Лингвистическая относительность 2 страница

33 См. Bornstein, Kessen & Weiskopf, 1976.

волны, всегда была одинакова. Однако с некоторыми из изменений новый стимул оставался в пределах все той же цветовой категории, что и первоначальный стимул (например, оба были бы классифицированы как красный цвет взрослым наблюдателем), тогда как при других изменениях новые стимулы классифицировались бы в другой цветовой категории (например, сдвиг от красного цвета к желтому). Было обнаружено, что младенцы действительно сильнее реагировали на новый стимул, когда происходил второй тип изменений. Это значит, что категории и границы между ними у детей почти те же, что и у взрослых задолго до появления речи. В дебатах о первенстве языка или восприятия цвета все вышесказанное вполне убедительно говорит о первенстве восприятия.

В 1980-е гг. было общепринятым, разумеется, среди психологов, что распределение цветов на категории, представленные монолексическими (состоящими из одного слова) названиями, распределены по спектру видимых цветов не случайным образом, а до некоторой степени отражают универсальные принципы восприятия. Но эта проблема фактически не была решена. Были представлены три вида контраргументов. Во-первых, обнаруживалось все больше примеров названий цветов, которые не укладывались в схему Берлина и Кея34. Такие результаты главным образом основывались скорее на случайных сообщениях информаторов о значении специфических терминов в определенных языках, чем на систематическом исследовании всей области цветов. Поэтому им не удалось убедить ученых с последовательными универсалистскими взглядами35.

34 См., например, Wierzbicka, 1996.

35 См. Hardin & Maffi, 1997.

Второй аргумент касался интенсивности цвета. Если раньше исследователи доказывали, что цвет был менее интенсивен в доиндустриальных обществах, то теперь некоторые из ведущих критиков доказывают, что цвет вообще может не являться категорией восприятия в некоторых обществах36. Это подразумевает, что цвет не является универсальным аспектом восприятия, но его следует рассматривать как культурологическую конструкцию. На основании интервью с представителями племени квакюютл на тихоокеанском побережье Канады и повторной интерпретации антропологических записей, Саундерс (1992) предположил, что нынешние названия цветов на языке квакюютл не согласовывались с цветами до тех пор, пока американские индейские культуры не вошли в контакт с западными поселенцами. Однако для этой повторной интерпретации были представлены исключительно экспериментальные доказательства. Кроме того, это предположение вряд ли подкрепляется результатами этнографических отчетов по другим обществам.

Третьим аргументом является то, что нейрофизиологические процессы, связывающие восприятие с названием цветов, остаются в значительной степени неизвестными. По каналам, которые ведут от сетчатки до коры головного мозга, по-видимому, передается запутанная смесь информации о форме, яркости, структуре и т. д. Однако исследователи не определили никаких специфических клеток для определенных цветов. Согласно Саундерсу и Ван Бракелю (1997), это делает умозрительными любые интерпретации, которые предполагают универсальные механизмы. Их анализ, несомненно, выявил тот факт, что ней-

36 См. Saunders, 1992; Saunders & Van Brakel, 1997.

рологическая основа цветовых категорий могла быть слишком легко принята на веру. Однако Саундерс и Ван Бракель не смогли выдвинуть альтернативную теорию, не говоря уже об альтернативных данных, которые объясняют повсеместное возникновение цветовых категорий во всех человеческих обществах. Иными словами, вывод Борнстайна (1997, с. 181) о том, что «видеть цвета — значит классифицировать спектр по оттенкам», представляется безусловным.

По мере того, как исследователи анализировали универсальность специфических категорий основных цветов, появились определенные экспериментальные доказательства, особенно относительно того, что младенцы уже различают основные цветовые категории37. Однако результаты Рош (Хайдер, 1972), в которых отмечается, что центральные цвета английского языка дани могут идентифицироваться, даже при отсутствии слов, обозначающих цвет, по большей мере не подкреплялись в ряде исследований, в которых сравнивались беринмо в Папуа-Новой Гвинее и британские респонденты. Роберсон, Дейвис и Давидофф38 работали с манселловскими цветными фишками, как это делала и Хайдер. Они обнаружили пять монолексических названий цветов у беринмо, включая нол (по/)— название, которое более или менее охватывает зеленый, синий и фиолетовый цвета. Для заданий на запоминание наблюдалось большее сходство паттернов наименования и запоминания цветов у беринмо, чем сходство паттернов запоминания беринмо и британцев. Роберсон39 также обнаружил, что обучение парному сочетанию слов и цветных фишек у англичан не происходило

37 См. Bomstein, 1976; 1997.

