Самоумаление и самоуничижение
В своем сравнительном описании американской и японской культур Маркус и Китаяма противопоставляют американское «самовозвышение» и японское «самоуничижение». Вот что они пишут:
Мы остановимся на одном частном явлении, распространенность которого в западной литературе оказалась очень сильной, а именно на наблюдаемой тенденции ставить себе в заслугу свои успехи и обвинять других в своих неудачах. Это явление самовозвышения тем более загадочно, что оно не проявляется в других, а особенно в азиатских, культурах, заменяясь явлением самоуничижения... В целом самовозвышение кажется особенно распространенным и всеобъемлющим в американской, но не в японской культуре... самоуничижение с точки зрения отдельной личности можно рассматривать как результат тактического поведения, призванного убедить окружающих в собственной скромности — предпочтительная модель поведения во многих неевропейских культурах (1992:15).
Подобные рассуждения кажутся мне интересными и стимулирующими, но точный их смысл неясен. Использование же культурных сценариев не только позволяет нам, но даже вынуждает быть точными. Более того, терминология, которой пользуются авторы только что цитированной статьи, обнаруживает явную англоцентрическую ориентацию: что ни говори, но само слово self-effacement 'самоуничижение' — английское, отражающее англоязычный подход и имеющее умеренно, но отчетливо пейоративный характер.
Какую интерпретацию утверждений Китаяма и Маркуса мы ни выберем, мы можем сформулировать их в универсальных терминах, не страдающих англоцентричностью. Я бы предложила следующий сценарий для дальнейшего обсуждения:
(14) Английский сценарий «самовозвышения»
хорошо часто думать так:
я сделал нечто очень хорошее
я могу делать подобные вещи
не каждый может делать подобные вещи
другие люди не часто делают подобные вещи
(15) Японский сценарий «самоуничижения»
хорошо часто думать так:
я сделал нечто плохое
я часто делаю подобные вещи
не каждый делает подобные вещи
другие люди не часто делают подобные вещи.
Использование сценариев принуждает нас формулировать наши гипотезы в более строгой форме, нежели та, которая выражается туманными и неопределенными терминами, такими как самовозвышение и самоуничижение. Например, мы обязаны задуматься над тем, хотим ли мы сказать «хорошо думать так» или «хорошо говорить так». Если с точки зрения американской культуры японское самоуничижение (как это формулируют Китаяма и Маркус) «можно рассматривать как... результат тактических действий, которые человек предпринимает, с тем чтобы убедить окружающих в собственной скромности», то японская норма, очевидно, относится к тому, что человек говорит, а не к тому, что он думает. Однако тот факт, что исследования, на которые ссылаются Китаяма и Маркус, свидетельствуют о том, что американцы в целом имеют о себе более высокое мнение, чем японцы, наталкивает на мысль, что рассматриваемая норма касается «думания», а не только «говорения».
Более того, из недавно опубликованной работы Китаяма и др. становится ясным, что все, что там говорится, относится к «думанию», по крайней мере, в той же степени, как и к «говорению», и что специальный акцент на намерении подать себя в наиболее выгодном свете будет скорее отражать американское понимание японской нормы, нежели собственно японскую норму.
С европейской, независимой точки зрения эта самоуничижительная тенденция трактуется как нарочито подчеркивающая скромность манеры поведения. Несмотря на то, что подобная тактика иногда действительно вступает в игру, это мало что дает для систематического объяснения всей совокупности данных (Kitajama et al. 1995: 538).
Чтобы найти культурное обоснование японским нормам самоуничижения, Китаяма и др. выдвигают интересную гипотезу, привязывающую эти нормы к общекультурному акценту на взаимозависимости и необходимости «приспосабливаться»:
Вероятно... что наблюдаемая в японской культуре тенденция к самоуничижению являет собой форму адаптации к культурной среде, в которой господствует концепция личности как одного из взаимозависимых ее членов. Поскольку адаптация и приспособление являются важной культурной задачей, то люди, принадлежащие к японской культуре, привыкают внимательно относиться к отрицательным сторонам своей личности... они вынуждены обнаруживать их прежде, чем вносить соответствующие изменения и исправления; тем самым они увеличивают степень своей приспособленности к социальным нормам и ожиданиям.
С лингвистической точки зрения интересно заметить, что лексические свидетельства подтверждают выдвинутую Китаяма и соавторами гипотезу: в английском языке self-esteem «самоуважение» — обычное, обиходное слово, в то время как self-aversion «самоотвращение» едва ли вообще существует; в японском, наоборот, jiko-keno (приблизительно: self-aversion) является повседневным словом, а слово jisonshin (приблизительно: self-esteem) имеет в языке сомнительный статус. Этот лексический контраст говорит о том, что для носителей английского языка идея «думать о самом себе хорошо и от этого хорошо себя чувствовать» важнее, нежели «думать о себе плохо и от этого плохо себя чувствовать»; для носителей японского языка верно обратное.
