Недостаточная ролевая дистанция

Существуют люди, которые умело исполняют много­численные роли, но сами не чувствуют дистанции между собой и ролями, то есть превращаются в homo sociologicus или — выражаясь в терминах аналитической психологии — идентифицируются со своей Персоной. Нередко они ведут себя стереотипно или же из-за силь­ной своей идентификации с дивергирующими ролями — поскольку дистанцирующая и интегрирующая личность недостаточно сформирована — у них возникают ролевые конфликты и осложнения с окружением. Прямым след­ствием этого может быть сначала усиление, а затем сни­жение их акционального голода.

В таких случаях психодрама вводится для раскры­тия личности (120). В психодраме протагонисту помо­гают конкретно трансцен-дировать социальный (возмож­но, также психический) ролевой уровень и обрести внутреннюю дистанцию в отношении своего ролевого конфликта. Если это удается, то впредь он уже не бу­дет разрываться между противоречивыми ролями одно­го и того же или разных ролевых уровней, а благодаря внутренней дистанции сумеет креативным образом ин­тегрировать роли в свою личность в качестве частных подсистем.

Пример:Молодой человек настолько идентифициро­вался с ролью врача, что постоянно нагружает себя в больнице все новыми обязанностями. В конце психодраматического изображения одной из таких сцен им овладевает огромная тоска по дому и своей семье. Он стремглав бежит с работы домой. В сле­дующей сцене становится ясно, какое большое на­слаждение он получает от своей роли молодого отца семейства. Вскоре, однако, мысль о несрочной, но незавершенной работе гонит его поздно вечером на­зад в больницу. В роли знающего свое дело врача он задерживается на работе с медсестрами. Совер­шенно неожиданно он снова начинает тосковать по дому. Положив руку на живот в области желудка (он язвенник), усталый и подавленный, он бредет домой. Все эпизоды, в которых протагонист, вер­ный долгу, исполняет свою профессиональную роль, изображаются по правую сторону сцены, эпи­зоды приятного времяпрепровождения разыгрыва­ются по левую сторону сцены. При исполнении од­ного из видов ролей протагонист на какое-то время как бы растворяется в ней, пока наконец другая роль, бывшая до сих пор в латентном состоянии, не начинает его беспокоить и понуждать к актуализа­ции. Когда он актуализирует эту роль, то тот же са­мый механизм начинает действовать в обратном на­правлении. При чередовании психодраматических сцен изображение ролевого конфликта — на психо­аналитическом языке можно было бы говорить так­же об интрапсихическом конфликте между долгом и удовольствием, между «Сверх-Я» и «Оно» — го­нит его от одной стороны сцены к другой. При этом протагонист не производит впечатления человека со слабым «Я». Напротив, в каждой из альтернативных ролей он скорее предстает человеком с силь­ным «Я», который, однако, явно идентифицируясь с теми или иными своими ролями, страдает от роле­вого конфликта. Поэтому ведущий психодрамы просит другого участника группы повторить в роли протагониста уже изображенные ситуации с теми же самыми партнерами, тогда как протагонист, кон­кретно трансцендируя уровень своего ролевого кон­фликта, взбирается на стул (эту технику называют техникой высокого стула). Отсюда свысока он со­зерцает свой интрапсихический конфликт, проявля­ющийся в виде ролевого конфликта, или ролевой конфликт, превратившийся в конфликт интрапси­хический. Интересно понаблюдать, как протаго­нист, следя за событиями на сцене, все ниже накло­няется вперед и уже готов соскочить вниз в свою изображаемую на сцене роль, если бы не дубль, ко­торый в последний момент возникает позади него и произносит: «Действительно, тот внизу ведет себя так, как обычно веду себя я. Но отсюда сверху я сам могу наблюдать и видеть, как гоняю себя туда-сюда. Работа меня бы совершенно не поглотила, не навьючивай я на себя все новые и новые обязанно­сти. Но если это так, то чего я мчусь домой как уго­релый?» Следующую домашнюю сцену комменти­рует уже сам протагонист: «Да, здесь я счастлив, но вместо того, чтобы отложить на завтра не очень-то важную работу, я снова бегу в больницу. Как я комичен! Отсюда сверху я должен над этим посме­яться (смеется). Я знаю, что обе сферы — часть моей жизни и имеют свое право на существование. В отличие от моего переживания в реальности и во время предыдущего изображения мною сцен я, как зритель, чувствую себя здесь наверху хорошо и сво­бодно».

