Верещагин Е. М. Характеристика билингвизма
Вступительные замечания
В настоящей главе предполагается, во-первых, дать определение понятия билингвизма, во-вторых, охарактеризовать некоторые типы названного умения и, в-третьих, сделать некоторые методические выводы, привязанные к такой характеристике.
Рассмотрим сначала первую задачу. Поскольку определение — это соединение данного с новым, следует выяснить, что принимается за данное, а что за новое. На второй вопрос легко ответить, так как ответ исчерпывается поставленной задачей. По поводу первого вопроса требуется сделать несколько разъяснений.
Билингвизм как явление удобнее считать исследовательским предметом психолингвистики. О причинах включения билингвизма в психолингвпстическую проблематику будет сказано несколько позже.
В принципе возможна чисто психологическая трактовка билингвизма как явления. Например, Э. Хауген пишет по атому поводу: «Центр, средоточие билингвизма — в мозгу индивида. Поэтому психологическое изучение носителя билингвизма должно занимать центральное место».
Встречается и чисто лингвистическое истолкование термина. Например, Н. И. Толстой понимает билингвизм как результат языкового контакта или — более того — как один из возможных результатов, а именно как креолизацию систем в том толковании последнего термина, которое свойственно Вяч. Вс. Иванову. Последний креолизацию определяет отличии от традиционного понимания — как третью систему, возникшую на основе установления соответствий между находящимися в контакте языковыми системами, т. е. как «язык с двумя терминами». (вслед за Л. В. Щербой).
Лингвистическая трактовка термина «билингвизм», разумеется, не содержит в себе логической" ошибки, так как терминологической лексеме можно дать любое определение. Мы тем не менее относим билингвизм к психолингвистике, поскольку именно такое понимание термина, можно считать, закрепилось в науке.
Это понимание свойственно, например. У. Вайнраиху, X. Мануэлю, Л. Дибольду, С. Эрвнн, Ч. Осгуду и В. Ю. Розенцвейгу. Названы далеко не все имена.
Если билингвизм представляет собой психолингвистическое явление, то для определения интересующего нас понятия в качестве исходных должны быть употреблены термины, имеющиеся в этой науке. Не настаивая на строгости последующей формулировки, можно сказать, что в определении должны быть использованы психологические и лингвистические понятия.
К исходным понятиям мы относим следующие: речевое произведение, языковая система, принадлежность речевого произведения языковой системе, общение, речевой механизм. Поскольку все перечисленные понятия ни в лингвистике, ни в психологии не определены однозначным и приемлемым для всех исследователей способом, они нуждаются в предварительном обсуждении.
Обсуждение исходных понятий фактически не приводит к их определениям, так как не удается установить иерархию терминов, являющихся, в свою очередь, исходными для определения интересующих нас понятий. Поэтому при обсуждении исходных понятий используются не термины, а слова, т. е. строгостью обсуждения приходится пожертвовать. Предполагается, что слова приводят к пониманию мысли говорящего, особенно, если описание понятия проводится с различных точек зрения. Таково первое замечание.
Во-вторых, исходные понятия связаны с соответствующими явлениями действительности (например, с общением двух говорящих в конкретных условиях или с конкретным речевым механизмом каждого из них) особым видом отношений— не отражения, а упрощения. Упрощение и идеализация объекта при превращении его в предмет научного рассмотрения не есть свободно выбираемый путь исследования. Упрощение обусловливается современным состоянием пауки и отражает как степень имеющегося знания предмета, так и степень имеющегося незнания. Если считать, что понизить степень упрощения — значит сблизить явление действительности и соответствующее понятие, то такое понижение не зависит от произвола отдельного исследователя, а зависит от состояния науки или данной научной отрасли в целом. Итак, исходные понятия являются упрощенным отражением действительности. Таково второе замечание.
Из сказанного следует, что упрощенным окажется и определяемое понятие.
