формы его связаны с наиболее настоятельными условиями жизни и вначале внимание имело значение только биологическое. Но благодаря привычке психологов заниматься исключительно произвольным вниманием и даже высшими его проявлениями происхождение это до сих пор оставалось скрытым.

Можно сказать a priori, что если внимание вызывается аффективными состояниями, причина которых лежит в стремлениях, потребностях, вожделениях, то, анализируя до конца, мы найдем, что оно связано с самой глубокой сутью каждого индивидуума-инстинктом самосохранения. Беглый обзор фактов яснее покажет нам, что способность быть внимательным составляла преимущество первой важности в борьбе за жизнь; но здесь необходимо от человека спуститься ниже, весьма низко, в среду животных. Я оставляю без внимания зачаточные формы психической жизни, которые представляют слишком обширное поле догадкам и уклонениям в сторону. Чтобы возникло внимание, необходимо по крайней мере развитие некоторых из пяти чувств, несколько определенных восприятий и в достаточной степени развитый двигательный аппарат. Животное, устроенное таким образом, чтобы все впечатления внешнего мира были равносильны для него и располагались бы все на одном и том же плане в сознании, причем ни одно из них не господствовало бы над другими и не вызывало к деятельности

приноровленного двигательного приспособления, оказалось бы весьма плохо вооруженным для самосохранения. Не стану говорить о крайнем случае, в котором господство и приспособленность были бы распределены в пользу впечатлений вредных, ибо таким образом организованное животное безусловно должно погибнуть, представляя из себя организм нелогичный, воплощенное противоречие. Остается рассмотреть обыкновенный случай, или господство ощущений полезных, т. е. связанных с питанием животного, его защитой от врагов, распространением его породы. Впечатления погони за добычей, бегства от врага, оплодотворения самки утверждаются в сознании животного вместе с приспособленными движениями. Внимание находится к услугам потребности и в зависимости от нее; оно всегда связано с деятельностью наиболее совершенного органа чувств и бывает осязательным, зрительным, слуховым или обонятельным, смотря по породе животного. Здесь оно является во всей своей простоте и в этой форме легче всего поддается изучению. Необходимо было спуститься до этих первобытных форм, чтобы постигнуть причину его могущественной силы – оно составляет условие жизни и сохраняет тот же характер и в высших формах, где, переставая служить фактором приспособления к физической среде, становится фактором приспособления к среде социальной, что мы и увидим дальше. Во всех формах внимания, начиная с низшей и кончая высшей, существует единство состава. Впрочем, даже у высших животных внимание теряет свой ограниченный и материальный характер. Существование громадного большинства животных видов замкнуто в следующий тесный круг: питание, самозащита, размножение, сон; этим тесным кругом исчерпывается вся их деятельность. Наиболее смышленые из них имеют еще одну форму деятельности, проявляющуюся в способности играть; это проявление так важно, что многие писатели смотрят на него как на зародыш, из которого развивается искусство. Этой потребности, являющейся уже роскошью, соответствует и род внимания, также составляющий роскошь. Собака, с которой хозяин ее имеет привычку играть известным образом, становится внимательной, как только замечает, что он приготовляется к игре. Сикорский, хороший наблюдатель детских нравов, показал, что способность к деятельности и вниманию наиболее развивается у них во время игр.

ПРОИЗВОЛЬНОЕ ВНИМАНИЕ

Внимание произвольное, или искусственное, есть продукт искусства воспитания, дрессировки, увлечения чем-либо. Оно привито ко вниманию непроизвольному, или естественному, и из него черпает условия для своего существования, подобно тому, как привитая ветвь питается за счет ствола растения. В непроизвольном внима-

{нет 80 страницы.}

от предметов, наиболее ему близких, к предметам, наименее его касающимся. Остановка взгляда, переходящая впоследствии в интенсивное внимание, проявляется во внешности более резко выраженным сокращением некоторых мускулов. Внимание сопровождается известным аффектом, который Прейер называет <эмоцией удивления>. На высшей своей ступени это состояние производит временную неподвижность мускулов. По мнению доктора Сикорского, <удивление или скорее эмоция, сопровождающая психический процесс внимания, наиболее характеризуется временной задержкой дыхания; явление это бросается в глаза человеку, при-указать момент первого появления воли. Прейер думает, что он совпадает с пятым месяцем, являясь в форме импульса; как задерживающая способность воля проявляется значительно позже. Пока психическая жизнь остается еще в периоде попыток (periode d`essai), внимание, т. е. переход мысли от одного предмета наблюдение произвольного внимания, состоящего в способности удерживать лишь насильственно, под влиянием воспитания, все равно, исходит ли оно от людей или от вещей. Воспитание, привитое людьми, более заметно, но существует не одно оно. Ребенок отказывается учиться читать; он не в состоянии сосредоточить свой ум на буквах, для него непривлекательных, но он жадно всматривается в картинки, которые находит в книге. <Что изображают эти картинки?> На это отец отвечает: <Когда ты научишься читать, книга тебе об этом скажет>. После нескольких подобных разговоров ребенок покоряется; сначала он вяло берется за дело, потом привыкает и, наконец, проявляет усердие, которое приходится уже умерять. Это пример генезиса произвольного внимания. К желанию естественному, прямому пришлось привить желание искусственное и косвенное. Чтение есть процесс, не имеющий непосредственного интереса; но оно имеет интерес посредствующий; этого достаточно – ребенок втянулся в работу, первый шаг сделан. Другой пример я заимствую у Переца. <Однажды шестилетний ребенок, обыкновенно крайне рассеянный, уселся по собственному побуждению за рояль, чтобы проиграть мотив, нравящийся его матери; упражнение его продолжалось более часа. Тот же ребенок, когда ему было семь лет, видя, что брат его занят исполнением каникулярных работ, сел в кабинете отца. <Что вы делаете здесь?> - спросила няня, удивленная, что застала его в этой комнате. - <Я пишу страницу по-немецки, - отвечал ребенок, - правда, это не особенно весело, но мне хочется сделать приятный сюрприз маме>. Еще пример генезиса произвольного внимания, привитого на этот раз к чувству симпатии, а не эгоизма, как в первом примере. Ни рояль, ни урок немецкого языка не возбуждают внимания непроизвольного, они вызывают внимание и приковывают его к себе с помощью заимствованной силы.

