Xiv. общая характеристика психодрамотерапии

Действовать целебнее, чем говорить (10).

Я. Л. Морено

Вназвании этой главы выражено сознательное огра­ничение последующего изложения психодрамотерапии. Данная книга не претендует на то, чтобы дать достаточ­но полный обзор результатов психодрамотерапии, кото­рые в течение двух-трех последних десятилетий были опубликованы в разных странах. Речь скорее идет о том, чтобы показать, каким образом в основу практического применения психодрамы положены три выведенные Мо­рено из реальных феноменов теории — учение об акциональном голоде, теория ролей исоциометрия, объеди­ненные более широкими рамками его теории спонтанно­сти и креативности, и каким образом они могут служить целенаправленному установлению показаний ипланиро­ванию терапии. Учение о побудительных силах, теория ролей и социометрия отнюдь не касаются изолирован­ных сфер жизни; напротив, они неразрывно друг с дру­гом связаны. И тем не менее, рассматривая разные точки приложения психодрамотерапии иразличные ее техни­ки, представляется вполне правомерным рассмотреть эти теории по отдельности, не упуская при этом из виду их внутренние взаимосвязи. Сложности иопасности, кото­рые могут возникать в процессе психодрамотерапии, то­же досконально не обсуждаются, однако на них обраща­ется внимание в практических примерах.

Мы считаем вместе с Морено, что внутри установлен­ных генетическими факторами границ как причинами, так и следствиями легких, равно как итяжелых психи­ческих расстройств являются нарушения нормальной ди­намики влечений, ролевого развития и поведения, а так­же структуры межчеловеческих отношении, или соци­ального атома. Различия между патологическими нару­шениями и психическими нарушениями, не выходящими пока еще за пределы нормы, понимаются Морено как градуальные. Поэтому как врач он ставит себя на одну доску с больными, а их здоровые задатки и возможности рассматривает точно так же, как нарушения и опасности, которые грозят здоровым людям или от них исходят. В одном из стихотворений Морено говорится:

О, как я шелудив и хром, Чтоб путь самому мне пройти. Собственным беспокойством больной, Должен смотреть я на ваши страданья. Рана чья — твоя иль моя — должна затянуться сначала? Мне нужно помочь нам обоим: Вот все, что я знаю. Что ж, подойдите к постели моей, Больной иль здоровый, И от меня, больного врача, примите микстуру (79).

В психодрамотерапии каждая психодраматическая игра используется вначале главным образом в диагно­стических целях. Терапевтические эффекты, однако, не­редко возникают уже на первом занятии. С другой сто­роны, новые аспекты этиологии нарушения могут про­явиться и на последующих психодраматических заняти­ях. Поэтому неверно говорить об исключительно диагно­стических или только терапевтических психодрамах. Важно, чтобы психодрамотерапевт осознавал оба аспекта каждой психодрамы и умел надлежащим образом их ис­пользовать.

XV. ПСИХОДРАМОТЕРАПИЯ В АСПЕКТЕ СОЦИОМЕТРИИ

Причиной как легких, так и тяжелых психических расстройств в большинстве случаев являются нарушения межчеловеческих отношений. Поэтому изучение структу­ры межчеловеческих отношений, ее закономерностей и влияния на индивида и группу Морено считает непре­менным условием любой психотерапии, и прежде всего групповой. Психодрамотерапия в аспекте социометрии конструируется двояким образом, то есть, с одной сторо­ны, с позиции индивида в виде изучения и терапии дан­ностей его социального атома, с другой стороны, с пози­ции его группы в виде групповой терапии в значении те­рапии данной группы. Если при этом речь идет о пер­вичной группе пациента, то психодрамотерапия прини­мает форму семейной терапии.

Психодрамотерапия с позиции

Модели социального атома

Если в основу психодраматического подхода положе­на модель социального атома, то терапия начинается с теста знакомств клиента и социометрического перцептив­ного теста. В повседневной практике зачастую использу­ется один только социометрический перцептивный тест. При этом необходимо также установить, в каких отноше­ниях друг с другом находятся липа представленные в социальном атоме клиента. Вначале терапевт не столько интересуется симптоматикой клиента, сколько старается понять его в единстве с его социальным атомом. Исследование социального атома должно ответить на следую­щие вопросы:

1. Какой слой социального атома у клиента наиболее выражен: а) внешние слои, или объем знакомств, б) внешнее ядро, то есть слой односторонне желае­мых отношений, или в) ядро, то есть слой реально существующих отношений?