К гносеологическим вопросам, представляющим интерес для данного исследования, относится также проблема интерпретации и связанная с ней проблема моделирования. По соображениям простоты изложения данный комплекс вопросов обсуждается в разделе параграфа, посвященном описанию речевого механизма. Следует, тем не менее, указать именно здесь, что излагаемая в данной главе типология билингвизма представляет собой различные интерпретации наблюденного фактического материала и, следовательно, она (типология) должна оцениваться с привлечением критерия вероятности. Наконец, интерпретации образуют системы и представляют собой модели. Таково третье и последнее замечание.
Итак, к исходным понятиям мы относим речевое произведение, языковую систему, принадлежность речевого произведения языковой системе, общение и механизмы речи.
Речевым произведением называется некоторым (в принципе — произвольным) образом ограниченный и зафиксированный материал, являющийся продуктом речевой деятельности определенного индивида.
Понятие речевой деятельности заимствуется из психологии, и в этой науке речевую деятельность обычно определяют «как деятельность, опосредствованную системой языковых знаков» или как «человеческую деятельность, оформленную в речевых единицах, т. е. фразах».
Сам термин «деятельность» в данном применении, между прочим, нельзя признать удачным, так как он приводит к отождествлению любой: человеческой деятельности с порождением речи человеком, Между двумя явлениями имеется определенное сходство (например, предпосылками любой деятельности и порождения речи в традиционных терминах считаются знания, умения и навыки), однако они отличаются друг от друга существенном характеристикой, по которой речь сопровождает любую деятельность человека, зачастую являясь средством приобретения умений и знаний. Кроме того, речевая деятельность, можно сказать, никогда не
бывает самоцелью.
Указанная двузначность термина была замечена, и ее пытались устранить указанием на то. что речевая деятельность «является в известном смысле как бы «наддеятельностью» (термин А. Н. Леонтьева), так как она является необходимым условием всякой теоретической, умственной деятельности».
Понятие языковой системы является производным
от понятия языка.
Язык в лингвистическом понимании трактуется как «основное и важное средство общения». Назовем всех участников акта общения языковой общностью. Сказанное означает, что язык в первую очередь — явление социальное.
Рассмотрим случай передачи информации между двумя говорящими А и Б. У каждого из них есть механизмы для производства речевых произведений и для их восприятия. Информация, имеющаяся у А, через посредство речевого произведения, порождаемого А, воспринимается Б. Если рассмотреть случай, когда соответствующей информации у Б не было, то можно считать, что информация, имеющаяся у А до ее передачи, индивидуальна.
Однако, для передачи информации используется средство, общее и для А и для Б. Поэтому язык, следуя предложенному выше определению, исчерпывается двумя своими аспектами: это средство, общее для всей языковой общности. Поэтому исследование языка может проводиться в двух направлениях: можно изучать средство общения, что составляет преимущественно лингвистическую проблематику, и можно изучать соотнесенность этого средства со всеми или (если выяснится) некоторыми участниками общения, что составляет преимущественно социологическую проблематику. Проблематика второго рода рассматривается во второй главе, а на первом вопросе полезно задержать внимание здесь. Для извлечения того средства, которое обеспечивает общение, поступают (по причине отсутствия иной возможности) следующим образом. Сначала имеет место этап записи достаточного количества речевых произведении. Это означает следующее. Если речь идет о живом языке, то лингвист практически не может записать все речевые произведения, поэтому записывается их репрезентативная (в установленных пределах) выборка.
Второй этап лингвистической работы — анализ речевых произведений, попавших в выборку. На процедуре анализа, выработанной в лингвистике, останавливаться нет необходимости, однако отметим, что анализ приводит к установлению языковых единиц, зависящих от уровня анализа.
При дальнейшем изучении единиц каждого уровня устанавливается, что некоторые единицы связаны между собой системными отношениями (фонемы, морфемы, синтаксемы), а некоторые между собой системы не образуют (лексемосочетания, лексемосочетательные группы и предложении). Лексемы обладают характеристиками, нуждающимися в дальнейшем разъяснении. С одной стороны, применительно к лексемам можно говорить о системных отношениях, а с другой стороны, — нет. Подробнее проблема системности, являющаяся для теории языковых контактов весьма важной, рассматривается в § 1 главы 11.