Комментарий: Протагонист не только пережил конф­ликт в психодраме «во Второй Раз», а затем увидел его словно в отражении, но и благодаря конкретному экзи­стенциальному переживанию трансценденции, поднятия на стул, обрел новое отношение к себе и своему окруже­нию и познакомился с собой как с личностью, стоящей над своими ролями — над homo sociologicus. Благодаря новому отношению к самому себе тут же становится ме­нее выраженным и обусловленное ролевым конфликтом нарушение влечений, которое при продолжении терапии устраняется полностью. В данном примере описанная психодрамотерапевтическая процедура вместе с обратной связью потребовала одного занятия продолжительностью примерно два с четвертью часа.

В соответствующих случаях следует предостеречь как психодрамотерапевта, так и группу от стремления повлиять на установку протагониста, его решения или его поведение своими советами и навязыванием личных ценностных представлений. Рано или поздно подобное влияние он будет воспринимать как проявление собст­венной слабости или как насилие над собой со стороны других. Как правило, оно вызывает неуважение к себе, а также агрессию, направленную против советчиков.

Если в результате однократного интенсивного пси­ходраматического занятия или в процессе долговремен­ной психодрамотерапии клиента у него произошло рас­ширенное осмысление сущности конфликта, появилось новое отношение к собственной персоне и усилился акциональный голод, то психодрамотерапия на этом еще не заканчивается. Хотя для клиента и достигнуто этим нечто важное, однако в его взаимодействии с миром еще не введен в действие circulus beatus. Теперь важно раскрыть и креативно осмыслить только что возникшие перспективы. Благодаря изменению установки клиента его прежние отношения с миром уже не просто оказы­вают на него только давление, а требуют от него кре­ативности, необходимой для их преобразования и трансформации.

Поэтому для протагониста из предыдущего примера инсценируются вымышленные сцены в больнице с медсе­страми и коллегами, а также в собственном доме с же­ной, друзьями и детьми. Такие ситуации дают ему воз­можность — как результат его предыдущих психодраматических переживаний — реагировать по-новому. Благо­даря чувствам, пережитым им в ролях реальных партне­ров, а также благодаря ролевой обратной связи партне­ров из группы он приходит к пониманию креативного потенциала своего нового поведения.

Также и в связи с психодраматической репетицией будущего следует предостеречь от желания повлиять на протагониста интерпретациями, общепринятыми цен­ностными суждениями и т.п., способными поставить под сомнение успех терапии. Невозможно себе предста­вить, сколь тяжело, особенно интеллектуалам, отказать­ся в ходе постпсиходраматической обратной связи от шаблонных мнений или идей, в которых они зачастую бессознательно-авторитарным образом стараются убе­дить протагониста, вместо того чтобы просто высказать ему свои пережитые во время психодрамы мысли и чув­ства и предоставить ему «и после игры» достаточно простора и свободы для независимой переработки своих переживаний и самостоятельного решения. Усиленные из-за давления группы ценностные суждения и идеи блокируют спонтанность и креативность протагониста. И наоборот, истинная обратная связь способствует рас­крытию его личности.

Невроз креативности

Невроз креативности может возникнуть в том слу­чае, если, например, при достаточно уже развитом ро­левом репертуаре и имеющихся в наличии реальных возможностях ролевая дистанция становится настолько большой, что жизненно важные роли уже не могут ис­полняться спонтанно. При любом из таких неврозов расщепление между переживанием реальности и пред­ставлением, возникающее с появлением второй психи­ческой вселенной, может углубиться в дальнейшей жиз­ни непомерным образом. Эта проблема выражена в сно­видении профессионального теннисиста, который хочет сыграть матч, но не знает, с чего начать. Поскольку этот сон приснился ему после многолетнего психоана­литического лечения, он служит показанием к тому, чтобы дополнить данный метод, ориентированный глав­ным образом на рефлексию, акциональным методом. Рассматривая торможения спонтанности и неврозы кре­ативности, Морено пишет: «Именно спонтанность по­рождает спонтанность, а не рефлексию по ее поводу. Именно спонтанность порождает порядок, а не законы, которые сами являются артефактом спонтанного поряд­ка. Именно она, спонтанность, усиливает креативность» (96). Тренинг спонтанности наряду с уже описанными тестом спонтанности, ситуационными играми и пробами на реальность являются психодраматическими средства­ми терапии неврозов креативности.