2. Совпадают ли между собой конфигурации социально­го атома, установленные по разным социометриче­ским критериям, или же имеются явные расхожде­ния?

3. Находятся ли представленные в социальном атоме клиента люди а) в позитивных отношениях друг с другом, а потому благодаря этим отношениям клиент включен в прочную психосоциальную сеть, или б) в негативных отношениях, а потому их конфликты об­ременяют его жизнь; в) как сказываются позитивные отношения клиента к другому человеку на его отно­шениях с лицами из его социального атома?

4. Являются ли лица из окружения клиента обособлен­ными от остальных, так что при прекращении отно­шений с ними клиент уже не будет включен ни в одну социометрическую конфигурацию или же не будет иметь относительно легкого доступа ни к какой дру­гой психосоциальной сети?

5. Нуждается ли социальный атом клиента в регенера­ции?

6. Является ли он деформированным вследствие чьей-либо социальной смерти?

7. Остался ли он недоразвитым вследствие социодина-мического эффекта?

8. Относятся ли особенности социального атома только лишь к настоящему?

9. Мыслятся ли они также и в будущем?

10. Имелись ли они уже в прошлом?

11. Каким образом?

Нет надобности еще раз говорить, что все эти пункты могут инсценироваться и исследоваться в психодраме.

Поясним на примере, как в психодрамотерапии раскры­ваются причины регулярно возникающей в определен­ной социометрической констелляции симптоматики, ко­торые соотносятся с конфигурацией социального атома клиентки в детском возрасте.

Примером подобной психодрамы служит менее чем двухчасовое психодраматическое исследование по­являющегося лишь при особых обстоятельствах со­стояния свободно плавающего страха у работающей преподавательницы университета, матери троих де­тей. В начале занятия клиентка сообщает, что в по­следнее время после имевших место ситуаций изо­ляции в обществе ею овладел такой сильный страх, что она чувствует себя словно парализованная и бо­ится потерять над собой контроль. Это ей тем более непонятно и еще более ее тревожит, поскольку обычно она переносит одиночество вполне спокойно.

В первой сцене психодрамы данной клиентки инсценируется межчеловеческая констелляция, предшествовавшая последнему приступу страха. В роли протагонистки клиентка вместе с другими уча­стниками группы изображает сцену, которую неза­долго до этого ей довелось пережить на молочной ферме на горном пастбище. Как и тогда, за столом в гостиной мужчина, сопровождавший ее днем ра­нее, обращается к другой даме; клиентка чувствует себя не только ущемленной, но и отверженной. Она тщетно ищет контакт с коллегой, беседующей за тем же столом с сидящим рядом с ней господином и изредка обменивающейся фразами со знакомым клиентки. Клиентка чувствует себя никому не нуж­ной. Социометрическая констелляция общества за столом воспринимается ею следующим образом.

Ее чувство лишней подтверждается в психодраматическом монологе с использованием техники дубля и связывается с прошлым опытом клиентки.

Вторая сцена психодрамы вытекает из монолога о чувстве изоляции и отверженности другими. В ней протагонистка предстает в роли восьмилетней школьницы. Когда в определенной ситуации ее бро­сают на произвол судьбы товарищи, у нее возника­ет явный аффект. Она борется со слезами.

Рис. 9. К — клиентка; 3 — знакомый.