38 См. Roberson, Davies & Davidoff, 2000.

39 См. Roberson et al.

быстрее для центральных цветов в противоположность нецентральным. В свою очередь, результаты Хайдер, полученные для дани, не воспроизводились. Исследование с беринмо было дополнено суждениями о подобии и обучением категориям, включая различение английского сине-зеленого цвета и нол-вор (по/ wor) для беринмо (вор соответствует желтому, оранжевому и коричневому цветам). Оказалось, что задания выпол-нялтсь лучше при различении, сделанном на родном языке, чем при различении, согласно категориям, предложенью Берлином и Кеем.

Следует отметить, что результаты Ро-берсона сложнее, чем приведенные здесь. Например, в одном задании на запоминание выборка беринмо показала лучшую результативность для центральных, чем для нецентральных фишек (для английского языка). Так как беринмо давали также больше неправильных ответов для фишек центральных цветов, Роберсон объясняет это как артефакт искажения ответов. Однако причиной таких результатов может быть лучшая различаемое^ центральных цветов; фишки центральных цветов могут выделяться больше, чем фишки нецентральных цветов. Именно поэтому исследователи, подобно Хайдер, предполагали лучшие результаты по запоминанию для фишек центральных цветов1. Тем не менее, можно согласиться с Роберсоном (2000, с. 394) в том, что он весьма недвусмысленно продемонстрировал широкое

*° Цветные фишки в системе Манселла были подготовлены таким образом, чтобы различия между ними по физическим характеристикам были равными. Некоторые авторы предложили выбирать фишки по равной выделяемое™, что делает узнавание центральных фишек более затруднительным. Можно предположить, что это равнозначно внедрению неестественного предубеждения против фишек центральных цветов (ср. Lucy & Shweder, 1979; Poortinga & Van de Vijver, 1997; Roberson, 2000).

влияние языка на классификацию цветов: «результаты подкрепляют мнение о том, что структура лингвистических категорий искажает восприятие, распространяя дистанции восприятия вплоть до границ категорий».

Любые точные выводы, которые основаны на доказательствах, представляются преждевременными. Карты названий цветов, которые были собраны во «Всемирном обзоре цветов»41, производят впечатление, что существует сходство при распределении названий по видимому цветовому пространству. С другой стороны, это сходство, вероятно, не столь велико, как предполагалось ранее. Более поздние доказательства сместили баланс в сторону большего влияния лингвистического и культурологического контекстов при классификации цветов, чем это можно было предположить на основании более ранних результатов Берлина и Кея (1969) и Рош (Хайдер, 1972).

Пространственная ориентация

Другая, довольно широко изучаемая область поведения — пространственная ориентация.Очевидно, что люди, подобно другим видам живых организмов, оснащены для этой цели сложным биологическим аппаратом, который включает зрение, бинауральный (с помощью двух ушей) слух и вестибулярную систему. Вопрос заключается в том, до какой степени это ведет к универсально однородным понятиям о естественном пространстве и пространственной ориентации. Согласно Левинсону42, обширные исследования в не-западных обществах показали, что эти понятия могут фундаментальным образом отличаться

41 World Color Survey; См., например, Kay, Berlin,
Maffi & Merrifield, 1997.

42 См. Levinson, 1998.

от таких же понятий в западных обществах, и что подобное отличие возникает из-за пространственной терминологии в языке. В индоевропейских языках, в частности в английском, местоположение объектов на горизонтальной плоскости дается исходя из эго-соотнесенной ориентации. Например, англичане могут сказать: «стол находится справа от стула»; если же они перейдут в другое место вокруг той же расстановки предметов, то они скажут «стол находится слева от стула». В некоторых других языках обычно используются абсолютные или геоцентрические пространственные координаты, которые не изменяются в зависимости от позиции наблюдателя. Например, направления в сторону восхода и заката солнца и направления по компасу, обусловленные магнитным севером, обеспечивают координаты, которые не зависят от положения наблюдателя.