Паралич влечений

Основным симптомом многих психических наруше­ний является паралич влечений. Он препятствует здо­ровой актуализации ролей и тем самым развитию само­го человека. В результате существенно нарушается вза­имодействие человека с миром и как следствие его бы­тие в мире как таковое. Первый психодраматический шаг к преодолению паралича влечений и к оживлению акционального голода состоит в активном сценическом изображении самим пациентом своего в той или иной мере пассивного поведения. За этим следует выяснение причины паралича с помощью раскрывающей психо-драмотерапии; последняя дополняется тренинговыми методами, такими, как тренинг спонтанности, ролевой тренинг и тренинг креативности, которые должны быть приведены в полное соответствие с потребностями дан­ного пациента.

Пример: Двадцативосьмилетняя женщина с детства страдает расстройством влечений, проявляющимся временами в виде полного их паралича. В таких случаях пациентка ложится в кровать и подолгу не встает с нее.

Во время психодраматической проработки суп­ружеского конфликта другой участницы из амбула­торной психодраматической группы она идентифи­цируется с нею. Тем не менее лишь в начале оче­редного занятия психодраматической группы она сообщает, насколько сильно взволновала ее эта сце­на и поставила перед лицом ее собственной супру­жеской проблемы. Потому ей бы хотелось сыграть сегодня самой.

В фазе разогрева она сообщает, что вот уже без малого год, как она развелась с мужем после почти десятилетнего бездетного брака.

Фаза игры ее психодрамы начинается с изобра­жения последнего перед разводом протагонистки супружеского кризиса. Из-за обострения депрессии после переезда ее психоаналитика в другой город клиентка находилась на стационарном лечении в психиатрической клинике. В это время установи­лись тесные контакты между ее подругой и мужем. Вопреки ожиданиям психодрамотерапевта протагонистка не придает этим отношениям существенного значения. Подруга всегда была благожелательна по отношению к ней, а из-за болезни пациентки и по­стоянного нахождения в клинике ее муж в конце концов оказался одинок и душевно подавлен. В разыгранных сценах она изображает короткую встречу с подругой и мужем во время своего приез­да из клиники на Рождество. В ходе трехсторонней беседы она саботирует каждое разумное предложе­ние относительно проведения праздников. В конеч­ном счете она добровольно отправляется обратно в клинику и велит мужу в подарок на Рождество при­слать ей домой венок на могилу.

В следующей психодраматической сцене воспро­изводятся типичные ситуации из семилетнего пси­хоаналитического лечения пациентки. Долгое время психоаналитические сеансы характеризовались упорным молчанием. На поездки в отпуск психо­аналитика пациентка регулярно реагировала обост­рением депрессии и все время проводила в постели. Также и в других случаях она неделями не вставала с постели, вынуждая ухаживать за собой своего за­ботливого мужа. Возвращение аналитика каждый раз на какое-то время несколько стимулировало ее. В монологе протагонистка выражает своего рода благодарность депрессии, в острых фазах которой она по крайней мере была способна воспринимать свое «Я».

В последней сцене психодраматического занятия протагонистка изображает себя в маленьком доми­ке, расположенном рядом с воспитательной колонией для наркоманов, где она в одиночестве живет после развода с мужем. Там к ней иногда приходят подростки, которые уважают ее за чуткость. В изо­браженной в психодраме сцене она радуется пред­стоящему визиту своего по-прежнему заботящегося о ней бывшего мужа. Точно так же, как в реально­сти, ее встреча с ним уже в первые полчаса стано­вится настолько невыносимой, что в этот же день он от нее уезжает.

На следующем психодраматическом занятии клиентка необычайно активна и сообщает, что по­сле своей психодрамы испытала облегчение.