В последующем монологе клиентка даже с помощью дубля не может припомнить ни одного эмоционального пе­реживания из своего детства. И тем не менее, чтобы исследовать семейную констелляцию, относящуюся к тому времени, протагонистку просят просто прий­ти из школы домой и изобразить в психодраме лю­бую ситуацию, которая могла бы там возникнуть. Выполнить это задание ей не удается. Ни одна мысль не приходит ей в голову. Только когда веду­щий психодрамы вводит клиентку в воображаемый родительский дом, просит ее закрыть глаза и рас­сказать, что она видит, клиентка описывает комна­ту, совсем недавно обклеенную розовыми обоями. В ней она видит себя двухлетним ребенком, вскараб­кивающимся на стоящий по соседству с детской кроваткой комод и прячущимся за большими мехо­выми игрушками. Там она напряженно ожидает, когда ее начнут искать. Для изображения своих со­всем уже стершихся в памяти воспоминаний протагонистка выбирает двух участников группы в каче­стве носителей проекции интроецированных обра­зов своей матери и няни. В третьей сцене она на­чинает с ними играть в роли ребенка. Участницы группы не имеют никаких сведений о появляющихся в сцене лицах из окружения протагонистки. Поэтому сначала они изображают мать и няню, целиком ос­новываясь на своих собственных представлениях. Вскоре это изображение уже не согласуется с вос­поминаниями протагонистки. На короткое время участницы обмениваются ролями. Клиентка теперь изображает озабоченную поисками няню, тогда как предыдущая исполнительница роли няни в детской роли протагонистки прячется за игрушками. Затем происходит аналогичный обмен ролями между кли­енткой, то есть «ребенком», и ее матерью. В роли матери протагонистка ведет себя подчеркнуто хо­лодно и держится на дистанции. После очередного обмена ролями она возвращается в детскую роль и няня отыскивает ее. В то время как няня вне себя от счастья выражает свое облегчение, ребенок де­монстрирует лишь едва заметное удовлетворение. Вдруг он жалобно говорит: «Я хочу в мою комнату. Здесь мне не нравится, отнеси меня туда, где мы с тобой живем!» В четвертой сцене они направляются в бывшую детскую комнату. В ней протагонистка об­наруживает свою мать, лежащую после родов в посте­ли с младенцем на руках. Исполнительница роли ма­тери, нежно обращаясь к старшей дочери, показывает ей младенца, что, однако, моментально вызывает у протагонистки возражение. Поменявшись ролями, она изображает надменность матери, которая не зна­ет, что сказать, а только, требуя восхищения, смотрит на старшую дочь. Вслед за этим протагонистка воз­вращается в детскую роль. Добрая, милая няня зна­комит ее с сестричкой. В тот же момент протагонистку захлестывают бурные эмоции, она бледнеет, дро­жит, задыхающимся от слез голосом указывает на символизирующий младенца пуловер в руке матери и восклицает: «Но это же я, это же я!» После этого психодрамотерапевт просит протагонистку описать в монологе свои связанные с этим событием и пережи­тые в этой сцене чувства: выражается решительно на­поминающее предпсихотическое состояние чувство деперсонализации и дереализации в смысле ощуще­ния тотальной измененности мира: «Моя комната уже не принадлежит мне, мать лежит там с чужим ребенком; но ведь этим ребенком должна быть я, но я совсем одна в страшной новой комнате. Все другое. Няня, моя Лизи, теперь с малышом. А я не малыш, или он это я? Где я? Я уже нигде. Все, что было мое, исчезло. Где же я? Мне страшно. Это ужас­но!..» Дубль словно эхо повторяет две последние фразы и затем прерывает действие. Все еще стоя на сцене, клиентка в сильном волнении восклицает: «Да ведь это и есть то ужасное чувство страха!» При последующем обсуждении сыгранных сцен она достаточно верно воспринимает, какое значение они играют в возникновении ее приступов страха. Страх возникает всякий раз, когда клиентка чувст­вует себя оттесненной в сторону другими людьми, то есть когда социометрическая констелляция «здесь и теперь» повторяет конфигурацию социаль­ного атома клиентки в самой болезненной фазе в ее раннем детстве. Теперь она способна понять свои страхи исходя из истории своей жизни. Благодаря этому новому знанию, рационально понятому и, кроме того, эмоционально пережитому, она испы­тывает значительное облегчение. Обратную связь и теплый шеринг участников группы клиентка восп­ринимает как благотворный контраст по отношению к своему граничащему чуть ли не с потерей иден­тичности чувством заброшенности в раннем детстве. Ведущих группы с недостаточной подготовкой и не­достаточным опытом в психодраме следует предостеречь от экспериментов с раскрывающей психодрамой. Не­предвиденные бурные взрывы аффекта и колебания на­строения протагониста могут возникать в психодраме на­столько неожиданно, что их можно устранить только в том случае, если ведущий психодрамы обладает разви­той способностью вчувствования и большим опытом в применении разнообразных психодраматических техник.