Левинсон и его коллеги разработали множество заданий, которые были предназначены для того, чтобы определить, какую систему кодирования, относительную или абсолютную, используют информаторы, сталкиваясь с пространственным расположением, о котором их попросили вспомнить. В одном из таких заданий использовались идентичные карточки с изображением красного и синего квадратов на каждой. Обе карточки размещались на столе так, чтобы синий квадрат был на одной карточке слева, а на другой — справа. Респондент должен был запомнить одну из карточек, скажем, с синим квадратом справа (на юге). Затем его отводили в другую комнату и показывали ему подобную пару карточек, но развернутых на 180°, и просили указать на ранее выбранную карточку. Говорившие на индоевропейских языках обычно выбирали карточки с квадрата-

ми, расположенными таким же образом по отношению к наблюдателю (например, синий справа), тогда как те, кто говорили на языках, в которых отдавалось предпочтение геоцентрической системе, выбирали карточку с квадратами в том же направлении по компасу (например, синий квадрат на юге).

Одно из племен австралийских аборигенов, члены которого, как обнаружил Левинсон и его коллеги, пользуются абсолютными координатами, говорят на языке гуугу-йимитирр. У них нет никакого исключительного использования абсолютных пространственных координат. Такие слова, как «здесь» и «там», «приходить» и «уходить», используются с эгоцентрической ориентацией. С другой стороны, различение правое/левое, столь обычное в английском языке, по-видимому, отсутствует43.

Вассман и Дасен44 обнаружили подобную ситуацию на острове Бали. В балий-ском языке существует различение правого и левого, но оно используется только для определения объектов, которые контактируют с телом. В других случаях расположение объектов определяется с поиощью геоцентрической системы, основанной на главной оси вверх/вниз (к горе/к морю) и двух квадрантах, более или менее ортогональных этой оси (на юге Бали, это соответствует восходу/ закату солнца, но система координат поворачивается, если двигаться вокруг острова). Множество аспектов жизни на Бали организованы в соответствии с этой системой ориентации: строительство деревень и храмов, архитектура домов, привычная ориентация для сна, а также символические аспекты (каждое направление ассоциируется с особым богом), и

43 См. Haviland, 1998.

44 См. Wassman, 1998; Dasen, 1998.

даже практическая область (например, «Сходи и принеси мои ботинки, которые находятся в комнате вверх-по-холму в углу вниз-по-холму»). Когда пространственный язык выявляли у взрослых, система абсолютных соотнесений явно доминировала, и имелось только 3 процента эгоцентрических маркеров (левый/правый, спереди/сзади).

При использовании двух заданий, которые разработали Левинсон с коллегами (подобных описанному выше), было установлено, что при выполнении одного из заданий, легкого в смысле кодирования на языке, маленькие дети (в возрасте от четырех до девяти лет) систематически использовали абсолютное (геоцентрическое) кодирование, как и 80 процентов более старших детей (одиннадцати-пят-надцати лет) и взрослых. При выполнении другого, скорее визуального задания, обнаружилось равное разделение на абсолютное и относительное кодирование. Это создавало впечатление, что жители Бали, как дети, так и взрослые, предпочитали использовать абсолютное кодирование, в соответствии с преобладающей в их языке и культуре системой ориентации. В зависимости от требований задания, возможно также проведение относительного кодирования, и, кажется, наблюдается незначительный сдвиг в развитии от абсолютного к относительному кодированию, которое при воспроизведении должно представлять собой обращение в противоположном направлении стандартной последовательности, описанной психологами развития.

Дасен, Мишра и Нираула45 продолжили это исследование в Индии и Непале с детьми, получившими и не получившими школьное образование, в возрасте от четырех до четырнадцати лет, выбрав

различные условия проживания (деревня в долине Ганга, деревня в горах Непала и город). Они установили, что пространственный язык значительно изменялся в зависимости от экологии. В свою очередь, было обнаружено, что кодирование областей пространства зависит от задания с явным преобладанием абсолютного кодирования; но это практически не зависело от языка, который использовали респонденты для описания задания (абсолютный язык мог использоваться для объяснения относительного кодирования и наоборот). Не были установлены никакие значимые связи между абсолютным и относительным кодированием и выполнением заданий Пиаже на пространственное когнитивное развитие. В целом результаты не подтвердили гипотезу лингвистического релятивизма.

Боуерман46 обратился к семантическим категориям, которые касались положения объектов относительно друг друга, к примеру, «на», «в», «над» и «под». Например, в английском языке печенье находится на (on) столе, но в (in) вазе. Вопрос заключается в том, до какой степени такие категории местоположения являются скорее предметом языка, а не механизмом восприятия. Вряд ли следует сомневаться в том, что дети знают о пространстве даже до того, как они овладевают предлогами месторасположения. Но Боуерман показывает на примерах из различных языков, что предлоги часто при переводе неэквивалентны, а иногда даже не имеет смысла их употреблять. Так, на финском языке можно сказать нечто подобное английскому: «ручка в (а не на) кастрюле и повязка в (а не на) ноге». Еще дальше от английского — язык майя тцелтал, в котором эквива-



45 См. Dasen, Mishra & Niraula, 2000.