Приняв доказанное Китаяма и др. утверждение о том, что японские правила самоуничижения касаются не только того, что говорят, но и того, что думают, следует все-таки отметить, что, бесспорно, существуют сценарии, касающиеся именно «говорения».
Среди них, в частности, есть сценарий «везения» (Китаяма и соавторы поясняют, что проведенные наблюдения показали, что японцы обычно объясняют удачу затраченными усилиями или везением [1994: 5]). Сценарий выглядит так:
(16) когда кто-то говорит мне что-то вроде
«что-то хорошее случилось с тобой из-за того, что ты сделал что-то хорошее»
хорошо сказать этому человеку что-то вроде «я не могу так думать эта хорошая вещь случилась не из-за того, что я сделал что-то хорошее».
Реальность культурных норм лучше всего прослеживается в моменты столкновения культур, когда очень часто возникают недоразумения. Шкалу серьезности межкультурных недоразумений довольно трудно зафиксировать, но это вовсе не делает их менее значимыми в жизни индивидов, как, например, Тома и Боба у Катаока, и в жизни многонациональных и, следовательно многокультурных обществ, таких как Австралия или Соединенные Штаты. Вот вам еще одна вымышленная, но правдоподобная история из Катаока («Ужасный сын»):
У Боба в семье около 6 месяцев жил приехавший по обмену японский студент Томио. Томио — идеальный студент и идеальный гость: он ладит со всеми членами семьи, помогает по хозяйству, у него очень много друзей, и он отлично учится. Он был в радость всей семье.
Однажды к ним в гости во время своей деловой поездки в США заехал отец Томио. Он поблагодарил родителей Боба за то, что они взяли на себя заботы о его сыне, «который невоспитан, эгоистичен и не может ничего сделать сам». Он даже просил простить его за то, что он и его жена не смогли вырастить из Томио такого джентльмена, как Боб. Когда же родители Боба не согласились с ним и стали расхваливать Томио, его отец смутился и еще больше извинялся за своего «глупого, ужасного сына». Все это время Томио спокойно слушал его и улыбался. Боб рассердился на отца Томио и не мог понять, что случилось (1991: 18).
Катаока задается вопросом: «Что произошло? Почему отец Томио говорил такие вещи?» И сама на него отвечает так:
На самом деле отец Томио не верит в то, о чем говорит. В глубине души он знает, что Томио — выдающийся молодой человек, и он очень гордится своим сыном. Японцы довольно часто демонстрируют свое уважение к другим, унижая себя, и нередко для этого порочат себя и членов своей семьи (1991:18).
Она развивает свою мысль дальше:
Для японцев крайне характерно пренебрежительно отзываться о себе и родственниках, чтобы унизиться перед собеседником. Отец Томио должен очень гордиться своим сыном; тот факт, что Томио улыбался, слушая отца, говорит о том, что он все понял (1994: 111).
Замечания Катаока небесполезны, но недостаточны для того, чтобы сделать выводы достаточно общего характера. Во-первых, слова denigrate, disparage и criticize [приблизительно: «унижать», «порочить», «пренебрежительно отзываться», «критиковать»], которые она попеременно употребляет, не являются полными синонимами, и, хотя в них есть общее ядро, этот факт нигде явно не сформулирован. Во-вторых, не сказано, в каких именно ситуациях японцам полагается «унижать / порочить / критиковать» родственников. В-третьих, она говорит так, как будто к себе и к членам семьи применяется одна и та же норма, хотя рассказанный ею эпизод говорит о существовании различных норм.
Для уточнения и прояснения нормы, проиллюстрированной в «Ужасном сыне», я бы предложила следующее:
(17) когда кто-то говорит мне что-то хорошее о моих детях я не должен говорить этому человеку что-то вроде:
«я тоже так думаю» я должен сказать что-то вроде:
«я так не думаю»
в то же время я должен сказать что-то плохое о моих детях хорошо, если в то же время я сказал что-то плохое о себе.
Неточны также и следующие обобщения: «в Японии невежливо принимать похвалу. Следует отказываться от похвалы и всячески уничижать себя» (1991: 113) или «скромность очень ценится в японском обществе. Отрицание комплиментов является хорошим примером этого культурного стереотипа» (1991: 100).