И системные и несистемные языковые единицы, устанавливаемые в ходе лингвистического анализа, могут быть перечислены в списках, и такие списки действительно составляются. Однако, если системные единицы перечисляются в списке полностью, несистемные единицы полностью перечислены быть не могут.
К простому перечислению единиц прибавляются сведения относительно правил распределения или сочетаемости каждой единицы с другими единицами как в системе сопоставимых единиц (парадигматика) так и в тексте (синтагматика).
Список и упомянутые сведения называются описанием языковых единиц уровня.
Описания единиц по уровням и называются в лингвистике (не в психологии, социологии, этнографии или какой-либо иной науке!) — языком. Данное определение представляет собой следствие предварительного определения, приведенного ранее.
Практически проблема принадлежности единицы текста языку решается на основе рассмотрения только системных единиц, так как списки несистемных единиц никогда не бывают полными. Назовем совокупность всех системных единиц, т. е. фактически описание всех указанных единиц, краткости ради языковой системой. Разумеется, определение принадлежности единицы текста языку на основе только языковой системы не является вполне адекватным, и об этом говорится во второй главе.
Обратим внимание на то, что в лингвистике под языком как средством понимается только и исключительно полученное в результате анализа описание языковых единиц к отношений между ними — синтагматических и парадигматических. Единицы, содержащиеся в описании, существуют только в достоверном количестве речевых произведений, а вопрос, в какой форме они существуют в самом механизме порождения речевых произведений, лингвистами не ставится. Тем не менее ясно, что описание стоит в определенном отношении только к текстам, бывшим в анализе; оно ни в коем случае не есть психический механизм порождения речи.
Более того, описание не является ни функциональной, ни структурной моделью этого механизма. Косвенным доказательством этого служат некоторые лингвистические теории порождающих грамматик, стремящиеся стать к психическому механизму в отношении функционального подобия. Для этого авторам теорий приходится вводить понятия преобразования или развертывания, отсутствующие в иных лингвистических работах. Языковая система и словарь в описании статичны.
Лингвистическая наука впринципе может не ограничиваться аналитическим способом описания языка, изложенным выше. Названному способу противопоставляется способ синтетический, состоящий в том, что «мы исходим из некоторого набора синтагматических и парадигматических отношении, которые интерпретируются, как правила порождения всей совокупности текстов данного языка». Такое описание характерно, в частности, для создания искусственных (международных) и логических (научных) языков. Если говорить о языке естественном, то синтетический способ описания языка возможен только в том случае, когда завершен этап анализа. Заметим также, что полного и непротиворечивого описания естественного языка, основанного на синтетическом принципе, пока не получено. Поэтому в лингвистической литературе термины «язык», «языковая система», «уровень» и другие, обозначающие языковые единицы, фактически относятся к аналитическому описанию языка.
Таково понятие языковой системы.
Следующим исходным понятием, нужным для определения билингвизма, является понятие принадлежности речевого произведения определенной языковой системе.
После того как в результате анализа лингвист получил описание, называемое языком, может иметь место следующий этап лингвистической работы, на котором внимание исследователя вновь обращается к речевым произведениям и к языковым единицам в их составе. На указанном этапе работы речевые произведения анализируются, исходя из описания языка. Если речевые произведения соответствуют описанию, т. е. если в их составе обнаруживаются единицы, зафиксированные в составленном ранее описании, то чисто условно можно сказать, что в них используется данный язык. Это выражение представляет собой метафору, и поэтому когда говорится, что при порождении речевых произведений используется определенный язык, то это означает, что в производимых текстах обнаруживаются характеристики, содержащиеся в соответствующем описании. Иного значения приведенному выражению приписывать нельзя.
Сказанным выше мы обозначили проблему принадлежности речевого произведения определенному языку.
Между прочим, обязательная принадлежность речи определенному языку связана с социальным характером языка как явления. «Говорить, — по мысли Э. Косериу, — это всегда означает говорить на каком-то определенном языке именно потому, что это означает говорить (а не просто «выражать вовне»), потому что это значит «говорить» и «понимать», выражать так, чтобы другой понял, т. е. потому, что сущность языка проявляется в диалоге».