См. Bowerman, 1996.

ленты предлогов на и в (как «на» столе или «в» вазе) не выражаются, а местоположение передается с помощью глаголов, различающихся в зависимости от формы объектов. Так, для вазы на столе употребляется глагол пахаль (pacha/), а для маленького шарика глагол вололь (wolol). В корейском языке используются различные глаголы для обозначения надевания одежды на различные части тела (например, unma (ipta) для туловища, и синта (sinta) для ног)47.

Таким образом, многочисленные примеры этого раздела демонстрируют, что на лексическом уровне выражения на одном языке могут облегчать обработку определенной информации теми способами, которые менее доступны, на другом языке. По словам Ханта и Аньоли48, «различные языки ставят различные задания перед познанием и по-разному его обеспечивают».

Согласно Гумперцу и Левинсону49, исследование привело к промежуточной позиции, в которой лингвистические и культурные различия рассматриваются в контексте универсальных характерных черт, общих для всех языков и культур. Однако Люси50 предупреждает, что распространение исследования на основополагающие процессы «не должно затемнять основнукэ суть и важность структурных различий значений в разных языках». А Левинсон (1998, с. 14) считает, что то же самое относится и к относительной (эго-ориентированной) и абсолютной пространственной ориентации.

47 Боуермен мог бы, наверное, найти подобный эф
фект в языке более близком английскому, а именно
в голландском языке, где можно zet op (надеть) шля
пу, doet от (закутаться в) платок, trekt aan (натянуть)
брюки и туфли.

48 См. Hunt&Agnoli, 1991. с. 387.

49 См. Gumperz & Levinson, 1996.

50 См. Lucy, 1997, с. 308.

Относительная система соответствует культуре, поощряющей индивидуальную позицию, которая заинтересована в порядке, зависящем от точки зрения, как, например, запечатленный в архитектуре и системах письма символизм левого и правого, или праздничное убранство зданий. Абсолютная система позволяет абстрагироваться от индивидуальной точки зрения, что делает индивидуумов лишь точками на пейзаже... Без сомнения эти ассоциации являются слишком упрощенными для того, чтобы полностью охватить весь спектр применения системы, но они, в достаточной мере, соответствуют характеристикам тех обществ, которые их используют.

С нашей точки зрения, такая интерпретация не подтверждена эмпирическими свидетельствами. Конечно, различия между языками оказывают свое влияние. Слобин, который много писал о сравнительных исследованиях языка51, предположил, что при овладении языком внимание говорящих на этом языке направляется за счет грамматических различий этого языка на разные аспекты переживаемых событий.

Доказательство пространственной ориентации и языка представляется совместимым с этой точкой зрения. Хант и Аньоли (1991) указывают, что гипотеза Уорфа, в конечном счете, касается влияния языка на схему, используемую нами при упорядочивании нелингвистических опытов. Однако ни их обзор, ни обсуждаемые в этом разделе исследования не привели к единому мнению. В нашем варианте понимания это недвусмысленно демонстрируют основанные на языке различия перцептивного или когнитивного функционирования вне маленькой области, непосредственно

5' См. Slobin, 1985-1997.

лингвистическая относительность 2 страница - student2.ru лингвистическая относительность 2 страница - student2.ru Дополнение 6.2.Проверка влияния грамматических

различий на выражение последовательности событий

Бохнемайер (Bohnemeyer, 1998) проанализировал юкатекмайя — язык, на котором говорят на полуострове Юкатан. В этом языке существует очень мало способов выражения времени или последовательности событий (например, у них нет форм глагола совершенного вида или будущего времени, как в английском языке). Чтобы исследовать возможные последствия для общения, Бохнемайер спланировал эксперимент, в котором основными элементами были видеозаписи таких сцен, как питье кока-колы или составление стопки книг, до тех пор, пока та не рухнет. Были составлены пары подобных сцен таким образом, чтобы они представляли для зрителя одну последовательную сцену. Кроме того, были подготовлены различные комбинации пар основных элементов, которые отличались временной последовательностью событий (стопка книг могла упасть до или после питья кока-колы). Участникам, которые говорили на юкатек и на немецком языке, дали задание определить, какую из сцен показывали одному из них. Они работали в парах: одному показывали целевую видеозапись, которую следовало идентифицировать. Другому показывали обе видеозаписи, отличающиеся последовательностью событий, объясняли различие между этими двумя записями и разрешали задавать первому респонденту один вопрос, требующий ответа «да/нет». Исходя из ответа, следовало решить, какая из двух видеозаписей была показана этому человеку.

