Глагольно‑субстантивный класс

Синтаксические дериваты

Можно, очевидно, утверждать, опираясь на исследования, разграничивающие языковую семантику и смысл, что «рисовать» и «рисование», «грабить» и «грабеж» и т. п. совпадают на уровне смысла, так как предполагают тождество денотата, но существенным образом различаются в плане языковой семантики, ибо «…уже само опредмечивание свойств и процессов, процессуализация признаков и предметов, атрибутивация предметов и действий представляет собой сложные процессы семантического переосмысления исходной единицы и редистрибуции ее семантических признаков» [Кубрякова 1978: 4]. Если производящие глаголы обозначают действие как процессуальный признак того или иного предмета (что обусловливает возможность их использования в роли предикатов), то производные существительные – синтаксические дериваты служат для обозначения действий, интерпретируемых языком как независимая субстанция (что определяет возможность изменения их синтаксических функций – использование их в роли подлежащих и дополнений). Наличие в языке отглагольного субстантива обеспечивает возможность номинализации процесса, требующейся в ряде случаев для его повторной номинации в тексте: «Она смеялась. Ее смех был беззаботным».

Все ли глаголы современного языка имеют параллели в виде синтаксических дериватов? Хотя системой языка и предполагается такая возможность[130], на уровне языковой нормы имеется ряд запретов, ограничивающих действие системных потенций. Во многих случаях тот или иной синтаксический дериват может по форме соотноситься с одним из глаголов, а по смыслу – с двумя или более, что делает избыточным образование синтаксических дериватов от одного из этих глаголов. В русском языке, как правило, членам видовой оппозиции соответствует один общий синтаксический дериват[131], хотя по форме он восходит к одному из ее членов: например вязать/связать → вязка; строить/построить → строительство. Ср. «Строительство школы продолжается», т. е. продолжают строить; «Приняли решение о строительстве в селе школы», т. е. о том, чтобы построить школу[132].

Синтаксический дериват соотносится не только с видовыми, но и с залоговыми коррелятами[133]. В орбиту его действия оказываются втянутыми целые группировки однокоренных глаголов, представляющих собой модификации исходного глагола; например, синтаксический дериват «плач» соотносится по смыслу не только с «плакать», но и с «заплакать», «расплакаться» и т. д.

В современном языке имеется значительное число суффиксов, служащих для образования отглагольных субстантивов – синтаксических дериватов: ‑НИj‑/‑ТИj‑/‑Иj‑, ‑К‑, ‑СТВ‑, ‑Б– и некоторых других. Наиболее широкое распространение имеют первые три суффикса. Как правило, в силу действия принципа языковой экономии для образования синтаксического деривата в нормативном языке избирается один из возможных суффиксов, причем выбор его обычно является непредсказуемым. Ср. «ворчать → ворчание», но «кричать → крик»; «варить → варка», но «грабить → грабеж» и т. д.

Таким образом, можно сказать, что система языка предопределяет возможность номинализации любого действия, существующая норма либо накладывает запрет на образование синтаксического деривата, либо осуществляет выбор одного из путей его образования. При этом выявляется вариативность двух планов: 1) вариативность производящих глаголов (и, прежде всего, при наличии видовой корреляции – возможность выбора одного из членов видовой пары); 2) вариативность используемых словообразовательных моделей. Следует также учитывать возможность вариативности морфов, представляющих одну морфему, а также возможность различных морфонологических преобразований основы. Последнее обстоятельство обусловливает возможность появления словообразовательных модификатов в различных областях, в том числе и в детской речи.

Заметим, что ребенок отнюдь не на ранних стадиях речевого развития начинает употреблять и продуцировать синтаксические дериваты, поскольку в первую очередь овладевает первичными функциями частей речи (каковой для существительного является значение конкретного предмета) и лишь значительно позднее – вторичными функциями, в которых выявляется асимметрия языкового знака.

В данной сфере имеется значительное число абсолютных и относительных лакун, которые могут заполняться детскими окказионализмами.

Особенно часто используется суффикс ‑НИj‑: смеяние: У меня аж кисло во рту отбаловства, отсмеяния; боление: Надоело мне уже боление даболение; лепление, стуканье: Слышишьстуканье дятла?; кричание, хохотание и т. п. В нашей картотеке зарегистрированы также кашляние, ловление мяча и пр. Любопытны случаи, когда детский дериват образуется не от той из двух возможных глагольных основ, которая использована при образовании нормативного деривата: ср. «пение» и поение: Не хочу слушать еепоение, т. е. то, как она поет. Такие факты помогают вскрыть еще один резерв формальной вариативности – возможность параллельного употребления при отглагольной деривации открытых и закрытых глагольных основ (ср. «пе‑ть» и «поj‑у»).