На этот раз психодрамотерапевт ухватывается за прозвучавший на предыдущем занятии в монологе протагонистки намек на ее весьма позитивное в на­стоящее время отношение к матери и сестре с тем, чтобы после психодраматического исследования этих позитивных контактов средствами психодрамы усилить их по возможности еще больше.

В качестве первой идеи пациентка воспроизво­дит сцену из детства. В четырехлетнем возрасте она была отправлена в детскую больницу лечиться от энуреза. В психодраме она изображает, как после лечения едет в своем самом красивом платьице до­мой, а на вокзале ее встречают мама и бабушка. В роли ребенка она отвергает свою беременную в то время мать и к тому же боится возвращаться в асо­циальную атмосферу своей семьи. Она испытывала огромный страх перед постоянно пьяным отцом. В следующей сцене она предстает ребенком того же возраста, беседующим на улице с другой маленькой девочкой. Сцена кажется бесплодной и прерывается психодрамотерапевтом как раз в тот момент, когда протагонистка отвергает предложение девочки по­играть следующими словами: «Я с тобой не вожусь, потому что ты бедная». Ошарашенный психодрамо­терапевт молниеносно оказывается позади протаго­нистки и дублирует:

\ТД — терапевт в роли дубля, П — протагонистка — Прим. Авт.\

ТД: «А я...»

П: «Из одного из тех красивых домов, что на другой стороне улицы».

Поскольку это не согласуется с изображенной ранее сценой, дубль продолжает:

ТД: «Иногда я навещаю там...»

П: «Нет, я там живу».

ТД: «То есть...»

П: «Я сижу одетая в шелка и бархат в роскош­ной комнате».

ТД: «И...»

П: «Выглядываю из окна».

ТД: «Обычно...»

П: «Я тоже гляжу в окно, а люди смотрят на ме­ня».

ТД: «Но иногда я выхожу на улицу...»

П: «Нет, я никогда не выхожу из дома».

ТД: «Только иногда...»

П: «Я позволяю, чтобы меня вынесли на ру­ках».

ТД: «...»

П: «Друг моего брата».

Монолог прерывается. Протагонистка выбирает среди участников группы исполнителя роли друга своего брата. Неожиданно она высказывает мысль, что и брат тоже должен стоять во время сцены на заднем плане и смотреть, как друг пронесет ее на руках мимо него. Сцена разыгрывается.

Словно сказочный принц, «избранный» участ­ник группы выносит протагонистку из ее парадной комнаты на улицу. Следуя выраженным ею в пси­ходраматическом монологе с дублем фантазиям, он уносит ее все дальше за пределы страны в далекую снежную пустыню и по ее желанию оставляет одну в иглу.

Продолжить теперь уже несомненно кататимную психодраму можно только через монолог. Поэтому психодрамотерапевт становится позади протагонистки и дублирует:

ТД: «Здесь холодно».

П: «Я не мерзну».

ТД: «Но я совсем одна...»

П: «Нет, иногда снаружи проходят мимо дети и восхищаются снежной принцессой».

ТД: «А если вдруг они не придут?»

П: «Тогда я буду сидеть одиноко в своем иглу».

ТД: «Поэтому я лучше вернусь обратно в город, пока я еще не проголодалась...»

П: «Нет, я лучше останусь голодной!»

Это восклицание протагонистки приводит тера­певта в ужас. Он размышляет, как же подступиться к этому неподдающемуся адинамичному поведению пациентки, и, не прерывая эмоционально насыщен­ную сцену, подзывает коллегу, усаживает его спра­ва перед протагонисткой, сам садится слева перед нею и в роли левой ноги протагонистки говорит:

\ТЛН — терапевт в роли левой ноги, ПаПН — партнер в роли правой ноги, ТП — терапевт в роли протагонистки, ПЛН — протагонистка в роли левой ноги. — Прим. авт.\

ТЛН; «Мы твои ноги, мы хотим ходить и бе­гать, ведь мы не созданы для бездействия, Исполь­зуй нас!»

П: «Нет. вы мне не нужны!»

ТЛН: «Почему же?»

П (обращаясь к левой ноге): «Потому что ты ма­ленькая и вся скукоженная».