Несмотря на различия между языками, немецкоязычные пары участников и пары юкатек майя провалили свое совместное задание примерно с одинаковым результатом (13% и 15% случаев, соответственно). Как и ожидалось, немецкоязычные участники часто использовали выражения последовательности событий из их языка (в 92% соответствующих выражений), тогда как говорящие на юкатек майя почти не использовали такие выражения (зарегистрирован лишь 1% случаев). Последние чаще использовали такие «фазовые операторы», как «начинать», «продолжать», «заканчивать» и т. д. В общем, не было получено никаких доказательств того, что отсутствие выражений последовательности событий в грамматике делало различение временных отношений между событиями для тех, кто говорит на юкатек майя, более затруднительным.

связанной с наблюдаемым различием в языке. К сожалению, вряд ли найдется исследование, в котором более широкие последствия лингвистических различий не подразумевались бы, а были бы непосредственно продемонстрированы (см., например, дополнение 6.2.).

УНИВЕРСАЛИИ В ЯЗЫКЕ

Гипотеза Сепира-Уорфа отражает позицию, согласно которой язык определяет познание. Но существуют и другие мнения. Пиаже (1975) рассматривает развитие языка как обстоятельство, которое сопутствует развитию когнитивных структур сенсомоторного интеллекта. В этом смысле когнитивное развитие

считается необходимым условием для существования языка. Однако оно может происходить, по крайней мере, в определенной степени, независимо от доступности языка. Исследование с глухими детьми довольно ясно продемонстрировало это52. Таким образом, было выдвинуто предположение о существовании генетической базы, которая должна проявляться как универсалии языка.В классической работе о биологических основах языка Леннеберг (1967) доказывал, что процессы, с помощью которых реализуется язык (включая его структурные свойства), являются врожденными. Возможно, наиболее весомым доказательством этого является то, что глухие дети включают подобную языку структуру в свои жесты. Голдин-Мидоу и Майлендер53 обнаружили, что глухие дети и в США, и в Китае использовали ряд жестов для передачи сообщений, тогда как слышащие дети и взрослые обычно пользуются только отдельными жестами. Эти авторы пришли к выводу, что структурное сходство жестов детей было поразительным, несмотря на большие различия условий окружающей среды, и, следовательно, именно поэтому их можно считать врожденными.

Следуя идеям Леннеберга, Хомский54 предположил, что существует универсальная грамматика, которой подчинены все языки человечества. Эта грамматика соответствует природе и диапазону когнитивного функционирования человека. Согласно Хомскому, имеется врожденное «устройство для овладения языком», которое определяет его потенциальные возможности. При рождении разум наделяется ментальным представлением об

52 См., например, Lenneberg, 1967; Eibl-Eibesfeldt,
1979.

53 См. Goldin-Meadow & Mylander, 1998.

54 См. Chomsky, например, 1965, 1980.

универсальной грамматике. В своих работах Хомский проводит существенное различие между внешней структурой высказывания и его глубинной структурой. Внешняя структура (высказывание в том виде, как оно выглядит) может быть изменена через ряд преобразований в глубинную структуру (смысл высказывания). Не так давно Хомский (2000) подтвердил свою позицию о том, что способности к языку могут рассматриваться как «языковый орган», так же как и зрительная или иммунная системы. Эта способность генетически обусловлена, и ее первоначальное состояние одинаково для всех видов. Это устройство по овладению языком «берет опыт в качестве «входа» и выдает язык в качестве «выхода»» (Хомский, 2000, с. 4). И вход, и выход открыты для изучения и формируют наблюдательную базу для того, чтобы делать выводы о качествах языкового органа. Таким образом, подход Хомского заключается, главным образом, в анализе грамматических особенностей языков.

Свойства «устройства по овладению языком» должны отражаться во всех языках человечества. Однако пока что грамматический анализ высказываний не привел к широкой демонстрации универсальных характеристик. Лишь несколько кросс-культурных исследований преследовали цель проверить эту теорию. Доступные, до некоторой степени, доказательства в основном базировались на детальном рациональном анализе абстрактных структур (таких, как глубинные синтаксические структуры) в одном языке. Универсальные свойства языков в основном получались из описательных обзоров грамматических и других характеристик, а также из экспериментальных исследований психологических черт, связанных с языком.