Везде при возникновении произвольного внимания замечается с бесчисленными вариациями все тот же механизм, приводящий к полному успеху, к успеху половинному или же к неудаче: берутся естественные двигатели, отклоняются от прямой их цели и употребляются (если возможно) для достижения другой цели. Искусство пользуется природными силами для осуществления своих задач, и в этом-то смысле я называю такую форму внимания искусственной.

Не задаваясь перечислением различных двигателей, которыми пользуются искусственно, чтобы вызвать и упрочить произвольное внимание, т. е. как уже сказано, придать намеченной цели деятельную силу, не присущую ей самой, я должен отметить в образовании произвольного внимания три последовательных периода. В первом периоде влияние воспитателя простирается только на простейшие чувства: он действует на чувство страха во всех его формах, на эгоистические стремления, пользуется привлекательностью наград и влияет на нежные и симпатичные эмоции, на врожденную любознательность, составляющую как бы умственный аппетит, встречающийся у всех в известной, хотя бы и слабой степени.

Во втором периоде искусственное внимание вызывается и поддерживается чувствами вторичного образования: самолюбием, соревнованием, честолюбием, интересом в практическом смысле, чувством долга и т. д. Третий период – период организованного внимания: внимание вызывается и поддерживается привычкой. Так, ученик, сидящий в классной комнате, работник, трудящийся в мастерской, чиновник, занимающийся в канцелярии, купец, сидящий за прилавком, по большей части охотно выбрали бы для себя иные местопребывания, но под влиянием самолюбия, честолюбия, интереса у них создалось прочное влечение к указанным занятиям. Выработавшееся внимание стало второй натурой, задача искусства выполнена. Достаточно очутиться в известных условиях, известной среде, чтобы все остальное последовало само собой: внимание вызывается не столько причинами, принадлежащими настоящей минуте, сколько накоплением причин предшествовавших. Двигателям первичным сообщилась сила двигателей естественных. Субъекты, не поддающиеся воспитанию и дрессировке, никогда не достигают этого третьего периода; у них произвольное внимание является редко, урывками и не может войти в привычку.

Нет надобности подробно доказывать, что у животных переход от внимания непроизвольного к произвольному происходит точно так же под влиянием воспитания, дрессировки; но здесь воспитатель располагает для воздействия только ограниченным числом простых средств. Он действует с помощью устрашения, лишения пищи, насилия, кротости, ласки и, таким образом, достигает того, что у животного являются привычки, и оно с помощью искусственных средств становится внимательным. Между животными точно