Проблема принадлежности речевого произведения определенному языку очень сложна, и на ней предполагается остановиться более подробно, но в другом месте (глава II). Для того чтобы мы могли использовать названное понятие в качестве исходного, требуется принять допущение, что мы всегда можем, прибегая к диагностирующей процедуре, отнести речевое произведение к одному, двум или более языкам. Согласно этому допущению мы, например, указываем. что речевое произведение принадлежит тому или другому языку. Оно может принадлежать двум языкам одновременно. Однако в согласии с допущением не бывает сомнительных случаев.
Следующее исходное понятие — общение.
Выше мы сказали, что язык — это средство общения. В этой связи было выделено, что это средство должно быть общим для всех членов языковой общности. Указанную мысль можно уточнить.
Для этого следует разделить термины «общение» и «взаимопонимание». Используя один и тот же язык, говорящие не всегда достигают взаимопонимания, но общение всегда возможно. В качестве иллюстрации приведем речевое произведение, записанное Р. Якобсоном.
«— The sophomore was plucked.
—But what is plucked?
—Plucked means the same as flunked.
—And flunked?
—To be flunked is to fail in an exam.
—And what is sophomore?
—A sophomore is second-year-student».
Говорящие обменялись шестью фразами, прежде чем взаимопонимание имело место. Однако общение продолжалось в ходе всего диалога.
Поэтому языковой общностью следует называть коллектив говорящих, способный к общению, т. е. в конечном итоге к взаимопониманию в принципе. В некоторых случаях коммуникативная функция, свойственная языку как явлению, бывает нарушена, но члены одной языковой общности способны с помощью некоторой процедуры понять друг друга. Указанный механизм восстановления взаимопонимания между говорящими Р. Якобсоном назван метаязыковой функцией языка.
Отсюда следует правило: лица, способные к общению с использованием определенного языка, способны также и к взаимопониманию.
Наконец, последним исходным понятием является понятие речевого механизма.
Речевой механизм представляет собой один из механизмов мозга, и изучаться он может анатомически, физиологически и психологически. Возможны также комплексные рассмотрения — анатомофизиологическое и психофизиологическое. В рамках анатомии и физиологии имеют место также исследовательские приемы, привязанные к определенному уровню наблюдения. Изучение, излагаемое ниже, принадлежит исключительно психологии, и физиологические данные приводятся только тогда, когда они совершенно необходимы. Кроме того, физиологический материал не принадлежит автору работы и представляет собой пересказ мнений, имеющихся в литературе. Не предпринимается никаких попыток новой интерпретации упомянутого материала.
Наука психология, как известно, от большинства наук отличается той чертой, что изучаемые ею явления недоступны для непосредственного наблюдения. Поэтому для получения психологических сведений психику человека приходятся изучать с помощью косвенных показателей, обладающих тем достоинством, что они наблюдаемы. Психолог не может наблюдать, например, механизмы эмоций, волн, памяти и т. п., однако на основе внешних проявлений названных психологических процессов ученый способен определенные характеристики приписывать и самим скрытым механизмам. Нетрудно заметить: такая процедура исследования предполагает, что за этапом наблюдения непременно следует этап интерпретации.
Интерпретации должны характеризоваться с привлечением понятия вероятности. Любая интерпретация в принципе может оказаться неверной.
Интерпретации делятся на структурные и функциональные (разделение проводится условно).
Интерпретации делятся далее на частные, относящиеся к определенной одной-единственной характеристике ненаблюдаемого явления, и на глобальные, объясняющие все явление в целом. Последний тип интерпретации нередко называется также моделью этого явления. В согласии с описанной выше классификацией модели разделяются на структурные и функциональные. Последний тип модели не воспроизводит структуры явления, но стремится встать к нему в отношении функционального подобия. Например, функциональной моделью порождения речи человеком являются упоминавшиеся ранее теории порождающих грамматик. О моделях как средстве познания подробнее см. в специальной литературе.