Был проведен довольно широкий ряд культуролого-компаративистских исследований других аспектов психолингвистики — от непосредственно наблюдаемых фонологических переменных через порядок слов в предложении — до семантического значения. Иногда данные собирались во множестве различных культур. Многие описательные исследования были инициированы Гринбергом55. Как и в большинстве других областей, здесь можно подчеркнуть кросс-культурное сходство так же, как и различия. Например, порядок слов дополнение-подлежащее-сказуемое не обнаружен ни в одном из языков, что предполагает определенные ограничения. К тому же, во всех языках есть существительные и глаголы, но прилагательные, в том виде, как они существуют в английском языке, по-видимому, есть не везде56. Интонация — это универсальная, характерная особенность речи, и логическое ударение указывает на то, что говорящий на чем-то делает акцент. Кроме того, в конце речевого сообщения интонация обычно понижается57. С другой стороны, существуют тональные языки, в которых семантическое значение слов может зависеть от высоты звука, с которой произносятся фонетические единицы. В кариб-ском языке папиаменто (Papiamento) рарб (низкий-высокий) означает отца, а рбра (высокий-низкий) — овсянку. Тональность широко распространена; ее обнаруживают во многих африканских языках, а также в Америке и Азии (например, языки Китая). Было установлено до пяти различных уровней тона, хотя обычно люди обходятся двумя58.

55 См. Greenberg, 1963, 1978.

56 См., например, Hopper & Thompson, 1984.

57 См. Bolinger, 1978.

58 См. Maddieson, 1978.

Тональности приписывали широкие подтексты для когнитивной деятельности59. Утверждалось даже, что те люди, которые говорят на тональных и нетональных языках, отличаются по нейрологической обработке информации60. Устная информация обычно обрабатывается больше в левом полушарии мозга; обработка же невербальной информации, включая эмоциональные аспекты речи, по большей мере, локализована в правом полушарии61. Однако, вопреки некоторым более ранним сообщениям, Ван Ланкер (Van Lancker) и Фромкин (1973) обнаружили доминирование левого полушария для тональных слов у говорящих на тайском языке респондентов. Это указывает на то, что семантические аспекты тональности обрабатываются как вербальная информация. Повторное исследование показало подобные результаты для англоязычных респондентов62.

Дальнейшее опровержение гипотезы о том, что тональность широко влияет на познание, породило обширное исследование Джо63. При сравнении детей, говорящих на тональном языке (папиаменто) и на нетональном (английский креольский язык) из Карибского региона, она обнаружила, что дети, говорящие на папиаменто, могли лучше различать тональные и нетональные слова, даже на иностранном языке (мандаринское наречие китайского языка). В серии других перцептивных и когнитивных заданий были обнаружены лишь некоторые намеки на лучшее различение высоты тонов в последовательности чистых тонов. По всем другим заданиям, включая обучение парным ассоциациям и воспри-

59 См., например, Wober, 1975.

60 См. Fromkin, 1978.

61 См., например, Bradshaw & Nettleton, 1981.

62 См. Van Lancker & Fromkin, 1978.

63 См. Joe, 1991.

имчивость к эмоциональным сигналам в устных рассказах, не проявлялось никакого влияния тональности. В серии дихотомических слуховых тестов64 также не было найдено никаких доказательств существования различий в предпочтении полушарий. Таким образом, если не считать понимания тональных слов, была обнаружена лишь слабая связь между тональностью и когнитивным функционированием.

В дополнение к структурным (порядок слов) и просодическим (интонация) аспектам языка существует семантическое значение. Осгуд (Osgood) основал важную исследовательскую традицию, опираясь на работу Гринберга65, а также на собственное исследование эмоционального значения, которое будет рассмотрено в главе 7. Осгуд (1980) постулировал принцип эмоциональной полярности в числе общих для всех языков характерных черт. Он обнаружил три фактора эмоционального значения с положительным и отрицательным полюсами у каждого: оценку, силу и активность. Эмоционально отрицательные слова будут чаще «маркированными», а положительные чаще «немаркированными». Маркировка слова предполагает его расширение аффиксом. Ярким примером служит приставка «не» (английское «un»), например, не-счастный (илпарру) или /несправедливый (unfair), В тридцати языковых общинах, которые изучал Осгуд и его коллеги66, прилагательные с положительным значением, особенно в оценочном измерении,

Наши рекомендации