так же, как и между людьми, есть способные к воспитанию и строптивые. <Воспитатель обезьян, - говорит Дарвин, - покупавший их в зоологическом обществе по пятидесяти рублей за экземпляр, предлагал двойную плату за право удерживать обезьян в течение нескольких дней у себя, чтобы сделать из них выбор. Когда его спросили, каким образом он узнает в такой короткий срок, будет ли данная обезьяна хорошим актером, он отвечал, что все зависит от способности их ко вниманию. Если в то время, когда говорят с обезьяной или объясняют ей что-либо, внимание ее легко развлекается мухой, сидящей на стене, или каким-нибудь другим пустяком, то такие животное вполне безнадежно в смысле дрессировки.> Когда пытались с помощью наказания заставить невнимательную обезьяну повиноваться, она становилась норовистой, между тем как, напротив, внимательная обезьяна всегда оказывается способной к дрессировке>. Резюмируя сказанное, мы видим, что нашли в корне внимания лишь аффективные состояния, притягательные или отталкивательные стремления. Для непроизвольной формы не существует других причин. Для формы произвольной причины те же, но чувства более сложны, более позднего образования, опытные производные от первоначальных стремлений. Попробуйте в то время, когда произвольное внимание находится еще в периоде генезиса, пока оно еще не организовалось, не утвердилось под влиянием привычки, отнять у ученика самолюбие, соревнование, страх наказания; попробуйте обогатить коммерсанта и рабочего, дайте чиновнику пенсию с первых дней его карьеры, и все внимание их к непривлекательной работе исчезнет, потому что нет более того, что вызывало и поддерживало его. Я согласен, что этот генезис очень сложен, но он соответствует действительности. Если верить большинству психологов, можно подумать, что произвольное внимание, единственно для них существующее, хотя и представляющее форму производную и приобретенную, устанавливается сразу. Оно подчиняется мною высшему авторитету. Я даю его или отнимаю по желанию, я направляю его поочередно на различные точки, я сосредоточиваю его на одном пункте так долго, как только может продолжаться усилие моей воли. Если это описание не условно и не фантастично, если автор вывел его из собственного опыта, я могу только восхищаться им. Но, по правде говоря, надобно быть лишенным всякой наблюдательности или же ослепленным предрассудками, чтобы не видеть, что произвольное внимание в своей устойчивой форме есть состояние, трудно сохраняемое, и что многим не удается достигнуть его. Тем не менее если, как мы старались это доказать, высшая форма внимания есть дело воспитания, полученного нами от наших родителей, учителей, от окружающей нас среды, дело того воспитания, которое мы впоследствии даем себе сами, подражая полученному нами от других, то объяснение это только отодвигает

дальше затруднение; ведь наши воспитатели ограничивались тем, что действовали на нас, как раньше действовали на них другие, и т.д. из поколения в поколение; следовательно, это нисколько не объясняет нам первоначального генезиса произвольного внимания. Каким образом возникло оно? Оно возникло в силу необходимости, под давлением потребности и рядом с успехами умственного развития. Это усовершенствованный аппарат, продукт цивилизации. Тот же прогресс, который заставил человека в нравственном строе своем заменить господство инстинктов господством интереса или долга, в строе социальном перейти от первобытной дикости в состояние организованного общества, в строе политическом – от почти абсолютного индивидуализма к образованию государства, тот же прогресс в области умственного развития заставил человека перейти от господства непроизвольного внимания к господству внимания произвольного. Последнее служит одновременно следствием и причиной цивилизации. В предыдущей главе мы заметили, что в естественном состоянии как для животного, так и для человека возможность непроизвольного внимания служит фактором первой важности в борьбе за жизнь. Как только под влиянием тех или других причин, выступивших вперед, человек вышел из дикого состояния (недостаток дичи, скученность населения, бесплодность почвы, соседство лучше вооруженных племен) и явилась необходимость погибнуть или приспособиться к более сложным условиям жизни, т. е. работать, внимание произвольное стало, в свою очередь, фактором первой важности в этой новой форме борьбы за жизнь. Как только у человека явилась способность отдаться труду, по существу своему непривлекательному, но необходимому, как средство к жизни явилось на свет и внимание произвольное. Следовательно, оно возникло под давлением необходимости и воспитания, даваемого внешними предметами.

Легко доказать, что до возникновения цивилизации произвольное внимание не существовало или появлялось на мгновение, как мимолетное сверкание молнии. Леность дикарей известна; это подтверждают все путешественники и этнологи; примеры так многочисленны, что приводить их нет надобности. Дикарь со страстью предается охоте, войне, игре, он страстный любитель всего непредвиденного, неизвестного, случайного во всех возможных формах; но постоянного труда он не знает или презирает его. Любовь к труду есть чувство вторичного образования, развивающееся параллельно с цивилизацией. Заметим, что труд составляет наиболее резкую конкретную форму внимания. Даже полуцивилизованные племена чувствуют отвращение к последовательному труду. Дарвин спросил у гаучей, преданных пьянству, игре и воровству, почему они не работают. Один из них ответил: <Дни слишком длинны>. <Жизнь первобытного человека, - говорит Герберт Спенсер, - почти вся проходит в преследовании зверей, птиц и рыб, которое доставляет ему приятное возбуждение; для человека цивилизованно-

го охота хотя и служит удовольствием, но далеко не таким постоянным и распространенным... Наоборот, очень слабо развитая у первобытного человека способность к продолжительному, непрерывному вниманию сделалась у нас очень значительной. Правда, большинство людей трудится по необходимости, но среди общества существуют и такие люди, для которых активное занятие составляет потребность настолько сильную, что они беспокоятся, когда им нечего делать, и чувствуют себя несчастными, если случайно принуждены отказаться от труда; встречаются люди, для которых предмет их исследования настолько привлекателен, что они предаются ему в течение целых годов, почти не давая себе необходимого для их здоровья отдыха...>. Произвольное внимание – явление социологическое. Рассматривая его как таковое, мы лучше поймем его генезис и непрочность.

Нам удалось, думаем мы, доказать, что произвольное внимание есть приспособление к условиям высшей социальной жизни, что это дисциплина, привычка, подражание естественному вниманию, служащему ему одновременно точкой опоры и точкой отправления.