В предлагаемых далее суждениях по поводу билингвизма и речевого механизма содержатся как частные, так и глобальные интерпретации. И отдельные характеристики и модели, способные обсуждаться с привлечением понятия вероятности, — функциональны.
Косвенные показатели, лежащие в основе интерпретаций, разнообразны. Во-первых, используются показания информантов. Если суждения достоверного количества информантов обнаруживают достаточное единообразие, то они перестают быть субъективными и становятся столь же объективными данными, как, например, сведения, получаемые с помощью измерительных приборов. Во-вторых, используется методика эксперимента. В-третьих, для наблюдений привлекаются патологические случаи, и мы стремимся обосновать применимость наблюдений над патологией речи для познания нормального, естественного процесса (pathologia illustrat physioiogiam). Наконец, в-четвертых, в основе интерпретаций лежат данные лингвистического анализа речевых произведений. Данным, названным в последнюю очередь, уделяется особенное внимание.
Речевой механизм может рассматриваться в двух аспектах — статичном (как предпосылки речи) и динамическом (как сам процесс говорения). Динамический аспект обсуждается в другом месте, а на статичном требуется остановиться.
Предпосылки речи относятся как к интеллектуальной (или содержательной) стороне речи, так и к выразительной. Психические механизмы первого рода здесь не рассматриваются, так что предпосылки речи изучаются нами не полностью. Отделить первые механизмы от вторых — строго говоря, произвести известное насилие над объектом, однако схематизация и связанное с ней упрощение неизбежны в любом описании. Сказанное особенно относится к описанию, остающемуся на уровне функциональных моделей.
Предпосылки речи, относящиеся к ее выразительной стороне, в традиционных терминах описываются как знания, умения и навыки. Классификация названных механизмов проводится на основе степени автоматизированности механизма и степени участия сознания во время его актуализации.
К навыкам относят предпосылки действий, совершаемых автоматически, без непосредственного контроля со стороны лица, производящего действие. В речи к навыкам, например, относят артикуляцию (произношение), интонирование, выбор правильного грамматического оформления фразы и т. п. Навык не может быть только физиологическим явлением, как иногда думают, поэтому о навыках следует говорить лишь применительно к человеку (3. Н. Ходжава).
Кстати, в определении навыка, предлагаемом тем же 3. Н. Ходжава, — «навыком считается автоматизированное в результате упражнения действие субъекта, представляющее собой систему выработанных в коре мозга условных связей» — содержится неточность. Навык — это не действие, а предпосылка действия. Поэтому применительно к действию можно только говорить, что оно осуществляется на основании актуализации навыка.
Умения позволяют человеку соотнести навыки с требованиями ситуации, если надо, модифицировать навык или даже запретить его, соединить навыки между собой и построить последовательное действие. Хотя умения и предполагают учет ситуации, они актуализируются как под контролем сознания, так и без такого контроля. Например, можно вести машину по незнакомой местности, т. е. строить последовательное действие, совершаемое впервые, и в это время производить подсчеты или сочинять стихи. Однако в ряде случаев во время актуализации навыков имеет место сознательный контроль. Данное положение особенно подчеркивает Б. В. Беляев: «Умением называется действие, которое совершается человеком впервые и с пониманием».
В речи к умениям относят сам процесс осмысленного говорения, а именно — выбор формы выражения. Благодаря языковым умениям говорящий правильно выбирает стиль речи, меняющийся, как известно, в зависимости от речевой ситуации.
Иногда умения, актуализирующиеся под контролем сознания и приводящие, например, к речевым произведениям, запрещаемым соответствующими речевыми навыками, называют «умениями второго порядка» и противопоставляют умениям, при актуализации которых контроль сознания места не имеет.
К знаниям относят сознательно усвоенный опыт человека. Если говорить о речевых знаниях, то отличие знаний от умений в том, что для совершения действия на основе знания требуется некоторое размышление и усилие. Кроме того, знания не всегда актуализируются в процессе речи, особенно если человек устал или недостаточно внимателен. Например, говорящий может знать, что определенная языковая форма (предположим, диалектизм) неправильна, но тем не менее при невнимательном отношении не избегает ошибки.