Одна из возможных интерпретаций состоит в том, чтобы заключить, что то, что касается похвалы чьих-то детей, касается также и похвалы, направленной на самого человека:
(18) когда кто-то говорит обо мне что-то хорошее
я не должен говорить этому человеку что-то вроде:
«я думаю так же» следует говорить этому человеку что-то вроде:
«я не должен так думать» хорошо, если в то же время я говорю о себе что-то плохое.
Однако этот сценарий не вполне безупречен в связи с тем обстоятельством, что, как пишут многие авторы (см. Ноnnа and Hoffer 1989: 74, 240; Mizutani and Mizutani 1987: 43— 46), японские культурные нормы порицают непосредственную похвалу в адрес собеседника (хотя это не касается членов семьи собеседника, во всяком случае не в такой степени). Значит, было бы точнее различать похвалу по адресу членов семьи собеседника и похвалу по адресу самого собеседника и предложить для последнего случая отдельное правило, связанное скорее с реальными возможностями собеседника, чем с хорошими словами, которые можно о нем сказать вообще:
(19) когда кто-то говорит мне что-то вроде:
«ты очень хорошо сделал
я знаю, что ты очень хорошо умеешь это
делать»
я должен сказать этому человеку что-то вроде: «я не могу так думать я знаю, что не умею делать это хорошо».
Этот сценарий можно (частично) проиллюстрировать следующей из историй Катаока — «Комплимент» — еще об одном американце в Японии:
Приехав в Японию, Майк обнаружил, что японцы — очень милые люди: они постоянно его хвалили. Бесчисленное количество раз ему говорили о том, как он хорошо говорит по-японски. Каждый раз он бывал очень польщен и отвечал, говоря arigatoo-gozaimasu (большое спасибо). В конце концов, он заслуживал этого; никогда в жизни он не занимался так усердно, как во время изучения японского языка... Но однажды один из его друзей предостерег Майка, что не следует так часто говорить arigatoo-gozaimasu. Майк был в полной растерянности (1991:113).
«Несмотря на свое хорошее владение японским языком, Майк не должен принимать похвалы и благодарить. Японцы обычно отказываются от подобных комплиментов, говоря: "Ииэ, Ииэ" ("Нет, нет"). Такой поступок — способ показать свою скромность»,— комментирует Катаока. В данном случае ничего не говорится о необходимости сказать что-то плохое о себе или хотя бы отрицать свои способности. Однако из других рассказов, включая приводимую ниже историю из книги Катаока («Отказ от комплимента»), следует, что что-то подобное было бы желательно:
Ларри приехал в Японию преподавать разговорный английский в небольшой частной школе г. Токио. Однажды он пошел на вечеринку, в дом одного из своих учеников. Он говорил там с ними по-английски. Хотя они и были из группы начинающих, Ларри считал, что они достаточно хорошо говорят по-английски; он похвалил каждого из них за их умение. Он ожидал услышать в ответ «спасибо», но ученики отказывались принимать комплименты. Вместо этого они улыбались и говорили о том, как много им еще предстоит выучить.
Позже один из учеников стал играть на гитаре и петь. Ларри похвалил его. Тот выглядел смущенным, но, несмотря на это, улыбнулся и продолжил игру. Уходя, Ларри поблагодарил хозяйку за угощение, та выглядела польщенной, но также отказалась от комплимента, говоря, что хотела бы угостить заморского гостя чем-нибудь более изысканным. Ларри был удивлен и даже немного огорчен тем, что никто из японцев не хотел принимать его комплименты (1991: 6).
Очевидно, что сложности как Майка, так и Ларри связаны с тем, что они не подвергают сомнению, даже находясь в Японии, следующий англо-американский культурный сценарий:
(20) когда кто-то говорит мне следующее:
«ты очень хорошо умеешь делать» Я должен сказать ему что-то вроде:
«Я знаю: ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я почувствовал что-то хорошее я чувствую что-то хорошее».
Так как в англо-американской культуре нет ограничений, подобных японским, на похвалу по адресу собеседника, этот сценарий можно рассматривать как частный случай более общей культурной нормы:
(21) когда кто-то говорит обо мне что-то хорошее,
я должен сказать этому человеку что-то вроде:
«Я знаю: ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я почувствовал что-то хорошее из-за этого я чувствую по отношению к тебе что-то хорошее».
Выражение «я должен» не предполагает, что в ответ на похвалу всегда говорят «спасибо», но такой ответ фактически обязателен в превалирующей культурной модели. Поскольку Америка представляет собой сложное, многонациональное общество, включающее в себя разнообразные субкультуры и культурные традиции, основная модель, описанная выше, не является единственной, а даже если бы и была таковой, отдельные носители все равно могли бы пренебрегать ею, но это никак не влияет на реальность модели как таковой.