Детские синтаксические дериваты с ‑НИj– часто оказываются семантически эквивалентными по отношению к существующим узуальным дериватам, образованным с помощью синонимичных суффиксов или от соотносительных по семантике производящих глаголов (иногда имеет место и то и другое одновременно). Ср. лепление и «лепка», ловление и «ловля», пропущение и «пропуск», хоронение и «похороны». Необычайно активное использование данного суффикса для создания окказиональных дериватов объясняется, очевидно, морфотактической прозрачностью создаваемых с его помощью производных, а также совпадением места ударения в производящем слове и деривате, обеспечивающем сходство их звукового облика.

Второе место по частоте использования в детских словообразовательных инновациях занимаетнулевой суффикс: пахнуть → пах; падать → пад: Прокатились на горке и никакогопаду!; ворчать → ворк; скулить → скуль; поднимать → подним: Мы сегодня делали балерическиеподнимы ноги. Следует заметить, что синтаксические дериваты двух указанных выше типов отчасти различаются своими аспектуальными характеристиками. Если синтаксические дериваты с суффиксом ‑НИj– чаще всего используются детьми для передачи процессов (что обнаруживается в возможности соответствующих трансформаций), то синтаксические дериваты с нулевым суффиксом чаще употребляются для обозначения конкретных фактов, что также выявляется в трансформациях: Из‑запоссора к ней не пойду (из‑за того, что поссорились); характерно сочетание с числительным «один», подчеркивающее конкретно‑фактическое значение: Еще один робкийцарапв дверь. Это один из многочисленных случаев, свидетельствующий о том, что в речи детей могут подчеркиваться в некоторых случаях такие тонкие семантические различия, которыми наш «взрослый» язык жертвует ради стремления к экономии.

Распространены конструкции типа «не таким гудом гудит», «другим пахом пахнет», являющиеся аналогами наших узаконенных оборотов типа «смеяться звонким смехом», «любить отеческой любовью» и т. п.

Третье место по частоте использования в детском словотворчестве усуффикса ‑К‑: лежка, забежка, держка, шарка, ческа, пилька и т. п. В большинстве случаев отчетливо выявляется общефактическое аспектуальное значение, что подтверждает высказанную выше мысль о наличии некоторой семантической специализации каждой из данных словообразовательных моделей. Те тенденции к семантическому разграничению, которые в нормативном языке только намечены, могут с большей отчетливостью выявляться в детских новообразованиях[134]: Я его обучаю послележки стоять (о собаке); Ты забыла прокваску капусты?; А кукла может стоять бездержки?; Для чего тебе пистолет? – Длястрилки! (т. е. для того, чтобы стрелять).

Реже для образования синтаксических дериватов используются другие словообразовательные модели: с суффиксом‑Б‑/‑ОБ‑: нырьба: Тут такаянырьба у нас началась!; кольба: В боку опятькольба; хвальба, лечёба (очевидно, не без воздействия пары «учить → учёба»): Послелечёбы можно будет почитать?

Встречаются случаи использования суффикса‑СТВ‑: кланяться → кланство: Почему актеры уходят безкланства?; болтовство: Мама, иди ко мне, а то всеболтовством занимаешься.

Лексические дериваты

К настоящему времени является общепризнанным положение о том, что набор лексических дериватов, возможных для глагола, целиком определяется его содержательней валентностью, выявляемой в наборе актантов. Впервые это было обнаружено и описано Е. Л. Гинзбургом и получило дальнейшее развитие и обоснование в работах [Морозова 1981, 1984; Яруллина 1980; Земская 1992 и др.]. Система глагольных актантов наиболее подробно была разработана Ю. Д. Апресяном, выделившим ряд их разновидностей: субъект, прямой объект, результат, орудие, средство, побочный результат, цель, место действия [Апресян 1974]. Данная классификация (применительно к целям словообразовательного анализа) была дополнена Т. О. Морозовой, которая ввела понятия векторной валентности, валентности степени интенсивности, валентности меры выполнения действия [Морозова 1984]. Как убедительно показал Ю. Д. Апресян, актантные валентности глагола обусловливают возможности не только словообразовательной, но и внутрисловной семантической деривации, лежат в основе регулярных метонимических переносов.

Ясно, что не все глагольные валентности оказываются реализованными в производных словах и значениях на уровне языковой нормы, но очевидно также и то, что не может получить словесного выражения путем слово– или семообразования ни одно значение, которое не было бы предусмотрено валентностью производящего глагола.

Существительные – лексические дериваты образуются путем суффиксации, а также префиксально‑суффиксальным способом[135].

Используются суффиксы‑ТЕЛЬ,‑НИК,‑ЩИК/‑ЧИК,‑ЛЬЩИК‑,‑ЛЬНИК,‑ЕЦ,‑ЛЕЦ,‑УН,‑АЧ‑,‑ЛК‑ и ряд других. Как правило, каждый из суффиксов связан с несколькими словообразовательными категориями. Так, например, суффикс ‑ТЕЛЬ может использоваться в нормативном языке для номинации субъекта (покупатель), орудия (распылитель), средства (проявитель), места (вытрезвитель) действия, названного производящим глаголом. Имеются суффиксы, употребляющиеся в одной функции, например суффикс ‑ЛЬЩИК, использующийся в нормативном языке лишь для наименования субъекта действия.