ПаПН: «А я?»

П: «Ты хоть и здорова, но тоже мне не нужна!»

Психодрамотерапевт меняется теперь ролями с протагонисткой, протагонистка изображает свою ле­вую ногу.

ТП: «Ты хоть и здорова, но мне ты тоже не нуж­на! Я вас не буду использовать!»

На это протагонистка в роли своей левой ноги отвечает:

ПЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже поч­ти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использо­вать!»

В этот чрезвычайно напряженный момент пси­ходрамотерапевт снова меняется ролями с протаго­нисткой и в роли левой ноги повторяет:

ТЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже поч­ти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использо­вать... — И добавляет: Так будешь ты нас исполь­зовать или нет?»

Тут протагонистка вскакивает и говорит:

П: «Я буду вас использовать!»

В тот же момент «ноги» берут протагонистку под руки и пускаются с нею вскачь по сцене. Про­тагонистка смеется все громче. Внезапно «левая но­га» и протагонистка своей левой ногой начинают ритмично топать, кричать: «Левая нога, левая но­га» — и вместе с «правой ногой» еще какое-то вре­мя продолжают носиться по кругу.

В последующей фазе обсуждения исполнителям ролей брата и его друга приходит мысль, что в своей первой игре протагонистка выбрала одного и того же участника группы для изображения своего психоаналитика и мужа. Другие параллели между обеими играми все участники группы усматривают в упорном нежелании протагонистки использовать свои ноги и ее пассивности в период брака и во вре­мя психоанализа. По поводу своей роли принцессы протагонистка в ходе ролевой обратной связи гово­рит, что ощущала себя в игре как в детстве. Хотя внешне она росла в асоциальных условиях, внут­ренне она долгое время воспринимала себя прин­цессой в сказочном замке. От этого затянувшегося сна наяву она избавилась только в пубертате, но сразу же после этого у нее появились психотиче­ские симптомы, и она впервые попала в клинику.

На следующем групповом занятии клиентка со­общает, что вторая психодрама повергла ее в пе­чаль. После нее она почувствовала, что только те­перь безвозвратно утратила исчезнувшую было еще в пубертате фантазию о принцессе.

По поводу катамнеза следует сказать, что кли­ентка сблизилась с другим участником группы; по профессии социологом и социальным работником, и спустя несколько месяцев после психодраматиче­ских занятий отправилась вместе с ним за границу, чтобы получить дополнительное образование.

Комментарий: Изображенное в первой психодраме реальное пассивное состояние после второй психодрамы клиентки производит впечатление конкретного воплоще­ния ее детской фантазии о сказочной принцессе, возник­шей как компенсация неблагоприятных для нее внешних условий (ВУ) и межчеловеческих отношений (МО). Вто­рую игру — «истинный Второй Раз» ее мира сказок — протагонистка не без горечи восприняла как окончатель­ное освобождение от этих фантазий.

Тем не менее спустя несколько недель после этих игр ее акциональный голод был уже достаточно велик для поездки за границу и дальнейшего обучения.

Следует предостеречь не очень опытного психодрамотерапевта от участия в подобных ситуациях, посколь­ку—в отличие от переходящего дублирования, — вхо­дя в ту или иную роль, он легко может упустить из рук нити управления психодрамой.

На этом мы хотам завершить рассмотрение нами тео­ретических основ, возможностей и точек приложения психодрамотерапии на практике, представляя себе при этом, что в приведенных примерах выражается важный принцип психодраматической терапии, который был сформулирован Морено в его появившейся полвека на­зад книге «Театр импровизации» следующим образом:

«Жизнь — это вдох, импровизация — выдох души. Вдох приводит к появлению ядов (конфликтов), благо­даря импровизации они снова выходят наружу. Импро­визация позволяет бессознательному (не поврежденно­му сознанием) свободно расширяться. Это освобожде­ние происходит не в результате постороннего вмеша­тельства, а автономно. В этом состоит смысл психо­драмы как целебной игры. Место глубинного анализа за­нимает глубинная продукция с намерением сделать бо­лезнь осязаемой... Больной сам изживает свою болезнь. Повторение в иллюзии делает его свободным» (83).

Приложение 1

Наши рекомендации