Ведущими компонентами предпосылок речи в плане выражения являются умения, и в дальнейшем краткости ради предполагается использовать термин «речевые умения», включающий в себя (по настоящему определению) все три перечисленных ранее психических механизма.
Таковы исходные понятия, на основе которых термин «билингвизм» может получить свое определение.
Определение билингвизма
Для облегчения определения интересующего нас понятия ограничимся рассмотрением того случая, когда для внутрисемейного общения используется только одна языковая система. Назовем эту систему первичной.
Если первичная языковая система определенным членом семьи используется и во всех прочих ситуациях общения и если им никогда не используется иная языковая система, то такой человек может быть назван монолингвом (буквально: одноязычным).
Предположим, что в определенных ситуациях общения употребляется и иная языковая система (вторичная). В этом случае носитель двух систем общения (т. е. человек, способный употреблять для общения две языковые системы) называется билингвом (буквально: двуязычным).
Относящиеся к первому и второму случаю умения, т. е. умения, присущие соответственно монолингву и билингву, называются МОНОЛИНГВИ3МОМ И БИЛИНГВИ3МОМ.
В настоящем определении, как легко заметить, употреблены только обсужденные ранее исходные понятия, поэтому за сформулированными выше суждениями стоит больше, чем формулируется. Одно понятие, однако, не было рассмотрено ранее — понятие семьи. В настоящей работе данное понятие не вводится в сферу науки и остается бытовым. Именно поэтому не было необходимости останавливаться на нем, перед тем как дать определение.
Сам термин «билингвизм» заимствован из французского языка (bilinguisme), В 40-х годах в русской науке использовался термин, восходящий к английскому языку, — «билннгвализм» (bilingualism), однако он не смог закрепиться.
Научная литература, относящаяся к понятию билингвизма (и вообще к понятию полилннгзизма, т. е. многоязычия), рассмотрена в работе В. Вильдомца. Здесь же приведена полная библиография, доведенная до 1962 г. Библиографические сведения по билингвизму (с методическим уклоном) содержатся в материалах семинара в Абериствите. Кроме того, билингвизму уделяется внимание в известной психолингвистической хрестоматии С. Сапорты, в которой приведена подборка наиболее важных исследований. Впрочем, следует заметить, эта подборка достаточно произвольна. Билингвизм рассматривается также в обзоре психолингвистической литературы, составленном А. Дибольдом.
В настоящей работе не рассматриваются проблемы полилингвизма, т. е. речевых умений говорящего, позволяющих ему использовать в общении несколько языковых систем. Данный комплекс вопросов разработан только в самом начальном плане.
Предложенное выше определение билингвизма не является оригинальным. Оно повторяется в ряде работ. Например. У. Вайнрайх считает, что «практика попеременного использования двух языков называется билингвизмом, а соответствующее лицо билингвом». Данное определение получило распространение. Например, X. Мануэль и В. Ю. Розенцвейг принимают его без изменений, а и С. Эрвин и Ч. Осгуд дают небольшую модификацию.
Определение, предложенное нами, по сравнению с имеющимися в литературе, является более строгим. Кроме того, оно не является абсолютным и окончательным. Сказанное следует из того, что многие проблемы, связанные с исходным» понятиями, ожидают своего решения. После того как они будут выяснены, с необходимостью модифицируется и предложенное определение. В том виде, в каком оно изложено здесь, оно отражает только и исключительно состояние исследовании, современное автору.
Последнее замечание. Понятие билингвизма, как оно трактуется нами, предполагает обязательное использование именно двух систем выражения. Поэтому к билингвизму не относится ситуация общения, в которой участвуют говорящие на двух близких диалектах, если системы диалектов допускают общение без модификации своей языковой системы каждым из говорящих или одним из них. Однако можно говорить о билингвизме, если определенная территориальная языковая общность использует в двух различных ситуациях общения локальный диалект и национальный язык, как это имеет моего, например, в Германии. В последнем случае говорящие или модифицируют систему локального диалекта или совершенно отказываются от нее.